Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Вопросы и задания 5 страница




 


По склону, пробираясь сквозь сгрудившиеся войска, спускались две чёрные «эмки». И вот уже до переправы донеслось сдержанное и настороженное:

Командующий! Командующий едет!

Капитан торопливо одернул китель и, погрозив ездовому пальцем: • Вот я тебя! Чтоб духу твоего здесь не было!» — побежал от моста.

Перепуганный обозник задёргал вожжами, зачмокал: «Чоп! Чоп!» но пока всё это дошло до верблюда, пока тот раскачивал свои долгие ходули и потом неспешно воротил телегу в сторону, и вовсе перегородив ею въезд на переправу. где-то совсем рядом уже хлопнули автомобильные дверцы. Сквозь ряды солдат, замер­ших по стойке «смирно», к предместью направлялась группа гене­ралов и штабных офицеров. Среди них, возвышаясь над остальны­ми чуть ли не на голову, шёл ладный, молодцеватый генерал с кру­тым разлётом бровей под алым околышем фуражки. Это был сам Рокоссовский.

Историко-культурный комментарий

► Рокоссовский Константин Константино­вич (1896 -1968) — один из крупнейших полководцев Второй мировой войны, дваж­ды Герой Советского Союза, единственный в истории СССР маршал двух стран: СССР и Полыни.

Важнейшими событиями в военной ка­рьере К. К. Рокоссовского стали Сталин­градская битва, где он разработал блестя­щую операцию но освобождению города, и сражение на Курско-Орловской дуге, где были опробованы новые методы ведения боевых действий, но сам маршал считал своей главной победой освобождение Бело­руссии в 1944 г. ◄

Начальник переправы, выбрасывая носки пыльных брезентовых сапог, хватил строевым и, шлёпнув задниками в пяти метрах перед командующим, запел хриплым речитативом:

Товарищ командующий! Вверенные вам войска ведут перепра­ву через...

— В чём дело, капитан? — остановил его Рокоссовский. Что за базар на переправе?

Начальник переправы, вытянув руки по швам, мельком обернул­ся, пытаясь удостовериться, стоит ли этот распроклятый верблюд. Но командующий уже заметил злополучного зверя и, обходя капи­тана, вместе с остальными генералами и офицерами направился к повозке, возле которой, спрыгнув на землю, стоял ни жив ни мёртв вконец перепуганный возница.


— Верблюд, товарищ командующий, — семеня сбоку, пытался пояснить ситуацию начальник переправы. — Я ему: нельзя, а он не понимает...

Командующий, подойдя к повозке, со вниманием оглядел вер­блюда. На его живом лице обозначились мальчишеское любопыт­ство и удивление.

— Каков, а? — обернулся он к генералам. — Философ! Ну и по­чему вы его не пропускаете, капитан? Прямое политическое недо­мыслие. — Рокоссовский вскинул бровь. — Какой части, солдат?

Ездовой Товарняков, второй роты второго батальона триста восьмого полка...

— Какая армия?

Шестьдесят пятая, товарищ командующий.

— Сталинградец, значит?

— Так точно, товарищ генерал армии! Выходит, вместе воевали. Ну, а верблюд у тебя откуда?

— Тоже оттуда, из тех мест.

— Чего же ты на лошадей не поменяешь?

— Да где же их было взять? — развёл руками ездовой. — Моих под Сталинградом побило, я и запряг вот его. А теперь и менять жалко, привык. Еду — доеду. Вон уж сколько проехано вместе. Хо­тели его на мясо забить, да я не дал. Чего же его забивать — ис­правный, не хромает.

Командующий усмехнулся, снова с интересом посмотрел на вер­блюда.

Но не по уставу ведь, а? Вот и начальник переправы не пу­скает...

— Дак, товарищ командующий! Верблюд, ежели разобраться, он получше лошадей будет. Он у меня вроде долгоиграющий.

— Какой-какой?

Недельного заводу, — оживился солдат. — Лошадь кажинный день есть-пить просит. А этот и день идёт, и неделю — ничего не требует. Вот как под Волковыском охапку веников съел, так и по сей день. А уже которы сутки в походе. Очень экономная скотина.

— М-да... Ну вот что, капитан. - Командующий похлопал вер­блюда по мягкой шее. — Нечего нам перед Европой стыдиться. Кроме этого верблюда вон у нас ещё какая техника — мостов не хватает. Кстати, сегодня же начинайте наводить новую переправу. Тут же рядом, чтобы в два потока.

