|
|||
Берг Dок Николай: другие произведения. 11 страницаСекунды шли за секундами, фонтан брани не иссяк, но явно немец остывал, хотя и размахивал пистолетом. Потом он пихнул оружие обратно в кобуру, с сожалением дал Лоханкину по морде, больно, но не сильно, и кинулся собирать остальных водителей для того, чтобы совместно выдернуть свалившуюся в кювет машину. Даже не надо быть интеллигентом и светлым умом, чтобы понять простую вещь: спасла арифметика. Сейчас на 7 грузовиков было 7 водителей, включая самого ефрейтора, шедшего головным автомобилем. Собрали все, что можно, потому что была какая-то очень нехорошая суета и на ночь глядя пришлось вместо положенного отдыха спешно грузить в кузова тяжеленные булькающие канистры под завязку, а потом гнать максимально быстро в какую-то дурацкую Лысьянку. "Этого придурка" ефрейтор поставил в середину колонны, потому как резонно опасался, что идиот потеряется, если будет плестись в хвосте. И вот - не срулил. Лоханкину никогда не доверяли возить бензин и боеприпасы, но тут так сложилось, что в наличие на ходу исправными оказалось всего семь машин, причем две из них забрали даже с кухни, что тоже было непонятно, немцы строго следили, чтобы харчи и топливо не пересекались. Водителей лишних, как на грех, тоже не нашлось, последнее время танковая дивизия вела тяжелые бои и тыловиков загребали все время туда - на передовую. Да еще обстрелы и бомбежки! И так быстро ночью и зимой он еще не ездил. Потому он был не виноват! Теперь его грузовичок плотно встрял в снежный занос, завалившись тупой мордочкой в придорожную канаву. Немец быстро организовал команду спасения, машину Лоханкина выдернули снова на дорогу, водитель получил еще раз по морде и порцию ругани, но, видно было, что арифметика сковывает немца по рукам и ногам и не дает претворить немедля в жизнь искренние и сокровенные желания. Торопился немец, словно на поезд опаздывал. Оскальзываясь подкованными сапогами на льду, ефрейтор припустил к своей машине, вытаскивавшие грузовичок хи-ви выразили в звуке свое мнение о Лоханкине и тоже припустили к своим агрегатам, а интеллигент немного замешкался и удивился. Ветер, холодный и сильный толкал в спину, пробирая до костей через шинелку, потому грязно - серый ком впереди возник словно бы беззвучно, потом только залязгали гусеницы и донесся рев мотора. Было темно, но все же не глаз коли, белый снег вокруг позволял видеть все более - менее отчетливо. Неряшливый ком, который оказался танком, стал рассыпаться, с него посыпались комки поменьше, а ефрейтор, который побежал к загородившим дорогу, вдруг резко остановился и бросился в сторону, где метрах в тридцати от дороги росли кусты, заячьим длинным прыжком перелетел через кювет... Стрекотнуло коротко и немец лег с разбегу в снег, словно в воду нырнул. Лоханкин ничего не понял, хлопал глазами и ждал, когда танк освободит дорогу для проезда. И опять ничего не понял, увидев рядом с собой злые глаза и оскаленные зубы под шапкой - ушанкой. - Хенде хох! - Но позвольте, ихь и так уже... Тут водитель сообразил, что стоящий перед ним одет в грубый полушубок и валенки, а автомат у него какой-то странный с колобахой нелепого круглого диска. Нет, так-то и немцы с удовольствием носили валенки и тулупы, кому повезло их достать, но вот звездочка на ушанке сбивала с толку. Да это же русские! Хотя морда у стоящего рядом была совершенно азиатская, но Лоханкин уже многому научился у хозяев. Себя он уже считал чуточку европейцем, уже не совсем русским, как бы уже излечивающимся от этой хвори. - Ах ты, да ты сука из этих! - рыкнул зло азиат. - Товарищ, я счастлив освобождению! Я так