Глава XIV Путешествие в Париж

Глава XIV Путешествие в Париж

На следующий день было воскресенье. После службы я пораньше пришел на Ноккалтекрор, и мы с Норой долго обсуждали идею о ее обучении. Мы решили, что чем раньше она начнет, тем лучше – каждый месяц задержки мог разочаровать ее, сделать план менее реалистичным, и меня такая перспектива тревожила. Меня подгоняла еще и мысль о том, что скорое начало означает и скорый конец обучения – а это приближало мое счастье. Нора была в тот день особенно мила и застенчиво призналась, что во всем этом деле полагается целиком на мое суждение.

– Дорогой, я бы не хотела огорчать тебя, откладывая наши планы, ты так заботишься о моем благе, а мне хочется, чтобы тебе было хорошо. Порой мы так стараемся, что начинаем путать собственные желания и стремление пожертвовать ими ради другого.

Мы сошлись на том, что помолвка не то чтобы останется тайной, но, по крайней мере, не будет объявлена публично и официально, пока мы не будем готовы к решающему шагу. Ее отец расскажет обо всем ближайшим родственникам, чтобы в отсутствие Норы не возникало ненужных слухов, а я сообщу о своих намерениях паре друзей, так как прямых родственников у меня просто нет. Я спросил ее согласия сообщить о помолвке и моему поверенному в делах, старому другу моего отца, с которым меня связывало гораздо больше, чем профессиональные контакты. Мне важно было поставить его в известность о грядущих переменах в моей жизни, так как целый ряд шагов следовало предпринять с его помощью и участием – в том числе обеспечить будущее Норы на случай моей внезапной смерти еще до заключения брака. Но об этом я ей, конечно, ни слова не сказал.

Мы провели вместе счастливое утро, и когда пришел Джойс, сообщили ему о нашем разговоре и принятых решениях. Он с готовностью поддержал нас, а когда Нора отошла по делам, я поинтересовался его предпочтениями по поводу ее образования. Он ответил, что мой лондонский адвокат, вероятно, лучше знает, куда ее направить и как все устроить. Так что он тоже хотел довериться мне, а не своему житейскому опыту – основательному, но никак не связанному с такой новой и деликатной сферой жизни.

Соответственно я условился с ним и с Норой, что на следующий день поеду в Лондон, чтобы уладить наши дела, а потом вернусь в Карнаклиф. Я уже заранее мечтал о новой встрече с Норой, не успев расстаться. Затем я вернулся в отель, чтобы написать письма и успеть отправить их с дневной почтой. Я поручил своему адвокату мистеру Чэпмену незамедлительно подобрать для Норы учебное заведение в Париже – самое лучшее и надежное, подходящее для взрослой девушки, получившей прежде лишь самую общую школьную подготовку и нуждавшейся в индивидуальном подходе. Я добавил, что в ближайшие пару дней после получения письма сам появлюсь в Лондоне и рассчитываю на определенную информацию к тому времени.

Вечером того же дня я долго обсуждал с Диком свои дела, раскрыв ему все планы относительно Норы, Ноккалтекрора и всего, что с этим связано. В том числе я признался, что я намерен купить всю гору, начиная от песчаного полуострова, который смогу присоединить к основным материковым участкам; очевидно, он некогда представлял собой изолированный скалистый остров. Дик знал, что мы уже получили значительную часть территории: Норе принадлежали Поля Утесов, Джойсу – верхняя часть горы со стороны моря, а мне – участок, приобретенный у Мердока. Дик загорелся идеей взять под контроль все части горы и в ходе разговора проявлял все больший энтузиазм.

