Сцена 3. Дед

Сцена 3. Дед

Комната Жеки и деда. Рабочий стол со старым компьютером, заваленный учебниками, тетрадями и карандашами. Распахнутая дверь на застекленный балкон, через порог перекинут самодельный деревянный пандус. На балконе курилка с пепельницей и форточкой, но закуривает дед все равно где попало.

У стены -- двухъярусная кровать, верхний ярус заклеен плакатами фильмов-комиксов и явно принадлежит Жеке. На нижнем ярусе на высоких подушках лежит дед с бумажной книгой и сигаретой в зубах. Читает дед молча, но книгу явно не одобряет.

За столом сидит Жека. На мониторе открыта космическая стратегия, корабль несется в бескрайнем космосе, мигают цифры и индикаторы. Иногда Жека посматривает на них и что-то нажимает. Кроме того, в другом углу экрана крутится очень маленькое видео с аниме-сериалом, на него Жека тоже периодически поднимает глаза. На столе перед Жекой раскрытая тетрадь, он что-то решает. Рядом учебник, он что-то читает. Смартфон, лежащий там же, иногда булькает мессенджером, Жека пишет и в него.

За окном медленно сгущается людской шум. Дед отвлекается от чтения, откладывает книгу, тяжело поднимает себя, по очереди сталкивает с кровати ноги, нащупывает за своей спиной клюку, подтягивает поближе откатившееся инвалидное кресло, тяжело встает, делает два неуверенных шага и падает в него. Медленно едет на балкон, скрипя старым паркетом, а потом пандусом. Приоткрывает балконное окно. Закуривает. Долго и без выражения смотрит на улицу. Жека безмятежно занимается своими пятью делами.

ДЕД. Крышку-то не снимают. Хорошо ее размозжило, похоже. Вдребезги разнесло.

Жека вздрагивает от давно забытого голоса. Поднимает глаза на деда и смотрит в изумлении.

ДЕД. Чо смотришь, как на утопленника?

ЖЕКА. Я не, я это… то есть, ты ее знал?

ДЕД. Конечно. У нее в молодости знаешь какая жопа была? Оттакенная. Чудо, а не жопа. А потом она как заболела, и вся засохла, как рыба, знаешь -- в половодье рыба икру сбросит, и становится как щепка. Вот и она стала, как щепка.

Жека молчит заинтересованно.

ДЕД. Я когда-то даже, как это у вас называется, подъезжал к ней. Не хотите ли, говорю, Надежда, подружиться организмами.

Жека молчит смущенно.

ДЕД. А ухажёр ее пришел потом и челюсть мне сломал. Нажаловалась, значит. А я же не знал, что у них серьёзно, я если б знал, я бы и не подходил даже, к чужой-то бабе. Но жопа была -- прелесть. Он потом уехал, он её старше был, оказалось, у него где-то на Урале еще одна семья, довоенная. Он от них весточку получил, да и уехал. Потом уж она ещё с одним сошлась, но он умер быстро, отпуска длинные у них были, оттого и умер.

Жека молчит вопросительно.

ДЕД. Отпуск человека губит, Жека. Делать им нечего, и пьют, и мрут как мухи. А Надежда долго терпела, лечилась всё что-то, а потом не лечилась уже. Боли, видно, пошли, она и того.

ЖЕКА. А нельзя от боли таблетку выпить просто?

ДЕД. Жека, у меня к тебе разговор.

ЖЕКА. Ого.

ДЕД. Жека, ты друг мне?

ЖЕКА. Ну вроде да.

ДЕД. Мне не надо “вроде”, Жека, мне тут нужен точно друг. Друг ты мне или кабан?

ЖЕКА. Я друг.

ДЕД. Иди посмотри, где мать там. Не слушает она?

Жека выходит из комнаты, возвращается через несколько секунд, прикрывает за собой дверь.

ЖЕКА. Она вышла вообще, в магазин, наверное.

ДЕД. Прекрасно. Жека, мне тут надоело, ты должен помочь мне уйти.

ЖЕКА. В смысле куда уйти? На улицу?

ДЕД. Нет, вообще уйти. Совсем.

ЖЕКА. Куда ты уйдешь, дедуль, ты чего?

ДЕД. Ты тупой что ли?

ЖЕКА. Не знаю, после твоего вопроса уже не уверен.

ДЕД. Я умереть хочу, понял меня?

ЖЕКА. Если честно, не очень. Хочешь, воды принесу?

ДЕД. Нет, умереть я хочу, а не воды, какое слово непонятно? Хотя воды принеси тоже. Только не холодной, слышь.

Жека выходит. Через минуту возвращается со стаканом воды. Дед выпивает залпом, потом изумленно смотрит в стакан, как будто ожидал от воды чего-то другого.

ДЕД. Но ты не думай, что ты отделался. Вроде как принес стакан воды, и на этом твой долг потомка исполнен, не, брат, не надейся.

ЖЕКА. А ты точно уже хочешь умирать?

