Часть вторая 7 страница

— Может и предвидит. Мимо него ничего не проходит, когда дело касается группы. Может, у него есть скрытый мотив. Что насчёт твоего пения? Как получается?

Глаза Майло вспыхнули, прежде чем он снова опустил взгляд.

— Я думаю, что могу справиться, Кэм, серьёзно. Но папа сказал, что я должен пройти прослушивание, как и все остальные. Мне пришлось бы соревноваться с этим Бейтсом и каждым другим Джо-Шмо, который хотел получить эту работу. Чертовски унизительно.

Сердце Кэма болело за брата. Лучший совет, который можно было дать Майло, это сжать челюсть и пройти прослушивание, но если бы Кэмерон оказался в такой же ситуации, то сказал бы Кеннетту засунуть это прослушивание себе в одно место. Опять же, его всё меньше и меньше волновало мнение Кеннетта — о группе или о чём-то ещё — даже до того, как его уволили.

— Это тяжёлая ситуация, брат. Чего бы это ни стоило, ты единственный, кого я хотел бы видеть на своём месте.

Под действием краткого момента сентиментальности, Майло положил голову на плечо Кэма и сделал глубокий вдох.

— Это многого стоит, — прошептал он.

Они оба выпрямились, когда дверь распахнулась от типичного рвения Кеннетта и стукнулась о дверной ограничитель.

— А вот и мои мальчики! — прогорланил он.

Кэмерон закатил глаза, посмотрев на Майло, который усмехнулся. Затем встал поприветствовать отца.

— Привет, пап, мило было с твоей стороны… — «появиться без предупреждения… прервать мой день… вести себя так, будто управляешь моей жизнью», — зайти. Майло говорит, что ты звонил в больницу.

— Конечно, звонил. Поговорил с этим парнем, доктором Шелтоном. Он сказал, что ты можешь показать нам, где работаешь. Это ведь не проблема, да?

— Его фамилия Шелдон… и нет, полагаю, это не проблема. Я просто не хочу пренебрегать своими обязанностями. Я серьёзно отношусь к этой работе.

Кеннетт хлопнул его по спине, эффективно отмахиваясь от его беспокойств.

— Конечно, серьёзно, сынок, я это знаю. Всё будет в порядке. Чёрт, может быть, мы даже устроим импровизированное выступление…

— Нет, пап, — сказал Кэмерон, перебивая отца, что делал редко. — Это не дом престарелых, понятно? В Ривербенде живут люди с серьёзными, изнуряющими болезнями. И доктора должны строго контролировать раздражители вокруг постояльцев. Никаких «импровизаций» в психиатрической больнице.

Шея Кеннетта слегка покраснела, и он сжал челюсть. Кэмерон думал, что он будет спорить, но его злость рассеялась так же быстро, как и появилась.

— Без проблем, парень.

— Кажется, Майло сказал, что приехали и остальные.

Отец Кэма рассеянно махнул рукой в сторону двери.

— Они зашли за кофе по пути сюда с общественной парковки. Найти парковку в этом Мейберри ещё сложнее, чем в Нью-Йорке.

Скрестив руки на груди, Кэмерон изогнул бровь.

— Я в этом очень сомневаюсь.

Кеннетт резко развернулся, оглядывая квартиру Кэма и явно считая, что ей многого не хватает. Он взглянул на дряхлый диван с барахолки, на котором сидел Майло. Он был страшным как смертный грех, но функциональным, может даже удобным.

Его густые брови опустились, Кеннетт вернул взгляд на Кэма.

— У тебя здесь всё в порядке, сынок? Здесь мало… ну, мало всего, и точка.

— Всё хорошо, папа.

Дальнейшее обсуждение остановилось, когда через открытую дверь прошли остальные Фоксы, неся свой кофеин. Астрид держала свой стаканчик в одной руке, протянув Кеннетту то, что явно было его обычным чёрным кофе, в то время как сама она всегда пила латте. Стелла пила какую-то свою соевую-мокко-шоколадную ерунду с таким дизайном, что у бариста мог развиться комплекс суицидника. Декстер зашёл последним, попивая некий ледяной кофейный напиток… и на этом стаканчики заканчивались.