страдал! Меня заставили! - возопил истинную правду Лоханкин. В эту секунду он и сам в это верил. - Сержант! Тут эта - холуй немецкий! - крикнул, кося назад глазом раскосый. Подбежавший, грузный, квадратный, сипло спросил: - Что в машине? - Бензин! - четко и наконец-то по-военному браво вякнул Лоханкин. - Пристрелить? - с надеждой спросил азиат. - Я те пристрелю! - обрезал его квадратный, который и так-то был кряжистым и крепким, а валенки с полушубком делали его еще более квадратичным. Стало вокруг как-то очень людно. Как-то так вышло, что именно у машинки интеллигента собрался весь штабной состав - худенький сопляк в танкистском шлеме и этот квадратный сержант. - Семь грузовиков, все с бензином, шли на Лысянку. Одного фрица пристрелили, остальные предатели из бывших наших. Старших на машинах нет, поистрепались фрицы, только водилы - отрапортовал сержант, дыша паром, словно паровоз. Жаркая, видать, натура. - Вооружены? - Только старший колонны - и сержант показал знакомый уже пошарпанный пистолет. - Собери их в одном месте в кучу. Или нет. В кабины их, но под присмотр, заодно и наши ребята погреются. И никаких эксцессов. - А по морде? - Вопрос не уместный, Иваныч. Не маленький же вроде, а? Семь машин, значит, с бензином? Я с ротным свяжусь, а этих под присмотр. И не морозь их зря, мне они в рабочем состоянии нужны. - Есть, товарищ лейтенант! - козырнул сержант. И распорядился, после чего эти в полушубках все же деловито дали по морде каждому водителю, не исключая и интеллигента, как только сопляк убежал к танку. Велели - по машинам. К каждому подсадили в кабину по одному в полушубке, приказали моторы не глушить, отчего в кабинах стало тепло. С азиатом, который достался Лоханкину, поговорить не удалось, тот сразу посоветовал заткнуться и не отсвечивать. Но то, что не пристрелили сразу - радовало и внушало надежды. Арифметика, спасительная арифметика, снова помогала мыслителю о судьбах человечества! Некого за руль посадить, вот в чем дело, а грузовик с бензином - хорошая добыча и полезный трофей. Иначе запалили бы всю колонну сразу. Но когда азиат вылез на мороз, а вместо него в тепло влез тот самый квадратичный сержант, интеллигент все же попробовал объяснить этому хаму, что он специально завалил машину в канаву, чтобы навредить проклятым гитлеровцам. Увы, кроме ироничного взгляда и ядовитой тирады, до удивления напомнившей речи покойного старшего ефрейтора, более ничего страстная речь Лоханкина не вызвала. Разве что русский хам в отличие от хама европейского назвал водителя не "деревянноголовой задницей с ушами", а "не имеющим головного мозга женским половым органом с плохо приделанными к нему верхними конечностями". Справедливости ради надо бы отметить, что речь сержанта была более богатой на эпитеты и обороты, но Лоханкин в тот момент этого отметить не смог - вколоченное с детства убеждение в том, что европейцы все делают лучше никуда так и не делось и, даже размышляя о хамах, интеллигент по -прежнему считал, что немецкие хамы - они все же куда цивилизованнее и культурнее отечественных. Сидели долго - часа три. Даже и вздремнуть удалось. Проснулся от тычка в бок. Опять этот злой азиат, вот ведь прицепился! - Поехали, кутак баш! Давай, давай! Танк на дороге разворачивался в серенькой мгле хмурого утра, теперь он был не такой бесформенный, благо весь его десант теперь комфортабельно сидел по кабинам. - Свалишься с дороги - аллахом клянусь - зарежу как барана - певуче заявил мило улыбающийся азиат. Почему-то Лоханкин ему поверил. Вот кому другому - нет, а этому дикому человеку - как-то сразу же. Точно - зарежет. И водитель, моментально вспотев, вел