Елена Ивановна Рерих 26 страница

Сейчас получены письма от Зины и Мориса от 12–16 июня. Понимаем все происходящее напряжение, но повторяем, что единственная панацея – ЕДИНЕНИЕ. В нем создается тот реальнейший двигатель, который ничем не заменить. В этой же почте пришло письмо Кеттунен, копию которого Вам пересылаем. Видите, как отвратительно она покидает Школу после четырнадцати лет лучшего к ней от всех нас отношения. Конечно, Вы усмотрите, что ее письмо, так же как и письма предыдущих двух нинкомпупов, продиктованы из того же одного источника. Также любопытно, что письмо ее пришло с воздушной почтой и написано после пресловутого заседания самозванцев 5 июня. В ее письме два любопытных обстоятельства. Во-первых, ее письмо свидетельствует о низости ее души, а во-вторых, еще раз показывает, какая планомерно разрушительная работа ведется все время злоумышленниками. Не было ли у Зины еще какого-либо разговора с Кеттунен, впрочем, если бы таковой был, то, наверное, Зина отметила бы его в своем письме. Ведь в предыдущем письме упоминался довольно благополучный разговор с нею. При Ваших письмах не было Журнала недавнего Заседания Комитета Друзей. Ведь теперь это было уже третье заседание, но мы не получили ни одного Журнала. Наверное, при каждом заседании ведется журнал, затем подписываемый присутствующими. Без таких журналов и само существование Комитета становится проблематичным. И нигде нельзя будет на него ссылаться. Если существует Комитет Друзей Музея, о котором уже упоминалось в газетах, то весьма возможно, что и у злоумышленников существует тоже какой-то подобный Комитет, о существовании которого они могут объявить при случае. Если таковой Комитет у них существует, то, наверное, он обусловлен какими-то записями и журналами, а что же мы сможем в таком случае противопоставить им? Действия злоумышленников доказывают, что рано или поздно (а вернее, чем скорее, тем лучше) наш Комитет Друзей Музея должен будет проявить свою жизненность. Называясь и Комитетом Защиты, Комитет принял на себя действенное положение. Ведь защита не может быть отвлеченной – она должна быть в полном смысле этого слова действенной, иначе это был бы Комитет словесной симпатии, а не защиты. Потому мы напряженно ждем Журналов Заседания нашего Комитета, впрочем, об этом мы многократно писали. Если Вы сопоставите письма двух нинкомпупов и теперь еще одной нинкомпупши, то Вы увидите между строками целую программу будущих злоумышленных попыток. Характерно отметить их намеки на то, что происходящее теперь отразится на значении моего искусства. Значит, если бы Барнард узнал разрушителей его статуй и предал их правосудию, то от этого обращения к справедливости его искусство потеряло бы свое значение. Можно же додуматься до подобной нелепости, чтобы обращение к справедливости имело бы касание к смыслу творчества! Неужели же нинкомпупы не знают, что ни Вы, ни мы не начинали суда, и лишь накануне Вашего выбрасывания в декабре Вы приняли естественные меры самозащиты. Разве мы писали Леви какие-либо грубые письма? Ведь именно он начал для прикрытия совершенного им воровства шер все мерзко отвратительные действия. Ведь и Христос изгонял торгующих из храма и клеймил лжекнижников, называя их гробами повапленными. Если мы всегда восставали против всякого вандализма и всякого невежества, то ведь не могут же какие-то злобные нинкомпупы от нас требовать, чтобы мы теперь начали благоволить к явному вандализму, варварству и злобному невежеству. Хотелось бы знать, в каких именно выражениях отмечен в Журнале Заседания Комитета Друзей мой крик сердца, который для удобства был Вам послан и по-русски и по-английски. Ведь, действительно, происходит нечто совершенно небывалое. Нас и Вас кто-то в чем-то неведомом обвиняет, а мы при всем желании не можем сформулировать эти темнейшие наветы. Говорится о какой-то дизлойальти; спрашивается, в чем дизлойальти, к кому дизлойальти, со стороны кого дизлойальти?! Ведь нельзя же безнаказанно бросаться в пространство такими клеветническими намеками! Неужели и в таких грубейших выражениях не заключается понятие клеветы? До какой же степени падения дошли люди, если после разговора с Вами Магоффин пишет свои наветы, Флейшер через три месяца после моего доброго письма пишет нечто совершенно непозволительное, а теперь пригретая нами же Кеттунен