Кэмерон и Майло оба подняли руки, ладонями вперёд, в жесте «что за дела», отражая друг друга.

— Эм, привет, — сказал Кэмерон.

Стелла подошла и с нежностью похлопала его по щеке.

— И тебе привет. Как поживаешь?

— Эм, ну, кофе немного не хватает, но помимо этого всё идёт хорошо, сестрёнка.

— Да, спасибо вам большое, — проворчал Майло.

— Ох, чёрт, простите! — сказала Стелла, без капли извинений в голосе. — Это была внезапная остановка.

Но они вспомнили про кофе для отца, естественно. Это был типичный Кеннетт, управлял со своего трона, не говоря ни слова. Кэмерон просто покачал головой, потому что разговоры об этом никогда не приводили ни к чему хорошему. Кроме того, ему пора было собираться на работу.

Он зашёл в ванную, чтобы почистить зубы, но дверь оставил открытой.

— Так где этот Бейтс? — спросил он с полным ртом зубной пасты, не обращаясь ни к кому конкретно.

— С автобусом в Эшвилле. Мы взяли машину на прокат на пару дней, чтобы приехать сюда, — прозвучал в ответ голос Кеннетта.

Кэмерон снова покачал головой, глядя на свои синие глаза в зеркале. Отец вёл себя так, будто они пересекли всю страну, чтобы его увидеть, но Фолли-Крик находился в двадцати минутах от центра Эшвилля. Он сполоснул рот и попил холодной воды из-под крана. Что его всегда удивляло в сельской жизни в горах, так это то, что даже вода из-под крана на вкус была будто из ручья, и всегда была ледяной, если не включить горячую — совсем не похоже на воду в городе.

Как раз, когда вытирал полотенцем лицо, он услышал с улицы знакомый гудок.

— Я так понимаю, в арендной машине для меня места нет, — произнёс он, скорее как заявление, чем вопрос. — Можете ехать за автобусом, если хотите, но мне пора идти. Долг зовёт.

Братья и сёстры взяли свой кофе и неосознанно выстроились в очередь, как всегда. Кэмерон впереди — в конце концов, это была его квартира — следом Майло, затем Декстер, Астрид и Стелла. Кэмерон понял, что в таком порядке они всегда выходили на сцену. В его желудке затрепетала грусть, пока он не посмотрел на Кеннетта, самоуверенного и убеждённого в своём превосходном руководстве, замыкающего цепочку. Эмоция быстро перетекла сначала боль, а затем в злость.

— Идём, — произнёс он сквозь сжатые зубы.

***

Несмотря на свою раннюю уверенность, по пути в Ривербенд Кэмерон превратился в комок нервов. Больница стала для него неким святилищем, куда он мог сбежать от давления и критики своей семьи и общественности. Ему не хотелось знакомить эти два мира.

Когда автобус остановился перед больницей, к нему пришла ещё одна мысль. Его семья познакомится с Джона. Почему-то из-за этого сердце Кэма колотилось, в хорошем смысле. Джона стал для него кем-то очень важным за относительно короткое время, что они знают друг друга. Помимо этого, Кэмерон считал его хорошим другом — хотя надеялся, что когда-нибудь их отношения станут другими — и, конечно же, хотел, чтобы его семья с ним познакомилась.

Выйдя из микроавтобуса, Кэмерон поблагодарил водителя и помахал рукой, провожая взглядом. Он засунул руки в карманы куртки и ждал, не в силах перестать нервничать. В конце концов, он поймал взглядом серый седан среднего размера с наклейкой об аренде, солнце отражалось от лобового стекла, заставляя Кэмерона прикрыть глаза рукой. Он сделал шаг вперёд, чтобы направить их к месту, где можно припарковаться, когда седан остановился у обочины.