дальше крайне аккуратно. Впрочем, головной танк несся не так быстро, как ночью гнал покойный ефрейтор. Оказалось, что стояли совсем близко от этой самой Лысянки. Танк свернул в сторону, там где за хатами торчали голые деревья, грузовики бодро вкатились в деревню. На самом въезде походной колонной стояло несколько немецких танков, их Лоханкин не рассмотрел как следует, потому как идущий впереди грузовик сбавил ход и перевалился по-утиному, переезжая через какое-то черное бревно, тоже пришлось тормозить, а когда переехал - сообразил, что это немец в комбинезоне валяется поперек проезда. Но ужасаться было некогда, сидевший рядом дикарь пугал куда сильнее. Мужик на перекрестке отмахнул флажками, пришлось поворачивать влево, еще немецкие танки стоят, что-то много их тут. Дальше пришлось быстро таскать канистры с машины к одному из немецких танков, где уже хозяйничали русские. Лоханкин потел от страха и старался изо всех сил, потому как здесь арифметика уже не была защитой, груз доехал. Только когда последняя канистра отбулькала весь бензин в чрево германской бронированной машины, Лоханкина погнали обратно в автомобиль. Порожняком отправились вон из деревни, по дороге увидел стоящие в снегу битые здоровенные танки, один еще дымился, но опять же - дела до этого водителю не было, собственная судьба куда больше беспокоила. И она была более, чем туманна, хорошо еще, что в кабине теперь сидел не дикий азиат, а вполне себе рязанский Ванька, нянчивший раненую руку.
Гвардии младший лейтенант Кошечкин, командир танкового взвода.
Вызов к ротному застал тогда, когда уже оба танка были поставлены на окраине деревни и замаскированы. Только собрался перевести дух - посыльный. Штаб батальона размещался в большой хате в самом центре поселения. Накурено - хоть топор вешай. Комбат тут и ротные тоже и начштаба, чернявый и кудрявый, такой же как и комбат южного вида здесь же. Доложился, глянул выжидающе. Комбат неожиданно спросил, иронично подняв мохнатую густую бровь: - Кошечкин, а ты кошек любишь? Остальные офицеры смотрят весело, не то шутка такая, не то еще что. Младший лейтенант виду не подал, для солидности секунд пару перепустил, потом степенно ответил: - Кошки животные полезные и на взгляд красивы и на ощупь тоже приятны. Опять же мышей ловят, что совсем хорошо, товарищ майор. Офицеры грохнули хохотом, только зампотех болезненно сморщился и побледнел, отчего остальные заржали еще громче. Понятное дело, вспомнили, как по недогляду повар сварил щи с забравшимися в котел с заправкой мышами. Танкисты-то по темному времени сожрали не глядя, а явившиеся позже зампотех и помнач политотдела сели за стол по светлу и увидели, что за мясо в щах, отчего брезгливого технаря стошнило. - Это хорошо, что ты кошек любишь. Просто - замечательно. Таки так - оставили немцы нам тут в Лысянке исправными 16 "пантер", 2 "четвёрки" и две "штурмгешутце" с пересохшими бензобаками. Да ты и сам видел, не слепой. Даже не запалили фрицы, нечем и некогда оказалось. Вторая рота перехватила колонну с бензином для них. Нам соляру привезут к вечеру. Ты, как мне сказали, "Пантеру" водил и внутри лазил самочинно, так? - Так точно - сказал Кошечкин, уже понимая, куда клонит комбат. - Экипажи на четверки у нас есть, знакомы с этим агрегатом. Ты с пантерой справишься? - Справлюсь. Наводчик нужен только, а заряжающего и радиста своих возьму. - Вот и файно. Задача, Кошечкин, простая - пока мы солярку ждем, ты тремя танками пройдешь вот тут - если встретишь фрицев - разогнать к чертям, и возьмешь под охрану вот этот мостик. И подождешь, пока мы приедем. То есть - до утра, до семи ноль ноль. На сборы