Блины. Эгоцентризм

Блины

Ну чё, короче, зашли мы к Сане. Родаков его дома не было. Ну, мы зашли, значит, стали раздеваться, куртки снимать, обувь там, вся фигня. А Саня и говорит: «Обувь не снимайте, типа, проходите сразу». А я, блин, уже почти разулся. Пришлось по новой всё шнуровать. И так, в обуви, зашел в главную комнату.

А Палыч (так мы Пашу зовем) за мной входил. Он, как входит, так и говорит: «Саня, блин, не знал, что у тебя пианино есть. Щас я тогда забацаю». И прикинь – «Лунную сонату» заиграл. Правда, только начало. Дальше не смог. Там, дальше, говорит, сложнее. Ну и фиг с ней, с сонатой этой.

Сел я на диван между Витосом и Мишей. Витос взял со стола газету «СПИД-инфо» и, знай себе, листает. «Я, – говорит, – люблю читать приколы, которые в редакцию пишут. Блин, есть же дебилы, такое понапишут иногда». И то правда, соглашаюсь я, а сам комнату осматриваю.

Ничего, как будто, не изменилось. Не знаете, я же бывал у Сани раньше. Когда? Да в позапрошлый Новый Год, хотя бы. До сих пор помню. Тогда телевизор у них, помню, сломался, и я в первый раз встречал Новый Год по радио. Радио тогда включили, чтобы куранты слышать. Тогда и Витос с нами был. Вместе Новый Год встречали. Да! Было времечко. А теперь он только-только с армухи. Отпуск дали. А он еще, как говорится, не приспособился к «гражданке». Да и я вот тоже никак не могу поверить, что Витос уже здесь. Когда он в армухе был, я писал ему письма, а теперь он приехал, и это уже совсем другое дело. Ведь всё изменилось – пока он там в своей армии занимался одной херней, я здесь занимался другой. Разошлись наши пути-дорожки…

Тут Витос говорит, смотрит в газету и говорит: «Вот эту, блин, бабу я бы трахнул». Мы сразу заинтересовались. Мы – это я и Миша. Палыч вышел из комнаты, фиг знает зачем, а Саня готовил на кухне закусон.

Короче, чё было-то. Все мы ждали Димана. Он пошел за водкой. И, пока он не пришел, не знали толком, чем заняться. Газеты читали там, еще что-то.

Ну вот, значит, мы с Мишей спрашиваем Витоса: «Какую, типа, бабу ты хочешь… того самого?» Он говорит: «Да вот эту». И показывает нам фотку этой бабцы в газете. Девка, конечно, еще та. Известная. Куда уж Витосу до нее, загнул тоже – трахнуть! Тут приходит Палыч и говорит: «Да, блин, знаешь, как про таких баб говорят? Это ж доска стиральная, в натуре! Ухватиться не за что. Чё тут ловить?» – «Не знаю, не знаю, – это Витос говорит. – Я ее, кстати, видел, когда служил. Да ты чё, не веришь? Я был в учебке в Брянске, а она же родом оттуда. Ну и я видел ее там. Она, – говорит, – с какими-то крутыми тусовалась. Помню, стояли рядом с охеренной тачкой красного цвета, кабриолет такой. А она, типа, я такая, на понтах вся. А если толком посмотреть, – говорит Витос, – правда, ни хрена в ней нормального нет. Вон и сиськи маленькие». И спрашивает у Миши: «Правда, Миша?» А Миша сидит, молчит, улыбается. У меня бы спросил, я бы ответил, а так – неохота.

И тут, значит, появляется Саня с мафоном и говорит: «Что-то скучно вы сидите. Вчера мне Серега Шумов дал классную кассету». Ставит он эту кассету, врубает магнитофон, и играет музыка. Старенькая такая – Roxette и всё такое прочее. Но приятно. Особенно, я думаю, Витосу – он раньше прикалывался по Roxette.

Саня ушел, а Палыч говорит: «Старье какое-то». И к нам обращается: «А вы слышали “Русский размер”, новый альбом?» Я говорю: «Нет», и Миша тоже. А Витос говорит, что раньше их слушал, а новый альбом – нет. А Палыч: «Новый альбом у них – супер. Жаль, у меня с собой его нет». И кричит Сане: «Саня, у тебя он есть?» Тот из кухни отзывается, мол, нет у него. «Жаль», – говорит Палыч. Молчит, а потом предлагает выйти покурить. Витос соглашается. И уже выходит из комнаты и тут смотрит на меня удивленно так и спрашивает: «А ты чё, типа, Саня, бросил?» Я говорю: «Да уж месяц, как…» – «И не пьешь, наверно?» – это Витос говорит, а я отвечаю: «Нет, уж пить-то я не брошу». – «Просто я, – говорит Витос, – знаю одного парнишу, он не пьет, только курит. Зато курит – только в путь, через каждые пять минут». – «Ну да, – говорю я, – каждый прикалывается по-своему». Витос улыбается и говорит: «Ты прав, Санёк», – и выходит.

