Примечания 18 страница

— И как мы поступили?

— Нам пришлось бы все продать, переехать в другой район, забрать Эми из школы… — Она замахала руками у лица. — Но мой брат проявил огромное великодушие и вмешался… И моя сестра… И ты, Лекси. Ты сказала, что выплатишь сумму залога. Столько, сколько сможешь.

— Я?!

Я отшатнулась, ощутив спиной твердую спинку дивана. С гудящей от шока головой пыталась связать одно с другим. Значит, я согласилась выплатить долги отца.

— Это был офшорный залог? — неожиданно спросила я. — Банк назывался «Юни…» — не помню, как дальше?

— Большинство дел папочка проворачивал за границей, — кивнула она. — Прятался от налоговиков. Не понимаю, отчего он не жил честно…

— И это говорит женщина, которая столько времени держала свою дочь в неведении? — не удержался Джон. — Да как у вас язык повернулся такое сказать?

Я невольно заразилась его раздражением.

— Мама, ты же знала, что я не помню похороны, и ничего мне не сказала! Неужели тебе невдомек, что это только ухудшило мое положение? Я ведь понятия не имела, куда уходит часть моей зарплаты.

— Это было очень трудно! — У матери забегали глаза. — Я не хотела ворошить старое ради блага Эми…

— Но… — Я осеклась, вспомнив кое-что похуже. — Мама, у меня есть вопрос. Отец когда-нибудь сидел в тюрьме?

Она вздрогнула, словно я наступила ей на больную мозоль.

— Совсем недолго, дорогая. Много лет назад… Произошло недоразумение. Давай не будем об этом говорить. Я сварю еще кофе…

— Нет! — В отчаянии я вскочила и встала перед ней, пытаясь добиться полного внимания. — Мама, слушай, нельзя жить, от всего отгородившись и делая вид, будто ничего не происходит! Эми права, ты патологически застряла в прошлом! Тебе необходимо разорвать этот замкнутый круг!

— Лекси! — возмущенно воскликнула мать, но я и не подумала остановиться.

— Эми знает, что отец побывал в заключении, и вбила себе в голову, будто тюрьма — это круто. Теперь понятно, почему у нее сплошные неприятности… Иисусе! — разрозненные фрагменты вдруг сложились в единое целое, совпав, как в «Тетрисе». — Так вот почему я в одночасье превратилась в одержимую карьеристку! Похороны все изменили.

— Ты рассказывала мне, как все случилось, — сказал Джон. — Когда пришли судебные исполнители, твоя мама совершенно растерялась. Тебе пришлось их останавливать, Лекси. Тебе пришлось принимать решения. Всю ответственность ты взяла на себя.

— Прекратите на меня так смотреть, будто это моя вина! — вдруг закричала мать пронзительным, дрожащим голосом. — Прекратите сваливать все на меня! Вы все понятия не имеете о том, как я жила! Твой отец, этот человек… — В последнюю секунду она замолчала, и у меня перехватило дыхание, когда я встретилась взглядом с голубыми, как у меня, глазами матери. В первый раз на моей памяти она говорила искренне.

В комнате стало очень тихо. Я едва осмеливалась дышать.

— Что — мой отец? Мама, скажи мне.

Но момент был упущен — взгляд матери заметался, она не хотела смотреть на меня. С неожиданной болью я увидела ее словно впервые: обруч с бантиком, как у Алисы в стране чудес, больше подходящий для девочки, морщинистые руки, обручальное кольцо на пальце. Пока я смотрела, мать уже нащупала голову ближайшего уиппета и начала его поглаживать.

— Скоро обед, Агнес! — сказала она высоким ломким голосом. — Давай-ка посмотрим, что мы найдем тебе на…

— Мам, пожалуйста… — Я сделала шаг вперед. — Ты не можешь вот так недоговаривать. Что ты собиралась сказать?

Hе знаю, на что я надеялась, но когда мама подняла голову, я сразу поняла: ничего не узнать. На ее лице снова появилось неопределенное выражение, словно ничего не произошло.