— Нет, он просто припаркуется там, где захочет, чёрт возьми, — пробормотал сам себе Кэмерон. Он слабо махнул рукой, когда члены его семьи выбрались из машины и присоединились к нему у входной двери. — Ладно, ребята, помните то, что я сказал. Мы не можем тревожить постояльцев. Я не уверен, насколько это будет для вас интересно.

— Мы хотим посмотреть, где ты работаешь, малой, — сказал Декстер.

Кэмерон в ответ на это усмехнулся. Казалось, Стелла была единственной, кто никого не мог назвать «малым». Он согласно кивнул и придержал открытой тяжёлую стеклянную дверь, чтобы они вошли. К его удивлению, несколько сотрудников собрались их поприветствовать.

Там были доктор Шелдон и доктор Драри, оба с приветливыми улыбками. Медсестра Уитни подошла и обняла Кэма, после чего пожала руки его братьям и сёстрам. Ифа тоже присутствовала, с гордостью улыбаясь. Кэмерон не был уверен, что сделал, чтобы вызвать у кого-то гордость, но тем не менее, это согревало ему сердце. Рохан был единственный, кто выглядел серьёзно, стоя в стороне от группы. Наверное, он боялся, что семья Кэма вызовет смятение среди постояльцев.

Всех познакомив, Кэмерон подошёл к Рохану.

— Эй, если это проблема, только скажи, и я их выгоню.

Рохан вяло улыбнулся, но эта улыбка не коснулась его глаз.

— Всё в порядке, только если они не будут ни к кому подходить без разрешения.

Кэмерон улыбнулся.

— Потрясно. Я пойду схожу за Джона. Хочу его со всеми познакомить, — он развернулся на пятках и пошёл прямиком к жилому блоку, когда что-то схватило его за запястье. Его остановили так резко, что зубы стукнули, и, наверное, состояние шока у него продлится неделю.

Он развернулся и увидел, что его схватил Рохан.

— Джона не здесь, Кэмерон.

Короткое предложение как сосулька прошло сквозь сердце Кэма. Что-то случилось? Джона навредил сам себе?

— Что?

Рохан покачал головой.

— Его нет.

Кэмерон почувствовал, как кровь отлила от его лица, и покачнулся.

— Он… мёртв?

Его глаза расширились, Рохан схватил Кэма за плечи и слегка встряхнул.

— Нет, нет, извини. Я не это имел в виду. Боже. Я хочу сказать, что он уехал. Выписался. Полагаю, его эпизод закончился.

Кэмерон пытался взять под контроль своё дыхание и пульс, чтобы сформировать связную мысль. Джона был жив. Джона был в порядке. Джона уехал.

— Вот так просто, он ушёл.

Рохан пожал плечами, ему явно некомфортно было играть роль посредника.

— Он был на терапии после того, как ты ушёл в субботу. Полагаю, всё прошло хорошо, потому что он наконец смог после этого заснуть. Он проспал сутки, затем собрал вещи и выписался.

— Вот так просто. Это безопасно?

— Об этом не нам судить, пока он не опасен. Он приехал добровольно, так что может уйти в любое время, когда захочет. Прости, приятель, — сказал он, в очередной раз неловко пожав плечами.

Кэмерон недоверчиво покачал головой. У него было такое ощущение, что он увидел худшее состояние Джона — и не так уж давно — и у Джона не было никакого явного желания поправляться. Скорее, он сдался своей судьбе. Так почему он просто уехал домой?

— Ничего ведь не закончилось, да?

Рохан вздохнул.

— Я искренне сомневаюсь, что это был его последний эпизод.

Казалось, у Майло была генетическая способность появляться не в то время, так что, конечно же, он встрял посреди разговора.

— Чёрт, кто помочился в твой завтрак?

Очевидно, Кэмерон не смог скрыть своё разочарование и раздражение на своего почти близнеца.