осмеливается бросать в пространство понятие о дизлойальти! При проезде нашем через Манилу местный врач Хассельман по одному поводу сказал прекрасно: «В нашей стране возраст почитается». Но, вероятно, Кеттунен о таких человеческих законах не слышала. И в Финляндии вряд ли бы одобрили ее недопустимое поведение. И как это низко, что она допускает это письмо после 5 июня, надеясь, что с Зиной все покончено и Школа уничтожена. Вот какие змееныши иногда пригреваются. Во всем происходящем светлой страницей является привхождение Миллера в дела. Может быть, один СОВЕТ хотя и поздновато, но исполнится. Помните, как давно он был назван и как давно Франсис его встретила. Наверное, за все это время впечатление о нем вполне укрепилось, а его знание философии внесет то, что никто другой в данном случае не мог бы восполнить. О’Коннор и Кинили никогда не назывались как адвокаты, а именно как полезные люди, имеющие голос в судебном и правительственном аппаратах. Оба они были найдены. Также теперь найден и Фогель, и Вы теперь оцените Указание о том, что Лихтманы припомнят. Конечно, все полезные люди могут оказывать существенную помощь самым различным образом – не только будучи адвокатами, но и имея самые неожиданные широкие связи. Вот и названные сенаторы, Копл. и Вагнер, тоже полезные люди. Также весьма важно мнение Баттля. Каждое такое влияние осветит Вам целый большой сектор. Широкое осведомление и такое же широкое оповещение совершенно необходимо. Прекрасная статья Фосдика перепечатана в «Уорльд Телеграмм». Для будущего лучше воздержаться двух выражений – лучше не говорить о борьбе за финансы и не упоминать, что руководит этой борьбой фаундер. Ведь борьба с нашей стороны, во всяком случае, не за финансы, и Вы знаете из писем наших, как мы мечтаем для финансового контроля вызвать к жизни ближайшим образом аппарат Бондхолдеров. Крестовый поход – за Культуру, за Правду и Справедливость! Не будем умалять значения Комитета Защиты, который является общественным началом и выражает общественное мнение. Вы знаете, насколько по нашему убеждению просветительные Учреждения должны быть основаны на общественном мнении и жить общественным началом. Прилагаем копию телеграммы, посланной нашим адвокатам. Еще раз подтверждаем, что никаких наших шер никому мы не отдавали и не дарили. Пусть адвокаты дадут нам проект нашего аффидэвита по этому поводу, который, быть может, удастся засвидетельствовать у американского консула, который иногда к осени приезжает в Симлу. Смешно и нелепо сейчас подымать вопрос о приезде в Нью-Йорк. Ведь никаких новых облегчающих обстоятельств не произошло и сама вероятность их не близка, а опасность, о которой уже поминалось, не только не уменьшилась, но даже возросла, что и доказывает наглость, проявляемая нинкомпупами, и, увы, пока поражение наших адвокатов. Опасаемся какой-то неуравновешенности – то энтузиазм, то пессимизм. Ни то, ни другое неуместно. Нужна твердая уверенность в правоте дела и спокойствие при новых выпадах врагов. Неужели наши адвокаты могут быть смущены каким-то нелепым сообщением Леви о нашем с ним частном разговоре в 1928 году – когда нас вообще в Америке не было. Кроме того, имея мою полную доверенность, он мог манипулировать чем угодно и как угодно, но его пресловутое действие в феврале 35-го года показывает, что он манипулировал со всеми нашими пятью шерами, очевидно считая их на одинаковом положении. Неужели же такое нелепое голословное заявление может кого-то смущать, мало ли что Леви еще может наболтать – злобно и корыстно. Если принимается во внимание такое голословное вранье, то тем более должны быть приняты во внимание наши формальные аффидэвиты и Ваши свидетельские клятвенные показания. Надеемся, что адвокаты при таких нелепых эпизодах проявляют полную находчивость, материала у них достаточно, и неужели вся наша деятельность им ничего не говорит. Получили прекрасное письмо от Клайд – ответим на него. Ведь давно уже, принимая во внимание очень трудное положение, Брату был указан Миллер, как звено и адвокат. Среди тьмы много и замечательных знаков. Там, где еще недавно было алое зарево, уже брезжит пурпурово-розовый рассвет. Радуемся сведению от Петтихилл. Итак, гоните всякий пессимизм, ибо мудрая осторожность не есть пессимизм. Шлем самые сердечные мысли о единении и здоровье. Сердцем и духом с Вами.