— Я просто хотела сказать… — заговорила она с прежним мученическим видом, — …что прежде чем винить меня во всех бедах, Лекси, учти: и тому парню есть за что ответить. Тогдашнему твоему бойфренду, которого ты привела на похороны. Дейву? Дэвиду? Это его ты должна винить в первую очередь.

— Ты о Лузере Дейве? — переспросила я, оторопев. — Но ведь он не был на похоронах. Он уверял, что предложил пойти со мной, но я его прогнала. Дейв сказал… — Я осеклась, увидев, как Джон качает головой, глядя в потолок.

— Что еще он тебе наговорил?

— Уверял, будто мы расстались утром в день похорон и все было очень красиво — он даже преподнес мне розу… — О Господи, о чем я только думала, когда поверила в эту чушь? — Извините, я на минуту.

Я стремительно вышла из дома на подъездную дорожку, кипя от гнева на мать, на отца и собственное идиотское легковерие. Выхватив из кармана телефон, набрала рабочий телефон Лузера Дейва. Вскоре трубку сняли.

— Авторемонтная мастерская, — произнес Лузер деловым голосом. — Дейв Льюис к вашим услугам.

— Лузер Дейв, это я, Лекси. — Мой тон был стальным. — Мне нужно еще раз услышать о нашем расставании. И на этот раз я хочу слышать правду.

— Детка, я рассказал тебе все как было, — ответил он со снисходительной уверенностью. — Придется тебе поверить мне на слово.

Мне захотелось спустить с него шкуру. — Слушай, ты, придурок, — медленно произнесла я, и в моем в голосе прозвучало с трудом сдерживаемое бешенство. — Я сейчас сижу у специалиста-невролога, дошло? Врачи говорят, кто-то дал мне неверную информацию, сбив мои нейроны с правильных проводящих путей центральной нервной системы. И если это не исправить, у меня наступит непоправимое повреждение головного мозга.

— Боже! — потрясенно воскликнул Лузер. — Прямо сейчас?

Ей-богу, он глупее уиппетов моей матери.

— Да. Врач как раз сейчас надо мной работает, пытается наладить циркуляцию нейронов. Поэтому, может, попробуешь снова и на этот раз расскажешь правду? Или хочешь поговорить с неврологом?

— Нет! Ладно. — В его тоне не осталось самоуверенности. Я отчетливо представила, как он испуганно сопит и оттягивает пальцем тугой ворот рубашки. — Может, все было не совсем так, как я сказал, но я старался тебя оградить…

— Оградить? От чего? Значит, ты был на похоронах?

— Да, зашел, — сказал он после паузы. — Я разносил канапе, помогал и оказывал тебе моральную поддержку.

— А что случилось потом?

— Потом я… — Он кашлянул.

— Что?!

— Трахнул одну официантку. Под влиянием эмоционального стресса! — поспешил оправдаться Лузер. — Стресс всех нас заставляет совершать невероятные поступки. Мне казалось, я запер дверь…

— И я вас застала?

— Ага. Но мы не были голыми или в каком-нибудь неприличном виде! Ну может, слегка…

— Хватит! — крикнула я не своим голосом, отстраняя телефон подальше.

Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы переварить услышанное. Тяжело дыша, я прошла по хрустящему гравию к садовой ограде, опустилась на нее и уставилась через дорогу на поле с овцами, не обращая внимание на крики «Лекси! Лекси!», доносившиеся из телефона.

Значит, я застукала Лузера Дейва, когда он мне изменял. Конечно, так все и произошло. Я даже не удивлена.

Наконец я поднесла трубку к уху:

— И как я отреагировала? Только не ври про розу и прекрасное расставание!

— Ну… — выдохнул мой бывший бойфренд, — честно говоря, ты просто как с ума сошла и буквально взбесилась. Начала кричать о своей жизни. О том, что надо полностью все менять, что это не жизнь, а дерьмо, что ты ненавидишь меня и вообще все ненавидишь… Говорю тебе, Лекси, это было что-то жуткое. Я пытался тебя успокоить, даже принес сандвич с креветками, но ты не захотела его есть и выбежала из комнаты.

