Глава X На полях утесов

Глава X На полях утесов

Я шел по склону горы, пока не добрался до большого гребня скал, который, как объяснял мне Дик, защищал нижнюю оконечность фермы Мердока от западных ветров. Я поднялся на вершину, чтобы окинуть взглядом окрестности, и обнаружил, что хребет тянулся до самого Змеиного перевала, до той точки, где я начал свое восхождение. Однако здесь я не находился прямо над морем, а передо мной простиралась территория, называемая местными жителями Полями Утесов. Это было очень странное и красивое место.

В нескольких сотнях футов подо мной раскинулось плато в семь-восемь гектаров, расположенное на высоте около двухсот пятидесяти футов над уровнем моря. С севера оно было защищено высокой скальной стеной, подобной той, на которой я в тот момент стоял, и, насколько я мог заметить, слои камня там чередовались в аналогичной последовательности. В центре вздымалась массивная скала с плоской вершиной площадью около четверти гектара. Все плато, за исключением этого обнаженного каменного утеса, было покрыто зеленью. Оно орошалось небольшим потоком, падающим в глубокую узкую расщелину в скалах – там, где болото стекало в сторону нынешней земли Мердока. Трава казалась высокой, тут и там виднелись купы деревьев и кустарников – все низкорослые, за исключением нескольких каменных сосен, одиноко возвышавшихся над остальной растительностью и не уступавших яростному натиску западного ветра. Но вся красота пейзажа внезапно померкла для меня! На скалистом уступе, в самом центре плато, сидела девушка – в той самой позе, в какой я увидел ее впервые на вершине холма в Нокнакаре.

Сердце мое замерло, и в смятении и надежде, пробудившейся вновь в моей груди, казалось, весь мир наполнился солнечным светом. На мгновение я чуть не потерял сознание, колени задрожали, в глазах потемнело. Затем ужасные сомнения и подозрения вкрались в мою душу. Я не мог поверить, что вижу мою незнакомку – здесь и сейчас, когда я меньше всего ожидал встретить ее. Но следом пришло желание действовать.

Не знаю, как сделал первый шаг. До сих пор не могу понять, как искал путь к тому отдельно стоящему уступу скалы от гряды, с которой увидел девушку, скользил я или карабкался, шел в обход или напрямик. Все, что я могу вспомнить, как перебираюсь через большие валуны, а затем бреду сквозь высокую плотную траву у подножия скалы.

Там я остановился, чтобы собраться с мыслями, – хватило мгновения. Я был слишком охвачен порывом, чтобы долго раздумывать, и выбора у меня не было. Я помедлил лишь для того, чтобы не испугать незнакомку внезапным своим появлением.

Наконец я решился и поднялся на скалу. Я старался не шуметь, но не пытался скрываться. Она, очевидно, услышала шаги, потому что она заговорила, не оборачиваясь:

– Мне пора идти?

Я не ответил, пересекая небольшое плато, и она вскочила и развернулась – взгляд ее пронзил меня насквозь, словно шпага, а сияющее солнце разогнало туман на душе.

– Артур! – Она едва не рванулась навстречу мне, но потом резко остановилась, побледнела, а затем вспыхнула так, что заалели и щеки, и даже шея; она закрыла лицо руками, и мне показалось, что я разглядел слезы, блеснувшие между тонких пальцев.

Я стоял, как громом пораженный. Это и вправду была она – моя прекрасная незнакомка, сердце мое бешено колотилось от радости, долгая тоска и тревога покидали меня так, что все тело сотрясалось от дрожи, когда я воскликнул изменившимся, непривычным голосом:

– Наконец, наконец! – И слезы хлынули из моих глаз.

Сухое и горькое горе сменилось оживляющей влагой счастья и восторга.

В одно мгновение я оказался рядом с ней и нежно сжал ее руку. Это был мимолетный жест, потому что она с громким вздохом отстранилась, но за секунду соприкосновения словно весь мир промчался передо нами, и мы поняли, что любим и любимы. Некоторое время мы стояли молча, а потом присели вместе на валун – она застенчиво выбрала место на небольшом расстоянии от меня.

Имеет ли значение, о чем мы говорили? Нам особо нечего было сказать, никаких новостей – старая-старая история, повторяющаяся снова и снова со времен Адама, который проснулся и обнаружил, что новая радость вошла в его жизнь. Тем, чья стопа ступала в Эдеме, слова не нужны; тем, кто еще не касался той священной земли, нет нужды объяснять – ибо их время познания еще впереди.

Лишь некоторое время спустя, когда мы уже сели и обменялись первыми нежными словами, такими милыми, хотя никому, кроме нас самих, они не показались бы чем-то большим, чем собрание банальностей, но такова природа любви, превращающей очаровательные пустяки в небесное чудо! – лишь после этого я заговорил о чем-то более серьезном и важном.