тебе два часа. Танкодесантников возьмешь своих. Как понял? Комвзвода прикинул расстояния на карте, достал свою, сверил. - Все понял. Разрешите выполнять? - Давай. И уже без смешков деловито, добавил негромко: - Справишься - всерьез подумаю, насчет поставить на роту. Два часа пролетели мигом. Вроде и дело простое - выехать тремя танками с парой отделений автоматчиков, а танки чужие, экипажи сборные, боеприпас пополнить надо, разобраться что как работает - когда гонял трофейную кошку сделал это скорее из любопытства и для удовольствия, а тут надо проскочить, считай, тридцать километров и вполне вероятно - принять бой, уже все всерьез. Зампотех помог выбрать танк получше, для чего пришлось вместе с ним пробежаться по линии немецкой обороны, кося глазом в поле, где еще догорал новехонький ИС, таких на фронте не бывало раньше, новый тяжелый танк, а тут их на снежной равнине пять штук стояло, двое горелых да трое битых. Вчера сунулись дуром, понадеявшись на броню - и все, нет роты тяжиков, перещелкали в момент. - Странно как-то - вон же на карте лощинка есть, чего по чистому-то полю поперли? - буркнул недоуменно Кошечкин зампотеху. Тот пожал плечами: - Самонадеянность - плохая советчица. Броня у них потолще нашей. Была. И, стараясь не смотреть в поле, заметил: - Ты сам не облапошься. Чини вас потом, разгильдяев. Перед выездом проверили связь - немецкие рации на танках совершенно по диапозонам не подходили к нашим, но в Лысянке оставалось еще много новеньких немецких раций в танках, разобрались, в общем. В одну из стоячих пантер сел дежурный радист на связь, а три машины выкатились за околицу, стуча траками по ледяной дороге. Выбор комбата был понятен. Комвзвода давно уже имел репутацию если и не хулиганскую, то во всяком случае близкую к таковой. Еще с прошлого года, после Курской дуги, получивший с пополнением ленд-лизовский "Валентайн" Кошечкин заявился к командиру своей роты и предложил устроить диверсию, с целью покалечить пару немецких пушек, весьма мешавших танкистам постоянными обстрелами, но достать их не получалось - сами "Валентайны" имели только бронебойные снаряды, а фрицы били с закрытой позиции. Напрячь нашу артиллерию или авиацию почему-то никак не получалось. Офицеры понимали, почему: спокойные участки фронта в обороне грабят ради создания резервов, а в наступлении - в пользу направлений ударов. И у командования были головные боли посерьёзнее беспокоящего огня двух гаубиц на спокойном участке фронта и потому выбить у него артиллерийскую или авиационную поддержку уже который день не удавалось. - Эта канадская штуковина по силуэту на Т-3 немецкий похожа, цвет несуразный, ветками по - немецки утыкать и они понять ничего не успеют. Я по - ихнему хорошо говорю, учительница у нас была немка, да и вообще у нас половина в селе из них была, Поволжье. Сяду на башню, комбинезон у меня есть панцермана беглого с погонами, точно за своего примут. Танк малошумный, а где пробраться я уже присмотрел, там точно проеду - по овражку. Тогдашний комроты, такой же парень двадцатилетний загорелся идеей, вместе пошли к начальству. Так младший лейтенант Кошечкин и попал на заметку чернявому майору. Думал, что его отчитают, как фанфарона, но комбат, задав десяток вопросов по делу подумал - и согласился. Немецкие гаубицы и впрямь осточертели всем, долбая по расположению хоть и редко, но постоянно, сильно действуя этим на нервы. Да и потери были. Рано утречком, в тумане, увешанный ветками "Валентайн", на борту которого собственноручно командир взвода нарисовал известкой аккуратно немецкие кресты, тихо бурча мотором, словно оживший куст и впрямь просочился через