— А потом?

— Больше мы не встречались. В следующий раз я тебя увидел уже по телевизору — совершенно изменилась.

— Понятно. — Я засмотрелась на двух птиц, круживших в небе. — Знаешь, ты мог сказать мне правду и раньше.

— Да. Извини, мне очень жаль.

— Ну еще бы…

— Нет, действительно. — Он говорил непривычно искренне. — Я хочу извиниться за то, что связался с той официанткой, и за то, как она тебя назвала. Это уж она от злости.

По-прежнему сидя на ограде, я настороженно выпрямилась:

— А как она меня назвала?

— О, ты же не помнишь… — спохватился он. — Э-э-э… Никак. Я уже тоже не помню.

— Как она меня назвала? — Я встала, крепче стиснув телефон. — Скажи, как она меня назвала! Лузер Дейв!

— Мне надо идти. Удачи тебе с доктором! — И он бросил трубку. Я тут же набрала номер опять, но он был занят. Ах ты, засранец!

Я быстрым шагом направилась в дом. Джон по-прежнему сидел на диване, читая свежий выпуск «Мира уиппетов». Когда он увидел меня, его лицо просветлело.

— Ну что, удалось?

— Как официантка назвала меня на похоронах? Джон тут же опустил глаза и уклончиво ответил:

— Не понимаю, о чем ты. Слушай, ты когда-нибудь читала «Мир уиппетов»? — Он протянул мне газету. — Знаешь, на удивление хорошо пишут…

Я присела рядом с ним и потянула его за подбородок, чтобы заставить взглянуть мне в глаза.

— Я знаю, что рассказывала тебе об этом. Скажи мне. Джон вздохнул:

— Лекси, это крошечная деталь. Почему она для тебя так важна?

— Потому что… просто важна, и все. Слушай, Джон, нельзя отчитывать мою мать и тут же утаивать от меня то, что произошло в моей собственной жизни и о чем я должна знать. Скажи, как меня назвала официантка. Сейчас же! — Я яростно взглянула на него.

— Ладно! — Джон поднял руки, словно защищаясь. — Если тебе обязательно хочется знать, она назвала тебя… Дракулой.

Дракулой?! Несмотря на то что я сильно изменилась и мои зубы уже не растут как попало, я почувствовала, как лицо заливает краска нестерпимого унижения.

— Лекси… — вздрогнул Джон.

— Ничего. — Я сбросила его руку. — Все в порядке.

С пылающими щеками я встала и подошла к окну, силясь представить себе ту сцену — пытаясь, фигурально говоря, влезть в свои стоптанные поношенные мокасины трехлетней давности. На дворе 2004 год. Меня обошли с бонусом. Хоронят моего отца. Только что пришли судебные исполнители объявить нас банкротами и описать имущество. Я наткнулась на своего бойфренда, трахавшего официантку… И она, взглянув на меня всего один раз, назвала Дракулой.

Ситуация начинала проясняться.

ГЛАВА 18

По дороге в Лондон я долго молчала, сжимая лежавшую на коленях синюю папку, словно она могла исчезнуть. За окном мелькали разноцветные поля. Джон то и дело посматривал на меня, но не пытался заговорить.

Я снова и снова прокручивала в голове все, что узнала, и пыталась к этому привыкнуть. За полчаса словно прошла трехлетний курс обучения по теме «Как стать Лекси Смарт».

— Никак не могу поверить, что отец так нас подвел, — сказала я наконец. — Не предупредив, не намекнув заранее…

— Так-таки не можешь? — с неопределенной интонацией усмехнулся Джон.

Сбросив туфли, я подтянула ноги на сиденье и обхватила колени, положив на них подбородок и глядя на дорогу.

— Понимаешь, отца все любили. Он был красавец, весельчак, замечательный человек… и он любил нас. Пусть он бросал нас несколько раз, но он искренне нас любил. Он называл нас тремя своими девочками.