– Скажи мне свое имя. Я так долго мечтал узнать его, все эти долгие, невыносимо пустые дни.

– Нора – Нора Джойс. Я думала, ты знаешь.

Она застенчиво взглянула на меня, вспорхнули ресницы, легкая краска снова расцвела на девичьих щеках.

– Нора! – я произнес это имя, и вся душа моя отозвалась трепетом. – Нора! Какое прекрасное имя! Нора! Нет, я не знал, если бы знал, зачем бы сидел я в ожидании на вершине Нокнакара? Я искал бы тебя здесь.

– Я думала, ты помнишь меня с той ночи, когда привез домой моего отца, – в интонации ее просквозило разочарование, и я почувствовал холодок, пробежавший по спине.

– Той ночью я не видел тебя. Было так темно, что я чувствовал себя слепцом, – я лишь слышал твой голос.

– Я думала, ты запомнил голос, – разочарование не уходило.

Каким же я был глупцом! Голос, чудесный голос, который невозможно забыть!

– Я подумал, что твой голос знаком мне, когда услышал его там, на холме, но когда увидел тебя и влюбился, с этого момента все прошлое померкло, прежний мир перестал существовать и мне не с чем стало сравнить!

Она привстала, но потом снова села на камень, покраснев – на этот раз, вероятно, от удовольствия, и я воспрял духом.

– Меня зовут Артур, – я произнес фразу и вздрогнул от внезапной мысли – она ведь назвала меня по имени, едва увидев здесь сегодня, и как-то нелепо было теперь представляться, но я все же продолжил, опережая возможную ремарку: – Артур Северн, но, впрочем, ты это знаешь.

– Да, я слышала, как о тебе говорили на Нокнакаре.

– И кто же?

– Энди, возница. В тот день – следующий после нашей встречи на холме – он увидел меня и мою тетю и подошел поздороваться.

Энди! Этот вездесущий Энди! Ну погоди! С тобой давно пора что-то делать!

– Тетя? – переспросил я.

– Да, моя тетя Кейт. Отец послал меня к ней, он хотел, чтобы я меньше смотрела, что делается в нашем прежнем доме, так как это огорчает меня, ведь там столько вещей, принадлежавших моей маме. Отец ужасно переживает за меня, а я за него. Было так трогательно, что он отослал меня, – он всегда очень, очень добр.

– Он хороший человек, Нора, я знаю. Я лишь надеюсь, что он не возненавидит меня.

– Но с чего бы? – удивилась она.

– За желание увести его дочь. Не уходи, Нора. Бога ради, не уходи! Я не скажу больше ничего такого, что тебе не понравится, но если бы ты только знала, как я страдал с тех пор, как лишился возможности видеть тебя! Я боялся, что потерял тебя навсегда! Ты бы пожалела меня, правда! Нора, я люблю тебя! Нет-нет, выслушай! Ты должна выслушать меня. Я хочу, чтобы ты стала моей женой, я буду любить и уважать тебя всю жизнь. Не отказывай мне, дорогая, не прогоняй меня! Я люблю тебя, люблю!

Некоторое время Нора сидела молча. Затем серьезно посмотрела на меня, и в глазах у нее стояли слезы.

– О, зачем вы такое говорите, сэр? Зачем? Отпустите меня! Не пытайтесь удержать! – мы оба встали. – Я не сомневаюсь, что у вас добрые намерения, что вы человек честный и порядочный, но мне нужно все обдумать. До свидания!

Она протянула мне руку, и я нежно пожал ее, не осмелившись сжать ее сильнее или удержать, – истинная любовь робка! Нора слегка поклонилась и пошла прочь.

Внезапно меня охватило отчаяние – словно накопившаяся за предыдущие дни тоска не оставила меня, а лишь притаилась, и теперь я понял, что все еще боюсь потерять мою любимую.

– Постойте, Нора! Еще мгновение! – Она остановилась и обернулась. – Смогу я вновь увидеть вас? Не будьте жестокой! Скажите, что мы увидимся снова!

Ласковая улыбка скользнула по ее губам, но глаза были печальны.

– Приходите сюда завтра вечером, если хотите, – сказала она, прежде чем уйти.

Завтра вечером! У меня есть надежда, с легким сердцем я смотрел, как удаляется тонкая девичья фигура через пастбище, затем между скал. Она была воплощенной грацией, красота и нежность этой девушки превосходили все, что я видел на свете. Когда она скрылась из виду, мне показалось, что солнце светит не так ярко и воздух стал холоднее.

Я еще долго сидел на валуне, мысли мои были исполнены сладости. Лишь смутное, не сформулированное четко опасение омрачало мои мечты – как будто впереди нас поджидала таинственная угроза. Наконец я встал и пошел по плато, взобрался на каменистую гряду и спустился с нее, направляясь в сторону Карнаклифа. И тут меня поразила неожиданная мысль: Дик! Я похолодел.