— Есть! — вытянулся капитан.

А верблюда пропустите, пропустите. Пусть в Европе смотрят * и на него. И кое-кто лишний раз вспомнит, что мы пришли от са­

мых стен Сталинграда.

Обрадованный ездовой, забежав вперёд, схватил верблюда за по­вод.

— Постой, — удержал его Рокоссовский. — Что же ты — ста­линградец, а наград не вижу? С пустой грудью вступаешь в Евро­пу. Иль воевал плохо?

— Так ведь... — Ездовой дёрнул погонами. — В обозе я... Ка­кие награды?

&/


Рокоссовский обернулся к адъютанту:

— Запишите-ка бойца. Сообщите в полк, пусть представят.

Верблюд, не внемля ничему, всё в том же невозмутимом разду­мье продолжал глядеть поверх переправы на затуманенные шпили готического собора.

— Ну, солдат, догоняй, догоняй своих. Не задерживай движе­ние. До встречи в Берлине! И командующий, улыбнувшись, взял под козырёк.

Размышляем над прочитанным

1. Какие чувства, несмотря на описание тягот войны, вызывает у читате­ля этот рассказ?

2. Почему начальника переправы волнует внешний вид полковых обо­зов? С какими чувствами он пропускает на другой берег «пёструю обшар­панную базарщину»? Объясните смысл этого выражения.

3. Найдите в тексте рассказа описание верблюда. С какой целью автор называет его поведение на переправе «буддийским спокойствием»? Чему оно противопоставляется?

4*. Какую роль играет в рассказе приём контраста? Приведите примеры из текста.

5*. Какими способами создания комического пользуется автор? С какой целью? Найдите в тексте рассказа примеры неожиданности и несоответствия. ••    6. Найдите в рассказе элементы композиции: пейзаж, портрет, художе­

ственные детали. Объясните их роль в рассказе.

"       7. Подготовьте выразительное чтение по ролям диалога Рокоссовского и

ездового Товарнякова. Инсценируйте этот фрагмент рассказа, постарайтесь передать интонацией внутреннее состояние героев.

Содружество муз

► Повесть Е. И. Носова «Усвятские шлемоносцы» экранизирована под названием «Родник» (реж. А. Сиренко, 1982). Посмотрите этот фильм и напишите рецензию на него. ◄

Круг чтения

► Е. И. Носов. Радуга. Тридцать зёрен. Шопен, соната номер два. Красное вино победы. Фронтовые кашевары. Усвятские шлемонос­цы. ◄


Диалог культур

Прочитайте фрагменты романа А. П. Кешокова «Сломанная подкова» и найдите точки соприкосновения с рассказами Ю. М. Нагибина «Ваганов» и Е. И. Носова «Переправа». Какими предстают образы кавалеристов в произве­дениях Ю. М. Нагибина и А. П. Кешокова? Почему, несмотря на то что в ро­мане рассказывается о трагической судьбе кавалерийской дивизии, повество­вание, как и в рассказе Е. И. Носова, носит жизнеутверждающий характер?

А. II. Кеш оков

Сломанная подкова

Фрагменты

(перевод В. Солоухина)

В Комитете обороны шли споры: создавать такую дивизию или не создавать. Зулькарней Кулов стоял за создание Нацдивизии, хо­тя бы уже потому, что сама идея создания её принадлежала ему же, Кулову. Таким способом он хотел выразить безграничную пре­данность кабардинцев и балкарцев делу дружбы с другими народа­ми и лично вождю народов. Он надеялся показать всем решимость горцев стоять насмерть перед грозной силой врага и тщетность на­дежд фашистов на распад многонационального государства, на из­мену отдельных народов общему делу и общей борьбе.

Но были и противники создания Нацдивизии. Они говорили, что война эта общая, не кабардинская, не калмыцкая, не ингушская, но Великая Отечественная, общенародная война. Представителя каждого народа и без того участвуют в ней, находясь вместе с дру­гими бойцами в составе многочисленных полков и дивизий. По кон­ституции, говорили противники Кулова, не каждый маленький на­род защищает свою маленькую республику или область, но все на­роды вместе защищают своё общее, единое отечество. И надо бы лучше сосредоточить своё внимание на других обязанностях перед страной и перед фронтом, а формирование воинских соединений предоставить тем, кому назначено этим заниматься.