— Тремя своими девочками? — переспросил Джон как-то очень сухо. — Бегущая от реальности собачница, сопливая мошенница и лишившаяся памяти неудачница. И все в долгах как в шелках. Отлично, Майкл. Ты был классный парень!

Я бросила на него суровый взгляд.

— Ты невысокого мнения о моем отце?

— Я считаю, что он жил в свое удовольствие и предоставлял вам довольствоваться крохами, — ответил Джон. — По-моему, он был эгоистичным козлом. Ах-ах, я же не знал его лично! — Он резко нажал на сигнал и сменил полосу. Я вдруг заметила, с какой силой он сжимает руль. Джон выглядел почти рассерженным.

— Ну ладно, по крайней мере мне удалось вернуть еще частицу прошлого, — сказала я. — Я когда-нибудь говорила с тобой об этом? О похоронах?

— Так, пару раз. — На губах Джона промелькнула ироническая улыбка.

— А, ну да, — покраснела я. — Значит, постоянно. Должно быть, все уши тебе прожужжала.

— Не глупи. — Он снял руку с руля и коротко сжал мою. — Однажды, еще в самом начале знакомства, когда мы были просто друзьями, ты разговорилась и рассказала все от начала до конца. Как этот день изменил твою жизнь. Как ты взяла на себя долг отца, записалась на следующий день к дантисту в клинику косметической стоматологии, села на изуверскую диету, твердо решив полностью измениться. Затем ты пошла в реалити-шоу, а дальше все завертелось с неимоверной быстротой: феерический карьерный взлет, знакомство с Эриком, который показался тебе идеальным мужчиной — солидный, богатый, стабильный — и разительно отличался… — Он замолчал.

— …от моего отца, — добавила я после паузы.

— Я не психолог, но мне так показалось.

Повисло молчание. Я смотрела на маленький самолет, поднимавшийся выше и выше в небо и оставлявший за собой двойной белый след.

— Знаешь, когда я очнулась в больнице, мне показалось, я попала в сказку, — медленно сказала я. — Потому что я считала себя Золушкой. Даже более удачливой, чем Золушка. Я верила, что счастливее меня нет никого на свете…

Джон покачал головой, и я замолчала.

— Ты жила в постоянном напряжении. Ты добилась слишком многого чересчур быстро и не знала, что с этим делать. Ты совершала ошибки… — Он на некоторое время замолчал, потом продолжил: — Ты оттолкнула от себя подруг. Кстати, это ты восприняла тяжелее всего.

— Но я не понимаю, просто не понимаю, отчего стала стервой.

— Так получилось. Лекси, да перестань ты себя винить! Тебя в одночасье усадили в кресло начальника, в твоем ведении оказался крупный отдел, ты хотела произвести впечатление на руководство и избежать обвинений в продвижении любимчиков. И ты запуталась, ты выбрала не совсем правильный путь и вскоре оказалась в ситуации, когда отступать некуда. Ты заставила себя быть жесткой и волевой, и это помогло тебе добиться успеха.

— Я стала коброй. — Было трудно поверить, что мне дали такое прозвище.

— Коброй, — кивнул Джон, и на его губах снова появилась улыбка. — Между прочим, это придумали телепродюсеры, а вовсе не твои подчиненные. Хотя они не так уж не правы. Ты становишься очень похожа на кобру, когда дело касается бизнеса.

— Неправда! — Я в ужасе подняла голову.

— В хорошем смысле! — широко улыбнулся он. Интересно, как можно походить на кобру в хорошем смысле?

Некоторое время мы ехали молча. По обе стороны шоссе до самого горизонта раскинулись золотые поля. Вскоре Джон включил радио. Слушая хит «Игле» «Отель „Калифорния“» я смотрела, как радужные блики солнца играют на ветровом стекле, и мне отчего-то вдруг начало казаться, что мы в другой стране. И в другой жизни.

