Глава первая. Виктор. 5 страница

Эта книга, как вы уже догадались, стала любимой для меня. И иногда, когда воспоминания все же пробивают мое счастливое состояние сегодняшнего дня, я достаю с полки эту книгу и уношусь туда, где я вижу себя угловатой девчонкой с робким взглядом из-под длиннющей челки, закрывающей меня от мира…

… Он появился в моей жизни в первый день сентября. Начинался новый учебный год, и школа радостно раскрыла объятья для молодого учителя физкультуры. Первый раз я увидела его на торжественной линейке, посвященной Дню знаний. Выделялся из толпы этот статный парень практически двухметрового роста. Именно рост привлек мое самое первое внимание. Помню, как подумалось тогда: ну, наконец-то, хоть один высокий мужчина. Я, со своими ста семидесятью шестью, всегда немного болезненно воспринимала низкорослость подавляющего большинства окружающих меня парней. А этот был хорошо всем. Помимо роста и отличной слаженности он обладал весьма привлекательной внешностью. Густые курчавые волосы, которые при первом же ближайшем рассмотрении манили запустить в них пальцы. Немного крупный нос, но он только украшает мужчину, волевой подбородок, широкие скулы, резко очерченная линия губ. А его глаза… Они, пожалуй, были самым привлекательным. Небесно – голубого цвета, они светились неподкупной и чистейшей добротой. И всегда улыбались.

Познакомились мы на следующий день на уроке физкультуры. И моя легкая вчерашняя заинтересованность сменилась куда более глубоким интересом. Скорее, профессиональным, нежели личностным. Я просто нашла в его лице единомышленника. Я с раннего детства увлекалась спортом. Занималась плаванием, ходила в легкоатлетическую секцию, увлекалась футболом. Но самой большой любовью всегда был и по сей день оставался баскетбол. Но предыдущий физрук был, по всей видимости, равнодушен к своей профессии и весьма недолюбливал детей, поэтому самореализоваться, как спортсмену, было практически невозможно. Все, что я умела, было достигнуто лишь самостоятельными усилиями. Виктор Михайлович, как звали молодого учителя, сразу же разглядел во мне огромный потенциал и в первое же занятие заявил об открытии баскетбольной секции. Я была первой, кого туда записали. Вот так и началось наше знакомство. Нас связывали исключительно спортивные интересы и отношения тренер – ученик. Я замечала его довольные взгляды, но списывала это на свой профессионализм.

Когда я училась в десятом классе, директор школы сделал устный приказ учительскому составу о создании в школе музыкального коллектива. Как оказалось, министерством образования была выделена большая сумма на закупку музыкальных инструментов. Так наше учебное учреждение стало счастливым обладателем трех гитар и барабанной установки. Вопрос непосредственного создания молодежной рок-группы лег на плечи нашего физрука. И кого он снова записал туда первым? Конечно, того, кто никогда ни в чем не подводил. Являлся, можно сказать, правой рукой. Так я попала в группу, впоследствии названную «Ранетки». Но это все уже не так важно. Суть заключалась в том, что видеться мы стали гораздо чаще. Уроки – репетиции – тренировки. Мы проводили по нескольку часов в день вместе. И редкие дни, когда кроме уроков не было никаких дополнительных занятий, становились вечностью. Пустотой, которую трудно было чем-либо занять. На одной из первых репетиций Степнов узнал о моей семье. Точнее, об отсутствии ее, как таковой. Родители мои занимались научными исследованиями в области разработки лекарственных форм в борьбе со СПИДом. Поэтому жили командировками в далеких странах. Всей моей семьей был дедушка – известный в советское время фантаст. И надо же было такому случиться, хоть это и не удивительно, что Виктор Михайлович вырос на книгах моего деда. Помню, как загорелись радостным огнем его глаза, когда он узнал о близком родстве своей ученицы и любимого писателя. Пожалуй, с той минуты и началось наше более тесное общение. Собственно, ничего между нами и не было. Просто вечерами Степнов стал провожать меня домой, опасаясь отпускать меня одну в темноту. Я познакомила их с дедом, даря возможность учителю пообщаться со своим кумиром. Для Степнова это был подарок судьбы. С тех пор он стал частым гостем в нашем доме. Вечерние чаепития стали традицией, приятной для нас троих. И как-то незаметно для всех наши незатейливые отношения стали нормой. Имена Кулемина – Степнов стали словно нарицательными, означающими некую сплоченность. А мы лишь с каждым днем все сильнее и сильнее привязывались друг к другу.

