Глава первая. Виктор. 3 страница

- Ничего себе! Обычно у вас жара в это время года. Оказывается, сегодня у нас круче, чем у вас. Хотите, покажу снег? Наверно, уже забыли, как выглядит настоящий пушистый снег?

Не дожидаясь ответа, я осторожно поднялась с кресла, подошла к окну и поставила свой ноут на широкий подоконник, направив камеру на вид из окна. Надо отметить, что он у нас замечательный. Вокруг дома растут высокие ели. Сейчас они все запорошены толстым одеялом серебра. Весело светит солнце, отражаясь мелкими бликами на снежинках. Если не знать, где сейчас нахожусь, можно вспомнить наши старые русские сказки, хотя бы то же «Морозко».

- Красиво! – послышался восхищенный голос из динамиков.

- Мое приглашение покататься на горных лыжах по-прежнему в силе! Мой дом всегда открыт для вас и вашей семьи!

- Спасибо! Я помню! Мое ответное – искупаться в теплом Средиземном море или понежиться в Мертвом – тоже в силе. Насчет последнего я бы хорошенько подумал. Дети от невозможности утонуть в нем бывают в восторге.

- Мы тоже подумаем! – улыбаюсь я в ответ и снова возвращаюсь в кресло.

- Как проходят празднества? – спрашиваю я после минутной паузы.

- Не так широко, как у вас. В эти дни в Израиле отмечают сразу два события: евреи празднуют Хануку, христиане отмечают Рождество. А мы, православные, ждем своего Рождества. Елка давно стоит. Мишка с ума сходит от ожидания возможности открыть подарки, припасенные под ней, - смеется, опустив глаза.

- Да уж, понимаю его. Матвей тоже облизывается. Только ему повезло несколько больше: у нас есть еще и «папино» Рождество. Так что до первой порции он доберется уже завтра.

- Как Майкл? – спрашивает Степнов.

Я не успеваю ответить, как позади меня раздаются шаги. В комнату вошел муж. Подходит к креслу, складывает руки на высокой спинке позади меня, чуть наклоняется, чтобы его было видно в камеру, и, искренне улыбаясь, на русском языке, правда, с сильным акцентом, произносит:

- Здравствуйте, Виктор Михайлович! Рад вас приветствовать! Как поживаете?

- Здравствуйте, Майкл! Все в порядке, спасибо! С наступающим Рождеством вас!

- Благодарю! Как ваша супруга? Как ее самочувствие?

- Спасибо, с ней все в порядке. Все еще работает. Трудоголик.

- Передавайте от нас ей привет и пожелания хорошего самочувствия!

- Спасибо, Майкл, обязательно передам. Еще раз с Рождеством!

- До свидания!

- До встречи!

Майкл целует меня в макушку и снова выходит, прихватив какую-то книгу с полки.

Я еще с полминуты слушаю удаляющиеся шаги. Затем задаю вопрос:

- Кого ожидаете, уже знаете?

- Не знаем, Лен, и знать не хотим. Решили, пусть будет сюрприз. Я буду рад любому полу.

- Замечательно. Как Оля? Она, говорите, до сих пор трудится?

- Да, уже можно было уйти в декретный отпуск, но она не торопится. Говорит, силы еще есть.

- Ну и замечательно, если есть желание активно двигаться и трудиться. Я рада за нее. И за вас тоже. Хорошо, когда любящая семья растет.

- Лен, извини, если лезу не в свое дело, вы-то не думаете заводить второго ребенка? –голос Виктора становится тихим. Но его слова не задевают меня.

- Думаем. Майкл очень хочет второго ребенка. Но я пока не решаюсь. Сейчас есть очень важный проект. Хотелось бы его закончить, а там сразу и решим. Мне тоже хочется уже окунуться в мир детства.

- Я буду раз за тебя, за вас…

Снова виснет пауза в разговоре. Мы смотрим друг на друга и едва заметно улыбаемся. Кажется, вы стали еще белее… А глаза по-прежнему излучают свет. Исчезла некая истеричность, присущая вам в школе. Но вы по-прежнему остаетесь Живым. Энергия бьет из вас ключом. И кажется, что часть этой силы передается и мне, сквозь тысячи километров расстояния.Тишину снова нарушают шаги. На сей раз более тяжелые, но более быстрые. В комнату влетает сын.