линию немецкой обороны - без выстрела, не обманула пехота, прошляпили фрицы этот участок. Сам Кошечкин уселся на башню, свесив ноги по обе стороны тонкой 40 миллиметровой пушки. Немножко поплутали по немецким позициям, сначала опасаясь, потом понаглее, видя, что просыпающиеся немцы на танк внимания особого не обращают. Хуже было то, что то ли напутали чего, то ли артиллеристы позицию сменили, но там, где ожидали увидеть пушки - обнаружили только несколько блиндажей, рядом с которыми заспанные фрицы в майках умывались и чистили зубы. Прямо хоть спрашивай! Наверное бы и спросил, с Кошечкина бы сталось, но тут совсем неподалеку бахнула сначала одна гаубица, потом вторая. Живо поехали туда, по дороге наткнувшись на здоровенный грузовик, в котором и рядом никого не было. - Жаль такую фиговину оставлять! Давай утянем! Миша, глянь - заведешь? - Сейчас, вдруг там пистолет найдется? - выскакивая из машины заявил заряжающий, который мечтал разжиться трофейным пистолетом, просто грезил об этом. - Может чего пожрать есть? - спросил командир взвода. Нашелся сверток с бутербродами в кабине. Сидевший на башне, не долго думая, принялся их уплетать. Нервы это немножко успокоило. Но завести машину не получилось. - Миша, потянем на буксире, цепляй за клык, я сейчас пушки сплющу - и дернем отсюда! Мехвод выполнил все в лучшем виде. Придурок на танке, жрущий бутерброд, явно был из новичков, а водитель - тем более, потому как он воткнулся в одно орудие, от которого вспугнутыми воробьями шарахнулся расчет, а потом, пытаясь развернуться - наехал и на второе. Многоголосый шквал брани обрушился на русую голову гусеничного идиота, который до того обалдел, что и бутерброд не перестал жевать, что особо взбесило всех на батарее. Ему бы, скорее всего, набили бы морду, но испугавшийся того, что натворил, водитель дернул назад, опять въехал в первое орудие и задал лататы задним ходом, вывернув гаубице колесо и почти повалив ее набок. Дурак, сидевший на башне, пытался испуганно отбрехиваться, явно уже понимая, что загремит под суд за такой проступок, благо канониры обещали понаписать такого, чтоб всему роду танковых войск стало дурно. Момент был пиковый, но до кулаков не дошло - танк все же может даже задом ехать быстро. Затормозили у грузовика, подхватили на буксир и рванули прочь. Вот тут немцы уже что-то заподозрили, потому как успели влепить снаряд наискосок прошивший башню - оказалась где-то рядышком то ли зенитка, то ли противотанковая пушка. Тряхануло всех серьезно, у сидевшего на башне Кошечкина кровь пошла из ушей и носа и задницу как доской отбило. Захлопали винтовки. Немного запоздало оглушенный командир танка соскользнул в башню, удивляясь мимолетно, насколько же стало светлее из-за двух новых дыр в броне. Еще один снаряд прошил кузов угоняемого грузовика, осколок брони воткнулся в плечо мехводу, но танк уже пер под уклон, в рощицу, уходя из-под обстрела. Заряжающий в кабине грузовика натерпелся страху, когда его волочили по бездорожью, уже прикидывал, как из кабины выпрыгивать, если машина разваливаться на ходу начнет. Но крепкий грузовик оказался, прикатился целым, не рассыпался на составные части. Братья - танкисты только головами крутили, оглядывая трофейную машину и дивясь живому Кошечкину, вылезшему из пробитой навылет башни. Как он там выжил - не понимал никто, а когда он объяснил, что сидел на башне в этот момент - удивились его нахальству еще больше. Насколько он покалечил пушки - осталось не вполне ясно, однако проклятущие обстрелы прекратились - как ножом отрезало. Наградили его за такую эскападу орденом "Красной звезды". Теперь надо было проделать