В споре победил Кулов. Тогда возник второй вопрос: какую ди­визию создавать — стрелковую или кавалерийскую. Опять раздели­лись голоса. Приверженцы и радетели национальных традиций ра­товали за кавалерийскую дивизию. Приводились примеры, как ещё в войсках Суворова и Кутузова служили кабардинцы, составляя от­дельные эскадроны. Да и во все другие времена участвовали в по­ходах и кампаниях русских войск. Противники кавалерии возража­ли, ссылаясь на то, что в современной войне этот род войск отходит на второй план. Если кавалерия раньше успешно действовала на степных просторах, то ныне танки и мотопехота вытесняют её. На одном из совещаний Комитета обороны Зулькарней пригласил ране­ного полковника Кубанцева, убеждённого приверженца кавалерии, и тот доказал, что кавалерия не устарела. <...>

Комиссар между тем знакомил бойцов с планом операции, чтобы каждый во всех мелочах представлял себе задачу и всю трудность её решения.

Ночь полна неожиданностей, опасностей, — говорил комис­сар, — не всем суждено вернуться целыми и невредимыми. Поэто­му готовьте себя к худшему. <...>

— Кто из вас помнит строки из поэмы Пушкина «Кавказский пленник»? — неожиданно спросил Доти и, чтобы не ставить бойцов в трудное положение, сам начал читать:

Черкес оружием обвешен;

Он им гордится, им утешен. На нём броня, пищаль, колчан, Кубанский лук, кинжал, аркан И шашка, вечная подруга Его трудов, его досуга.

Ничто его не тяготит.

Ничто не брякнет; пеший, конный - Всё тот же он; всё гот же вид 11епобеди м ы й, ней ре клон н ы й...

Вот как классик литературы рисовал нашего предка. Каждый из нас тоже обвешан оружием. Не тем, конечно, которым гордились на­ши предки, но обратите внимание: «Ничто его не тяготит, ничто не брякнет...» Давайте же подгонять свое снаряжение так, чтобы ни единый звук не мог вас выдать. Я каждого из вас лично по фамилии просил в свою группу, потому что идём на опасное дело. В моих гла­зах каждый из вас тоже «непобедимый, непреклонный <...>

У комиссара полегло больше трети людей, и штурмующая груп­па поредела. Но победа всё же одержана. Маленькая победа величи­ной с курган. Однако и такую побе­ду нельзя было добыть без большой крови. <...>

Но бой в станице уже затих. Ото­всюду выползают люди, повозки. Бродят по полю, ищут своих. Кон­ники выстрелами из пистолетов до­бивают ещё живых лошадей, барах­тающихся в крови. Кони умные. До­бивают одну лошадь, другая прячет голову, сует её под хвост мёртвой, лежащей рядом. Из выпуклых воспалённых глаз текут чистые слё­зы. Бедный Бекан! Ему поручено сберечь элиту кабардинской лоша­ди, а сколько здесь погибает этой элиты! <...>

Сердце седельщика наполнилось благодарностью к Ноху. Всё- таки лошадь доказала свою принадлежность к кабардинской поро­де не забыла обратной дороги, не заплуталась в ночи.

Когда подъезжали к Нальчику, лошадь выбилась из последних сил. Она едва тянула двуколку, дышала тяжело, ввалившиеся бока вздувались и опадали, белая пена падала на дорогу. Лошадь оста­навливалась, переводила дух, оглядывалась усталыми и молящими глазами, затем, не дожидаясь кнута, сама трогалась с места. Бекан понимал лошадь, не подстегивал её, не торопил.

ЗАГАДКИ РУССКОЙ ДУШИ

Судьбы русских эмигрантов

Чувство, что ты эмигрант, а не путеше­ственник появилось в Париже. 'Гы можешь желать, чего угодно, думать, о чём угодно, но ты должен прочно устраиваться, уезжать некуда. Ты дыши воздухом, какой есть и за это будь ещё благодарен.