- Мам, я принес тебе какао!

- Спасибо, сынок!

Матюша перегибается через боковую спинку кресла, радостно заглядывает в компьютер и кричит:

- Здравствуйте, дядя Витя!

- Привет, малыш! Как дела?

- Отлично! Скоро Рождество, а, значит, будут дарить подарки.

По обе стороны экрана слышится радостных смех. Он настолько искренен, что невольно поддаюсь его волшебству и сама начинаю веселиться.

- Мой подарок прилетел? – Степнов уже задает этот вопрос мне.

- Да, Виктор Михайлович. Все дошло в лучшем виде. Лежит под елкой.

- Дядя Витя, спасибо! А как там Миша? Передавайте ему от меня привет!

- Спасибо! Передам! Он тебе тоже передает свой привет!

- Ой, а вы получили наши подарки. Я с мамой лично ходил на почту! – гордо произносит сын.

- Да, спасибо огромное! Получили. Только Мишке придется подождать чуть дольше. До нового года. У нас, к сожалению, нет «папиного» Рождества.

- Жаль! – вздыхает Матвей. – Ладно, я побежал! Пока!

- Пока, сынок! – нежно улыбаясь, тихо говорит Степнов.

Снова молчание. Как хорошо… Я смотрю на него и понимаю, что спокойно на душе. И не хочется тонуть в синеве Его глаз. Просто любуюсь ими, как можно любоваться гладью моря или бирюзой чистого неба. Меня окутывает тепло, что можно прикоснуться к Его жизни. Да, Боже мой, - радуюсь просто тому, что Он есть в моей жизни! Такой далекий близкий!

- Ленка, как я рад, что мы нашли друг друга! Это уже третье Рождество, которое мы будем встречать вместе!

- Я тоже рада, Виктор Михайлович!

- Как хорошо, что ты рядом.

- Ничего себе, рядом, - смеюсь я, но понимаю, что он хотел сказать.

- Я не о расстоянии, я о присутствии тебя в моей жизни. Я рад, что между нами не осталось недомолвок и недопонимания.

- Я понимаю, Виктор Михайлович! Я тоже очень рада, что вы – РЯДОМ!

- Мне тебя очень не хватало, Лен, все те годы, что между нами не было связи.

- Давайте не будем вспоминать! Теперь-то я вас точно не потеряю. Я знаю все ваши координаты!

- Прости, что так нелепо тогда получилось с письмами. Я готов был волосы на себе рвать.

- Ну что вы! Не надо так! Главное, что мы нашлись. И теперь уж точно не потеряемся, - искренне улыбаюсь в ответ.

- Ленок, может, все-таки скажешь?

- Фамилию? – начинаю снова хохотать в голос. – Нет! Ну зачем она вам?!

- А как ты получаешь корреспонденцию? – все еще недоуменно спрашивает Степнов.

- Легко! Сначала свидетельство о браке выручало, а сейчас меня все здесь знают. Так что не требуют документов.

- Ленка – Ленка, - вздыхает Виктор, - крутишь – вертишь мною, как хочешь!

Хитро прищуриваюсь и выдаю:

- Я любя, вы же знаете!

- Знаю! Потому и позволяю!

Как хорошо, что теперь можно так легко говорить о том, что я люблю вас. Эти слова уже не несут того смысла, который был 12 – 10 - 8 лет назад. Да, я люблю вас, Виктор Михайлович. Но это уже не та любовь, которую я испытывала к вам юной девочкой. Она, пожалуй, даже сильнее сейчас. Потому что она дарит ночной покой. Ее уже никогда ничем не сломать. Она не вызовет никогда разочарования. Она - сила, она – покой, - она – тепло, которое окутывает с ног до головы ватным одеялом. Она скреплена надежными узами Дружбы.

- Ну что, Лен, давай прощаться?

- Да, пожалуй, нам пора готовиться к ужину.

- Рад был встрече!

- Взаимно!

- Скоро увидимся?