– И вправду, друг мой, – сказал он, вскочив с места и вышагивая по комнате, – получится прекрасная резиденция! Полагаю, ее можно считать и хорошей инвестицией. Получив долгосрочную аренду, ты сможешь в дальнейшем купить отдельные мелкие владения, и каждый потраченный пенни принесет доход. Это даст нам шанс рано или поздно найти источники, питающие болото, а затем провести работы по его осушению, да мы можем создать тут настоящий рай! Источники, вероятно, находятся высоко на горе, так что у нас в распоряжении будет не только вода для орошения и возрождения земли, но и основа для энергетического снабжения всего района! Ты сможешь предоставить себе и соседям электрическое освещение, например, да и многое другое. Я подозреваю, там, внутри горы, есть и слой известняка, а это еще одно сокровище! Тут в пределах пятидесяти миль нет извести, и если мы найдем свое месторождение, это изменит всю экономическую картину региона. Мы сможем построить гавань на южной стороне, достаточно большую и практичную – не менее безопасную и глубокую, чем в Портсмуте.

– Полегче, старина! – воскликнул я, взволнованный не меньше Дика и почти испуганный размахом его видения «большой картины».

– Да уверяю тебя, Арт, все это совершенно реально!

– Знаю-знаю, и теперь пора браться за дела, чтобы выстроить практический фундамент для наших замыслов.

– И с чего ты начнешь?

Я поделился с ним проектом обучения Норы и рассказал о грядущей поездке в Лондон. Эта идея тоже привела его в восторг.

– Блестящее решение! – заявил он. – А что же насчет коммерческих планов?

– Дик, с этой стороны главное уже сделано. Остаются небольшие детали. Я не ученый и не инженер, а реализация проекта требует высокой технической квалификации. Возьмешься ли ты за такую работу? Ради меня, ради Норы, ради самой идеи?

Он подумал немного, а потом сказал очень серьезно:

– Это огромный труд. Огромный, сложный и чрезвычайно увлекательный. И воплощение замысла займет немало времени.

– Нам хватит года два? – уточнил я. – Это время Нора проведет далеко отсюда, получая образование. А мы с тобой сможем целиком сосредоточиться на работе.

– Пожалуй, да. И какое это может быть интересное время, Арт! Только вообрази, что тебя ждет! Хочется верить, что на этом пути не случится несчастий или глобальных проблем.

Затем я предложил сумму, которую мог бы заплатить ему за труды, и он сперва счел ее слишком щедрой, он смутился и заявил, что я ставлю его в неловкое положение. Но я постарался успокоить его: благодаря наследству двоюродной бабушки у меня было больше денег, чем я когда-либо мог потратить «просто на жизнь». Мне хотелось создать рай на родной земле Норы – и только любовь, труд, знания Дика и мои финансовые средства, взятые вместе, могли это сделать. Конечно, проект потребует от Дика массу времени и сил, так что и плата должна быть справедливой! Ему придется стать и управляющим, и инженером, и брокером, приобретающим землю от моего имени. Я также сказал ему, что питаю надежду со временем передать ему все мои дела в регионе в управление.

– Полагаю, у нас не возникнет трудностей с покупкой земли, – сказал он. – Две фермы сейчас выставлены на продажу, и местная земля стоит крайне дешево, так как сегодня доходной ее не назовешь. Я готов немедленно заняться этим делом и напишу тебе в Лондон, если до твоего возвращения возникнут вопросы.

Таким образом, за вечер мы с Диком обо всем условились, и я написал мистеру Кейси, что передаю права на покупку земли в мою собственность мистеру Сатерленду, который в мое отсутствие будет действовать в соответствии с моей волей. Я просил мистера Кейси выполнять распоряжения Дика, а также встретиться с ним в течение ближайшей недели для согласования деталей.

В понедельник с утра я переговорил с Джойсом и попросил его продать мне права аренды на занимаемый им участок. Он, в сущности, был только рад избавиться от этой обузы.

– Я даже рад буду уехать, – сказал Джойс. – Печально расставаться с местом, где родился и вырос, где прожил всю жизнь, но когда уедет Нора – а она наверняка не захочет сюда возвращаться, – и мне здесь делать будет нечего. Вы же после ее школы поженитесь, переберетесь в другие края…

– Конечно, мы сразу поженимся, – кивнул я.