Как же Дик? Мое счастье – если меня и вправду ожидало счастье – будет основано на страдании моего друга. Может быть, в этом и есть причина серьезности Норы и ее сомнений? Может быть, Дик уже сделал ей предложение? Он ведь говорил мне, что беседовал с Норой, – а вдруг он совершил импульсивный поступок и не решился рассказать мне об этом? А если он сделал признание первым, то почему же не мог получить благоприятный ответ? И тогда Нора уже не свободна.

Как же я проклинал себя за потерянное время, как винил себя в том, что не отыскал девушку раньше, не выяснил, кто она и где живет! Ведь сколько раз Энди намекал на это. Он-то явно знал, что моя прекрасная незнакомка с горы Нокнакар не кто иная, как Нора! Сколько раз Энди направлял течение моих мыслей в строну Норы, сколько раз впрямую советовал сходить на Шлинанаэр и посмотреть на дочку Джойса! Да, следовало признать, что Энди прилагал массу усилий, чтобы помочь мне, надо отдать ему должное. Так кого мне винить? Не Энди и явно не Дика – благородного и верного друга. Разве Дик не спрашивал меня, кто та девушка, в которую я влюбился? Разве не признался он мне чистосердечно в своем чувстве лишь после того, как я заверил его, что это не Нора? Нет, у меня нет ни малейшего повода упрекать Дика!

Но где же справедливость? Теперь именно он оказывался в положении обманутого – хотя я не имел ни малейшего желания ввести его в заблуждение, рассказывая о своей любви. Я, только я был виноват перед ним. Что же мне делать? Дол жен ли я немедленно во всем признаться Дику? Сердце мое болезненно сжалось при этой мысли – да мне, собственно, и нечего пока было ему рассказать. До следующего вечера я сам не знал своей судьбы. А вдруг разумнее будет Дику не знать о моем увлечении Норой, если она отдаст предпочтение ему? Нора попросила время на раздумья. Если она прежде уже дала слово Дику, но сейчас ей надо обдумать мое предложение и готового отказа для меня у нее нет, честно ли будет сообщать сейчас Дику о ее сомнениях? А вдруг она решит сохранить верность данному ему слову? Не будет ли моя разговорчивость дурным делом по отношению и к ней, и к нему? Нет! Я не должен ничего говорить ему – по крайней мере, пока не будет полной ясности.

Но как избежать признания, если разговор подойдет слишком близко к опасной теме? Хуже того! Я не упоминал о своих недавних визитах на Ноккалтекрор, хотя, видит Бог, я действовал не в свих интересах, но исключительно ради счастья друга! Но теперь такое объяснение будет казаться невероятным.

Все эти мысли крутились в голове, пока я шел к отелю. И в конце концов я принял решение не спешить туда, а пойти куда-нибудь в другое место и задержаться там допоздна. В таком случае я смогу избежать встречи с Диком и любых разговоров. Назавтра я смогу вернуться в Карнаклиф, а к вечеру, в то время, когда риска столкнуться с Диком не будет, пойду на Шлинанаэр, снова увижу Нору и получу от нее определенный ответ. И никто, никто не будет заранее знать об этой встрече. Я свернул на дорогу, что вела в Эондвуд, а оттуда послал Дику телеграмму: «Дошел до Эондвуда, очень устал, переночую тут, вероятно, вернусь завтра».

Долгая прогулка пошла мне на пользу, так как я и вправду устал, и, несмотря на все пережитые волнения и на хоровод тревожных мыслей, уснул быстро с именем Норы на устах, и спал крепко.

На следующий день я добрался до Карнаклифа после полудня. Там я узнал, что Дик вместе с Энди уехал на Ноккалтекрор. Я подождал, пока не пришло время им возвращаться, и тогда сам двинулся в путь. В полумиле от горы я свернул с дороги и сел под деревьями в стороне, где меня никто не заметил бы. Вскоре я увидел, как проехал мимо Дик в экипаже, которым управлял Энди. Когда они скрылись вдали, я отправился на Поля Утесов.

Я шел туда со смешанными чувствами. Надежда и радость при воспоминании о вчерашней встрече с Норой, волнение перед новым свиданием, мысли о счастье или несчастье, ожидавшем меня впереди, и ужасная тревога. Колени мои дрожали, я испытывал слабость, взбираясь в гору. Наконец я пересек плато и сел на вчерашний валун.