Н., Е.Р.

Н.К.Рерих, Е.И.Рерих – З.Г.Лихтман, Ф.Грант, К.Кэмпбелл и М.Лихтману

4–6 июля 1936 г.

Родные Зина, Франсис, Амрида и Морис, посылаю Вам мой записной лист «Знак Эры». Как видите, он тоже может пригодиться в случае нападения на философию. «Знак Эры» можно дать в русскую газету. Совершенно так же, как и «Борьба с невежеством», этот лист еще раз покажет злобным невеждам, что мы широко и дружелюбно открыты всем изысканиям психической энергии. Что бы ни выдумывали злоумышленники, надо отвечать им очень твердо и ясно, показывая, что всякие невежественные против знания выпады будут ярко отражены. Когда имеете дело с такими необыкновенными преступниками, то следует озаботиться защитой всех подступов. Не хочется допускать, что наши адвокаты устремляются лишь в одну точку, упуская из виду, что все обстоятельства дела объединены и из каждого из них могут родиться как полезные, так и неполезные возможности. Как юристы, адвокаты должны быть готовы к любой атаке неприятеля. Иначе, пока дозор на многих пунктах ослабеет, неприятель может ворваться через самые неожиданные ворота. Само по себе не имеет значения письмо Кеттунен, посланное Вам с прошлой почтой, но и в этой маленькой подробности заключаются характерные признаки. Как Вы видели, письмо написано 6 июня, на следующий день после пресловутого самозваного заседания, а отправлено письмо было лишь 15 июня, очевидно дождавшись еще каких-то решений или наветов. Все это показывает, что, как и в случае с Хиссом, где-то ведется большая осведомительная работа, потому еще больше противоположная осведомительная работа совершенно необходима. Постоянно появляются новые знаки к тому, что невозможно и думать о моем скором отъезде отсюда. Кроме всех прочих опасностей, о которых мы уже ранее сообщали, в случае отъезда произойдут немедленные нападения и здесь. Очень хорошо, что Стокс так глубоко отметил письма Махона. Таким порядком и Стокс поймет, насколько присутствие Махона здесь необходимо. Ведь, по обыкновению, злоумышленники могут начать с малого, а затем броситься решительно на все. До отправки этого письма, наверное, придет Ваша почта, но и без нее мы чувствуем все происходящее напряжение. Всякое доброе оповещение в самом широком размере совершенно необходимо. Со своей стороны мы оповещаем друзей, ибо факт покражи шер ясен каждому ребенку.

Считаю, что Ваша мысль об инкорпорации Рериховского Общества (если Вы знаете, что оно не было инкорпорировано) очень хороша. Ведь совершенно необходимо иметь в руках общественное инкорпорированное Учреждение, на которое формально трио не могло бы претендовать. Пока идут длинные судоговорения о всех прочих Учреждениях, следует иметь в руках Учреждение общественное и культурное, которое может быть в полном распоряжении истинных благородных друзей дела. Если кто-нибудь недостаточно понимает необходимость такого Учреждения, то всеми силами объясните ему, насколько такое вполне законное действие неотложно и необходимо. Даже если такое учреждение не будет иметь сразу большого постоянного помещения, то не забудем, что многие научные и художественные общества целыми десятилетиями помещались в какой-то частной квартире и тем не менее их культурная деятельность была высокополезна. Стокс – желательный председатель. Сообщите нам, на чем именно Вы решили, но ввиду долгой затяжки с судоговорениями нужно иметь в руках нечто находящееся всецело под нашим общим и наших верных друзей контролем.