Не хочется вновь вспоминать тяжелое для нас с дедом время, когда он спустил все свои деньги в Интернет-казино. Последовавшие за ними бои на ринге, как попытка заработать средства, привели, на мой взгляд, к максимальной точке сближения. Именно тогда я увидела в глазах Степнова отнюдь не дружеские чувства по отношению ко мне. Его трогательная забота о нас с дедом окутывала теплом. Именно в тот момент слово «семья» окрасилась новым цветом. И именно в тот момент очень остро хотелось возвращаться домой, зная, что тебя там не просто ждут. Там находится любящий, а, главное, любимый человек. Впрочем, что он стал любимым, я поняла чуть позже. Испытав первый приступ жгучей ревности, когда Степнов ушел на свидание к журналистке, спасшей его от нелепой провокации.

…Все это осталось в воспоминаниях. Отношения, которые сложно назвать отношениями. Поскольку ничего никогда между нами так и не случилось.

Порой ясно перед глазами встает картинка: мы сидим на скамейке после уроков или репетиции в спортзале. Он - совсем рядом, нас разделяют всего-то несколько сантиметров. Я чувствую его тепло, которое сочится через многочисленные слои нашей одежды, согреваюсь его дыханием, стараюсь незаметно вдохнуть его запах. Он, как обычно, подбадривает меня словами поддержки, строит смешные рожицы, а, когда улыбается, становится похожим на ребенка. Малость истеричный на людях, со мной он всегда почтительно-вежлив, громкий голос сменяется порой на шепот. И в этом столько волнительного. Я смотрю в его глаза – и уже не понимаю сути вопроса. Просто тону в них невидящим взором. Взгляд постепенно перемещается с его синих глаз на чувственные губы, внезапно отключается слух. Я смотрю на него, ничего не слыша, и лишь ощущаю его речь в виде обжигающего дыхания. И единственное, о чем могу думать в данную минуту – это желание прикоснуться к нему своими губами, почувствовать вкус его поцелуя. Раствориться в нем без остатка… Его волосы по-прежнему манят в них окунуться своими пальцами. Какие они на ощупь? Уверена - мягкие, как шелк. И рука едва заметно подрагивает, готовая тут же сорваться в бездну темных волн. Сдерживаюсь. Но глазами продолжают скользить по этим волнам, и вдруг замечаю легкую проседь… Бог мой, ему же едва за 30. Сердце в груди щемит. Да, я знаю, кто-то седеет и в 20. Но он… Видя серебряные нити, горько вспоминаю о невыносимой разнице между нами в 15 лет. Думаю о том, что он постареет гораздо раньше, чем я. О, как же я не хочу, чтобы он старел! Мысли уносят меня совершенно в другое русло. И я словно отряхиваюсь от чарующего взгляда. Прихожу в себя от кратковременного помутнения рассудка. Снова пытаюсь внять его словам и уловить суть разговора. Между нами ничего нет и быть не может, - говорю сама себе. Но вот это тепло – не только физическое, а именно тепло его души – я никогда ни на что не променяю.