Вскоре появилась девушка. Она изящно ступала по камням, легко продвигаясь вверх по склону. Нора была бледна, но, когда она приблизилась, я заметил, что глаза ее были ясными и спокойными. Я поспешил ей навстречу, и мы молча взялись за руки. Затем мы сели на прежний камень, и девушка была явно менее застенчива, чем накануне, хотя и вела себя больше как девочка, чем как взрослая женщина. Я заговорил, стараясь справиться с внезапной хрипотой, вероятно, порожденной волнением:

– И что же?…

Она с милой улыбкой взглянула на меня и ответила мягко:

– Мой отец нуждается во мне, и я не могу пренебрегать этим. Он совсем один: он потерял мою маму, а брат далеко, его жизнь будет протекать совсем в других сферах. Он потерял землю, которой так дорожил, в которую вложил столько сил, она ведь была нашей очень, очень давно. Сейчас он печален, одинок, он чувствует, что стареет. Как я могу его оставить? Всю жизнь он был добр ко мне, он так трогательно обо мне заботился! – глаза ее наполнились слезами.

Мы все еще держались за руки, и это дарило мне надежду и придавало отвагу.

– Нора! Скажите мне – есть ли другой мужчина между вами и мной?

– О нет, конечно нет! – воскликнула она без малейших колебаний.

С моего сердца словно огромный камень свалился. Но жалость к другу не могла оставить меня. Бедный Дик! Бедный Дик! Мы с Норой несколько мгновений сидели молча, мне нужно было собраться с духом, чтобы задать следующий вопрос.

– Нора… – я остановился, а она взглянула мне в глаза. – Нора, если бы у вашего отца не все было потеряно, если бы у него было в жизни важное дело, чувствовали бы вы себя свободной дать мне согласие?

– О, не спрашивайте. Не спрашивайте меня! – умоляющим голосом проговорила она.

Я был искренне тронут такой нежной мольбой, но не мог отступить.

– Я должен, Нора! Поймите, я должен, я буду терзаться. Пока вы не дадите мне ответ. Проявите милосердие! Будьте сострадательной! Скажите, вы любите меня? Вы знаете, что я люблю вас, Нора. О боже! Как я люблю вас! Вы для меня весь мир, вы единственная! Я люблю вас всеми фибрами своей души, всем сердцем! Так скажите же, вы любите меня?

Краска залила лицо девушки, и она робко спросила меня:

– Должна ли я отвечать?

– Да, Нора!

– В таком случае, да, я люблю вас! Помоги нам Господь! Люблю вас, люблю, – и она едва ли не вырвала свою руку из моей, чтобы закрыть ладонями лицо – слезы потекли по ее щекам.

Исход такой сцены мог быть один: в следующее мгновение она оказалась в моих объятиях. Нас охватила внезапная волна страсти, подобная взрыву, стихийному потоку. Она спрятала лицо у меня на груди, но я нежно приподнял его – и наши губы встретились в долгом, пылком и нежном поцелуе.

Потом мы сидели на валуне, рука об руку, и шептались, признаваясь друг другу в своих чувствах, обменивались маленькими трогательными секретами. Это был триумф любви. Еще недавно мы не знали, суждено ли нам быть вместе, нас разделяло столько невысказанных страхов и сомнений, а теперь сердца наши бились в унисон, мы пребывали в полном согласии, дышали одним дыханием. Пусть прошлое остается в прошлом, пусть мертвые хоронят своих мертвецов, а любовь живет лишь настоящим, мгновением счастья, сиянием истинной радости.

Однако и в прошлом мудрые люди понимали человеческое сердце – не случайно бабочку выбрали символом души, радуга рождается не ярким светом, а тем, что пробивается сквозь дождевые облака, а любовь, словно бабочка, подобна радуге – многоцветной и мимолетной, порхающей на воздушных крыльях!

Мы не спешили покинуть чудесное место свидания. Высоко над нами вздымались древние скалы, зеленые просторы лежали перед нашими ногами, вдали простиралась сияющая панорама заката и мягкая полутьма над морем.

После первой горячки мы почти не говорили, просто сидели, взявшись за руки, но тишина казалась нам поэзией, шорох моря и биение наших сердец звучали, как хвала природе мира и божественной красоте.

Мы больше не говорили о будущем, мы знали теперь, что любим друг друга и нам нечего было бояться будущего! Мы были счастливы! После еще одного поцелуя мы расстались в тени скалы, и я наблюдал, как она идет к дому, и только потом я двинулся своей дорогой. У подножия горы я встретил Мердока, который покосился на меня весьма мрачно и что-то невнятно проворчал в ответ на мое сдержанное приветствие.

Я понимал, что этим вечером не увижу Дика. На самом деле я никого не хотел видеть в тот момент, а потому долго сидел, не доходя до поселка, и слушал шум прибоя, доносившийся с отдаленного пляжа. А потом я отправился бродить в ночи, не слишком удаляясь от горы, так что снова и снова видел на расстоянии коттедж, где спала Нора.

Рано утром я снова пошел в Эоундвуд и там лег спать – и провел в постели значительную часть дня. Проснувшись, я задумался о том, как преподнести новости Дику. Я знал, что сделать это теперь надо как можно скорее. Сперва я хотел написать ему и все объяснить, прежде чем мы снова встретимся, но потом пришел к выводу, что это скверный вариант, – я буду выглядеть трусом, предающим доверие искреннего друга. Можно было дождаться его возвращения в Карнаклиф и тогда все ему рассказать, как только мне представится первая возможность.