– Все так, все правильно! Но без нее это место станет таким пустым и одиноким. Моя сестра собиралась перебраться насовсем к другой нашей сестре, замужней, на Нокнакар. Они очень близки. А я, вероятно, поеду в Глазго, там нашел работу мой сын Юджин. Мальчик зовет меня к себе, а когда я написал ему о помолвке Норы, он настойчиво стал просить, чтобы я переехал к нему. Он надеется, что к концу года станет уже неплохо зарабатывать, сможет не только сам жить хорошо, но и меня поддерживать, если понадобится. И он прислал такое славное письмо Норе, впрочем, она хотела сама все рассказать вам об этом. Я не могу продать вам Поля Утесов – по завещанию матери, они принадлежат Норе, но поговорите с ней, она вряд ли станет возражать.

– Все, что принадлежит мне, через два года будет принадлежать и ей, – ответил я коротко.

Итак, мы договорились о продаже-покупке его участка. Я сделал Джойсу достойное предложение, он принял его, хотя предложенная цена показалась ему завышенной.

– Нет, – сказал я, – я знаю, как повысить ее настоящую ценность. Просто надо произвести некоторые усовершенствования.

Нора не возражала против продажи Полей Утесов. Она лишь ответила: если участок мне нужен, я могу забрать его, но ей бы не хотелось, чтобы я перепродал его третьим лицам, так как это место ей особенно дорого. Я заверил ее, что продажа не входит в мои планы и в любом случае ее желание для меня священно. Никогда! Мы договорились и дали друг другу слово.

Так я провел добрую половину дня, последнего дня перед нашим расставанием – ведь Нора должна была вот-вот уехать в Париж. Мы прогулялись до Полей Утесов, посидели на нашем заветном камне, обсудили дальнейшие действия, мечты и планы. Я рассказал ей о своих замыслах преобразований на горе Ноккалтекрор, но кое-что сохранил в тайне, чтобы оставался сюрприз на будущее. Это непросто было сделать, ведь больше всего на свете мне хотелось быть полностью откровенной с моей любимой! Когда мы вернулись в коттедж, пришло время прощаться. Конечно, мы не в силах были расстаться мгновенно, тем более что расставаться приходилось впервые! Однако рано утром мне предстояло собрать вещи и ехать сперва в Гэлоуэй, где я должен был оставить последние инструкции мистеру Кейси по поводу оформления еще двух участков в собственность (Норы и ее отца), а затем дальше.

Вечером мы еще раз поговорили с Диком о делах, он успел тщательно обдумать основную идею и увлечься ею. Так что оставалось лишь попрощаться и пожелать друг другу удачи.

Спал я не слишком крепко. Я был слишком счастлив, а вместе с переживанием счастья во мне рос страх – смутная тревога, боязнь перемен, как всегда бывает с людьми, слишком быстро и масштабно преображающими течение своей жизни. В моих беспокойных снах той ночью радость и тревога перемешались так плотно, что я не мог различить пугающие события и новые надежды. Мне казалось, что я почти не спал, хотя в памяти сохранились обрывки множества снов с участием людей и отражением событий, связанных с моим пребыванием в Ирландии в последние недели. И все они образовали причудливую и запутанную композицию реального и фантастического. Гигантский калейдоскоп мелькал и кружился, фрагменты воспоминаний и вымысла складывались в разной последовательности, хотя сами детали оставались неизменными. Порой все было залито розоватым светом рассвета и надежды, порой погружалось во мрак отчаяния или страха, но главный образ – гора на фоне закатного неба – составлял самую суть моего эмоционального состояния, и все время прекрасные глаза Норы являлись мне то тут, то там. Я словно переживал заново отдельные моменты нашей жизни, а легенды и мифы про гору Ноккалтекрор, которые я столько раз слышал в последнее время, воплотились в снах весьма красочно. В самых мрачных эпизодах неизменно присутствовал Мердок, как-то связанный со Змеиным Королем. Одно лицо принадлежало им обоим – вот ростовщик бросает вызов святому Патрику, а вот Змеиный Король выступает против Джойса… И каждый раз могучая гора рассыпается на куски, а море обрушивается на Змеиный перевал – Шлинанаэр.