- Обязательно!

- Еще раз с наступающим Рождеством!

- Спасибо!

Картинка гаснет, звук исчезает. Тишину комнаты нарушает лишь убаюкивающее тиканье часов, да треск поленьев в камине. Хорошо… Тепло… Уютно… На душе...

Как вы уже поняли из нашего разговора, было еще несколько писем в тот сложный год. Я с большим трудом написала свой первый ответ Степнову. Когда пришел конверт, я еще на что-то надеялась, а после прочтения его содержимого все мои мечты стали утопией. Но связи с Виктором мне уже терять не хотелось. «Что ж, надо как-то дальше жить!» - сказала я сама себе и принялась писать ответ. Писала дня три, зачеркивая, переписывая, заново начиная… В результате состряпала теплое, душевное письмо. Только не было в нем ни слова о том, как я живу, и что творится в моей душе. Снова на свет вылезла старая Кулемина, которую никто никогда не видел плачущей и жалующейся на жизнь. Я снова пыталась казаться стальной девочкой, у которой всегда играет улыбка на лице. Помнится, я даже послала фотку в подтверждение своих слов. Снимок с какого-то турслета. Я на нем была этаким солнечным зайчиком, улыбка во весь рот. Очень хотелось показать, что у меня все хорошо…

Ответ на сей раз пришел быстро. Единственное, что тогда сильно удивило меня – новый адрес. Хоть и нифига не разбирала я в арабской вязи, все равно сразу поняла, что место жительства – новое. Как оказалось, Степнов с Ольгой временно переехали в Тель-Авив. Виктор устроился там на работу, Ольга ходила на какие-то курсы по повышению квалификации, они временно снимали дом. Это уже гораздо позже я узнала, что в Израиле так принято – снимать жилье, нежели покупать свое. Можно прожить на одном месте год – два – десять, а потом собраться в один день и уехать совсем в другой город. Страна небольшая – добираться на машине на старое место работы легко. Но, в отличие от нас, русских, они не испытывают большой привязанности к земле. Кочевники, что и говорить. И что самое удивительное – люди ищут ощущение новизны, специально не привязываясь к одному месту. Мне это до сих пор кажется странным и немного огорчает, что Степнов поддался этому веянию. От мужчины в первую очередь ожидаешь постоянства. Хотя, какое мне дело? Главное, чтобы его самого это устраивало…

Третье письмо снова пришло с нового адреса. Пришло после двухмесячного молчания. На сей раз послание заколотило последний гвоздь в гробовую крышку моих надежд… Степнов женился… Мне тогда казалось, что померк белый свет. И воздух словно исчез. Остаток дня я провалялась в кровати, уткнувшись лицом в стенку. Где-то на кровати валялось распечатанное письмо, которое я перечитывала в минуты, когда иссякали слезы. Ну, вот на что я надеялась? Он сразу дал понять, разыскав меня, что его жизнь устроена, что он встретил женщину своей жизни, что любит и любим. Мне было сложно это понять и принять, но я убеждала себя в том, что надо забыть его. Мне уже казалось, что я свыклась с мыслью о том, что я «приняла». Но все равно глубоко в душе жила надежда, что он – мой. Что не все потеряно и есть время. А тут выпала из письма фотография, и без всякого прочтения я сразу же поняла – свершилось. Они поженились где-то в Греции. Расписаться в Израиле не позволили власти по каким-то причинам, в подробности которых Степнов не посвящал. Просто уехали вдвоем в небольшое предместье Афин и без лишнего шума и без присутствия друзей тихо расписались. Скромный праздник для двоих любящих сердец. Помню, что этот факт лишь усилил мою душевную боль. Свадьба, о которой можно только мечтать: двое влюбленных наедине со своим счастьем.

Дальше моя жизнь снова походила на бред. В душе – пустота, личная жизнь – отсутствует, учеба - … Про нее промолчу. Чуть позже… Ночами мне по-прежнему снилось море. И Он, дарящий мне неземные ласки. И я снова тонула в его глазах. А проснувшись утром, рыдала, потому что хотелось утонуть наяву. И уже не в его глазах, а в том самом море. Чтобы волна накрыла с головой – и больше уже ничего не чувствовать.