— Никто. Я хотел кое с кем вас познакомить, но его здесь нет.

Он обменялся с Майло долгим, взвешенным взглядом. Это был такой взгляд, какой проходит между двумя людьми, которые делят секрет.

— Оу. Что ж, очень жаль, — произнёс Майло, сочувственно похлопав его по плечу. — Давай, ты пойдёшь и покажешь нам всё вокруг. Уверен, в какой-то момент тебе нужно сегодня взяться за работу, да?

— Конечно, идём, — Кэмерон пошёл за Майло туда, где ждала остальная их семья, ссутулившись чуть больше, чем обычно.

***

Большинству Фоксов быстро стало скучно, и они ушли на бранч, оставляя Майло и Кэмерона позади. Кэмерон провёл своего брата через редкий лес, вдоль «реки», которая стала вдохновение для названия Ривербенда. Это скорее был ручей. Тёплая погода практически прошла, так что он был рад, что надел куртку. Он почувствовал, как Майло дрожит рядом с ним, и проснулись его инстинкты защитника.

— Хочешь взять мою куртку?

— Нет, обойдусь. Так мне и надо за такую одежду. Мы ведь не во Флориду ехали, ради бога.

Кэмерон усмехнулся и стукнул брата плечом о плечо. Они оба хохотнули и замолчали на несколько мгновений, пока Майло снова не заговорил.

— Ты уверен, что всё в порядке, Чаудер?

— Боже, я уже много лет не был тем парнем, — сказал Кэмерон, но ему не удалось произнести это беззаботно.

— Я серьёзно.

— Да, я в порядке. Просто пытаюсь понять, что будет дальше, знаешь? Что насчёт тебя?

— Я в норме, не считая того, что большинство времени трачу на ненависть к Эрику Бейтсу. Это мы уже обсудили, так что не переводи тему. Что ты будешь делать?

Кэмерон провёл рукой по своим волосам, цепляясь пальцами за спутавшийся узел, с его губ сорвалось ругательство.

— Не знаю, приятель. Прямо сейчас я просто стараюсь делать это, — сказал он, указывая жестом обратно на возвышающееся позади них здание. — А что потом, я не знаю. Мне не особо нужны деньги… Я хорошо накопил. Но, думаю, для разнообразия я могу попробовать писать песни вместо того, чтобы выступать. Работа за кулисами может подойти мне лучше.

Майло кивнул, будто это было совершенно разумно.

— Ты всегда был в этом хорош. Мне бы хотелось, чтобы они использовали некоторые твои песни.

От Кэмерона не скрылся тот факт, что Майло ссылается на группу или — и? — на семью, говоря «они», а не «мы». Он задумался, что происходит в голове его брата.

— Как и я хотел бы, чтобы мне позволили петь.

— Говоришь так, будто это в прошлом. Не похоже, что этот Бейтс хороший вариант, так что, может быть, всё будет по-твоему.

— Уф, я просто… Не знаю, хочу ли работать на него.

Ему не нужно было уточнять, кто этот «он». Кэмерон не думал, что Майло в таких же напряжённых отношениях с отцом, как и он.

— Майло, ты бы сказал мне, если бы у тебя были проблемы, верно?

Майло рассеянно кивнул.

— Конечно. Я со всем справлюсь. Всё не так, как было с тобой.

Кэмерон остановился и повернулся лицом к Майло.

— Послушай, малой. Я не буду врать. То, что меня выгнали, чертовски больно, и в каком-то смысле я всё ещё злюсь из-за этого. Но папа не ошибся. Он должен был заботиться о вас, ребята, а я был тонущим кораблём.

— Был?

— Может, и по-прежнему являюсь, — сказал Кэм. — Хотя я какое-то время думал, что всё налаживается.

— Из-за того парня?

Кэмерон покачал головой.

— Мы не должны говорить об этом. Я не хочу давать тебе ещё какой-либо повод врать им.