5.VII. Сейчас пришла Ваша телеграмма о новом преступном замысле Леви. Посылаем Вам текст официальной бумаги за собственноручной подписью самого Леви, в котором он 8 декабря 1924 года удостоверяет, что все лоаны между им и мною были вполне ликвидированы. Пошлем Вам и фотостат, и засвидетельствованную копию этой чрезвычайно важной бумаги. Если адвокаты потребуют и оригинал, то телеграфируйте, и мы его вышлем пароходной почтой. Вы понимаете, насколько сейчас ценен этот оригинал, и потому он должен быть сохранен, поистине, как драгоценность. Из этой новой злоумышленной затеи Леви люди могут еще раз удостовериться, какова природа этого «служителя» культуры. Если и Стокс, и все друзья, и адвокаты уже восклицали о ларсени[191] и преступном брич оф трест, то что же они скажут теперь, после такого нового мошенничества?! Очевидно, он хочет покатиться в бездну. Не может быть ни в какой стране такой несправедливости, чтобы подобные злоумышления и преступления могли бы быть оправданы. Леви широко оповестил о том, что картины в Музее стоят пять миллионов. Ведь эта цифра помянута и в минутсах, и в деле с Химическим Банком, и упоминалась при реорганизации. Спрашивается, если первая сумма, о которой он мошеннически донес Правительству, называя экспедиционные суммы моим частным доходом, не экспедиционная, а теперешняя сумма, упомянутая в Вашей телеграмме, относится к каким-то отвлеченным лоанам, то где же сумма в пять миллионов, в которую он оценивал стоимость картин? Вообще, все происходящее настолько чудовищно и преступно, что не хватает сил даже характеризовать словами это злодейство! Действительно, не принадлежат ли три злоумышленника к черному легиону, о котором так много пишут! Поистине, нужно, чтобы общественное мнение карало таких разлагающих преступников. Конечно, для такого дела нужен очень вдумчивый, психологически разбирающийся адвокат, который бы являлся выразителем общественного мнения и горел бы возмущением за попрание культуры и человеческого достоинства. Сложите вместе отдельные преступные деяния трио, и каждый порядочный человек будет потрясен этой мерзостью, не знающей границ. Преступник грозит предъявлением иска, который ликвидирован его же собственным официальным письмом. Преступник голословно уверяет, что мы ему в частном разговоре подарили наши шеры, чем бы мы предательски выказали бы себя в отношении трех остальных наших сотрудников. Преступник ложно доносит Правительству об экспедиционных суммах. Преступник пользуется моим отсутствием и похищает шеры пяти членов Совета. Преступник, имея мою полную доверенность и, действительно, полнейшее доверие, как правильно выразился Ф.Стокс, совершает преступнейший брич оф трест. Преступник сдирает имя Музея и способствует газетной клевете. Преступник завладевает манускриптами Е.И. вопреки полной доказанности, что они были даны ему лишь на хранение. Преступник пытается завладеть собственностью Святослава, тогда как имеются явные доказательства – собственность эта находилась лишь на сохранении. Преступники неустанно клевещут в необычайной неутомимости, стараясь подорвать имя по всему миру. Преступники наущают своих приспешников в том, что если мы все во имя Культуры будем защищать наше естественное право и не дадим унизить и обездолить друзей наших, то эти наши законные действия отразятся на качестве моего искусства и философии. Преступники скрывают, что все их агрессивные атаки начаты именно ими, а не Вами и не нами. Преступники пытаются писать в разные страны и отдельным деятелям и Учреждениям, пытаясь и в намеках, и в явно ложных сообщениях вносить новую смуту сомнений. Юрий Вам пишет о новой попытке преступников, которая хотя и кажется маловажной, но имеет в себе большое, понятное Вам значение. Неужели же общественное мнение не понимает творимого преступниками?