Очнулась спустя несколько месяцев. Вспомнила, что так и не написала ответ. Взяла лист бумаги, ручку, просидела вечер, вымучивая фразы, да так и легла, оставив на столе нетронутую бумагу. Не смогла. Да и не хотелось. Почему-то явно стояла картинка перед глазами, как Ольга берет в руки пришедшую корреспонденцию и долго смотрит на мое письмо. Почему-то от мысли, что она может взять мое послание первой и держать его в своих руках, мне становилось больно. А что, если он дает ей читать мои письма? Да и кто я такая в его жизни? От всех этих мыслей становилось мерзко на душе. И я решила не писать. Но! Через месяц был новый год, и мне захотелось вместо письма отправить открытку. Гениальный, как мне казалось, выход из ситуации. Я позвонила в Москву Лере, попросив прислать пару настоящих русских открыток с новогодней тематикой. Подружка не подкачала. Прислала отличные поздравительные открытки с русской тройкой в бубенцах, красивым Дедом Морозом в длинном расшитом красном халате, юной Снегуркой с косой до пят… Хотелось послать что-то свое, русское, сердечное. Подчеркнуть прошлое, в котором обоим было так хорошо. Он должен был понять, без слов… Без тех слов, что были написаны внутри. Они были искренними, сердечными, но в то же время слишком официальными. Это было послание обоим, в котором не должно было читаться что-то личное. Снова 5 минут на выведение иероглифов в строках адресата. Для себя сделала потрясающее открытие. Промучилась в первый раз над выведением арабских букв не меньше 10 минут, во второй раз поняла, что делаю что-то неправильно. В третий - поняла свою ошибку – арабы пишут справа налево. То, что все получилось написать гораздо аккуратнее и быстрее, привело меня в какой-то неописуемый детский восторг.

Отправила. Стала ждать ответа. Интересно, поймет ли? Оценит? К Рождеству пришел ответ. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это мое же письмо с той самой злополучной открыткой. Конверт был весь усеян всевозможными штампами, испещрен арабскими буквами, и лишь на обороте в уголке стояла надпись на английском, из которой я поняла, что адресат по этому месту не проживает.

Снова финал. И снова, как в сказке про золотую рыбку, я, как та старуха, вновь сидела у разбитого корыта. Крутила в руках письмо, плакала, смеялась каким-то истеричным смехом, успокаивалась и снова плакала. Это был конец. Вот тогда-то я окончательно уверилась в существование Судьбы. Снова нелепо разошлись, как расходятся корабли в огромном пространстве моря. А людские жизни и земной шар будут побольше любого, пусть даже самого большого океана…

На учебу я тогда забила. Точнее, наплевательски относиться к ней я стала давно. С того самого периода, как рассталась с Артемом и окунулась с головой в прошлые чувства и воспоминания. Старалась не снижать своих оценок и показателей, но мне с трудом это удавалось. Это была уже не та студентка Кулемина, которая с легкостью грызла гранит науки. Пропал интерес. А это было самым страшным.

После Рождества и той злополучной открытки я заболела. Я с ужасом вспоминаю те дни. На шее, в районе уха появилась какая-то сыпь, которая нестерпимо чесалась. Потом она разрослась и превратилась в одно сплошное пятно. С сыпью можно было как-то бороться, я использовала все подручные средства и мази, которые были в аптечке. Но вслед за этой напастью воспалились близлежащие лимфатические узлы, и, как следствие, стала дико болеть голова. Боли не прекращались ни на минуту. За ухом словно постоянно вкручивали огненный шуруп с крупной резьбой. Я не могла пошевелиться, казалось, даже взмах ресниц отдается в мозгу дикой болью. Поначалу надеялась на ночной покой и сон, но ночь не приносила ни капли облегчения. Я с дикой осторожностью укладывала на подушку голову и старалась не шевелиться. А в университете сессия, куча зачетов и экзаменов. Швейцария – это не Россия. Отмазаться, пусть и временно, от сдачи предметов не получиться даже под предлогом справки из больницы. Приходилось сквозь муки что-то учить, таскаться в университет, выпив гору обезболивающих лекарств. Все словно во сне, бреду. Возвращение домой – и снова крики и слезы от полного бессилия. И никого рядом.