— Но кому какое дело? Тебя уже выгнали, так что не будет ли каминг-аут для них просто гигантским средним пальцем?

— Дело не только в этом, Майло. Боюсь, натурал никогда не сможет до конца это понять. Но ты прав насчёт одного. Теперь он мало что может со мной сделать. Я расскажу им, когда буду готов.

Временно удовлетворённый, Майло кивнул и пошёл дальше. Они пошли длинной дорогой вокруг двора, затем вернулись обратно к тропинке, чтобы быть впереди, когда Кеннетт придёт забрать Майло. Кэмерон практически погрузился в тишину, думая, что его брату надоело совать нос в его дела. Конечно же, он ошибался.

— Он горячий? — вдруг спросил Майло.

— Чертовски горячий, — ответил Кэмерон, прежде чем успел отфильтровать свои мысли. Боже упаси его от назойливых братьев и сестёр.

Глава 10

Туман прояснился, пыль осела, и Джона снова стал целым. Всегда казалось, будто эти первые лучи солнца прорываются сквозь катаклизм шторма. Только Джона знал, что это просто иллюзия целостности. Он всё ещё был сломан внутри, просто обратный отсчёт обнулился.

Он стоял перед домом своей матери — перед своим домом — пытаясь заставить себя войти. Это был маленький коттедж, расположенный на одной из дорожных петель, которая спускалась по горе к городскому центру Фолли-Крик. Он всегда любил этот дом, эпохи тюдоровского возрождения примерно сороковых годов, весь побеленный штукатуркой, каркасной конструкции, с окантовкой из тёмного дерева. Но тем утром Джона был поражён его крайней неизменностью. Это было похоже на ловушку.

Но он преодолел её, так ведь? Выбрался из очередного эпизода живым. Хандра снова вернулась, устраиваясь для очередной перезимовки — потому что она никогда не уходила полностью, всегда ждала на окраине, наблюдая. Вытаскивая ключи, Джона закатил глаза от собственной мелодраматичности. И всё же, он не мог не задуматься, почему ощущал это, когда в прошлом после эпизода с удовольствием принимал волшебную панацею от сумасшествия, которую ему вручали. Странное ощущение казалось предсказанием, каким-то скрытым предзнаменованием чего-то жестокого.

Джона подавил дрожь, бросая один последний взгляд на двор. Он продолжал растить дикие, заросшие сады Онор. Со стороны могло показаться, что нет никакого смысла, всё это были джунгли. Однако, Джона чувствовал скрытый приказ, в этих зарослях пряталась математическая точность, которая его успокаивала. Сады были хаосом Джона в спокойствии.

Он наконец закрепил своё мужество против чёрт знает чего и вошёл в забитый досками коттедж. Конечно же, всё было так, как всегда. Он заметил, что его соседка, мисс Шелби Луэллин — ради бога, не забывайте приставку «мисс» — приходила проветривать помещение. Она открыла занавески, включила отопление и…

— Мяяяу!

…вернула кошку. Аида — опять, в честь оперы, а не мюзикла — была неряшливой сиамской кошкой, которую Джона тоже получил в наследство от матери. Кошка одинаково любила и ненавидела его, как и он её, так что когда она вилась у его ног, Джона никогда не знал, должен ли её погладить или замереть на месте. Казалось, Аида была такой же нервной, как и Джона, хотя она носила это с большей грацией, и он был довольно уверен, что это существо несокрушимо.

Внутри декор коттеджа был дешёвым, в стиле потёртого шика, который Онор каким-то образом превратила в элиту. Джона никогда не хватало сил что-то изменить; мебель казалась такой же домашней, как и само здание. Он прошёл через захламлённое логово, думая, чем именно заняться.

В одном углу комнаты, рядом с аркой, которая вела на кухню, у него стоял маленький письменный стол из вишнёвого дерева, где стоял его командный центр — ультрасовременный компьютер со всеми наворотами. Это было его единственное роскошество. Он нажал на кнопку питания и слушал знакомые звуки оживающей машины. «И вот мы снова здесь, старый друг».