Я жила этим теплом ежеминутно, ежечасно, ежедневно. Оно помогало мне не сломиться в тяжелые дни. Да что там темнить – я дышала им. Вставала по утрам ни свет, ни заря, чтобы выбежать на пробежку. Сердце радостно билось в ожидании увидеть его. Попытка унять дрожь в коленях, короткое радостное «привет!» - и вот уже бежим вместе по направлению к парку. И не нужно слов. С ним приятно молчать. Просто радовалась возможности быть рядом. Рука к руке. Сбившийся ритм сердца можно списать на нагрузку от бега, раскрасневшееся лицо – на реакцию организма на свежий воздух. Можно опереться на него, ссылаясь на усталость. И лишь жадно вдыхать его воздух.

Улыбаюсь. Вот что было для меня тогда счастьем! Впрочем, им же сейчас и остается.

Я часто задумывалась раньше: что принесли мне те отношения? Можно ли было назвать их любовью? Она не была невзаимной. Но, в то же время, она не проложила себе русло, чтобы наполнить его потоком воды. Кто-то, глядя на меня, спросит, как я могу вспоминать о прошлом с улыбкой и светлыми чувствами? А я отвечу: это так легко! Потому что те отношения несли свет! И я сейчас, спустя многие годы, счастлива, что между мной и Степновым так и ничего не случилось. Своей мужской нежностью он не нарушил мой покой. Его образ остался светлым и чистым в моей памяти. Не было действий, которые помешали бы сейчас искренне смотреть в глаза друг другу. Не было разочарования в нем, как в мужчине. Была лишь дикая боль от разлуки. Но она исчерпала себя. А последние три года, наполненные виртуальным общением, подарили ни с чем не сравнимое счастье. В моей жизни вновь появился друг, который понимает меня с полуслова. Пожалуй, он знает меня как никто другой на белом свете. Возможно, знает лучше, чем я сама себя. И мне страшно представить, что будет со мной, если он вдруг снова исчезнет из моей жизни.

Однажды перечитывая Матвею перед сном «Маленького принца», выловила глазами строчки:

"Если любишь цветок - единственный, какого больше нет ни на одной из многих миллионов звезд, этого довольно: смотришь на небо и чувствуешь себя счастливым. И говоришь себе: "Где-то там живет мой цветок..."

Помню, что в тот момент бешено забилось сердце. Вот оно – мое сегодняшнее состояние. Я счастлива, что Он был, есть и продолжает оставаться в моей жизни. Я знаю, что ОН ЕСТЬ. И этого довольно.

Часы показывают два часа ночи. Устало потерев глаза, захлопываю книгу, так и не прочитав ни одной страницы. Выключаю компьютер и, прихватив с собой поднос, выхожу из кабинета. Сегодня уже ожидать нет смысла.

Прошел еще один день в череде забот. Сегодня тревога отступила, но мысли о Викторе по-прежнему сидят в голове. Что-то происходит, но что – не пойму.

Вечер проходит в кругу семьи. Сегодня долго катались с искусственно сделанной горки во дворе, бросались снежками и пытались слепить снежную бабу из недавно выпавшего снега. Наверно, это был последний сильный снегопад за эту зиму. Поэтому напоследок решили хорошо отдохнуть, проведя на улице несколько часов.

Сегодня уложить Матвея оказалось очень просто. Ребенок просто обессилел после активного времяпрепровождения на улице и долгих игр. Его глаза стали закрываться, как только голова коснулась подушки.

- Мааам, - протянул сын, собравшись с последними силами, держит глаза открытыми.

- Что, мой хороший? – ласково глажу его по светлой голове.

- Подарите мне с папой братика? – глаза полны самой искренней надежды на положительный ответ.

- Братика? А что ты с ним будешь делать? – улыбаясь, спрашиваю я его.

- Мы будем дружить! – браво отвечает сын.

- Но ведь все детки появляются на свет очень маленькими! Тебе не будет с ним интересно, - пытаюсь отвести немного болезненный для себя разговор в другое русло.

- Ничего, я подожду, когда он подрастет.