Так и существовала – недели две буквально горела в аду. Огонь выжег все живое внутри. Во мне едино слились две огромные боли – душевная и физическая. Хотелось безумно к кому-нибудь прижаться, почувствовать тепло и сильные руки. Выплакать, наконец, все свои слезы и услышать в ответ: «Все будет хорошо, я спасу тебя!».

Спасение пришло чуть позже. Оттуда, откуда я совсем не ждала.

А пока… Пока я еще жила воспоминаниями о Степнове. Когда ночами не удавалось забыться от пульсирующего огня в моей черепной коробке, я снова окуналась в те школьные дни, когда мы были рядом друг с другом… Эти мысли не избавляли от боли физической, но они, как ни странно, уменьшали боль душевную. Потому что они по-прежнему были счастьем. Потому что в тех далеких днях Виктор был еще моим, хоть и боялся признаться в этом самому себе, а мне и подавно. Прошлое – оно было общим на двоих. Его уже никто не сможет у нас отнять, его не в силах кто-либо изменить. Оно – наша тайна, одна на двоих, пусть и не было в нем ничего секретного. Просто в нем не было и никогда не будет места Ольге…

Сразу же после сессии, промучившись еще одну ночь в безумном огне боли, я, наконец-таки, решилась пойти в больницу. Попала на прием к молодому врачу. Как оказалось, он был еще студентом, а в клинике проходил очередную стажировку. А так как учился уже в интернатуре, то ему позволяли вести самостоятельный прием. Вот такая случайная встреча перевернула всю мою жизнь.

Я до сих пор помню тот день, когда вошла в кабинет врача. За столом сидел приятный молодой человек с невероятно добрыми карими глазами. Они излучали такое тепло, а взгляд был настолько глубоким, что я тут же потеряла дар речи и вовсе забыла, зачем пришла. Села на кушетку и… растворилась в мягком лучистом взгляде. Но что было самым удивительным – так это то, что на мгновение ушла боль. Голова вновь стала ясной и светлой. И лишь взгляд – глаза в глаза. Очнулись оба через пару минут. Из стопора меня вывел такой же мягкий, как и взгляд, голос. Обычно холодная немецкая речь казалась обволакивающей. На секунду замешкавшись, я сбивчиво ответила про свои злоключения. Описала симптомы, немного усмехнувшись про себя, – минут 20 назад все мои подробные жалобы на недомогание оформила в карточку дежурная медсестра в приемном отделении. Но, видимо, молодой доктор, тоже смотрел на записи сквозь пелену тумана.

Тепло его едва прикасающихся пальцев обожгло меня даже сквозь медицинские перчатки. В ту секунду меня словно прострелило током. Снова помутнение рассудка. Я провалилась в бездну. Я помню, что именно в тот момент осознала, насколько холодно было в этой жизни. Я замерзла и внутри была похожа на ледышку. И не было в жизни тепла, даже в то время, когда в ней присутствовал Артем. Меня некому было согреть. Единственные теплые руки, которые согревали не только плечи, но и сердце, остались в далеком теплом июньском дне.

И снова окутывающее тепло… Пока пальцы порхали у меня на шее, обрабатывая рану, я впитывала, как губка, ту позитивную энергию, которая шла от них. Нелепый диалог, слова которого я уже не помню. Да и не помнила никогда. Потому что был один визуальный контакт. Я робко искала его глаза, но, столкнувшись с ним взглядом, тут же смущенно отворачивалась.