Б. К. Зайцев

Октябрьская революция 1917 года и Гражданская война привели к тому, что многие русские интеллигенты не смогли принять изме­нения, произошедшие в России, и были вынуждены эмигрировать за рубеж. Появилось большое количество русских беженцев, массо­вый отток которых происходил до середины 1920-х годов. Этот про­цесс получил в истории название «первой волны» русской эмигра­ции. Русские интеллигенты учёные, изобретатели, писатели, дея­тели культуры — уезжали в основном в страны Западной Европы, образуя в европейских столицах (Париже. Берлине, Праге, Белгра­де, Софии) центры русской эмиграции. Эмигранты уезжали и на восток, в Харбин (Китай), многие осели в США. Уникальность «первой волны» русской эмиграции заключалась в том, что, несмо­тря на уверенность в скором возвращении на Родину, ббльшая часть эмигрантов впоследствии не только не смогла вернуться в Россию, но и не стала органичной частью социума страны проживания.

В 1922 году два пассажирских судна, названных впоследствии «философскими пароходами», увезли из Петрограда в Германию бо­лее 160 представителей интеллигенции, включая философов, кото­рые активно выступали против советской власти. В соответствии с декретом РСФСР 1921 года они были лишены гражданства и на­всегда лишились возможности вернуться в Россию. Выдворение инакомыслящих происходило также ня пароходах из Одессы и Сева­стополя и поездами из Москвы в Латвию и Германию.

Большинство уезжавших верили, что покидают Родину временно, поэтому и за рубежом стремились сохранить русский язык, родную культуру, традиции, бытовой уклад. Эмигранты «первой волны» становились носителями образа России в мировом сообществе, поэ­тому возникло идеологическое и культурное противостояние «рус­ского зарубежья» и СССР, существовавшее в течение многих десяти­летий.

Прожив за рубежом долгое время, многие русские писатели и поэты осознали, что пути домой у них нет, что новой России они не нужны, Марина Цветаева написала об этом: «Той России нету, как и той меня».

Поэт Георгий Иванов до конца своей жизни лелеял надежду, что сможет хотя бы «вернуться в Россию стихами». Его предсказа­ние сбылось: в конце XX века русские читатели смогли открыть
для себя литературу русского зарубежья, потому что в России по­сле долгого перерыва были опубликованы книги таких талантли­вых писателей, как Борис Зайцев и Аркадии Аверченко. Иван Шмелёв и Дон Амипадо, Георгий Адамович и Иван Бунин, и мно­гих других.

Из первых уст

► За всё, за всё спасибо. За войну. За революцию и за изгнанье. За равнодушно-светлую страну. Где мы теперь «влачим существованье».

Нет доли сладостней всё потерять.

Нет радостней судьбы скитальцем стать, И никогда ты к небу не был ближе.

Чем здесь, устав скучать,

Устав дышать,

Без сил, без денег.

Без любви,

В Париже...

В ветвях олеандровых трель соловья.

Калитка захлопнулась с жалобным стуком. Луна закатилась за тучи. А я

Кончаю земное хожденье по мукам.

Хожденье по мукам, что видел во сне —

С изгнаньем, любовью к тебе и грехами.

Но я не забыл, что обещано мне

Воскреснуть. Вернуться в Россию стихами.

Вопросы и задания

1. Что вы знаете о литературе русского зарубежья? Какие произведения писателей-эмигрантов вы уже изучали на уроках литературы?

2. Почему многие представители русской интеллигенции не смогли вер­нуться в Россию?

3. Какие чувства и настроения являются главными в эмигрантских сти­хотворениях Г. Адамовича и Г. Иванова? Подтвердите свои мысли цитатами.


Борис Константинович Зайцев

Литературные имена России

► Борне Константинович Зайцев (1881 — 1972) — русский писатель и переводчик, одна из последних крупных фигур Серебря­ного века. Его имя русские читатели смог­ли узнать только в 1990-е годы, когда в России начали публиковаться произведения русского зарубежья.

Зайцев начал писать в 17 лет. В начале XX века познакомился с А. II. Чеховым,

В. Г. Короленко и Л. И. Андреевым, помо­гавшими ему в начале литературной дея­

тельности, а затем с И. А. Буниным, с которым дружил долгие го­ды. Первый сборник рассказов Зайцева был опубликован в Санкт- Петербурге в 1906 году.