что-то похожее, проскочить через две деревни, где немцы уже готовят оборону и потом захватить мост, который точно охраняют и попытаются отбить. Потому как других переправ грузоподъёмностью пятьдесят тонн в окрестностях нет, и для танков место это сладкое. Сколько потопло бронированных машин сэкипажами на всяких несуразных мостках, разваливающихся под тяжестью стали... А тут - катись с комфортом. Перед выездом проверили орудия, отстреляв по пять снарядов на ствол. Результаты удивили - пришлось тут же на месте инструктировать танкодесантников, чтобы учли - это не Т-34 и дульный тормоз шибает пороховыми газами назад, можно покалечиться. Надо ховаться за башни. И чтоб не курили, танки бензиновые! Теперь оставалось только нестись навстречу неизвестности. Начало было так себе - в первой деревне боевых частей не нашлось, пара десятков телег и какой-то сброд тыловой, который разогнали несколькими очередями. Заметались как тараканы и как оные насекомые так же шустро попрятались. Прочесывать каждый дом времени не было. Единственная радость - топящаяся кухня. В котле булькало вкусно пахнущее варево, нашлось и кофе в соседнем котле, паршивое - но сладкое. И главное - горячее. Прицепили к танку, поперли дальше. И понеслось одно за другим. Совсем не так, как полагал. Кто бы более старший и мудрый посчитал наоборот это везением, но Кошечкин был молодой и горячий, душа жаждала побед и свершений, а тут затарабанили по броне автоматчики. - Что такое? - Да кухня, лейтенант! Совсем чуть проехали, а чертова повозка развалилась самым печальным образом. Мехвод с четверки, шедшей следом, уверил - сначала рассыпались колеса, а потом и сама кухонька вдрызг пошла, вся дорога в кофе и гороховой каше. И парок сверху. Поужинали горячим, называется. - Я же говорил, тащ лейтенант, что она для того не годится, колеса тележные не годны для танковой скорости. - Но наши-то выдерживают! - Так у наши колеса на резиновом ходу. А у немцев - вот - простые тележные. Их медленно возить надо. - Черт их поймет, фрицев. Телеги у них на резине, а кухни - вот такие, старье!. У нас такие только от царского времени остались, а они вишь и новые выпускают как старье. Тьфу, зараза. Ладно, сухпаем наедимся... - Кофей бы к месту был... - Не трави душу. Паршивый все равно у них кофе, черт с ним, выдвигаемся! Танки поперли дальше, разогнали в лесу вроде как пехоту, но опять же малочисленную и какие-то зашуганные тут фрицы были, боя не приняли. Еще деревня - брошенные машины, почти сотня. порадовался было - ан вблизи видно - битые все и разлохмачены сильно - колеса сняты, дверцы. Не автопарк, а СПАМ какой-то. И наконец - мост. И охрана - отделение дармоедов, которые обрадованно кинулись к танкам и так же бодро побросали винтовки, увидев, кто приехал. Рассчитывал Кошечкин, что хоть на саперах отыграется, должны же приехать мост рвать - специально сам полазил поглядел - не заминирована переправа, да и пленные подтвердили. Так и саперы не приехали! Попробовали связаться со штатной радиостанции. Но то ли радист в технике немецкой не разобрался, то ли рация на такое расстояние не била...В наушниках треск и хрип. Ни черта не слышно. А уже потом связисты просветили, что для дальней связи нужно им было танк командирский брать, там рации сильней. И ведь был такой, среди брошенных немцами танков, с тремя штырями антенн. Но зампотеху он чем-то не глянулся. Ну, да и ладно, обошлось. Утром прикатили свои. И что писать в рапорте? Поломали одну полевую кухню и также огнем и гусеницами рассеяно до одного пехотинца? Молодой все же был Кошечкин. Огорчался из-за ерунды.
Сержант Новожилов, командир группы разминирования.