Моя болезнь оказалась нелепым герпесом, вспыхнувшем на фоне сильного стресса. А осложнение вызвала близость лимфатических узлов к месту поражения. Получив на руки рецепты и выслушав устные рекомендации по применению лекарств, я покинула кабинет. Снова глаза в глаза. Теперь уже более смелый взгляд – боязнь потерять его навсегда. Попытка зацепиться, продлить мгновение. Ответное тепло, струящееся теплым светом. Мне не хотелось уходить из прохладного медицинского кабинета. Сердце тяжело ворочалось, возникло непонятно тянущее чувство в груди. Хотелось крикнуть: «Не отпускай!». Но разве могла я себе это позволить? Снова пелена упала на разум. Дальше – все, как во сне. Закрывая дверь, бросила последний взгляд на врача. Последние слова прощания – и снова пустота. Так бывает порой среди лютой зимы. Выглянет яркое солнце на чистом, без единого облака, небе, подует южный ветер, принеся с собой запах далеких трав. И среди зимы вдруг запахнет весной. Подставляешь свое лицо навстречу солнцу, впитывая еще отсутствующее тепло. Снимаешь шапку и даешь возможность ветру запутаться в твоих волосах. И счастлив одним этим мгновением. А потом снова холодные ветра. И вновь долгие морозные дни и стужа. И, кажется, что та мимолетная весна просто приснилась…

В ту ночь я впервые уснула безмятежным сном. Не знаю, то ли лекарства подействовали, то ли внутри что-то щелкнуло. Но боль отступила. И мне всю ночь снились теплые карие глаза. Бездонные, окутывающие, как кашемир. И даже во сне я понимала, что те глаза – это черная дыра, которая, словно водоворот, засасывает внутрь…

Проснувшись наутро, я, наконец-то, улыбнулась взошедшему солнцу. Жизнь уже не казалась такой серой, какой была еще вчера. Я долго лежала в постели и нежилась в воспоминаниях, снова погружаясь в темный омут карих глаз. Полная решимости снова увидеть их, я вскочила с постели, быстро собралась и побежала в больницу. Благо, у меня был хороший предлог – требовалось обработать рану на шее и сделать перевязку. Впервые за долгие годы я снова бежала. Бежала навстречу чему-то желанному. В тот миг вспомнились утренние пробежки со Степновым. И снова щемящее чувство в груди. Но уже не от разлуки, а от давно забытого ощущения. Когда вот такие утренние пробежки наполняли смыслом не только грядущий день, но и всю мою жизнь. Ради них стоило вставать ни свет ни заря. Выбегала поутру из дома и мчалась по направлению к парку, зная, что там, за поворотом, будет уже в обозначенное время пробегать Он. Просто бежала рядом, слушала его ритмичное дыхание, рукой ощущала его тепло. Этого было достаточно. Просто Он был рядом. Всегда. А не только в эти утренние часы. И осознание этой близости дарило спокойствие и уверенность в том, что, чтобы ни случилось, у меня есть надежный тыл.

И вот я вновь бежала. Просто хотелось снова почувствовать тепло. Прикоснуться к нему, пусть и незримо. Впитать его в себя, как пищу, чтобы хватило хотя бы на один день. Просто прикоснуться… Увидеть засасывающий омут черных глаз и утонуть в нем, оставив за чертой весь ворох своих переживаний.

Влетела на всех парах в больницу. Смутилась, увидев укоризненный взгляд молодой медсестры на рецепшене. Собралась с духом и прошла по направлению к знакомому кабинету. Приема врача ожидал еще один человек. И короткие 10-15 минут показались вечностью для меня. Сердце билось учащенно, немного вспотели руки, а в животе все крутило от волнения. Чувства были такие, как будто ты перед экзаменом, а в голове ни одной мысли. И кажется, что совсем не знаешь предмет. Дождавшись своей очереди, я едва не ворвалась в кабинет вихрем. Последние силы ушли на то, чтобы внутренне собраться.

И вот я открываю дверь, вхожу, не поднимая глаз, стараюсь не выдавать своего волнения. Здороваюсь и быстро сажусь на знакомую кушетку. И вдруг… женский голос приветствует меня в ответ. В тот миг я вздрогнула, словно тысячи иголок отравленными жалами вонзились мне в сердце. За столом сидела немолодая женщина с немного уставшими синими глазами. Все, что я смогла из себя выдавить, так это фразу о том, что я пришла обработать рану. А дальше – полнейшее беспамятство и ощущение теперь уже снова холодных рук на своей коже. Они заставили меня съежится. Уходя, я уже в дверях задала мучивший меня вопрос: куда же делся вчерашний доктор? Как оказалось, у студента - медика закончилась практика, и вчера у него был последний рабочий день.