Октябрьскую революцию и Гражданскую войну Борис Зайцев воспринял трагически: в эти годы были убиты его родственники, за активное участие в организации помощи голодающим он был аре­стован, затем едва не умер от сыпного тифа и принял решение уехать из России. В Париже, где он прожил около полувека, Зайцев публиковал свои произведения и одновременно занимался подготов­кой материалов для литературных биографий И. С. Тургенева. А. II. Чехова, В. А. Жуковского. После Второй мировой войны Зай­цева избрали председателем Союза русских писателей во Франции. «Живя вне Родины, писал Б. К. Зайцев, — я могу вольно пи­сать о том, что люблю в ней: о своеобразном складе русской жизни, русских святых, монастырях, о замечательных писателях России*.

Всем своим творчеством Борис Зайцев утверждал ценности ду­ховные, без которых люди теряют смысл бытия: «Ничто в мире зря не делается. Всё имеет смысл. Страдания, несчастия, смерти только кажутся необъяснимыми. Прихотливые узоры и зигзаги жизни при ближайшем созерцании могут открыться как небесполезные. День и ночь, радость и горе, достижения и падения всегда научают. Бессмысленного нет*. ◄

Из первых уст

► В своём творчестве Зайцев продолжает традиции И. Тургенева и А. Чехова: религиозное восприятие мира, неприязнь писателя к гонке за материальным благополучием и упорядоченным, безопас­ным существованием, а также симпатия к непоседам и изгнанни­кам — вот связующие линии его творчества.

Вольфганг Казак ◄

Из первых уст

► За рубежом у Зайцева пробудилось православное ощущение ми­ра. Поэтому очерки у него — не просто очерки, а, как на иконе, подобны светописи. Архимандрит Киприан его прозу назвал «ико­ной мира*. Что-то в этом угадано.

С. Феди кин ◄

Прочитайте рассказ Зайцева «Лёгкое бремя», написанный в эмиграции, и подумайте, что помогло выжить и выстоять русским людям, оказавшимся вдали от Родины.

Лёгкое бремя

Как же, как же, Марсель знаю, и даже, по совести говоря, не совсем так, как вы. То есть, не то чтобы очень любовался видом от Собора тамошнего, на горе, моряцкого, или же буйабесы сравнивал, в каком ресторане лучше, сидя на набережной, вновь пред синим этим морем... Мне Марсель тяжеле дался, Вог с ним. Я там восемь месяцев служил чернорабочим, поезда разгружал. Ну и занятие, я вам скажу.

Он разгладил чёрную, двумя крылами, видимо, полковницкую бороду.

Поработали. Нас на «Марселе-товарном» целая артель подо­бралась. всё русских. Офицеры и судейские, бывшие учителя, сту­денты, всякие. Н-н-да... Немало я на своей спине разного добра пе­ретаскал. Однажды даже кровь гор­лом двинула, с натуги, что ли... Нет, если бы не выбрался, с Божи­ей помощью — наверное, теперь не разговаривал бы тут. В моих годах, изволите ли видеть, уж не так и к жизни рвёшься, но семья, детишки, это, знаете ли, очень дело пронзи­тельное, да-с, в нашем положении всё так и думаешь: нет. помирать нельзя, стой столбом, ломи горбом, а только не поддавайся. Иной раз через улицу идёшь, автомобиль ле­тит — ан нет, не может меня, мер­завец, задавить, никак не может, у меня четверо на руках, что ж им, на улицу идти?

В Марселе я всякого навидался, и не приведи Бог. Пьяные ма­тросы, поножовщина и разврат в порту, и дети — этого я всего не выношу, терпеть не люблю, как говаривал наш бригадный генерал из немцев, царствие ему небесное, мученической смертью погиб. Пу, а всё-таки вот и вспомнилось мне одно - так. один вечер вы­дался у нас у всех особенный.


 



Полковник закурил, поправил на пальце большой перстень с пе­чаткою.

Дело это было весной, на Страстной неделе, в самое для на­шего брата на чужбине трудное время, потому, знаете, воспомина­ния одолевают... и берёзки наши распускающиеся, разлив, куличи, пасхи, и сама весна русская, весенний воздух... здесь же воздух, может быть, ещё слаже и нежнее с моря, и самое море в эти дни особенно сиреневое, и когда ночью над ним белые и голубые огни сияют, то, конечно, красота замечательная, но не то... Хорошо-с. вот мы все эти «бывшие-то», а ныне как бы каторжные, и работа­ем. как всегда, мешки с зерном таскаем — взвалишь на спину, еле дышишь и по тропочке знакомой так. согнувшись в три погибели, и бежишь, только чтобы добежать и от ноши от своей избавиться. Вот нам и говорит контр-мэтр, француз: «Хотите, русские, в России побывать?» — «То есть, как это, мол, так, в России, когда здесь ваша страна, французская?» «Да уж так, — говорит, она хоть и наша, а всё-таки тут и Россия есть. Идите-ка, смотрите».