Рядом с клавиатурой лежал его маленький чёрный блокнот с эластичной лентой и любимая шариковая ручка — две вещи, которых ему всегда не хватало в Ривербенде. Джона слегка провёл пальцами по кожаной обложке блокнота, а затем пошёл дальше, на кухню. Мисс Шелби оставила ему тарелку овсяного печенья и записку со словами, что она надеется, что его «отпуск» прошёл хорошо — это она поставила кавычки — и что Аида чуть больше обычного страдала от комков шерсти. Джона подумал, что это наверняка было специально; кошка не была фанаткой мисс Шелби. К сожалению для Аиды, Джона не мог планировать свою жизнь вокруг прихотей одной наглой и грозной особы.

Джона вернулся в логово, ввёл своё логин на компьютере и сел на диван, ожидая, пока его мощный, наполненный программами зверь придёт к жизни. Ему было уютно в крайней тишине, чего он испытывал уже больше месяца. Его сердце сбивалось с ритма от тяжёлого, почти удушающего чувства. Серьёзно, что он должен был теперь делать? Раньше после эпизода он нырял прямиком в писательство — как говорится, креативность часто сопровождается безумием — но его лобно-височная сеть была пустой, безмолвной бездной. Отчасти как тот подвал.

— Нет, — сказал вслух Джона. Эпизод закончился. Закончился.

Ему вдруг вспомнилось лицо Кэмерона. Смех Кэмерона, улыбка Кэмерона, голос Кэмерона. Джона редко думал о ком-то вне своего герметичного мира. Время от времени он видел мисс Шелби. Иногда он был вынужден взаимодействовать с людьми в магазине и вёл себя вежливо по отношению к бариста в кофейне. Это скорее напоминало переговоры об освобождении заложников; он должен был получать своей кофеин.

Джона от природы был замкнутым. Он никогда не искал компанию другого человека просто для… компании. Товары или услуги? Конечно. Предметы первой необходимости? Конечно. Секс? И снова, конечно же — время от времени. Но было неслыханно, чтобы он желал конкретного человека не только из-за того, чем его могли обеспечить для выживания.

Он начал осознавать, что чувствует, этот парадокс внешней слабости и апатичной, неистовой энергии, которая жужжала внутри него. Джона было… одиноко. Джона скучал по Кэму. Джона больше не устраивало текущее положение вещей. Могло ли быть такое, что Кэмерон показал ему другую сторону существования, на которую он не смел надеяться больше, чем просто на выживание?

Джона закрыл голову руками, проводя ими по лицу и голой голове — она больше не был такой уж лысой, верно? Она была покрыта здоровыми, тёмными волосками, придавая ему вид солдата после нескольких недель Тихоокеанского театра военных действий. В этот момент ему больше всего хотелось позвонить Кэмерону, просто услышать его голос, чтобы знать, что этот мужчина существует за пределами Ривербенда, что он не какой-то фрагмент его воображения. Но Джона ведь так и не узнал его номер.

«Узнал бы, если бы сказал ему, что выписываешься», — ругал он сам себя. Он хотел бы сказать, но Кэмерон был таким человеком, который захотел бы большего. Он захочет свиданий, ужинов и секса, который длится до утра — всего того, что Джона никогда не мог предложить. Но он думал о том факте, что, может быть, он отказывал себе в возможности попробовать, слишком боялся, что болезнь возьмёт верх и разрушит ещё одну жизнь, а не только его собственную.

Да, Кэмерон захотел бы многого, и Джона должен был подождать, пока не убедится, что достаточно силён для этого. Он не разрушит Кэмерона так, как был разрушен сам. Он поправится. Он постарается.