— Однажды ты призналась: если бы могла вернуться в прошлое, ты бы непременно все переиграла, — сказал Джон мягче, чем раньше, — причем это касается твоей работы, и Эрика, и тебя самой. Когда глянец поистерся, все стало выглядеть иначе.

Меня немного покоробило упоминание об Эрике в таком контексте. Джон говорил о нем как о далеком прошлом, но ведь для меня муж продолжал оставаться настоящим. И пока я не собиралась ничего менять.

— Между прочим, я никогда не охотилась за большим состоянием и не выбирала мужа по размеру кошелька, — с горячностью возразила я. — Я наверняка любила Эрика и не вышла бы замуж за человека только из-за внешнего лоска.

— Сначала ты считала Эрика отличной партией, — согласился Джон. — Красив, обходителен, способен поставить галочки в правильных клеточках… В целом он сильно напоминает «умные» системы для наших лофтов. Выбираем настройку «Муж» — и пошло-поехало.

— Прекрати.

— Он соответствует самому современному техническому уровню — с широким выбором вариантов настроения, сенсоры в порядке — в смысле, он чувствителен к прикосновению…

— Хватит! — Я с трудом сдерживала смех. Подавшись вперед, включила радио погромче, словно чтобы заглушить слова Джона. Через секунду на ум пришел ответ, и я снова уменьшила звук. — Слушай, может, у нас и был роман. В прошлом. Но это не значит… Может, на этот раз я хочу попытаться наладить свой брак.

— Ничего у тебя не получится. — Джон и бровью не повел. — Эрик тебя не любит.

Ну отчего ему обязательно нужно быть таким противным всезнайкой?

— Нет, любит. — Я с воинственным видом сложила руки на груди. — Он мне сам сказал. Между прочим, в самых романтических выражениях, если хочешь знать.

— Да? — Видно, Джона ничуть не огорчили мои слова. — И как именно это прозвучало?

— Он сказал, что влюбился в мой прелестный рот, длинные ноги, еще ему нравится моя манера размахивать портфелем. — Я невольно покраснела от смущения. Признание мужа я помню чуть ли не наизусть. Оно запечатлелось в моем сердце.

— Господи, какая чушь! — не повернув головы, бросил Джон.

— Никакая это не чушь! — возмутилась я, — Это очень романтично!

— Неужели? А влюбился бы он в тебя, не размахивай ты портфелем?

Я задумалась.

— Не знаю. Но не это главное!

— Как это может не быть главным? Именно в этом все дело. Вот любил бы он тебя, имей ты короткие ноги?

— Не знаю! — сердито сказала я. — Заткнись и не порти мне прекрасный, незабываемый момент.

— Вранье это, а не прекрасный момент.

— Так, ладно. — Я упрямо выставила подбородок. — А что ты во мне любишь?

— Не знаю. Твою суть, должно быть. Я не могу перечислить, как по списку, — произнес он почти ядовито.

Повисла долгая пауза. Я уставилась вперед, по-прежнему сидя со скрещенными на груди руками. Джон сосредоточенно смотрел на дорогу, словно забыв о разговоре. Мы уже подъезжали к Лондону, и движение становилось заметно плотнее.

— О'кей, — сказал Джон, когда мы остановились в хвосте уходящей за горизонт ленты автомобилей. — Мне нравится, как ты попискиваешь во сне.

— Я пищу во сне? — недоверчиво спросила я.

— Как бурундук.

— Ты же вроде говорил, что я похожа на кобру? Так определись наконец!

— Днем на кобру, — кивнул он, — а ночью на бурундучка. Я сжала губы, борясь с улыбкой.

Когда спустя тысячу лет мы вползли на автостраду, в моей сумке пискнул телефон.

— Это от Эрика, — сказала я, прочитав сообщение. — Он благополучно добрался до Манчестера и проведет там несколько дней — будет искать участки для новых домов.

— Я знаю, — ответил Джон, лихо маневрируя на кольцевой развязке.