Выходит, значит, он с Палычем и Саней на улицу. А я остаюсь с Мишей. Я не курю, он не курит. Хотя по пьяни бывает, конечно. И вот мы сидим вдвоем на диване, и нам нечего делать, и мы начинаем базарить про всякую ерунду – про свою работу, учебу и про всё такое прочее. Делать-то нечего!

Бред

Проснулся. Двенадцать. Полдень. Спать. Хочу. Вчера. Надо. Было. Меньше. Пить. Сейчас. Башка. Треснет. Кто. Включил. Телевизор. Зачем. Так. Плохо. Лучше. Уснуть. Умереть. Но. Э. Тот. Те. Ле. Ви.

Ты меня любишь?

Да, конечно.

Тогда почему у нас нет до сих пор квартиры?

Любовь. Квартира. Настоящая любовь. Отличная квартира. Вещизм.

Райское наслаждение сникерсни по-черному белым по черному белый шоколад черная нуга и толстый толстый злой шоколадный с толстяком время летит незаметно где был пиво пил чижик-пыжик где ты пил пил Эфес Пил-Пилснер сделано в России чтобы быть ближе попытка номер 2000 кот Борис и все-все-все загляни под крышку кликни мышку гав-гав чаппи гуппи солитёры милочка Комет КОМЭТ Му-у-у Лианозовское молоко с большой Муквы дубленки в Снежной Королеве бедный Андерсен имидж ничто жажда всё Спрайт не дай себе подохнуть йогурт такой вкусный фруктовый много белка

подарите себе Даниссимо себе себе а вы пробовали мыть посуду без Дирола с Панадолом когда орлы клюют вашу печень вы не можете встать из-за стола вздутие живота и прочие тампаксы такая тонкая аж переночевать негде чистота чисто Тайд в натуре чисто для крутых пацанов бульонные кубики Галина Пьянка вы поменяете свою жвачку на коровью Натура чистое подсолнечное МЯСло первый холодный отжим жим-жим Орион Чокопай чё копай давай давай копай я сказал Милки Уэй только из детей мои памперсы мокрые хорошо я попробую ваши ням-ням просто Биттнер а вы готовы к морозной свежести зимнего утра грандиозная распродажа а теперь цена стала еще меньше на целых два процента бесплатно купите наш промыватель мозгов и вдобавок вы получите лапшу на уши настоящие мужчины дорогие лосьоны настоящие женщины читают наш журнал в новом номере кто кого трахнул на самом деле и другие новости тарелка НТВ плюс лучший подарок я люблю себя я хочу заботиться о себе время исчезает пространство вылезает Виктор Пелевин это круто COOL журнал для Intel Inside у нас найдется всё дабл-ю дабылъю double U вэвэвэ точка ру честер очень любит читос фанта вместе веселее пепси бери от жизни всё покупай хозяин рябушку останешься с яйцами российские семена и кровать больше не скрипит молчание золото Нескафе Голд всё началось с кофе.

В начале было Кофе. И Кофе было у Бога. И Кофе было Бог.

Завод. Трубы, толстые трубы вдоль стен. Пар клубами поднимается к высокому потолку. Баки и цистерны. Рабочие ходят по цеху по одиночке. Пол, выложенный плиткой, местами залит водой. Лампы сверху освещают желтым светом всю картину. Внезапно стена прогибается и дает трещину. В дыру изнутри просовывается огромная рука. Длина мизинца этой руки – человеческий рост. Крики рабочих. Рука рвет стену, трубы, пар, всю реальность, как бумагу. За бумажной действительностью – черная пустота, и из нее появляется великан. Он выскакивает из образовавшейся бреши на выложенный плиткой пол, тарзаноподобный волосатый потный красный мужик. На заводе паника, люди в ужасе бегут. Дикарь, присев на корточки, смотрит по сторонам звериными глазами, нюхает воздух. Его кожа лоснится, блестит, каждый мускул очерчен кистью света и тени.

И вот другая картина – в тишине, в синих тонах. Из полутьмы появляются два человека. Они бегут вперед, в даль, освещенную белым светом, по гладкой отражающей темно-синей поверхности, напоминающей отполированный мрамор. Их черные силуэты на бледно-голубом фоне становятся всё меньше и бледнее, постепенно сливаясь с яркой линией горизонта. Они исчезают, гаснет свет, и тьма, подступив с краев, заполняет всё пространство.

Мать

Как она хороша
Без прически, без грима!
В ней святая душа
Обитает незримо.
Ее тело болит –
А душа оживает.
Кто себя сохранит,
Тот себя потеряет.
Для нее на Земле
Нет иного призванья,
Чем, подобно скале,
Принимать испытанья.
Дождь и ветер рвут плоть
И зимою, и летом.
Сможешь всё побороть?
Сможешь выдержать это?

Как она хороша
Без браслетов, перчаток!
Но кладет, не спеша,
Время свой отпечаток.
Вот в окошко глядит –
Под глазами морщины,
След жестоких обид
От родного мужчины.
Начинает читать –
Дрогнут вдруг ее руки.
Мать готова принять
За детей все их муки.