***

Писательство. Джона просто напечатал слово «конец» на уродливом первом черновике своего нового триллера «Божий дар». Несмотря на возможный религиозный оттенок в названии, на самом деле это был постапокалиптический рассказ, сосредоточенный на клонировании людей и футуристической генной инженерии, приправленный лёгкой межвидовой… романтикой? Страстью? Он пока не был уверен. Обычно он писал криминальные триллеры, но по какой-то причине научная фантастика уже какое-то время стучалась в его дверь. Это всё ещё был черновик, и отчасти Джона ненавидел его, как и всегда. Он читал, думал, перечитывал, затем всё заново, пока не признавал достойным отправить черновик своему редактору, одному из безликих людей в его маленьком углу киберпространства, с которым он никогда не общался лицом к лицу.

Джона быстро написал электронное письмо, оповещая вышеупомянутого редактора о новостях, а затем щёлкнул по очередному файлу в своей папке с проектами. Его текстовый редактор открылся снова, и появился документ, с которым Джона игрался под своим псевдонимом Эммерсона Лайонса. Роман. До сих пор названием было «Ветер перемен», так как вдохновение пришло от одного из его стихотворений с таким же названием; этот стих он написал будучи подавленным подростком, который справлялся не только со своей гомосексуальностью, но и с воспоминаниями о…

Он понял, что даже сам с собой не говорил о том случае. Когда бы его мысли ни пытались устремиться в ту сторону, разум захлопывался, как стальная ловушка. Возможно, ему нужно было это изучить. Позже.

Роман, о котором он мечтал, пока писал меланхоличную поэзию в своей захламлённой комнате в полуразвалившемся доме, был двусмысленным. Главными героями были Роб и Даллас, и Даллас всегда предполагалась как женщина. Однако, в нескольких сценах, которые он уже написал, Джона избегал местоимений и вообще каких-либо отсылок на гендер. У него не было сил превратить Далласа в женщину, потому что в его голове это был мужчина. С другой стороны, Джона не знал, обладает ли смелостью выдержать критику, которая нахлынет, когда такой известный автор мейнстримных романов, как Эммерсон, внезапно переключится на гомосексуальный жанр. Чёрт, большинство его читателей даже не знали, кто он сам — мужчина или женщина.

Он смотрел на страницу, где с издёвкой моргал курсор. Ничего не шло в голову, пальцы не двигались. Джона никогда особо не испытывал творческого кризиса. Когда у него были проблемы с писательством, это скорее касалось попыток выяснить, как изложить идеи из его головы на страницах, а не появления самих идей в принципе. В данном случае у него были проблемы и с тем, и с другим. Стихотворение было таким личным, а появившаяся из этого идея истории была такой яркой и настойчивой, но как только он решил её написать, слова иссохли. У Джона было предчувствие, что это во многом связано со страхом.

Возможно, ещё это имело немалое отношение к тому факту, что Джона никогда не испытывал любовь. Единственным человеком, который когда-либо его любил, была его мать, но даже она не знала, что с ним делать. Это была тихая, осторожная любовь, будто она всегда решала, как прикоснуться и что сказать, чтобы не сломать его.

«Мне стоит просто оставить тебя в покое. Я продолжаю тебя ломать!»

И внезапно появился Кэм.

Джона почувствовал дрожь, так что оттолкнулся от стола с большей силой, чем было необходимо, из-за чего разлетелась стопка бумаг. Разве всем остальным было так же тяжело? Всем обычным людям? Если таковы были настоящие эмоции, Джона не был уверен, что может с ними справиться. Но отчасти ему хотелось научиться. Ему хотелось снова увидеть Кэмерона. Хотелось.

***

У Джона закончилась еда. После того, как он пробыл дома несколько недель, упрямо избегая выходов за покупками, его шкафчики были буквально пустыми — и холодильник с морозилкой тоже. Одно осознание этого заставило его тревожность вырасти и затвердеть, укладываясь у него внутри, готовясь штормом опуститься на пляжи. Отсутствие еды означало поездку в город. Это было неизбежно, если он не хотел умереть от голода, конечно же. Не удивительно, что на мгновение он об этом задумался.