Домой я уже не бежала, а плелась, как вьючная лошадь после тяжелого трудового дня. Хоть и не было груза за спиной, а плечи в бессилии опустились вниз. И снова померкли краски дня, а ветер стал до мозга костей обжигающе – холодным. И хотя я тешила себя надеждой, что городок у нас небольшой, но шансов на случайную встречу было мало.

Благодаря тому, что у меня были небольшие каникулы после окончания семестра и сессии, я уехала к родителям. Провела у них в гостях две недели. Банально отсыпалась, ела, много времени проводила с подросшим Сережкой. И лишь по ночам во сне всплывала добрая улыбка доктора и такой же искренний взгляд из-под пушистых ресниц.

Пришло время уезжать из дома. Не скажу, что было мучительно больно, но некая тяжесть на сердце была. Снова предстояло возвратиться в будни, в которых тебя никто не ждет. И от этого было грустно на душе. В каком-то порыве захотелось оставить письма Степнова, как и свою новогоднюю открытку, в доме у родителей. Туда же отвезла старые школьные фотографии. Не было сил натыкаться на них в повседневной жизни. Все лица и образы и так слишком ярко хранились в моей памяти. А видеть еще физическое подтверждение стало невыносимо больно. Отдала свой нехитрый скарб на хранение деду. Вот уж кто не задавал никогда лишних вопросов и молча выполнял мои просьбы. Милый дед, он был моей самой большой поддержкой в те годы. Вернувшись ненадолго в родительский дом, я старалась как можно больше времени проводить с дедом. Приходила к нему в комнату, прижималась к теплому плечу и просто молча сидела рядом с ним. Он по-прежнему работал, что-то писал, а мне доставляло удовольствие быть около него. В такие минуты казалось, что мы снова одни в московской квартире. Одни со своими радостями и бедами. Когда был огромный мир на двоих, и мы – одни в этом мире. Несмотря на все наши трудности, я всегда с улыбкой вспоминаю годы, прожитые вдвоем с дедом. И тогда, в год самого крайнего одиночества, молчаливая поддержка деда оказывала самое большое воздействие. Пожалуй, она одна не дала окончательно сломаться. В конце концов, у меня был мощный столп, на котором держалась моя сущность.

Я вернулась в студенческий городок, как в пустыню. Снова попытка начать жизнь с чистого листа. В конце концов, в права вступала весна, и свежий ветер с гор вселял некую уверенность в том, что однажды все будет хорошо. Надо просто ждать. И я дождалась.

Однажды в университетской библиотеке столкнулась… со своим доктором. И в ту же секунду мир снова окрасился миллионом ярких оттенков. Между громадных стеллажей с пыльными фолиантами внезапно прошелестел невесть откуда взявшийся свежий ветер, окрашенный запахом чистейшего снега. И снова передо мной разверзлась черная дыра, в которой я окончательно потерялась…

Мы случайно столкнулись в университетской библиотеке. И по огню, вспыхнувшему в его глазах, я вмиг поняла, что он тоже ждал этой встречи. И не нужно было слов. Мы молча глядели друг на друга, взгляд блуждал по его ресницам. Я смотрела и никак не могла наглядеться. Его глаза вмиг расширились от удивления, вызванного случайным столкновением. Ответный блуждающий взгляд, как попытка испить до дна сосуд с живительной влагой в жаркий день. В привычно тихой библиотеке вовсе стало тихо, словно вымерло все живое на земле. Размыты очертания окружающих предметов, и только контакт двух пар глаз. Тяжело вздымающаяся грудь и пульсирующая кровь в жилах. Казалось, тишину нарушало лишь биение наших сердец. Сколько мы так стояли – не знаю. Может, всего лишь секунду. Но она показалась нам вечностью.

- Привет! – тихий шепот. – Я искал тебя!

- Привет! – робкий ответ. – Я ждала тебя!

Мое сердце стало биться еще сильнее после того, как я услышала, что он искал меня. Не просто помнил и думал обо мне после одной – единственной встречи в клинике. Он искал… Мои глаза вмиг наполнились слезами, но мне хватило сил сдержать их. В его – застыла тревога и непонимание от увиденных слез.