6.VII. Пришли Ваши потрясающие письма от 16 по 19 июня. Такие письма останутся как печальная страница Культуры. Совет каких-то бездипломных самозванцев выбрасывает людей, получивших профессиональное образование! Сестра изгоняет своего брата и затем лицемерно за углом заявляет о том, что эти вандалы – лучшие друзья ее брата. Какое безмерное лицемерие, вернее сказать, подлость. Дедлей изгоняется из пустующих комнат Дома за его желание помочь Учреждениям. Спросил ли он, так же как и Циммерман, адвоката Бондхолдеров – за что именно их изгнали из Дома и почему лица, желающие помогать Дому и Учреждениям, подвергаются бесчеловечным гонениям? Хочется знать, что постановили Комитеты, которые собрались по просьбе Зины и Франсис? Ведь должны быть постановления и Комитета Друзей – Комитета Защиты, и Эдюкешнл Комитета, и Комитета Алумни, наконец, и самих учащихся и тех преподавателей, которые остаются верными принципам культуры и образованию. И другие группы, вроде группы Спинозы, наверное, подымут свой голос, ибо буквальное выбрасывание на улицу тружеников культуры является актом вандализма и невежества. В данном случае этот бесчеловечный поступок усугубляется и тем, что выбрасываются после 14 лет труда зачинатели дела, вложившие в просветительные Учреждения свою душу, свои лучшие знания и лучшие годы. Конечно, не может быть такой страны, которая бы не ужаснулась такому акту невежества, жестокосердия и вандализма. Преступники-захватчики не останавливаются ни перед чем, чтобы погубить дела Культуры. Неужели же в их обугленной душе иногда в ночной тишине не пробуждается голос совести? Или все доброе в них уже исчезло? Радуемся, что в такой труднейший момент письма Ваши бодры. Чем большая несправедливость причиняется Вам, тем мощнее священное чувство негодования против всего злого и темного. Теперь Вы понимаете, почему уже несколько раз мы упоминали о необходимости иметь свое зарегистрированное или инкорпорированное общественное Учреждение, которое явилось бы крепостью для дальнейшей борьбы за правду и справедливость. Если инкорпорирование стоит дорого и сейчас не по средствам, то, быть может, регистрация для начала будет достаточна. Существует в Чикаго Фильд Музеум и его же магазины. Таких примеров можно назвать множество во всех странах. Не может же человек раз и навсегда лишиться имени в названиях различных учреждений? Сообщение Франсис со слов ее боливийского друга тоже очень характерно. Наверное, и в этом отношении произойдут любопытнейшие для истории Культуры раскрытия. Вообще, как Вы сами видите, вышло далеко за пределы дел личных. Выступили во всем размере проблемы Культуры и положения культурных работников. Даже простой рабочий имеет в Тред Унионах[192] защиту своих прав. Неужели же труженики Культуры лишены всякого общественного охранения? Вы также видите, почему мы все время заботились, чтобы заседания Комитета Друзей сопровождались Журналом – минутсами – с выраженными в нем постановлениями Заседания. Повторяю, что без таких общественных постановлений Комитет превращается в нечто отвлеченное. Ведь и для адвокатов, теперь для пришедшего Миллера такая общественная формулированная на бумаге поддержка будет чрезвычайно важна. Ведь сейчас уже июль месяц, а даже и теперь мы не имеем хотя бы Журнала Заседания Комитета Друзей, бывшего в январе. Вы-то понимаете, почему мы о таких обстоятельствах весьма беспокоимся. Апеллируя к общественному мнению, нужно строительно показать, что у нас самих общественное начало стоит твердо, ясно и неприкосновенно. Общественному мнению нужно показать, что у нас есть организация и что все делаемое нами делается не случайными побуждениями, но планомерно организовано и глубоко сознательно. В то время когда вандалы заняты лишь разрушением, следует показать, что мы боремся созидательно, не хаотично. Только при таких показаниях организации и порядка можно рассчитывать на ближайшую кооперацию и с Бондхолдерами. Ведь, без сомнения, Бондхолдеры следят очень пристально за всем происходящим. Наверное, они понимают мошенничество захватчиков, но и со всей нашей стороны они хотели бы видеть созидательность. Таким образом, то общественное учреждение, о регистрации которого мы упоминали, будет и для Бондхолдеров знаком того, что в основе Культурного дела лежат организация и строительство. Пусть и Комитет Друзей Музея существует, но рядом с ним, как мегафон для него, будет и общественное самостоятельное учреждение. Теперь-то борьба и начинается, и должны быть призваны все наличные силы. Характерна попытка нападения на Клайд со стороны белокурой. У Е.И. опять сильные боли. Время исключительное, и, несмотря ни на что, как Сказано – «основывайте, основывайте!» Пусть так и будет. Всеми помыслами с Вами, сердечно и духовно.