За окном серый свет,
Всё туманно и мутно.
Никого рядом нет –
И душе неуютно,
И стремится душа
Высоко и далёко…
Как она хороша!
Как она одинока…

Эгоцентризм

Гули-гули-гули… Налетели, захлопали крыльями. Свист лопастей, рассекающих воздух, накрыл со всех сторон и, собравшись в небольшой области пространства, затих, уступил место драчливому курлыканью. Голуби, птицы мира, злые птицы. Готовы друг другу глаза выклевать за лишнее семечко подсолнуха. Толпятся, толкаются, клюют семки и лузгу, брошенные мальчишкой. Он стоит, щелкает, плюется. Голуби поглощают кожурки вместе с грязью и слюной, клюют окурки. Ничего, желудок выдержит. Сизые тела обтекаемой формы суетятся в поисках пищи, быстро-быстро перебирают красными лапками. У некоторых лапки повреждены. Силки? Мальчуган заворожен картиной – он, задумавшись, глядит на живую шевелящуюся массу у ног.

На остановке автовокзала полно народа. Все на выходные стремятся домой. Все хотят поскорее оказаться дома. Закончилась рабочая неделя, потом начнется другая. Но это потом, а сейчас всех ждет заслуженный отдых. У кого-то он уже начался.

Вот стоят два мужчины, пьют пиво из бутылок и разговаривают о чем-то своем: один начал рассказывать историю, которая приключилась недавно с их общим знакомым. История была, видимо, из разряда забавных, но в чем заключался прикол, незнакомому человеку уловить было бы трудно, поскольку действие рассказа обрисовывалось большим количеством деталей, понятных только близким рассказчику людям.

К остановке приближается маленькая бабулька в шерстяном платке, в синей куртке из болоньи. Она держит в жилистой руке матерчатую сумку, в которой время от времени позвякивают пустые бутылки. Бабулька первым делом подходит к урнам, ее интересует, нет ли там того, что ей нужно. Увы, кто-то уже побывал здесь до нее. Однако она не уходит, – заприметив, что рядом кое у кого в руках бутылки, которые в скором времени окажутся пустыми, она решает подождать. Она стоит неподалеку от урны и следит за поведением нужных ей индивидуумов.

Все люди чего-то ждут.

Автобусы стоят бок о бок, один к другому и вперяют свои фары в толпу на остановке. Два водителя вылезли из кабин, подошли друг к другу. Один из них буйно жестикулирует – кажется, будто его серый свитер, надетый на безрукое тело, свободно развевается на сильном ветру. Люди нетерпеливо поглядывают на шоферов, на свои часы, на автобусы, опять на часы, бормочут, ругаются, плюются, курят, пьют пиво, хохочут, подходят, разговаривают, снова смотрят на часы. Наконец, договорившись о чем-то, водители расходятся по своим местам.

Шофер автобуса номер 23 заводит мотор, включает фары. Люди начинают подходить ближе, кучкуются, устремляя свои взоры и помыслы на единственный объект, медленно подъезжающий к остановке. Все хотят влезть в автобус – это раз; все желают занять сидячее место – это два. Но всем ли удастся? Автобус останавливается, но двери еще закрыты. Люди, прижавшись к дверям и друг к другу, ждут решающего момента.

А в это время молодая женщина с ребенком на руках пытается пристроиться к толпе. Ей тоже надо домой – но кому какое дело? Она не может подойти к дверям ближе, не может протиснуться сквозь толпу, она только что подошла. «Это ваши проблемы», – девиз нашего времени.

Момент – обе двери почти одновременно открываются, и людской поток мощно врывается в пустоту салона автобуса. Молодую женщину толкают, и ее дитя начинает плакать. Она отходит в сторону, но не теряет надежду на то, что ей удастся добраться до дома на этом рейсе. Толпа заполняет автобус – и вот уже наступил предел, и люди стоят на подножке, невесть за что держатся, чтобы не упасть. Те, кто не смогли влезть, стоят в растерянности на остановке, и в их числе эта женщина с ребенком. Передние двери пытаются сомкнуться, но это им удается сделать лишь наполовину, а задние двери так и остаются распахнутыми. Шофер, пользуясь внутренней связью, советует освободить двери. Его искаженный голос доносится из ветхих динамиков. Люди пытаются втиснуться в автобус любыми способами, раздаются междометия и прочая брань. В конце концов, передние двери захлопываются. После нескольких секунд усилий, борьбы и мата задняя площадка автобуса укомплектовывается плотнее, двери закрываются, и машина трогается с места.

Ребенок кричит не переставая. Молодая мама, утешая, покачивает его на руках, глядит вслед отъезжающему автобусу. Тот выпускает на прощанье клуб сизого дыма из выхлопной трубы, разворачивается по кругу и выезжает на оживленное шоссе. Женщина поворачивается и медленно идет к скамейке. Ребенок постепенно успокаивается, его плач всё тише.

Бабулька, собрав пустые бутылки, идет прочь от остановки. В ее матерчатой сумке звенит чуть слышно: звяк… звяк…

⇐ Предыдущая 1 234 5 Следующая ⇒