ДЕД. Да, я много об этом думал.

ЖЕКА. Больше двух часов?

ДЕД. Годы, Жека, я думаю об этом годы, с тех пор как я застрял в этой комнате.

ЖЕКА. А хочешь, я тебе заведу аккаунт в одноклассниках? Или в фейсбуке там.

ДЕД. Это еще за каким хером надо?

ЖЕКА. Ну, ты найдешь своих друзей, вы сможете общаться по интернету.

ДЕД. Какие еще друзья? Мои друзья умерли.

ЖЕКА. Все?

ДЕД. Ну да. Все умерли. И родные мои умерли, живу у последней внучки на шее, тебе вот мешаю. Ты не понимаешь? Я очень старый, я просроченный уже, Жека.

ЖЕКА. Мне ты не мешаешь. И маме не мешаешь.

ДЕД. Да мешаю. И я все равно скоро умру.

ЖЕКА. А может и не скоро.

ДЕД. Вот! Вот именно! Вот этого я и боюсь! Я подозрительно хорошо себя чувствую! Где мое давление за двести, где головокружения, боли, упадок? Ноги не слушаются, а так я здоров, вдруг я протяну еще лет десять? Это же кошмар наяву. Это как десять лет отсидки, смекаешь? Я хочу выйти уже, а меня тут держат, как в тюрьме. Помоги мне выйти из тюрьмы, если ты мой друг!

ЖЕКА. Слушай, а ты сам не можешь? Ну если так хочется.

ДЕД. Сам я могу только некрасиво, мне Вику жалко. Это ее расстроит.

ЖЕКА. Нас это в любом случае расстроит, деда. И маму, и меня.

ДЕД. Нет! Есть разница! Одно дело, когда покойничек лежит и лыбится у себя в постели, ручки вот так сложив аккуратно. И все охают, какой был хороший человек, но сами-то думают “давно пора”, “ровно семьдесят, возраст смертный”. И совсем другое дело, когда его по асфальту размазало, или он висит весь синий у тебя в спальне. Ты посмотри, посмотри в интернете своём, как висельник выглядит.

Жека набирает что-то в телефоне, некоторое время листает со сложным лицом.

ДЕД. Ну? Нашел? Красиво?

ЖЕКА. Да, наверное, так она всё-таки больше расстроится.

ДЕД. Вот! Я же тебе и говорю, давай не будем её расстраивать! Сделаем всё по-тихому, как будто я просто сам помер.

ЖЕКА. А как это сделать-то?

ДЕД. А я тебе щас напишу на бумажке, что ты мне должен принести. Уколешь потом, и всех делов.

ЖЕКА. Как это “уколешь”? Я, что ли, должен?

ДЕД. Ну да, как друг. Как этот, кайсяку! (дед тычет пальцем в монитор, где японские воины эффектно машут мечами)

ЖЕКА. Я не смогу.

ДЕД. Потренируешься. Это нетрудно. На апельсинах хорошо тренироваться.

ЖЕКА. Нет, я не в этом смысле не смогу.

ДЕД. Вот же ты ссыкло проклятое, а. Я думал, ты товарищ мой. Я думал, на тебя можно положиться.

Жека молчит.

ДЕД. Я же сам не могу ничего. Я даже из дома сам не могу выйти, сижу тут, катаюсь по кругу, как лошадка карусельная. Спасибо хоть ссу пока сам. Кого еще мне просить? Вику? Но она не поймет меня, Жека! И ты не понимаешь.

ЖЕКА. Я понимаю, деда, но просто...

ДЕД. Ладно, оставим это. Извини.

ЖЕКА. Можно мне подумать?

ДЕД. Нет, нет, ты прав, это слишком.

Жека молчит растерянно.

ДЕД. Долго думать-то будешь?

ЖЕКА. Не знаю.

ДЕД. А что ты вообще знаешь?

ЖЕКА. Мне нужно подумать.

ДЕД. Думай, думай, тренируй мозг.

Жека пишет что-то в смартфоне и начинает собирать сумку и переодеваться в уличное.

ДЕД. Жека.

ЖЕКА. Да?

ДЕД. Ты не настучишь на меня?

ЖЕКА. Кому?

ДЕД. Не сдавай меня, Жека. Это пахнет дуркой, а в дурку я не хочу, ясно тебе?

ЖЕКА. Я никому не скажу.

ДЕД. Точно?

ЖЕКА. Точно.

ДЕД. Йеее, чувак, дай пять. (протягивает и держит ладонь).

ЖЕКА. Ты где этого нахватался?

ДЕД. Не к месту, да? В телеке показывали.

ЖЕКА. Понятно. Ну, не надо так.

ДЕД. Извини.

ЖЕКА. Ничего, все в порядке. Я пойду?

ДЕД. С каких пор ты стал меня спрашивать. Иди.

Жека застегивает рюкзак и неуверенно выходит. Дед едет к окну. Закуривает. Долго смотрит вниз.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