К утру необходимость проснуться стала вторгаться в мой сонный разум, образы стали более практичными и реальными, святой Патрик и Змеиный Король покинули меня, пара военных с сундуком денег, посещавшие меня в ночи снова и снова и исправно исчезавшие со своим сокровищем, напротив, приобретали все более отчетливый облик. Потом я увидел Мердока, копавшегося в могиле, стены которой начинали осыпаться, пока он лихорадочно пытался извлечь сундук на лафете, покрытый болотной жижей и нависавший над ним на фоне желтоватого лунного сияния. Эта сцена являлась многократно, с мелкими вариациями: первой обрушивалась то одна, то другая сторона могилы, Мердок с криком ужаса пытался выбраться, или карабкался молча, или замирал в ужасе, не предпринимая попыток спастись. Но потом ему на помощь приходила Нора, и ее сильные, крепкие руки извлекали его из могилы.

Неудивительно, что после такой ночи я проснулся с ощущением, что забыл, упустил нечто чрезвычайно важное. Оказалось, что едва пробило четыре часа, но мне и вправду пора было собираться в путь. Не теряя времени, я выпил чашку горячего чая, заботливо приготовленную миссис Китинг, и вскоре уже сидел в экипаже Энди, направлявшемся в Гэлоуэй.

Энди был непривычно молчалив, а я, напротив, крайне возбужден и взволнован, все еще пребывая под воздействием снов. Некоторое время я ожидал, что он вот-вот заведет привычный комический разговор, однако ничего не происходило, так что я заговорил первым:

– Что-то ты сегодня неразговорчив, Энди. Ты печален? Что-то случилось?

– Я думаю.

– Ясно. И о чем или о ком ты думаешь, Энди?

– Честно говоря, о бедной мисс Норе, от которой парень сбегает. И о том, как может вернуться к ней лепрекон, стоит ей остаться в одиночку. Говорят, феи могущественны, но не всегда могут противостоять лепреконам. Вот как! Но странное дело: женщины вечно думают, что крепче ухватят мужчину, доводя его до безумия. Нет, чтобы вести себя попроще! Ничего с ними не поймешь!

– Да уж, Энди, тут ты прав.

Мне казалось, что он вступает на зыбкую почву, так что хотел свести разговор к набору банальностей.

– Да уж точняк. Эти девчонки – что женщины, что феи – больше по лепреконам ударяются, чем по нашему брату, так их и тянет на всяких злодеев, словно бес путает.

– Ну, Энди, это же вполне естественно. Если мы заглядываемся на девушек и влюбляемся в красивых, что же им, бедняжкам, и не смотреть на нас? И на внешность внимания не обращать? Я знаю, ты хочешь жениться, только слишком боишься женщин.

– Верно говорите. Тока я вот разъезжаю по стране туда-сюда, и как тут жену завести? Она будет на одном месте сидеть, я где-то ездить, что за жизнь? Или она будет ревновать к другим девчонкам, или скучать начнет. Все скверно.

– И все же, Энди, что станешь делать, как соберешься жениться?

– По правде говоря, сэр, женщина в дом приходит, значит, пора обосноваться на одном месте. А я-то такой человек – феи тока глаза в сторону отводят, смотреть не желают. Бедный я разнесчастный! Точняк: бедность – худшее преступление, и спрятать ее ни от кого не удастся. Заплаты издалека видны, а распугивают всех похлеще волков!

– Полно, Энди! Ты, похоже, настоящий циник.