Затем он принялся укутываться в зимнюю одежду, так как снова пошёл снег. Он надел свои штаны для сноубординга поверх длинных подштанников, натянул свитер на нижнюю майку. Затем перчатки и парка, и наконец мешковатая вязаная шапка, ошеломительно уродливая, но также самая удобная вещь, которая была у Джона. Её связала для него одна из медсестёр Ривербенда. Он чуть не расплакался от этого жеста, не в силах вспомнить, когда последний раз кто-то дарил ему подарок без повода.

— Ох, как сентиментально, — вслух пробормотал он, закатывая глаза от собственной глупости.

Он схватил свой бумажник и ключи, быстро попрощался с Аидой, которая это проигнорировала, и запер дом. Его Субару Аутбэк стояла под навесом, заправленная и вымытая, со свежими зимними шинами — всё это он сделал до Ривербенда, зная, что по возвращению у него не будет энергии. Он был прав. Тяжело вздохнув, он сел в низкую машину и завёл двигатель, который издал еле слышный звук.

Дороги снова были чистыми; их недавно посыпали солью, и снега было совсем мало, но за ночь Фолли-Крик должен был покрыться несколькими дюймами. Джона хотелось разобраться с покупками до этого. Дорога, которая тянулась в гору, была узкой и наполненной несколькими пугающими поворотами с серпантином, к которым за годы Джона привык. Но, по крайней мере, она была заасфальтирована и вполне ухожена.

Спускаться вниз по горе Уистлер в центр Фолли-Крик для Джона было равносильно спуску в ад. Он знал, что это нелепо — маленький городок был совершенно милым и чудаковатым — но там были люди. Когда он находился в окружении людей, ему приходилось притворяться нормальным, чтобы его не видели и не задумывались о нём. Это было утомительнее, чем можно было представить.

В Фолли-Крик не было никаких торговых сетей или франшиз — об этом городе индустрия забыла, или никогда не знала в принципе — за исключением одного одинокого «Старбакса», и даже тот конкурировал с местной семейной кофейней. Бизнесом владели местные, и местные же его поддерживали. Фолли-Крик заботился о своих людях.

Для покупки продуктов Джона мог выбрать два места: «Корпоративный овощной магазин Хэла» на углу Мейн и Поплар, владельцем которого был Гарольд Нокс, седовласый холостяк неопределённого возраста, и общественный фермерский рынок Фолли-Крик. Фермерский рынок также являлся тем местом, где люди, живущие вокруг горы, могли собраться и пообщаться, чего Джона избегал любой ценой. В магазине Хэла была атмосфера как в супермаркете, с достаточно большими тележками и достаточно маленькими стеллажами, чтобы отбить желание остановиться и поболтать.

— Значит, к Хэлу, — сказал он сам себе. Удача ему улыбнулась, когда он нашёл свободное место для парковки через дорогу от магазина, сделал неловкий параллельный манёвр и заглушил двигатель. Он вышел из машины и перешёл дорогу, не глядя по сторонам — если какие-то машины и ездили, они всегда пропускали пешеходов.

Схватив расшатанную тележку из стоящих у порога, Джона протолкнулся через крутящуюся дверь и вошёл в дымку искусственного жара внутри. Он кивнул Хэлу, который практически всегда сидел за стойкой для обслуживания клиентов, но не потрудился остановиться. Никаких «привет-как-дела», никаких рукопожатий и совершенно никаких бесед; Джона содрогался при одной мысли об этом.

Он быстро прошёлся по стеллажам, намереваясь купить достаточно продуктов, чтобы продержаться на горе месяц. В погребе стоял промышленных размеров холодильник, который только нужно было заполнить. Где-то в другом месте это могло звучать немного в стиле серийного убийцы, но в таком месте, которое часто заносило снегом в зимние месяцы, это было обычной практикой. Дорога Бэррон Фоллс во время снежного шторма часто становилась непроходимой.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