Мы уже ехали по столичному пригороду. День как-то незаметно стал серым, и первая капля дождя клюнула меня в щеку. Я зябко вздрогнула, и Джон поднял крышу кабриолета. Его лицо хранило совершенно невозмутимый вид, пока он проталкивался — другого слова не подберу — на соседнюю полосу.

— Знаешь, Эрику выплатить долг твоего отца — раз плюнуть, — вдруг сказал Джон деловым тоном. — Но он предоставил это удовольствие тебе. Даже ни разу не предложил такой вариант.

Я растерялась, не зная, как на это отвечать и что об этом думать.

— Но ведь это его деньги, — произнесла я наконец. — С какой стати ему за меня, платить? В любом случае я сама справлюсь.

— Знаю, я предлагал тебе помощь. Ты не согласилась ничего принять. Ты очень упрямая. — Доехав до очередного перекрестка, Джон остановился за автобусом и повернулся ко мне: — Я не знаю, какие у тебя планы.

— В смысле?

— На остаток дня, — пожал он плечами. — Ну, раз Эрик в отъезде.

Я почувствовала, как в животе стало тепло от нежной пульсации, которую я не желала замечать.

— Ну… — заговорила я деловым тоном, — вообще-то я не планировала ничего особенного. Приеду домой, поужинаю, еще раз прочитаю материалы из папки… — Выдержав паузу, я с невинным видом поинтересовалась: — А что?

— Ничего. — Джон тоже помолчал, глядя на дорогу, прежде чем небрежно сказать: — У меня дома остались кое-какие твои вещи. Может, тебе захочется их забрать?

— Хорошо, — пожала я плечами с деланным безразличием.

— Отлично. — Он круто повернул за угол, и остаток пути мы не разговаривали.

Джон жил в самой прекрасной квартире, которую мне доводилось видеть.

Правда, дом располагался на малопрестижной улице в Хаммерсмите, и приходилось не обращать внимания на изукрашенную граффити стену дома напротив, зато он был большим, из светлого кирпича, с огромными арочными окнами. Да и квартира оказалась большой, очень хитрой планировки — некоторые помещения соединялись с соседним домом.

— Как тут здорово!

Я стояла в гостиной, с замиранием сердца изучая обстановку. Высокий потолок, белые стены, наклонный чертежный стол с ватманом, рядом — компьютерный уголок, увенчанный огромным «Макинтошем». В углу помещался мольберт, а противоположную стену от пола до потолка закрывали книжные полки; внизу стояла старомодная библиотечная стремянка на колесиках.

— А здесь все дома спроектированы как студии для художников. — Джон метался по квартире, подхватывая и относя на крошечную кухню грязные чашки с остатками кофе. Глаза его блестели.

Снова выглянуло солнце. Косые лучи, попадавшее в квартиру через полукруглые окна, ложились горячими яркими полосами на деревянный пол, усеянный какими-то бумажками, рисунками и чертежами. Посреди всего этого рабочего беспорядка гордо красовалась бутылка текилы с пакетиком миндаля в качестве антуража.

Я подняла голову — Джон стоял в проеме кухонной двери и молча наблюдал за мной. Он взъерошил волосы, словно желал избавиться от наваждения, и сказал:

— Твои вещи вон там.

Я пошла в указанном направлении и через арку попала в уютную маленькую гостиную с большими диванами, обитыми синей тканью, массивным кожаным креслом и старым телевизором, почему-то пристроенным на стуле. За диваном возвышался старый деревянный стеллаж, на котором в художественном беспорядке стояли книги, горшки с цветами, лежали журналы и…

— Это же моя кружка! — Я уставилась на раскрашенную вручную красную глиняную кружку, которую Фи когда-то подарила мне на день рождения. Кружка преспокойно стояла на полке, словно ей тут самое место.

— Ну да, — кивнул Джон. — Это я и имел в виду, говоря, что здесь твои вещи. — Он взял кружку с полки и вручил мне.

— И… мой свитер! — С подлокотника дивана свисала старая полосатая водолазка, которая у меня уже целую вечность, лет с шестнадцати. Как она сюда?..