– Циник, сэр, что правда, то правда, но разве ж то грех?

– Ты говоришь, бедность – преступление.

– А то нет? Худшее из худших. Многие преступления со временем прощают, и закон, можа, милость проявит. Но лучшее уж на люди в гробу показаться, чем в старом да драном костюме!

– Да у тебя, смотрю, целая философия!

– Что за штука такая, не знаю, сэр.

– Философом называют мудрого человека – того, кто любит мудрость.

– Ишь ты! Не, сэр, я больше девиц люблю, а в остальном – честный протестант.

– Почему протестант?

– Да кто ж знает, сэр! Как уж повелось!

Я не нашелся, как ответить на столь оригинальный богословский аргумент, так что замолчал, однако мой возница уже разговорился. А поскольку религиозные темы его привлекали явно не больше, чем меня, он моментально сменил предмет беседы.

– Завтра поеду назад на Ноккалтекрор. Я так понял, надобно мне забрать по дороге мистера Кейси, законника, а потом доставить его назад в Карнаклиф. Будут какие сообщения от вас, сэр?

– Спасибо, Энди, ничего не нужно. Разве что скажи мистеру Дику, что сегодня благополучно доставил меня.

– Ничего – прям никому?

– Не знаю, о чем ты, Энди.

– Можа, что мисс Норе передать? Девушки, они страсть как любят послания получать, особливо от дорогих им людей.

– Ты про меня?

– О да! Про кого ж еще? На кого ж ей тута еще засматриваться? Точняк – глаза-то у нее аж светились давеча, как с вами шла рядом. А уж какие глаза у мисс Норы красивые! В такие и самому лучшему джинтману заглядеться не грех, других таких не сыщете, точняк.

Ухмылка возницы была самая бесстыжая. Такое странное чувство юмора я подмечал порой у дурно воспитанных детей, которым нравится насмехаться над другими, а простота не позволяет им почувствовать границы дозволенного. Порой у них нет дурных намерений, но от того едва ли становится легче. Иные люди говорят одно, а подразумевают другое – и следят за реакцией собеседника, не так было у Энди: его иносказания были шиты белыми нитками и служили формой игры, скрывавшей его собственную неуверенность и попытки выглядеть смелее и удачливее. Однако я терялся и не знал, как заставить его прекратить отпускать шутки на тему, никак его не касавшуюся и нарушавшую все приличия. Поэтому я предпочел замолчать и прекратить разговоры.

На пороге отеля, у которого я должен был пересесть в дилижанс, перевозивший на дальние расстояния, Энди распрощался со мной и сказал:

– Когда вас забрать в Гэлоуэе, чтоб назад отвезти?

– Разве я говорил, что собираюсь вернуться?

Энди рассмеялся:

– Да разве ж всегда надобно много слов тратить? Есть способы получше, чтобы все как есть выложить.

– Но разве слова – не наилучший способ общения между людьми?

– Господи, сэр! Неужто вы всерьез будете думать, что, коли девица говорит «нет», это никогда не значит «да»? И разве ж они когда нам все так напрямую и скажут? Без выкрутасов! Тяжеленько жить в мире, коли все слова на веру принимать! А уж вдовушек в нем маловато было бы.

– При чем тут вдовы, Энди?

– Ну так вдовы же из жен получаются!

– Ясно. Обдумаю это, Энди, а пока мне пора в путь.

– Да уж призадумайтесь, сэр, а то, боюся, хлопот не оберетесь! Ну да ладно! Ехать вам далеко, и вы уж телеграфируйте мистеру Дику, когда мне забирать вас, как соберетесь из Гэлоуэя в наши края. А я стану приглядывать, чтобы с мисс Норой все хорошо было.

– Прощай, Энди, – ответил я коротко и дал ему соверен.

– Удачи вам, сэр! Хотя какой смысл желать удачи джинтману, до которого феи добрались!

