|
|||
От поля с мягкою травою…». Я не люблю бесчинства и попойки…». Мы в горькой напасти…»«От поля с мягкою травою…»
От поля с мягкою травою Я нежность получил в удел, И долго в этот мир глядел Упавшей с неба синевою. В лучах и звездном изумруде Мир так велик, а я так мал! И долго я не понимал, С чего же усмехались люди?!.
Запевши робко и несмело, Я каждый лишний год и день Следил со страхом, как тучнела К ногам положенная тень… Как полнилась по капле ядом Душа, раскрытая до дна, Когда, как тихая лампада, Пред миром теплилась она…
Я видел, как в глухой измене Редеет и косится бровь, И сам бросался на колени Не раз за ложь, как за любовь! И сам я лживо понемногу Стал чувствовать и понимать… И вот с годами и тревогой Мне даже почужела мать!
Теперь оброс я крепкой шкурой, Я, слава богу, огрубел, И часто в сутолоке дел Судьба мне в спину смотрит дурой… А мир все тот же, и на взгорбьи Все так же льется синева… И в душу просятся слова В венце и нежности, и скорби.
<1929, 1935?>
«Я не люблю бесчинства и попойки…»
Я не люблю бесчинства и попойки, Но вот когда нависнет чад В разбухшем сердце, – словно с новой стройки, Вдруг торопливо застучат…
…Совсем смешается и пропадет в дурмане Сосед и папиросный дым И образ юности моей предстанет – Рассвет со взором голубым!..
Когда‑то грезилось под этим взглядом, Совсем мечталось об ином,– И лучше бы стакан наполнить ядом Иль яд переболтать с вином…
Но до крови лишь закусивши губы, Сам для себя лихой палач, Я с руганью, забористой и грубой, Солью неразличимый плач.
<1929>
«Мы в горькой напасти…»
Мы в горькой напасти Друг друга калечим И мучим… Звериные пасти В лесу человечьем, Дремучем…
А мимо берлоги, Что сердцем на горе Назвали, Олень златорогий Проносится в зори И дали…
<1928>
|
|||
|