Так что я поехал в Карнаклиф и там с нетерпением ждал друга. Я надеялся, что еще не поздно будет после нашего разговора поехать на Шлинанаэр, чтобы увидеть Нору – или хотя бы дом, где она находится.

Дик прибыл чуть раньше обычного, и даже через окно я заметил, что он выглядит мрачным и встревоженным. Он сразу поинтересовался, на месте ли я, и, получив утвердительный ответ, заказал ужин, причем попросил поторопиться, а затем он прошел к себе в комнату. Я не спускался, пока меня не позвал официант, который сообщил, что стол для нас накрыт. Следом за мной подошел Дик, который сердечно приветствовал меня.

– Привет, Арт, дружище! Я рад, что ты вернулся. Думал, что уже потерял тебя.

У нас, как выяснилось, не было особого аппетита, хотя нам предоставили столь щедрое угощение, что пришлось есть хотя бы из чувства благодарности. Когда ужин закончился, Дик предложил мне сигару, закурил и сказал:

– Давай прогуляемся, Арт. У меня есть к тебе разговор.

Я видел, что он изо всех сил старается быть спокойным и непринужденным, но голос его дрогнул, что было весьма необычно. Когда мы проходили через холл, миссис Китинг передала мне только что доставленные письма.

Мы с Диком вышли на широкую песчаную полосу, протянувшуюся к западу от Карнаклифа и обнажавшуюся во время отлива. Мы отошли достаточно далеко от домов, когда Дик наконец обернулся ко мне и сказал:

– Арт, что происходит?

Я мгновение колебался, так как не понимал, с чего именно начать, – вопрос был слишком неопределенным и внезапным, так что я растерялся. Но Дик продолжал:

– Арт, я всегда верил в две вещи, и я не откажусь от них без борьбы. Во-первых, я убежден, что едва ли на свете найдется много такого, что невозможно объяснить логически. Во-вторых, честный человек не может в одно мгновение стать бесчестным. Арт, ты ничего не хочешь мне рассказать?

– Хочу, Дик! Мне многое нужно тебе рассказать, но что именно ты сам хочешь от меня услышать? – я внезапно осознал, что разумнее будет поинтересоваться тем, что он подразумевает, а не начинать с того, что представляется наиболее важным мне.

– Хорошо, тогда позволь задать тебе несколько вопросов! Разве ты не говорил мне, что та девушка на холме, в которую ты влюбился, вовсе не Нора Джойс?

– Говорил и сам так считал, но я ошибался. В тот момент я не знал, кто она, и только теперь снова нашел ее, но мы с тобой с тех пор еще не виделись.

– Мы не виделись? Но разве ты не знал, что я люблю Нору Джойс? И что я только жду подходящий момент, чтобы сделать ей предложение руки и сердца?

– Конечно, знал! – Тут мне нечего было добавить, я слишком долго действовал только ради себя, погруженный в собственные чувства.

– И разве в последние дни ты не посещал Шлинанаэр? И не постарался удержать эти визиты в тайне от меня?

– Все так, Дик.

– И ты не собирался просветить меня на этот счет?

– Напротив. Но изначально визиты были предприняты в твоих интересах, – я остановился, заметив выражение удивление и отвращения на лице друга.

– В моих интересах? В моих интересах! Артур Северн, и что же – в моих интересах ты попросил Нору Джойс выйти за тебя замуж? Я и мысли не допускал, что ты можешь поступить непорядочно, тем более по отношению к ней – к женщине, о которой я сказал тебе, что она моя любовь, что я хочу жениться на ней. Ты уверял меня, что не любишь ее, что твое сердце принадлежит другой женщине! Мне ненавистно говорить все это, Арт! И ты еще говоришь мне о моих интересах. И в чем же они, эти интересы? Может быть, в моих интересах ты, богатый человек, купил дом, который она так любит? В то время как я, бедный, вынужден стоять в стороне и наблюдать, как угасает ее отец, потому что у меня нет средств, чтобы выручить его, чтобы разорвать этот мерзкий мне договор с ростовщиком, поставивший меня в ложное положение в ее глазах…

Наконец я увидел просвет. По крайней мере, на это я знал, что ответить.

– Да, Дик, именно это было сделано ради тебя!

Он отшатнулся и замер.

– Попробуйте объяснить это, мистер Северн, потому что это крайне странное заявление.