Когда дилижанс поворачивал у озера, я еще мог разглядеть фигуру Энди, махавшего мне шляпой, а потом мы двинулись дальше, и я уже не оглядывался назад.

В Гэлоуэе я немедленно разыскал мистера Кейси, он уже ждал меня. Мне оставалось не менее часа до экспресса на Дублин, так что мы могли пообедать и обсудить наши дела. Он пригласил меня к себе, и я подробно объяснил, что и как следует приобрести и зарегистрировать на мое имя на Ноккалтекроре, уточнив, что Дик знает все подробности и обладает полномочиями действовать от моего имени.

Дальше на восток я отправился в отличном настроении. В Дублине я оказался к ночи, а следующим утром, около десяти часов, посетил офис мистера Чэпмена, своего поверенного. Он располагал нужной мне информацией и был готов всячески содействовать моим планам. Мы поговорили искренне и по-дружески, и он пожелал мне счастья. Все же он был другом моего отца и много лет вел наши дела, так что его интересовало правильное оформление документов и разумное обустройство моего положения. Однако он оказался достаточно романтичен, чего я никак не ожидал. Он даже захотел лично подобрать школу и подходящих учителей в Париже для моей будущей жены.

– Так будет лучше, я уверен, – сказал он. – Доверьте это старику, который не раз вел переговоры в интересах вашего отца. Дорогой мой мальчик, у меня нет своих детей, и я привык считать вас почти что сыном, так что буду рад принять и вашу мисс Нору как родную дочь. И с директрисой школы уместнее будет говорить мне – так сказать, in loco parentis^[6] – чем вам.

Его предложение было для меня большим облегчением, так как я почти ожидал возражений и попыток отговорить меня. Конечно, я принял его помощь, и мы отправились в Париж вдвоем. Нам пришлось посетить несколько школ, чтобы выбрать наиболее удачный вариант. Мистер Чэпмен учитывал, что Нора хотела пройти достаточно широкую программу, не ограничиваясь самыми очевидными дисциплинами, и что я хотел дать ей шанс обрести светские манеры, которые бы облегчили ей вхождение в общество. Директрисы лишь широко открывали глаза, услышав весь список требований и пожеланий, который мистер Чэпмен называл «дополнительными пунктами»; среди них были и верховая езда, и посещение оперы, и уроки музыки. Мадам Лепешо, школу которой мы выбрали, обещала предоставить Норе все необходимое, включая ее личные советы и поддержку. Мы договорились, что сообщим о дате прибытия Норы чуть позже письмом. Мистер Чэпмен также попросил мадам Лепешо прислать нам список вещей, которые могут потребоваться Норе в Париже. Милейшая француженка сочла это отличной идеей, но настаивала на том, чтобы отец Норы прибыл вместе с ней и помог совершить покупки. Мы сочли за лучшее, если и я составлю им с Норой компанию.

Все эти хлопоты заняли немало времени, и я смог отправиться в Коннемару лишь на пятый день. Мы выехали поздно вечером и прибыли утром, наскоро позавтракали и поспешили в офис мистера Чэпмена, где нас ждала почта. Для меня было два письма. С первым я прошел к окну, чтобы прочитать его за занавеской, где меня никто не видел и где я мог поцеловать страницы, написанные милой рукой. Прежде я никогда не видел ее почерка, но сразу понял, что письмо от Норы.

Помните ли вы, достигшие середины жизни, то чувство, когда впервые получаешь письмо от любимой или любимого? Долгие годы бытовых радостей и неурядиц, утраченных надежд и обветшавших иллюзий не смогли стереть окончательно из памяти то волнение, тот трепет восторга и гордости? Способны ли вы очнуться от летаргии повседневности и вновь ощутить бурный поток крови, закипающей в груди и расплавленным металлом мчащейся по всему телу?

Я держал в руках письмо Норы, и словно сама она вновь была рядом: еще шаг – и смогу заключить ее в объятия! Бережно и неспешно я распечатал конверт – священный для меня, как любой предмет, к которому прикасалась она. Вот и само послание – ее слова, ее вести.