Я замираю в немой паузе, не зная, что ответить малышу.

- Мааам, - уже заплетающимся языком шепчет Матвей.

- Что, сынок?

- Я буду помогать тебе! Обещаю! Буду возить его в коляске… - голос мальчика обрывается, глаза его прикрыты, веки слегка подрагивают.

Уснул. Облегченно вздыхаю. На сегодня получила отсрочку. Поправляю одеяло, целую в маленький лобик свою кровинку и, погасив ночник, выхожу из комнаты.

Задерживаюсь около окна гостиной, долго гляжу на искрящийся в свете полной луны снег. Как объяснить маленькому ребенку свои взрослые страхи? Не знаю. Я элементарно боюсь. Повторения непереносимой боли, страха потерять будущего (опять же – только возможно будущего) ребенка, страх погибнуть самой, оставив Матвея без матери. Эти фобии тесно переплелись во мне, и их пока не способно пересилить желание иметь второго ребенка.

Из раздумий выводит жужжание мобильника. Отрываюсь от сказочно красивой картинки за окном и беру в руки телефон. Смс. От Степнова. Просьба выйти в эфир.

Слава Богу, живой, - мелькает в голове. Хотя ни тревоги, ни чувства облегчения внутри не возникает. Просто встреча. Не более того.

Перехожу в кабинет, зажигаю настольную лампу, включаю ноут. Медленно текут минуты, пока грузится система. Включаю ICQ. Вчерашний статус о приватности остается неизменным. Никого не хочу слышать – видеть. Ага, вот и он. Грузится картинка видео сигнала и…

Мое лицо озаряет улыбка. Чувствую, как брови ползут от удивления наверх. Глаза расширяются от увиденного. Улыбка из немного робкой перерождается в самую искреннюю и добродушную. Сердце в груди делает подъем с переворотом и радостно плюхается куда-то вниз…

На экране я вижу Степнова… с маленьким, новорожденным ребенком на руках. Крепкие сильные руки держат маленькое тельце в хлопковом комбинезончике пастельного зеленого цвета и такой же шапочке. Ребенок дремлет, но во сне мотает ручонками и одну постоянно тянет к глазкам. Маленький курносый носик. Темные бровки, из-под шапочки виднеется прядка темных волос. От умиления я уже готова расплакаться. Но держу себя в руках. Лишь только сердце бешено бьется в груди, готовое выпрыгнуть оттуда в любую минуту.

Я не могу найти слов. Лишь жадно припадаю к экрану и пытаюсь рассмотреть кроху. Счастливый отец на минуту выпадает из кадра, изображение малыша увеличивается, и лишь заботливые мужские руки поправляют шапочку, которая чуть сбивается набок при каждом движении головкой.

- Виктор Михайлович! – шепчу я, боясь своим голосом разбудить ребенка. Хотя отчетливо понимаю свою глупость. Такую малютку сейчас ничем не разбудить.

Картинка снова отдаляется, я снова вижу лицо Степнова.

- Привет, Ленок! Рад тебя видеть! – счастливо улыбается.

- Виктор Михайлович! Когда случилось сие чудо?

- Позавчера.

Немного удивляюсь:

- А почему сразу-то не сообщили?

- Хотелось сразу показать. А в больнице это проблематично сделать. Нас сегодня выписали домой, я сразу решил вас познакомить.

Я еще не могу разобрать – мальчик это или девочка, зеленый цвет одежки новорожденного сбивает с толку. Немного томлюсь в нерешительности, но все же задаю вопрос:

- Виктор Михайлович, простите, я не могу понять, кто у вас родился?

Глаза мужчины стали серьезнее, чем обычно, но губы тронула едва заметная улыбка – каждое изменение в его лице не остается для меня незамеченным. Еще бы, 20 лет – это не шутка.

- Так как? – повторяю свой вопрос. – Кто это? Мальчик или девочка?