И тогда я рассказал ему все с предельной искренностью и простотой, ничего не утаивая. Как я надеялся поддержать друга в его любви, раз уж моя оказалась столь безнадежной. Как я купил участок в надежде передать его Дику, чтобы он смог своими руками утешить и поддержать любимую. Как это и только это привело меня на Шлинанаэр, и как случилось, что именно там я встретил свою незнакомку, и как обнаружил, что она и есть Нора. Я рассказал о том, как сделал ей предложение, признался, как в смятении страсти я позабыл о нем. Он пожал плечами, услышав об этом. Я признался, в какой тревоге ждал ее ответа, как и почему остался в Эоундвуде, чтобы избежать встречи с ним и не предать их обоих. А затем я передал ее слова – как она дорожит отцом и не может покинуть его, когда он в беде. Я постарался ограничиться беглым упоминанием наших любовных признаний, чтобы не причинять ему лишнюю боль. Но я не мог солгать ему и в этом. Когда я закончил, он сказал:

– Арт, моя душа разрывалась от сомнений!

Я вспомнил, что в кармане моем лежат письма, доставленные только сегодня, к вечеру. Среди них должен быть пакет документов от мистера Кэйси из Гэлоуэя. Я торопливо вынул письма и нашел нужное, а затем протянул его Дику.

– Вот нераспечатанное письмо. Открой его и суди сам. Я знаю, что тебе достаточно моего слова, но эти документы красноречиво говорят о моих намерениях.

Дик взял письмо и сломал печать. Он прочитал сопроводительное послание мистера Кэйси, пролистал бумаги в слабом свете заходящего солнца. Это не заняло много времени. Закончив, он некоторое время стоял молча, опустив руки. Потом он шагнул ко мне, положил ладонь мне на плечо и посмотрел в глаза.

– Слава богу, Арт, я рад, что между нами нет обмана и горечи… О, друг мой! – он подавил рыдания. – Сердце мое разбито. Свет ушел из моей жизни.

Странное дело, но печаль охватила его лишь на мгновение, а потом он мотнул головой и заговорил по-другому:

– Ладно, друг мой, по крайней мере, лишь один из нас страдает. И, слава богу, мою тайну знаем лишь мы двое, никто больше не подозревает о моих чувствах. Она не должна узнать об этом! Расскажи мне все, не бойся ранить меня. Отрадно знать, что вы – и ты, и она – будете счастливы. Кстати, это лучше разорвать, документ не понадобится! – И с этими словами он решительно порвал договор, передававший права на участок ему; потом он снова положил мне руку на плечо, словно мы были двумя мальчиками, которые стояли посреди сгущавшейся темноты.

Хвала Господу за щедрый дар честной мужской дружбы! Хвала Господу за сердце друга, которое может страдать и, несмотря ни на что, оставаться верным! И прежде всего хвала за те уроки доверия и прощения, смирения и жертвенности, которые преподал всем нам Сын Божий, память о котором хранят сыны человеческие.

Глава XI
Un mauvais quart d'heure^[5]

Когда мы шли назад к отелю, Дик сказал: – Не унывай, дружище! Тебе не стоит падать духом. Ступай к Джойсу. Будь уверен, он не встанет на пути дочери к счастью. Он хороший человек и очень любит Нору – а кто бы не любил! – он помедлил немного, вздохнул и отважно продолжил: – Так благородно с ее стороны жертвовать собой ради благополучия близкого человека, но она не должна так поступать. Постарайся все уладить завтра с Джойсом! А я пойду на Нокнакар, вместо того чтобы работать с Мердоком, так всем нам будет удобнее.

После этого монолога он пошел в отель, а я почувствовал, что с души моей словно камень свалился.

Когда я уже раздевался ко сну, в дверь постучали, и я пригласил войти. Это был Дик. Я видел его внутреннюю борьбу и теперь мог засвидетельствовать, что благородство взяло верх над всеми иными порывами.

– Арт, я хотел тебе кое-что еще сказать, – начал он. – Полагаю, сейчас самое время. Я бы не хотел оставить недосказанность между нами. Уверяю тебя, что все подозрения в твой адрес рассеялись и я нисколько не сомневаюсь в твоей дружбе и честности! Ты веришь мне?

– Конечно!

– Ты не должен предполагать во мне потаенных мотивов или скрытого умысла. Я все обдумал, пытаясь проникнуть в самую суть произошедшего, и я не вижу иного варианта. Мы и словом не обменялись с Норой. Она тоже не для меня. Я редко видел ее, хотя и одного взгляда достаточно, чтобы поразить меня в самое сердце. Я рад, что узнал истинное положение дел, пока не стало слишком поздно. Могло быть гораздо хуже! Намного хуже! Боюсь, что даже в романах герои не страдают от разбитого сердца при встрече с девушкой, с который они даже не успели познакомиться. Внешнее впечатление не должно оказывать на нас столь сокрушительного воздействия! На этот раз затронуто не самое сердце мое, а лишь кожа, и хотя она болит, но это не смертельная рана! Я подумал, что будет нечестно не поделиться этими мыслями со старым другом. Я не хочу, чтобы ты полагал меня глубоко несчастным. Обещаю, что завтра я буду в полном порядке и смогу наслаждаться видом вашего счастья – дай бог его вам обоим! Надеюсь, что так будет.