Ну, разумеется, все наши побросали работу, за ним идут. Он на запасные пути, там товарные вагоны, целый поезд, только что при­шёл из порта. Отворили первый вагон как всегда, мешки. Контр­мэтр велел один снять и развязал. «Вот она и есть, говорит, - ваша Россия. Это пшеница русская, из Одессы».

Русская... Как сейчас помню, вечерело.

Звёздочки уж показались первые. Паровозы кое-где посвистыва­ют, на море сирена воет, ветерком тёплым тянет а вдруг сразу так тихо стало, наши все обступили... все к зерну тянутся... А кто на коленки стал, руки в мешок запускает, гладит... И молчим все. Шапки поснимали, только зёрнышко всё ласкаем, с руки на руку пересыпаем, а зерно, правду вам сказать, золотое. Тёплое, янтарное зерно. Тут казак один кубанский прямо наземь кинулся, носом в пшеницу в эту уткнулся, у самого на глазах слёзы, всё дышит, ню­хает — не нанюхается... «Господи, — закричал, Мати Божия, да то ж зерно наше, кубанское...» И даже голос перехватило. Ну, знае­те, долго так вокруг стояли, народ бывалый, тёртый, мало чего не видели, да, а тут... всё что-то глаза утирали.

Полковник остановился, вновь погладил лирообразную свою бо­роду, помолчал, пыхнул трубкою.

Потом мы пшеничку эту самую, нашу рнсейскую, на себе, ко­нечно, таскали, всё на тех же наших спинках — уж не очень ноне барских. Но и таскать легче было. Вот вам и загвоздка. Вес всё тот же, силы те же, а бежишь и только знаешь: это наша, матушка, ро­димая... И сколько натерпелись на родной земле, и сколько гнева, ненависти в сердце, ужаса, а тут вот как-то отошло, ну и душе ста­ло полегче, освежительнее...

Я вообще вам скажу, я тогда этот случай понял не совсем спро­ста - да и не я один. Ну. что особенного? Понятное дело, в Мар­сель русскую пшеницу возили, и как нам не наткнуться на неё? Всё-таки же показалось это доброй вестью, благою вестью. Точно бы и нас вот, вовсе уж заброшенных, нагих и сирых, осенил кры­лом Ангел Господень, и святое Его пёрышко на нас упало.


Работаем со словом

Сирый — здесь: беспомощный, убогий, несчастный, одинокий, бесприютный, бедный.

Расёйский (от Расёя - спи ж. и прост. к Россия, употребляется в современном языке н ироническом контексте, а так­же в стилизованной речи. То же, что российский.

Слаже (.устар, и обл.) — слаще, сравн. ст. к прил. сладкий.

Ноне (устар, и обл.) парен. — ныне, нынче.

Мытариться (прост.) — испытывать мытарства, муки.

Порт в Марселе. Худ. К. А. Коровин. 1890-е

♦ Бог дал жизнь. Бог даст и хлеб» и представьте, ведь недолго мы с той Пасхи промытарились на этой каторге. Оно и сейчас не­легко, ну, кое-куда разбрелись, кое-как пристраиваемся, кто чем... И даже дети наши учатся. Вот-с... а Марсель... Нет, Бог с ним.

1926

Размышляем над прочитанным

1. Какие страницы жизни русских эмигрантов Борис Зайцев открывает читателю?

2. Почему привезённые из Одессы мешки с русской пшеницей так взвол­новали марсельских грузчиков?

3. Каким писатель изображает рассказчика? Найдите детали (портрет, речь, описание душевного состояния) и заполните цитатную таблицу. Сде­лайте вывод о мастерстве писателя.

4. Можно ли назвать этот рассказ исповедью? Обоснуйте свой ответ.

5. Найдите в рассказе цитаты, отражающие нравственную позицию писа­теля: стойко переносить испытания, не допускать ненависти в сердце, сохра­нять душевное равновесие, веру в лучшее.

