|
|||
Есть в этом мире некий…». Не знаю, друг, с тоски ли, лени…». До слез любя страну родную…»«Есть в этом мире некий…»
Есть в этом мире некий Водитель вышних сил, Что движут к морю реки И к солнцу хор светил.
Не знающий окрайны Пределов и дорог, Он держит, полный тайны, Луны ущербный рог.
У ног его пастуший Кометы грозный кнут, Пред ним моря и суши Послушные текут.
И шаг его неслышим, И лик его незрим, Но мы живем и дышим Дыханьем с ним одним.
И зорко звезды числим, Как зерна в закрому, Но скрыт он и немыслим, По правде, никому.
Мы числим и не верим, Что в числах смысл и толк, И снова рвем и мерим Небесный синий шелк.
Но будет все понятно, Будь мудр ты или глуп, Когда проступят пятна У мертвых глаз и губ.
И всяк его увидит, Скрываясь под исподь, Когда к земле отыдет Земная наша плоть.
Январь 1930
«Не знаю, друг, с тоски ли, лени…»
Не знаю, друг, с тоски ли, лени Я о любви не говорю: Я лучше окна растворю – Как хорошо кусты сирени Чадят в дождливую зарю!
Садись вот так: рука к руке, И на щеке, как на холстинке, Лежавшей долго в сундуке, Смешай с улыбкою морщинки: Ведь нет уж слова без заминки На позабытом языке!
Да и о чем теперь нам спорить И говорить теперь о чем, Когда заискрилось в проборе?.. Мой милый друг, взгляни на зорю С ее торжественным лучом!
Как хороши кусты сирени, Дорога, лес и пустыри В благословении зари!.. Положь мне руки на колени И ничего не говори Ни о любви, ни об измене!
<1931>
«До слез любя страну родную…»
До слез любя страну родную С ее простором зеленей, Я прожил жизнь свою, колдуя И плача песнею над ней.
В сторожкой робости улыбок, В нахмуренности тяжких век, Я видел, как убог и хлибок, Как черен русский человек.
С жестокой и суровой плотью, С душой, укрытой на запор, Сберег он от веков лохмотья Да синий взор свой, да топор.
Уклад принес он из берлоги, В привычках перенял он рысь, И долго думал он о Боге, По вечеру нахмурясь в высь.
В ночи ж, страшась болотных пугал, Засов приладив на двери, Повесил он икону в угол В напоминание зари.
В напоминание и память О том, что изначальный свет Пролит был щедро над полями, Ему же и кончины нет.
И пусть зовут меня каликой, Пусть высмеет меня юнец За складки пасмурного лика, За черный в копоти венец,
И часто пусть теперь с божницы Свисает жидкий хвост узды, Не тот же ль синий свет ложится На половицы от звезды?!
Не так же ль к избяному брусу Плывет, осиливши испуг, Как венчик, выброшенный в мусор, Луны печальный полукруг?!
А разве луч, поникший с неба, Не древний колос из зерна?.. Черней, черней мужичьи хлебы, И ночь предвечная черна…
И мир давно бы стал пустыней, Когда б невидимо для нас Не слит был этот сполох синий Глаз ночи и мужичьих глаз!
И в этом сполохе зарницы, Быть может, облетая мир, На славу вызорят пшеницу Для всех, кто был убог и сир.
И сядем мы в нетленных схимах, Все, кто от века наг и нищ, Вкусить щедрот неистощимых, Взошедших с древних пепелищ.
Вот потому я Русь и славлю И в срок готов приять и снесть И глупый смех, и злую травлю, И гибели лихую весть!
<1930>
|
|||
|