Мы пожали друг другу руки – я думаю, что в тот момент дружба наша окрепла. А когда минуты волнения прошли, Дик заговорил снова:

– Есть нечто странное в этой легенде, не правда ли? Змей все еще внутри горы, если не ошибаюсь. Он рассказал мне о твоих визитах, о продаже участка лишь для того, чтобы ввести меня в заблуждение. Но время приходит, святой Патрик одержит окончательную победу над злом!

– Но гора и вправду удерживает нас, – заметил я, невольно содрогнувшись при этой мысли. – Мы еще не завершили свое дело, хотя я уверен в благополучном исходе.

Он улыбнулся с порога и закрыл за собой дверь.

На следующее утро Дик направился на Нокнакар. Еще накануне вечером он договорился с Энди, что тот отвезет его, так как я предпочел пойти на Шлинанаэр пешком. У меня было тому несколько причин, но главная – и я почти убедил себя, что она действительно главная, если не единственная, – состояла в том, что я не хотел присутствия Энди, его безграничного любопытства и дерзости. Однако была и другая, потаенная причина: за время прогулки я мог собраться с мыслями и набраться отваги для того, что французы называют un mauvais quart d’heure – эти ужасные четверть часа.

Во всех случаях, при любых обстоятельствах это можно счесть тяжелым испытанием для молодого мужчины. И дело не в реальных причинах – всегда остается страх, что существует какая-то ужасная, скрытая, неизвестная тебе возможность, которая может разрушить все твои надежды и превратить тебя в нелепого и смешного глупца! Я перечислял в уме собственные достоинства, отлично понимая, что имею самые прочные основания для надежды. Я был молод, неплохо выглядел, Нора любила меня; у меня не было в прошлом никаких позорных тайн или проступков, которые сделали бы меня нежелательным претендентом. Учитывая все обстоятельства, я находился в социальном положении и материальном достатке, которые соответствовали самым дерзким мечтам фермера – как бы амбициозен он ни был в поисках счастья для своей дочери.

И все же в тот день долгие мили дороги казались мне непривычно трудными, а сердце мое то и дело уходило в пятки от страха. Смутные терзания и тревоги пробуждали во мне почти непреодолимое желание убежать. Я могу сравнить те свои чувства с волнением маленького ребенка, которому предстоит впервые окунуться в море, – смесь восторга и ужаса.

Однако всегда остается некий затаенный страх перед важным моментом, смутное желание бежать прочь, хотя иное желание направляет стопы его в правильном направлении, побуждая к решительным поступкам. В противном случае не нашлось бы молодого человека, готового просить руку возлюбленной у ее родителей. Теперь мне предстояло преодолеть страх. С деланой отвагой я подошел к дому Джойса. Еще издалека я увидел его в поле недалеко от коттеджа и свернул с основной дороги.

Даже в тот момент, когда волнение достигло предела, я не мог не вспомнить утренний разговор с Энди, инициатором которого был, конечно, он, а не я. После завтрака я находился в своей комнате, пытаясь настроиться на предстоящее важное событие, а также размышляя о том, как и когда мне удастся сегодня увидеть Нору, как вдруг в дверь постучали, робко, но торопливо. Я пригласил войти, и в приоткрытую дверь просунулась голова Энди, а затем и все его тело, как-то странно изогнутое, оттого что он так и не открыл дверь полностью. Оказавшись внутри, он закрыл створку и, приложив палец к губе, таинственно прошептал:

– Мистер Арт…

– Да, Энди, что тебе нужно?

– Говорите тише! Точняк, дело тонкое, надобно не шуметь.

Я уже догадался, к чему он клонит, так что поспешил прервать его, не желая очередного длинного представления, порядком мне надоевшего.

– Итак, Энди, если ты намерен нести чушь по поводу мисс Норы, я даже слушать тебя не стану.

– Да чего вы, сэр, дайте слово сказать! Я тока не хочу, чтобы мистер Дик услыхал. Послушайте совета, сэр! Сходите вы на Шлинанаэр! Вы там точняк увидаете такое, чего не ждете, – он снова придал лицу фальшивую многозначительность и в то же время грубоватую иронию.

– Нет-нет, Энди! – я постарался, чтобы мои слова звучали как можно печальнее. – Я не смогу увидеть там никого нежданного.

– Люди толкуют, сэр, феи такие разные формы принимают на себя, просто диво. А вдруг ваша девчонка-фея сбежала на Шлинанаэр? Феи-то любят порой бродить среди смертных.

– Выпей воды, Энди! Ты не в себе.

– Энто я-то не в себе? Да я здоровее и толковее тута всех. А вот фея ваша мало ли куда сбежала.