Я недоверчиво оглядывала комнату, замечая все больше своих вещей. Лохматое синтетическое покрывало под волка, в которое я любила заворачиваться. Старые фотографии институтских времен в рамках со стразами. А это что — мой доисторический розовый тостер?!

— Приходя ко мне, ты обычно съедала тост. — Джон проследил за моим изумленным взглядом. — Запихивала в рот, не прожевывая, словно три дня ничего не ела.

Я вдруг увидела другую сторону своей жизни, которую считала исчезнувшей. Впервые после того, как очнулась в больнице, я почувствовала себя дома. Притулившееся в углу безвестное растение в большом горшке было обмотано гирляндой цветных лампочек. Такая же гирлянда была у меня в болхэмской квартирке.

Все это время мои вещи были здесь! Неожиданно мне пришли на память слова Эрика о Джоне: «Джону можно доверить все, даже свою жизнь».

Видимо, я так и поступила — доверила ему свою жизнь.

— Ты что-нибудь помнишь? — небрежно спросил Джон, но я расслышала в его вопросе скрытую надежду.

— Нет. Только факты из прошлой жизни… — Я замолчала, заметив рамку со стразами, которую видела впервые. Подошла, чтобы рассмотреть снимок, и у меня перехватило дыхание. Это была моя фотография с Джоном. Мы сидим на поваленном дереве, он обнимает меня за талию, а на мне старые джинсы и кроссовки, волосы распущены по спине, голова запрокинута, и я смеюсь, словно самая счастливая девушка на земле.

Значит, это правда. Это действительно правда!

В голове покалывало, как от электрического разряда, когда я всматривалась в наши лица на фотографии, подсвеченные солнечными лучами. На этот раз у Джона было доказательство.

— Мог бы сразу показать, — сказала я почти с претензией. — Почему не принес этот снимок на первый же банкет?

— А ты бы мне поверила? — Он присел на подлокотник дивана. — Ты бы захотела мне поверить?

Пожалуй, он прав. Я нашла бы объяснение этому снимку и отмела любые притязания, предпочитая держаться за своего идеального мужа и сказочную жизнь.

Решив немного разрядить атмосферу, я подошла к столу, заваленному принадлежавшими мне старыми романами. Там стояла миска с семечками.

— Обожаю семечки, — сказала я, запуская в тарелку пальцы.

— Знаю, — сказал Джон с очень странным, прямо-таки непостижимым выражением лица.

— Что? — с удивлением посмотрела я на него, не донеся семечку до рта. — Что случилось? Их нельзя трогать?

— Нет, ешь на здоровье. Просто с ними связано… — Он замолчал и сдержанно улыбнулся. — Не важно. Забудь.

— Что? — Я растерянно нахмурилась. — Что-то связанное с нашими отношениями? Ты должен мне сказать. Обязательно!

— Да так, ерунда, — пожал плечами Джон. — Глупости. У нас была… традиция. В первый раз, когда мы занимались сексом, ты грызла семечки. Одну ты посадила в баночку из-под йогурта, и я отнес ее домой. Это стало интимной шуткой, понятной только нам двоим. Потом мы стали делать это каждый раз, типа, на память. Мы называли эти семечки «наши детки».

— Мы сажали подсолнухи? — Я с интересом приподняла брови. Странно, но новость вызвала у меня какой-то неопределенный отклик.

— Угу, — кивнул Джон, явно желая сменить тему. — Позволь предложить тебе выпить.

— А где они? — спросила я, когда он наливал в бокалы вино. — Ты хоть один сохранил? — Я оглядела комнату в поисках зеленых всходов в баночках с йогуртами.

— Не важно. — Он подал мне бокал.

— Ты их что, выбросил?

— Нет, я ни одного не выбросил, — сказал Джон, подходя к плейеру и включая тихую музыку.

— Тогда где они? — не унималась я. — Мы наверняка занимались сексом не раз, если то, что ты говорил, правда. Значит, должно быть несколько ростков!