- Это - ЛЕНКА!

В воздухе повисла многозначительная пауза. В ушах тут же зашумело, в носу защипало, руки невольно накрыли одна другую и сжались в кулачок около моей груди. Последним жестом словно пытаюсь унять взбунтовавшееся сердце в груди. Веки опускаются и закрывают глаза. На секунду словно резко перекрывают кислород, и из груди рвется всхлип. И вот уже кожей ощущаю, как по щекам катятся горячие слезы.

- Ленка, ты чего?! – раздается встревоженный голос по ту сторону экрана. – Ты что, плачешь, что ли?

С трудом разлепляю глаза и, шмыгая носом, почти кричу:

- Это я от счастья!

- Ну, если от него, то, пожалуй, разрешается, - немного успокаивается Виктор, но глаза все еще хранят настороженность.

- Нет, правда, это я от счастья, - абсолютно искренне убеждаю я его. – Я вас поздравляю, Виктор Михайлович! Пусть с этим маленьким чудом, ворвавшимся в вашу жизнь, исполнятся все надежды и мечты!

- Спасибо, Ленка!

Мы еще сидим некоторое время в молчании, улыбаемся друг другу. Рассматриваем малышку. Но вот приходит время расстаться…

- Лен, ты нас извини, но нам пора, - робкий голос Степнова.

- Да-да, конечно! – встряхиваюсь от легкого оцепенения. – Конечно, идите, девочке нужен покой! Ее маме искренние поздравления от всей нашей семьи.

- Обязательно передам.

- Виктор Михайлович! – уже кричу я напоследок.

- Что, Кулемина?

- Будьте счастливы! – сердце рвется наружу. – Я этого очень хочу…

- Спасибо, Ленок! Обязательно буду!

Картинка гаснет, а я продолжаю сидеть, счастливо улыбаясь неведомой картинке, стоящей перед глазами. Впрочем, какой же неведомой? Я до сих пор вижу малышку, с самого рождения удивительно похожую на отца. Снова начинают катиться по щекам слезы. Но они не жгут болью. Это, действительно, слезы счастья. Мне в новинку чувство, что родилось сейчас в груди. И еще некоторое время я пытаюсь его осмыслить. И вдруг решение приходит. Оно простое, как дважды два!!! Я впервые испытала неведомое ранее чувство бесконечной радости в тот момент, когда непосредственно рождается ребенок. У меня были очень тяжелые роды, момент рождения сына остался для меня неведомым. Первые сутки, проведенные в реанимации после родов, прошли в каком-то беспамятстве. Ребенка приносили, прикладывали к груди, но я практически не помню тех мгновений. Тяжелая реабилитация, внезапно ослабший и давший сбой спортивный организм – все это не давало до конца осознать радость материнства. Те тяжелые дни прошли под девизом «выбраться, выкарабкаться, во что бы то ни стало». Одна сплошная боль. Чувство радости пришло запоздало. А мне всегда хотелось знать, что чувствует женщина, когда ее чрево исторгает на свет ребенка. Хотелось испытать это невероятное чувство облегчения, а вслед за ним – чувство радости. Когда все остается позади, когда преодолен последний, самый трудный рубеж. Но мне не суждено было испытать этих чувств. Я лишь предполагала, как это бывает, когда женщины плачут от счастья, увидев ребенка, которого носили под сердцем в течение долгих 9 месяцев, ежесекундно рисуя в своем воображении его личико…

А сейчас я плачу и понимаю – вот оно – неведомое доселе чувство. Я радуюсь приходу в мир нового человечка. И нет большего счастья в жизни, разве что… Вздрагиваю от внезапно пришедшей в голову мысли. Замираю. Сердце снова начинает бешено стучать в груди. Кажется, весь мир замер в ожидании решения, которое рождается сейчас внутри меня… Ну, конечно же!