- Эй, ты, мужик в железной шапке! Ты, ты, не верти зря башкой! Что не узнаешь, холера землеройная? А еще двуглазый! Сапер прикрыл глаза ладошкой от солнца, пригляделся. Голос вроде знакомый - и нахальный и язвительный - и радостный. Странный гусеничный агрегат поднял облако пыли, встав рядом и водитель орал так, словно родственника нашел. Нет, определенно этот трубный голосище он слыхал раньше! - Гриценко, чертяка! Вот не думал тебя тут встретить, пройдоху моторную! Хотя Новожилов был весьма сдержан на эмоции, тем более - на их внешнее проявление, а тут не удержался - обнялись со старым знакомцем, бывшим танкистом. У того на обгорелой, покрытой рубцами от глубоких ожогов морде тоже ухмылка от уха до уха - страшная, безгубая, мертвецкая какая-то, словно ножом прорезанная, но - радостная. И единственный глаз веселый. Так-то он при посторонних, особенно женщинах, никогда не улыбался, знал, что от улыбочки такой сгоревшей кони шарахаются. Но со своими - не удерживался. Человек же нормальный - там, за страшной вывеской. Похлопали друг друга по спине и плечам, поругали беззлобно всяко. На войне человек виден сразу и когда довелось саперу поработать вместе с этим парнем - оказалось страшило отличным спецом по технике и замечательным человеком. Это дорогого стоит, а когда в придачу встречаешь потом хорошего парня живым и здоровым - совсем здорово! - Ты тут чем занимаешься? - спросил Новожилов, когда немножко радость улеглась. - Тягаем битую технику со СПАМов (сборный пункт аварийных машин) на пункты погрузки к железной дороге. Что в металлолом, что на разборку, что на починку. А ты понятно опять опасные железяки ищешь? Что - то ходишь кособоко? Досталось, перед тем как на тыловые харчи перевели? Твои гопники в поле пасутся? - вывалил мешок вопросов Гриценко. - Ищу, досталось, мои - очень лапидарно ответил Новожилов и сам тут же задал вопрос о том, что это за агрегат стоит, не видал такого раньше, хотя всякое бывало и лекцию своего приятеля про десяток разных тягачей - запомнил хорошо. Бывший танкист приосанился, заважничал: -Это, братишка, венец немецкой военной мысли - радиоуправляемая танкетка Боргвард! Воюет без экипажа, управляется издаля - самоходна и самобегла! Во как! Видно было, что ему доставляет радость показать свои знания внимательному слушателю. Да и Новожилову не очень хотелось распространяться о своих делах - печально все было с того момента, когда нарвались на пару немецких бронеавтомобилей и ушлые оказались черепашки и шустрые. Не удалось ни задымиться, ни минами подставить ловушку, зато пару пулеметных очередей машина поймала и в кузове кто-то завопил в голос от нестерпимой боли, загоняли немцы ловко и умело и ответить с грузовика им было нечем. Койда сиганул в подвернувшийся овраг и тут сержант впервые был согласен с лихим водилой - другого выхода, кроме как так сховаться не было. Получилось очень жестко, хоть и притормозил Петро перед тем, как валить машину с обрывчика. Хрястнулись очень сильно, хорошо, кузовом не накрыло. Новожилов вылетел из кабины еще до удара и хоть пытался зацепиться за кабину - не сдюжил. Ударился плашмя оземь всем телом, аж затрещало что-то, дыхание перехватило, но сумел вскочить быстро, глянул, что с бойцами? Сам окоракой побитой заковылял под обрывчик, искренне надеясь, что у немцев нет гранат. Только бойцы, охая и кряхтя, успели выбраться из раскуроченной машины, оставив в кузове двоих безусловно убитых - приняли пули на себя сидевшие у борта - а уже и броневичок наверху нарисовался. Пулеметом достать не мог - в мертвой зоне авто было, но выскочил на край овражка горячий шибздик в пилотке, застрочил длинной очередью - лихо, от бедра и пули гулко застучали по разбитому грузовику, по погибшим в кузове. Кто из ребят его срезал - этого