«Дорогой мой Артур,

Надеюсь, путешествие твое было удачным и ты получил удовольствие от поездки в Париж. У нас с отцом все хорошо; мы получили отличные новости от Юджина, которому теперь поручена по-настоящему важная работа. Каждый день встречаемся с мистером Сатерлендом. Он уверяет, что дела идут по плану. Мистер Мердок нанял старого Бата Мойнахана, теперь тот живет в его доме, они все время вместе, и Мойнахан, кажется, всегда пьян. Отец считает, что у мистера Мердока есть какая-то тайная цель, и ничего хорошего это не предвещает. Мы все будем рады снова видеть тебя. Боюсь, что это письмо покажется тебе нелепым, но, знаешь, я ведь не привыкла писать письма. Не сомневайся: все, что я говорю тебе, выражает мои искренние чувства, идущие из глубины сердца. Я получила твои письма, не могу высказать, какое огромное удовольствие они мне доставили и как я их ценю. Отец передает наилучшие пожелания – с любовью и полным доверием. Что еще сказать? Как слова могут передать все чувства и мысли? Возможно, мне просто не хватает способностей выразить все, что я желаю, по крайней мере, чувствую я гораздо больше, чем могу написать.

Нора».

Письмо меня разочаровало! Разве может молодой человек удовлетвориться написанными словами, не видя розовых губ, произносящих признание, не глядя в сияющие прекрасные глаза? И все же теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что это безыскусное письмо крестьянки, не получившей особого образования, не знавшей мира, возможно, никогда прежде не писавшей никому, кроме отца или брата, в каждом слове звучало простотой и правдой, искренней музыкой чистого сердца. И едва ли кто-то более искушенный и владеющий слогом мог написать лучше, найти более подходящие слова или передать больше чувств. Я несколько раз перечитал письмо Норы, опасаясь, что мистер Чэпмен будет недоумевать, что меня так захватило в нем, обратился ко второму письму, от Дика. С ним я перешел от окна к столу и удобно сел, чтобы прочитать его, пока мистер Чэпмен был погружен в свою накопившуюся обильную корреспонденцию.

Нет нужды подробно излагать послание Дика. Оно было детальным и исчерпывающим, включавшим описание каждого предпринятого шага. Мистер Кейси приехал, как мы и условились, помог устроить дела с формальной стороны и, не теряя времени, выяснил, что почти все арендаторы с восточной стороны горы хотели избавиться от своих наделов и поискать счастья в других краях. Поместье, которому они принадлежали, находилось в процессе банкротства, владельцы мечтали о продаже, так что мистер Кейси немедленно купил имение, а также выкупил права аренды у всех желающих. Результат был прост и ясен: после соблюдения определенных формальностей и перевода денег я становился владельцем всего Ноккалтекрора и прилегающей к горе земли. Письмо содержало и еще ряд любопытных деталей. Дик рассказал мне, что Мердок, чтобы побольнее задеть Джойса, завершил прокладку протока от его земли к Полям Утесов, блокировав валунами узкий канал; в сочетании с непрерывными дождями это ускорило подъем болота, и Дик опасался серьезной катастрофы. Его страх возрастал из-за того, что происходило на Нокнакаре. Даже там пробы грунта и замеры показывали ужасные последствия затянувшихся дождей. С большим трудом прорезанные отверстия затянула трясина, меньшее болото снова поднялось и даже несколько продвинулось вниз по склону. Встревоженный Дик, несмотря на прежние оскорбления, счел своим долгом еще раз предостеречь Мердока. Однако тот в очередной раз отмахнулся и продолжил рискованные работы на границе трясины. Более того, Мердок подал жалобу на меня из-за покупки почти всей горы, сведения о которой уже стали распространяться по всему району. Дик сообщал, что Мердок сквернословил, сыпал проклятиями и обещал преследовать меня и всех моих близких. От его грязного языка досталось и Дику, и Джойсу, и Норе. Мердок угрожал отомстить, клялся, что все равно отыщет свое сокровище, даже если я попытаюсь скупить всю Ирландию.