Захлопываю крышку лэптопа, вскакиваю с кресла, одной рукой вытираю размазавшиеся по лицу слезы, другой выключаю свет и бегу… Бегу наверх, в нашу супружескую спальню с Майклом. Вихрем врываюсь в комнату и замираю на пороге. Запыхавшись, смотрю на своего любимого, самого родного человека. Он еще не спит, читает вечерние газеты, лежа в постели. Руки с печатным изданием опускаются, и пара карих вишен с удивлением смотрит на меня.

- Лена? Что-то случилось? – его голос встревожен. Да и не удивительно – у меня заплаканы глаза.

- Все в порядке.

Я не отпускаю его взгляда, держу крепко, боясь отпустить даже на секунду. Быстрым движением руки развязываю пояс легкого шелкового халата, и он бесшумно падает к моим ногам. Вижу удивление в любимых глазах, которое мгновенно сменяется на искры рождающего желания.

- Ленка? – удивленный шепот.

- Тссс, - шепчу я в ответ. В одну секунду преодолеваю путь от двери до кровати, забыв поплотнее прикрыть за собой дверь.

Забираюсь под одеяло и прижимаюсь всем телом к мужу. Его жар обдает меня с ног до головы.

- Ленка, что случилось? Откуда ты такая прибежала? – разговоры разговорами, а взгляд его уже затуманен, и голос превращается в истомный шепот.

- Тише, молчи, просто люби, - с жаром приникла к его губам.

- Ты хоть бы дверь закрыла, дуреха, - смеется Майкл и уже накрывает нас с головой тонким покрывалом, припадая к моей коже губами. Она тут же начинает плавиться от его ласк.

Остатки разума тают на глазах. Но успеваю прошептать:

- Матвей спит, как убитый, после прогулки. Он не проснется до утра.

- Может, все-таки скажешь, что случилось?

- Матюша сегодня братика попросил, - лежа с закрытыми глазами, чувствую, что Майкл отпрянул от меня. Открываю глаза и вижу его встревоженный взгляд.

- Ленка, я тебя правильно понял? – вопрос повисает в воздухе.

- Да, любимый, я тоже хочу еще одного мальчика, - обнимаю мужа и притягиваю его за шею к себе, снова припадаю к губам.

- Но… - его слова снова тонут в моих поцелуях.

- Никаких «но», я хочу снова испытать радость материнства. По-настоящему…

Майкл пытается еще что-то сказать, но я накрываю его рот своей ладонью. Ласково смотрю в его глаза и даю понять, что теперь я готова на все. Ради исполнения давней мечты, которая была все эти годы спрятана за печатями страхов. Ради мальчика, который, уверена, родится к концу года. Ради сына, которого, как и мечтаю уже более 10 лет, назову Виктором…

«И все же люди странные, - подумал Ангел и улыбнулся, - пишешь тут для них судьбы, пишешь… и никакой благодарности, им все кажется, что они сами творцы своего счастья». И хотя Ангел не знал наверняка, так ли это, но сегодня он не выспался, засидевшись вчера за судьбой допоздна, и ему хотелось немного поворчать. Он подошел к книжному шкафу, доверху наполненному судьбами, на столе лежало три девственно-чистых книги судеб, но сегодня ему хотелось немного ностальгии. Ангел достал огромный том с верхней полки:

«Виктор и Елена, - прочитал он, - хм, странно, не помню. Старею, наверно» - Ангел расправил крылья, сел за стол и начал читать, пытаясь вспомнить начало этих судеб, чтобы дописать их до конца и сдать в архив.

Глава первая. Виктор.

Ангел углубился в чтение: «Ах, да, - он хлопнул крыльями, - как же я мог забыть этого непоседу, его судьбу я начал писать, когда увлекался всеми видами спорта одновременно. Ох, и досталось же от меня мальчишке, - хохотнул Ангел, - в какие только секции я его не гонял».

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 Следующая ⇒