Н. и Е.Р.

Переведите и дайте копию Франсис и Амриде этого исторического письма.

Е.И.Рерих – Н.П.Серафининой

10 июля 1936 г.

Доверительно

Родная наша Надежда Павловна, получила Вашу весточку от 2 июля. Очень порадовал нас выход Журнала. Этот добрый вестник соберет новых друзей. Но большая потеря – уход Павловского в Мир Тонкий. Трудно будет найти ему заместителя. Но не будем эгоистами и не омрачим его радость нашею печалью.

Теперь спешу передать Вам Указ Владыки, данный всем ближайшим сотрудникам: «Советую установить точку зрения на Теософическое Общество. Не следует осуждать Общество. Там, где Изображения Учителей и Упасики, там не нужно осуждать. Много ошибок в Обществе, но все же там почитают Учителей. Потому не раздражайте их упоминанием ошибок. Кроме Каменской, все друзья. Особенно сейчас не нужно творить себе врагов. Когда силы тьмы нападают, тогда не нужно умножать врагов». Конечно, полностью Указ с упоминанием о Каменской Вы оставите для себя. Она очень плохо отзывалась о книгах Учения, но теперь они стараются найти какую-то ниточку с нами через Писареву. Но, конечно, пишу это только для Вас. Также Вы поймете теперь, почему я так осторожно отвечала г-же Кульбитс. Конечно, мы всегда можем утверждать, если нас запросят, что некоторые труды г-на Ледбитера нами не воспринимаются, но от строгого осуждения теософов воздержимся. Ведь именно теософы легче других воспринимают Учение, и многие друзья наши из бывших или настоящих теософов. Потому советуйте всем сотрудникам не задевать теософов и относиться спокойно.

Исполню Вашу просьбу относительно Тарабильды. Но для всех опытов лучше иметь отдельные изображения, не в группе. Слишком много смешанных излучений в группе. По-прежнему опасаюсь Хмелевских.

Прилагаю обещанные снимки. Спешу вложить эту записку в письмо Н.К. с уходящей почтой. Шлю Вам самые лучшие мысли и пожелания. Храните здоровье и бодрость духа. Хотя время тяжкое, но победа впереди. «Воины, воины – так зовем мы себя. Мы сражаемся за благородную доблесть, за высокие стремления, за Высшую Мудрость, потому зовем себя воинами» («Ангуттара Никайа»). Так и идите. Духом и сердцем с Вами.

Е.Р.

Е.И.Рерих, Н.К.Рерих – З.Г.Лихтман, Ф.Грант, К.Кэмпбелл и М.Лихтману

14 июля 1936 г.

Родные Зина, Франсис, Амрида и Морис,

Вчера только что мы отослали нашу воздушную почту, как пришли Ваши письма, покрывающие срок от 23 июня до 3 июля. Последняя почта от 3 июля на «Гинденбурге» таким образом дошла в десять дней. Поистине, «дьявол работает ночью», потрясающи все Ваши сообщения о ночном взломе замков, о появлении Леви с полицейским, чтобы арестовать Вас за кражу от него денег, о каких-то черных замазках на обратной стороне картин в Музее, о насильственном закрытии Школы, о недопущении учащихся, словом, о всем длинном ряду мрачных преступлений, которые могли бы иметь место лишь на глухой дороге в темные времена средневековья. Потрясающе думать, что все такие возмутительные преступления против человеческой личности могут твориться в большом городе, где достоинство личности должно бы быть защищено. Но, видимо, не только пословица «дьявол работает ночью», но и другая – о воре и веревке – должны исполниться. Прийти с полицейским для Вашего ареста – уже это одно является таким преступлением, которое должно возмутить каждого судью и дает защитникам несломимое оружие в руки. Франсис пишет о характерных восклицаниях Левиной мамаши и о появлении его достойного братца. Ведь это нашествие целого клана. Наверное, древний летописец отметил бы происходящее:

«Набежали дикие хорши и хиссы, и порушили строение, и разграбили сокровища». Сколько раз в древней истории сообщались потрясающие вандализмы. Неужели и в наше время они происходят с тою же безумною яростью и невежественностью? Ведь каждый не допущенный в помещение учащийся может справедливо привлечь диких вандалов к ответственности. Каждый жертвователь (а ведь их немало) на культурно-просветительные дела справедливо возмутится происходящим погромом. За что же страдают Бондхолдеры, ибо такой явный вандализм не может не отразиться на их интересах. Поистине, на Вас и на нас напали, как разбойники на глухой дороге. Характерное восклицание Левиной мамаши, приведенное Франсис, о том, что теперь Дом их, суммирует все происходящее. Можно понять, почему собраны сейчас люди, не имеющие ничего общего с просвещением и народным образованием. Почему собрался клан? Мамаша на улице оповестила цель этого самозваного сходбища – они собрались для того, чтобы завладеть Домом. Но если эта цель их так ярко оповещена самою же их мамашею, то ведь она не может остаться неявной и для Бондхолдеров, и для всех комитетов, и для жертвователей, и для учащих и учащихся – словом, для всех, чье сердце осознает и культуру и справедливость. Страшное дело творится преступниками. Они не только завладевают Домом. Это было бы еще наименьшее. Но они оскорбляют человеческое достоинство, они поносят понятие Культуры. Если Франсис написала прекрасную книгу о восточной философии, то ей же придется записать и о западном поношении культуры. Только подумайте – в помещение культурного учреждения вводится полицейский для ареста учредителей дела, уважаемых граждан, положивших 15 лет лучшего своего времени на дело воспитания и просвещения! Ночью тати взламывают замки, вероятно, ночью же покрывают обратные стороны картин, как Вы пишете, черными замазками.

Все это настолько небывало чудовищно, что не может вместиться в человеческое понимание. Хорошо при этих вандализмах кроме Вас присутствовали наши прекрасные друзья Дон и Дежей. Они могли засвидетельствовать это преступление за своими подписями, чтобы запечатлеть этот позор рода человеческого. Как трогательно, что Флоринтина Сутро целый день, как на благородном дозоре, провела в стенах оскорбленной Школы. Воображаю, как вскипел благородный Стокс и все прочие члены Комитета Защиты. Вы пишете, что адвокаты довольны происшедшим. Действительно, если им были нужны явные доказательства некультурной природы преступников – они их имеют теперь в избытке. Защитники могут сказать и в суде, и во всей жизни, какому поношению культуры им довелось быть свидетелями. «Мамаша» по примитивности своей выдала семейную тайну о желании завладеть Домом. Но если это ее утверждение услышано посторонними и уже вошло и в устную передачу, и в письма, то ведь семейная тайна нарушилась. То самое, что каждый добросовестный человек уже предполагал, теперь стало явным. Франсис очень метко запечатлела в своем письме это решающее восклицание несдержавшейся мамаши, которое ляжет несмываемой строкой в историю происходящего вандализма.

15 июля 1936 г.

Где же, наконец, закон, по которому позволено называть почтенных граждан «ворами»? Разве не показательно, что даже полицейский возмутился и отказался исполнить гнусное приказание об аресте. Разве не должны остаться в истории этой безобразной попытки слова полицейского, обращенные к Леви: «Вас магистрат и пяти минут слушать не будет». Сколько презрения в этих словах. Представляем себе ужас Зины, когда на глазах ее совершалось такое дерзкое поругание Школы – храма просвещения. Ведь безумцы могут посягнуть на любой вандализм. Они могут попросту сжечь доставшиеся им документы. Они могут уничтожить все накопленные клише и архивы, сохраненные Франсис и Морисом. Удалось ли Вам спасти из архивов частные бумаги и неповторимые документы? Ведь в досье Юрия были документы, касавшиеся прошлой экспедиции. Можно себе представить какое-то дьявольское аутодафэ, сопровожденное безумными злобными выкриками. Понимаем крик сердца Мориса, писавшего, что скоро ему придется подписываться именем Меру, уже вошедшим в его документы.