- Я что-то не так сказал?

- Нет – нет, все хорошо, просто… - в горле застрял ком, и я не знала, как сказать ему о самом важном. – Просто я боялась, что больше никогда тебя не увижу…

- Я искал тебя. В медицинской карточке был записан твой адрес в студенческом городке. Но тебя не было долгое время. Я понял, что ты куда-то уехала. Я ждал тебя, Хелен!

- Я даже не знаю, как тебя зовут, - тут мои слезы все-таки прорвались наружу и потекли горячими ручьями по щекам.

- Меня зовут Майкл. И я учусь в этом же университете. Так что поверь, ты бы обязательно дождалась…

Он протянул мне свои руки, в которые я вложила свои ладони. Мои ледяные пальцы столкнулись с его жаром, и в тот же миг я ощутила, как по моим венам внутрь потекло тепло.

В тот день мы больше не расставались. Убежали с оставшихся пар и до самого вечера гуляли в парке. Хотелось рассказать друг другу всю свою жизнь. Как и чем жили до этой встречи. Мы просто бродили по аллеям парка, держась за руки. Я боялась его отпустить, словно он мог испариться, подобно лужице на нагретом асфальте под лучами теплого весеннего солнца. Но Майкл не думал меня отпускать. Он крепко сжимал мою ладошку и нежно заглядывал в мои глаза. Никто из нас не торопил события, на тот момент мы были счастливы тем, что обрели друг друга.

С неба падал снег. Маленькие снежинки еще вчера своим холодом, как тонкими острыми жалами, кололи мое лицо. А сегодня они лишь приятно щекотали кожу… Я то и дело поднимала лицо к небу, на секунду смотрела на низкие и серые, словно грязная вата, тучи и тут же закрывала глаза. Потому что упрямый снег пытался забиться под ресницы. Было легко и смешно. И я радовалась этому снегу, как ребенок. В какой-то момент несколько сцепившихся друг с другом снежинок маленьким комочком опустились на мой нос. Я шутливо поморщилась от ощутимого щекотания. Но в мгновение снежинки растаяли от моего тепла, и я тут же подняла руку, чтобы вытереть капельку талой воды со своего носа. Майкл успел перехватить мою ладонь. Подошел вплотную и мягко прикоснулся губами к кончику моего носа. Разряд. С ног до головы и обратно в землю. Я тут же закрыла глаза, снова стихли все звуки во вселенной. И лишь тепло его губ на моей коже. На лицо по-прежнему падали маленькие снежинки, а он собирал их своими нежными губами. Горячее дыхание приятно согревало чуть озябшую кожу, а вместе с ней и замерзшую долгим одиночеством душу. Господи, какое это было наслаждение! Спустя пару минут я открыла глаза и увидела его взгляд. Мурашки вмиг побежали по телу. Его карие глаза стали похожи на спелые вишни. В них не было влечения или желания, что часто обижает на первом свидании. Я увидела немой восторг и без слов поняла, что он абсолютно счастлив этой минутой. Рядом с ним был человек, который полностью завладел душой. Равно, как и он моей. Улыбнулась. Его губы тоже тронула самая искренняя улыбка. И вот уже мои руки пока еще несмело скользнули к нему на шею, его – на мою талию. Еще сильнее прижались друг к другу. Снова взгляд глаза в глаза и… замерли в паре миллиметров друг от друга. Горячее дыхание слилось в один поток и обожгло нас. Манящие губы стали самыми желанными на свете. Они манили своей непознанностью… Еще секунда и мои губы нашли его уста. Сердце в ту же секунду замерло и упало куда-то вниз. А я, наоборот, была готова стать невесомой и взлететь, как маленький воздушный шарик, к самому небу. И пусть оно было тогда серым и выглядело, как грязная вата. Главное – ощущение долгожданного полета. Я поцеловала его, так долго ожидаемого и, наконец, встреченного. И первое, что пришло мне в голову, - у него не только глаза цвета спелой вишни. Терпкий вкус коньячной вишни хранили его губы …

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 Следующая ⇒