Джон отпил маленький глоток вина, потом без единого слова повернулся и жестом поманил меня в маленький коридор. Мы дошли до простой, почти без украшений, спальни, и он распахнул двойные двери на широкий балкон с деревянным настилом. Я замерла, пораженная до глубины души.

Передо мной была сплошная стена подсолнухов: огромные желтые монстры, вытянувшиеся чуть ли не до неба, нежные молодые цветы, привязанные к опорам в своих кашпо, и тоненькие зеленые побеги в крошечных горшочках, еще только начинавшие раскрываться. Куда бы ни падал взгляд, повсюду я видела подсолнухи.

Передо мной лежала моя жизнь и история нашего романа — от самого начала до последнего росточка. При виде этого желто-зеленого моря у меня сдавило горло. Я и понятия не имела…

— А сколько времени прошло? Ну… — Я кивнула на самый маленький подсолнух, трогательный зеленый стебелек, окруженный лучинками-опорами, в крошечном раскрашенном горшке. — Когда мы в последний раз?..

— Шесть недель назад, как раз за день до аварии. — Джон помолчал, и на его лице вновь появилось непонятное выражение. — Я о нем особенно забочусь.

— Это был последний раз, когда мы виделись перед… — Я закусила губу.

Секунду длилась пауза, затем Джон кивнул:

— Это последний раз, когда мы были вместе.

Я села и большими глотками выпила вино, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами. Передо мной раскрылась история наших отношений, романа, который развивался, креп и, наконец, превратился в нечто столь сильное, что я собиралась уйти от Эрика.

— А как было… в первый раз? — спросила я через какое-то время. — Как все началось?

— В те выходные Эрика не было дома. Я заглянул к тебе, мы поболтали. Вышли на балкон с бокалами вина. Примерно так, как сейчас. А потом, где-то в середине дня, мы вдруг замолчали. Мы все поняли без слов. — Взгляд его темных глаз встретился с моим, и я ощутила щекотку под ложечкой. Джон поднялся и пошел ко мне. — Мы поняли, что нельзя избежать того, что предопределено, — мягко сказал он.

Я не могла двинуться с места. Джон осторожно забрал у меня бокал и взял мои руки в свои.

— Лекси… — Он поднес мои руки к губам и принялся нежно целовать их, закрыв глаза. — Я знал… что ты вернешься… Всегда знал, что ты ко мне вернешься… — Его голос звучал приглушенно.

— Прекрати! — Я выдернула руки, ощущая, как неровно бьется сердце. — Ты… Ты ничего не знал!

— Что случилось? — Джон выглядел таким ошеломленным, словно я его ударила.

Я и сама не знала, что случилось. Я ужасно хотела этого мужчину, тело настойчиво и страстно требовало уступить. Но я не могла.

— Меня это бесит!

— Что? — опешил он.

— Все это! — Я показала на подсолнухи. — Это слишком! Ты подносишь мне на блюде готовый роман. Но для меня это же только начало! — Я схватила бокал и сделала большой глоток, стараясь успокоиться. — Я отстала на много шагов. Условия слишком неравны.

— Мы их уравняем, — быстро нашелся Джон. — Мы все исправим. Я тоже вернусь к началу!

— Но ты не можешь вернуться к началу! — Я в отчаянии схватилась за голову. — Джон, ты красивый, остроумный, классный, ты мне очень нравишься. Но я тебя Не люблю! Да и как я могу? Я ведь ничего этого как бы не делала. Я ничего этого не помню!

— Я и не ждал, чтобы ты любила меня сейчас… — Нет, ждал. Ждал! Ты ждешь, что я буду… ею.

— Но ты и есть она. — В его голосе вдруг прорвался гнев. — Прекрати нести весь этот бред — ты и есть девушка, которую я люблю. Поверь мне, Лекси!

— Я не знаю! — Мой голос срывался на крик. — Не знаю, понимаешь? Не могу разобраться, кто я теперь — она? Или я?

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