Новожилов не понял - двумя стволами снизу огрызнулись и сдуло храброго наглеца, больно уж хорошей мишенью был черный силуэт на фоне голубого неба. Больше немцы не выпрыгивали из машин, но все старались броневичками своими достать убиравшихся по дну оврага прочь саперов. В итоге один из агрегатов слишком близко подъехал к краю и земля под ним осыпалась. К сожалению, черепашка только села на брюхо, а не закувыркалась вниз. Но и этого немцам хватило, остыли, отцепились и кое-как саперы смогли унести ноги. Койда держался за грудь и кашлял кровью, Новожилов обнаружил, что его рука странно сгибается не там, где надо и ноги не идут и все тело как не свое, двоих тяжело раненых тащили на себе и хоть и постарались перевязаться всеми имевшимися индпакетами - но у казаха Батыргалия кровища пробила толстый слой бинтов и никак не останавливалась, подтекала, пятная землю, как и у тех, кто его волок, будучи тоже ранеными, но все же полегче, ноги держали и в сознании были. - Оторвались - наконец прохрипел Новожилов. Сел на землю - и сам потерял сознание. А очнулся уже в медсанбате, откуда его отправили в госпиталь. Оказалось, что рука перебита пулей, да к тому же переломы ребер, голени и еще чего-то, что сапер и не запомнил. Тело не хотело слушаться совершенно, было как чужое, ушибся сильно, видать. Выздоравливал медленно, было больно сидеть, лежать, ходить и даже дышать. Подташнивало, голова начинала внезапно кружиться и свет был не мил в такие минуты. Уже и наступление немецкое давно провалилось и погнали их обратно, фронт ушел далеко на запад, а Новожилов все ковылял по коридору госпиталя в Курске. Лекаря заявили, что травмы у сапера - словно он летчик, посадивший свой самолет жестко на брюхо, и сильно сомневались, что он сможет отвертеться от инвалидности. Калекой быть не хотелось, потому старался и руку разработать и ноги, зажимал боль зубами - и старался. Оперировали трижды. Помогло, но не сильно. Третий раз - в день взятия городка Смела на Правобережьи Днепра. Уже и зима к концу шла. А потом встретил в госпитале своего подчиненного и узнал, что трое из его отделения погибли совсем недавно - когда новосформированная ШИСБр (Штурмовая инженерно-сапёрная бригада - инструмент взлома укрепрайонов), была придана стрелковой дивизии и сраный комдив, решив поберечь свои батальоны, бросил приданных саперов как простую пехоту для штурма первой линии обороны немцев, где бригаду выкосили в предпольи укрепрайона, а пехота легла зря, не в силах справляться с дотами второй и третьей линии, для ликвидации которых и придали саперов. - И Мыкола погиб, и Иван и Гази. Мне вроде обещают, что нога сохранится. Только гнуться не будет, но все ж не костыли, экономия, как ни верти - печально говорил сослуживец. - Зато два башмака покупать - грустно повторил заезженную госпитальную шуточку сержант и спросил: - А с Батыром что? - Про него не знаю ничего. Вроде жив остался, а уж что точно - не скажу. Писарь знакомый говорил, что наш комбриг на того комдива орал при всех и обещал Самому написать! - тут рассказчик многозначительно поднял палец вверх. А сержант стал клянчить у врачей, чтобы выписали его, наконец. Выписали покалеченного сапера как ограниченно годного. Это Новожилов понял, как то, что в армию ему вход закрыт, но в случае чего он может взять мину в охапку и броситься под танк, если танк доедет до нынешнего расположения сержанта. Оказалось проще - райвоенкомат направил его инструктором для пары десятков подростков в район. Сначала не понял, что это такое - оказалось, что ОСОАВИАХИМ подключился к зачистке освобожденных территорий от взрывоопасных предметов и теперь из лиц, не младше 15 лет, членов организации, комплектовали группы разминирования в помощь чисто военным отрядам из строевиков.
|
|||
|