Затем Дик подробно описал все то, о чем Нора в своем письме сказала в нескольких скупых строках. О том, что Мердок нанял Бата Мойнахана, который переселился к нему и с тех пор непрестанно пьян, о том, как они вдвоем ищут сокровища, а когда им кажется, что за ними никто не наблюдает, норовят зайти на участок Джойса, с разных сторон прощупывая болото.

«Когда ночи стали темными, я решил проследить за ними, – писал Дик в конце письма, – так как меня сильно тревожит все происходящее. Я опасаюсь какого-то коварного хода со стороны Мердока. Для тебя в Ноккалтекроре заключается гораздо большее сокровище – не сундук с золотом, за которым гоняется Мердок, а истинная ценность. А поскольку я стою на страже твоих интересов, считаю себя в праве проявить инициативу, чтобы защитить тебя. Я замечал несколько раз, как Мердок смотрит искоса на старика Мойнахана – в те моменты, когда ему кажется, что его никто не видит; меня пугает злоба и безумие в его взгляде. Он может просто убить старика, когда они что-то найдут. Мне не хочется бросаться подобными обвинениями, не имея никаких доказательств его темных намерений, и я не могу судить о том, что творится в его душе, но я и в самом деле испытывал бы большую уверенность в завтрашнем дне, если бы этого негодяя здесь не было».

К тому времени, когда я дочитал письмо Дика, мистер Чэпмен закончил разбирать свою корреспонденцию, и мы вернулись к обсуждению моих дел. Пакет документов о приобретении участков на горе Ноккалтекрор и вокруг нее, включая землю, принадлежавшую Норе, должен был задержать меня в Лондоне на несколько дней. Однако, едва завершив дела, я поспешил в Западную Ирландию. Перед выездом я написал Норе, что рассчитываю прибыть на Ноккалтекрор утром 20 октября, а потом послал сообщение Дику с просьбой прислать Энди в Гэлоуэй утром 19-го – я предпочитал путешествовать в одиночестве, не отвлекаясь на разговоры со случайными попутчиками в дилижансе.

В Дублине меня встретил мистер Кейси, и мы отправились в суды, палаты регистрации, разнообразные конторы, банки, чтобы совершить длинную череду официальных шагов по подтверждению и оплате всех подготовленных к моему приезду актов купли-продажи. Многие церемонии казались мне чересчур эксцентричными, но я послушно следовал инструкциям мистера Кейси и старался поскорее завершить эту канитель.

Наконец я освободился, и на следующее утро мы с мистером Кейси самым ранним рейсом отправились в Гэлоуэй. Теперь я был единоличным владельцем почти всей горы Ноккалтекрор, а он моим официальным поверенным в делах с ирландским имуществом.

Поездка была не слишком долгой, и уже в поддень мы прибыли в Гэлоуэй. На платформе я сразу увидел Дика, который прибыл, чтобы встретить меня. Мне он показался слишком бледным и встревоженным, однако он бодро приветствовал нас и ни словом не выдал причин своего беспокойства – я решил, что он предпочитает поговорить обо всем наедине со мной. Однако до этого было далеко, мистер Кейси пригласил нас на обед к себе и заранее отдал все распоряжения. Энди ждал на станции, ухмыляясь от уха до уха, и готов был немедленно отправиться в путь, но я решил, что разумно будет ненадолго задержаться и воспользоваться гостеприимством юриста.

И тогда у нас с Диком выдалась возможность обменяться буквально парой слов.

– У тебя взволнованный и загадочный вид, дружище, – сказал я. – Не пора ли обсудить все откровенно? Дело серьезное?

– Очень серьезное!

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