16 июля 1936 г.

Сейчас получены письма Зины и Мориса от 29/30 июня, при них доброе письмо от «Земли Колумба». Все сообщаемое говорит о том же вандализме, о том же злобном желании искоренить Вас всех или вместе, или порознь. Весьма возможно, что будут применяться методы, чтобы именно искоренять по очереди. Кому-то из Вас дать на один час дольше вздохнуть, чтобы тем легче убить душу и тело поодиночке. Денежное положение действительно тяжко. Сделано оно таковым этими же злоумышленниками. Ведь все нормальные заработки у всех нас пресечены или исковерканы злобными атаками. Неужели нельзя на чисто деловых основаниях временно до декабря под те или иные картины найти некоторую сумму? Иначе и мы должны сказать Ману о полной невозможности пользоваться его сотрудничеством. Конечно, Вы понимаете, что настоящее время наиболее неуместно для такого оповещения. Ведь неприятельские разъезды, как Вы знаете, уже появлялись. Это было, наверное, лишь начало. Злоумышленники отлично понимают, что рано или поздно или местный опытный сотрудник, или адвокат потребуется. Но спрашивается, откуда же взять деньги? По всей моей практике как художника я всегда знал, что если нужны деньги и имеются картины, то нужно эти картины продавать. Так всегда и бывает, неужели же теперь при всех бывших в Америке накоплениях такой нормальный процесс невозможен? Если же сейчас нельзя продать, то ведь можно бы под картины на деловых основаниях взять некоторые суммы. Может быть, Брат в чисто деловом отношении мог бы порекомендовать нечто. Но все это так спешно и неотложно, что там, где можно было дать месяцы, теперь этот срок превращается в неделю. Странно, что дело о клевете совершенно замерзло. Помним древнее изречение, когда на вопрос – где же взять оружие, было отвечено – оружие возьмите у врагов. Понимаем, что вряд ли можно сейчас тревожить Флорентину, – берегите этого ценного друга. Ведь у нее так много знакомых и она всегда умеет сказать сильное слово. А это сейчас так важно. Уже давно я писал, что если бы нашелся кто-нибудь могущий замолвить слово бывшему посланнику в Турции. Вы правы, сообщая во всех Ваших письмах, что могут быть всевозможнейшие злоумышленнейшие нападения. А в то же время давно Указанное на этот год уже сдвигается и приближается. Вы понимаете, о каком продвижении говорится. Из Лондона приглашают на выставку во время будущей коронации, но без подъемных средств, ни о чем подобном и помыслить нельзя. В Польше мечтают о новом издательстве – всюду помнят и тянутся. Теперь получен номер Литовского журнала, изданного нашим обществом. И во все это налаженное и растущее вторгся злоумышленный вандализм, зверски приводимый в действие кланом, как тех справедливо назвала Франсис в своем письме. Какое несчастье, что, когда Броди предлагал их адвоката, не представилась возможность воспользоваться этим предложением, ведь, наверное, сам Чарльз за него и заплатил бы и при участии Миллера все бы сложилось так, как нужно. Между прочим, где сейчас Чарльз? Ведь на деловом основании можно бы продолжить переговоры с ним о картинах. Удивляемся на Плаута, неужели ни дело о клевете, ни все другие дела, так тесно связанные, не двигаются. Надеюсь, Плаут оценил Совет о посещении японского консула. Иначе как же могут даваться Советы, ибо для всего существуют свои сроки. Каждый отлично понимает, что не может быть бессрочного обстоятельства.

⇐ Предыдущая 21 22 23 24 252627 28 29 30 Следующая ⇒