6. Какие строки рассказа показались вам самыми сильными? В чём их патриотический пафос?

7. Прокомментируйте название рассказа. В чём его метафорический смысл?

8. Какие слова и выражения в рассказе указывают на его библейский подтекст? Прокомментируйте их.


Круг чтения

► Б. К. Зайцев. Волки. Мгла. Сон. Тихие зори (рассказы). Голубая звезда (повесть). ◄

Аркадий Тимофеевич Аверченко

Литературные имена России

► Аркадии Тимофеевич Аверченко (1880 1925) русский писатель-сатирик, редактор, издатель, драматург, автор юмористических рассказов и фельетонов.

Наибольшую известность получил как автор, редактор, издатель знаменитого петербургского журнала ♦Сатирикон». Публикации Аверченко в «Сатириконе» отличались тонким юмором и умением подмечать в людях забавные черты человеческой натуры. В 1910 —1912 годы вы­

ходит сразу пять книг рассказов Аверченко, принесших ему славу русского Марка Твена и О. Генри.

После Октябрьской революции советская власть закрыла журнал, творчество Аверченко официально признано буржуазным и неблаго­надёжным, и, прожив два года в родном Севастополе, в 1920 году писатель вынужден покинуть Родину. В эмиграции он чувствовал себя своим среди многочисленных русских беженцев и продолжал работать, хотя, как и его соотечественники, тосковал по России и испытывал трудности. Его новые рассказы были полны ностальгии по старой жизни, и смех писателя пронизывали нотки грусти. В Париже в 1921 году вышел сборник памфлетов, которому Авер­ченко дал острое и недвусмысленное название — «Дюжина ножей в спину революции».

В 1920—1922 годы, живя в Константинополе, писатель руково­дил созданным им театром под названием «Гнездо перелётных птиц».

До 80-х годов XX века Аверченко оставался в Советском Союзе запрещённым автором читатели смогли оценить талант сатирика только в конце XX века, когда открылся широкий доступ к литера­туре русского зарубежья. <

Из первых уст

► Мой глаз приятно подмечал в Аверченке ту мягкую естествен­ную. природную воспитанность, которая даётся только чётким и ум-



 


ным людям. Его очарование в обществе было несравнимо. Он умел держать себя в новой и незнакомой среде легко, в меру свободно, неизменно находчивый, внимательный, ясный, равный и ровный со всеми и для всех. Это большое искусство, им может владеть только талантливая душа, и Лверченке был дан дар пленительного шарма. Он покорял.

П. М. Пильский

     
 

Прочитайте рассказ А. Т. Аверченко «Русское искусство», написанный в эмиграции, и подумайте, чего в нём больше — смешного или грустного.

Русское искусство

— Вы?

— Я.

Глазам своим не верю!

— Таким хорошеньким глазам не верить это преступление.

Отпустить подобный комплимент днём на Пере, когда сотни ле­тящего мимо народа не раз толкают вас в бока и в спину, для этого нужно быть очень светским, чрезвычайно элегантным человеком.

Таков я и есть.

Обладательница прекрасных глаз, известная петербургская дра­матическая актриса, стояла передо мной, и на её живом лукавом лице в одну минуту сменялось десять выражений.

Слушайте, Простодушный! Очень хочется вас видеть. Ведь вы — мой старый милый Петербург. Приходите чайку попить.

— А где вы живёте?

Во всяком другом городе этот простой вопрос вызвал бы такой же простой ответ: улица такая-то, дом номер такой-то.

Но не таков городишко Констан­тинополь!

На лице актрисы появилось вы­ражение небывалой для неё расте­рянности:

— Где я живу? Позвольте. Не то Шашлы-Башлы, не то Биюк-Темрюк. А может быть, и Казанлы-Базанлы. Впрочем, дайте мне лучше карандаш и бумажку, я вам нарисую.

Отчасти делается понятна густая толпа, толкущаяся на Пере: это всё русские стоят друг против друга и по полчаса объясняют свои адре­са: не то Шашлы-Башлы, не то Бабаджан-Османды.

Выручают обыкновенно карандаш и бумажка, причём отправной пункт — Токатлиан: это та печка, от которой всегда танцует оша­левший русский беженец.

Рисуются две параллельных линии — Пера. Потом квадратик — Токатлиан. Потом...



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.