– Ах нет, Энди, – заявил я меланхолично, хотя мне было уже очень трудно подавлять смех, – моя фея исчезла навеки. Я никогда больше ее не увижу!

Энди пристально посмотрел на меня, потом подмигнул и хлопнул себя по бедру:

– Черт! Вот сдается мне, что вы, сэр, почти исцелились. Вы-то весь такой печальный и нервический, ну… тока если фея исчезла, почему бы вам не сходить да не познакомиться получше с мисс Норой? Точняк, ее вид вас окончательно долечит от всяких фейских наваждений, вот слово даю! Ступайте, ступайте, сэр, повидайте ее прям сегодня!

Я покачал головой:

– Нет, Энди, я не пойду сегодня смотреть на мисс Нору. У меня другие планы!

– Ну и ладно! – он старательно изобразил безразличие. – Не хочете идти туда, так и не больно надо. Но тока вы кругом неправы. И если уж дорога поведет вас на Шлинанаэр, не откажитесь повидать старика Джойса, а? Я так думаю, он страшно рад будет вас повидать.

Несмотря на все усилия, я почувствовал, что краснею до корней волос. Энди изучающе посмотрел на меня, а потом сказал с внезапной серьезностью:

– Если уж ваша девчонка-фея окончательно обратилась в настоящую фею и упорхнула совсем, вдруг старик Джойс обернется для вас лепреконом! Вы тока его словите! Упомните, с лепреконами главное дело – раз упустишь и не словишь больше никогда! Но если ухватить покрепче, они вам прям все желания исполнят! Можа, я и чепуху скажу, но тока люди говорят, вожусь я с джинтманом, который сам, похоже, немного из таинственного народца, связан не тока со смертными, но и с феями и пикси! До свиданьица, сэр, и удачи вам! – он ухмыльнулся и поспешил прочь.

Оставшись один, я пробормотал себе под нос:

– Если уж кто и связан с таинственным народцем, отважный мой Энди, так это ты сам. Похоже, от тебя ничего не утаишь!

Вся эта сцена, как живая, предстала передо мной, когда я подходил к участку Джойса. Я не мог забыть советы Энди, какими бы странными они ни казались. Похоже, он знал больше, чем показывал, хотя и демонстрировал немало. Он определенно давно догадался, кем была моя прекрасная незнакомка с Нокнакара. И сейчас он догадывался о цели моего визита на Шлинанаэр. Либо знал, либо догадывался. Но мне и впрямь ведь предстояло встретиться с Джойсом.

В глубоком смущении моем советы Энди служили ориентирами. Он знал людей, отлично знал Джойса. Он видел определенную угрозу моим надеждам и планам, а потому подсказал способ добиться цели. Я уже заметил, что Джойс был человеком гордым и, скорее всего, упрямым. Жизненный опыт подсказывал мне, что нет препятствия труднее, чем гордость упрямца. Со всем пылом влюбленного сердца я молился, чтобы на этот раз его гордость никоим образом не обернулась против меня.

Я пошел прямо к нему и, приблизившись, протянул ему руку. Он выглядел немного удивленным, но пожал ее. Я чувствовал, как отвага моя тает, так что собрал ее остатки и бросился в бой.

– Мистер Джойс, я пришел поговорить с вами об очень важном и серьезном деле.

– Сурьезное дело? И оно ко мне?

– Именно так.

– Слушаю! Полагаю, новые неприятности?

– Искренне надеюсь, нет. Мистер Джойс, я прошу у вас благословения на брак с вашей дочерью!

Если бы я внезапно на его глазах обернулся птицей и улетел в небо, вероятно, поразил бы его меньше. Пару мгновений он молча смотрел на меня в изумлении, а потом механически повторил:

– Брак с моей дочерью…

– Да, мистер Джойс! Я люблю ее всем сердцем! Она настоящее сокровище, и если вы дадите свое согласие, я буду счастливейшим человеком на свете. Я располагаю средствами, я крепко стою на ногах, и, полагаю, я человек порядочный и весьма состоятельный.

– Да уж, сэр, в энтом не сумневаюсь. Мне приятно слышать от вас такие слова. Но вы же никогда не видели мою дочь – разве что в темноте, когда подвозили меня домой.

– Я видел ее несколько раз и даже говорил с ней. Но достаточно и одной встречи, чтобы влюбиться в нее!

– Вы видели ее и ничего мне не сказали? Пойдемте со мной! – он широкими шагами пошел к коттеджу, распахнул дверь и жестом пригласил меня войти, а затем последовал за мной. Комната служила разом и кухней, и гостиной. Нора была занята шитьем. Увидев меня, она встала, нежная краска разлилась по ее лицу, моментально сменившись бледностью, когда она заметила выражение лица своего отца. Я шагнул вперед и взял ее за руку, но когда отпустил, рука безжизненно упала вдоль тела.

– Дочь, – <

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