КАРТИНА 4 ВОСПОМИНАНИЯ АЛЁНЫ. КАРТИНА 5

КАРТИНА 4 ВОСПОМИНАНИЯ АЛЁНЫ

Алёне 14 лет, Мите 21 год

Дом в Морском, ванная комната. Митя сидел на бортике эмалированной чугунной ванны. Алёна, забравшись в ванну босиком, стояла за его спиной. Она держала в руках жужжащую машинку для стрижки. Свободной рукой она перебирала Митины длинные кудрявые волосы.

МИТЯ. Алёш, смелее.
АЛЁНА. Точно?
МИТЯ. Да точно, точно. Чего боишься, не твои же патлы?
АЛЁНА. Мама плакать будет.
МИТЯ. Давай уже, всё.
АЛЁНА. Вдруг я тебе голову порежу.
МИТЯ. Да это не сложно. Смотри, малая.

Митя забирал у Алёны машинку и сам выбрил волосы вдоль виска. Он отдал машинку обратно сестре, и она несмело начала брить ему голову.

АЛЁНА. Волосы хрустят.

Алёнины руки двигалсь осторожно. Митины волосы осыпались прядями на дно ванны. Алёна выключила машинку.

АЛЁНА. Всё.

Митя потрогал бритый череп.

МИТЯ. Спасибо, Алёш.

Он вышел из ванной, закрыл за собой дверь. Алёна села на чугунный бортик. Она подобрала с пола длинную прядь Митиных волос, держала ее во влажной ладони. Из-за двери взволнованный женский голос: кто-то начал ругаться, слов не разобрать, но похоже было, что женщина сдерживает слёзы. Голос из-за двери: «Сам? Нет? Алёна? Я вас щас обоих прибью!». Алёна аккуратно начала вплетать прядь Митиных волос в свои.

КАРТИНА 5

Алёна и Марина сидят за столом. Алёна пьет сливянку из пыльного, плохо протертого бокала. Маринин бокал стоит не тронутый. Между ними булка хлеба.

АЛЁНА. (поёт) Её мальчик далеко, в семи морях… Пьёт других девчонок сок, поёт им песни…
МАРИНА. Не пой. Не праздник. Не День Рождения празднуем.
АЛЁНА. (поёт) Её мальчик далеко…
МАРИНА. Хороший самогон, спасибо вашей матери.

АЛЁНА. Марина брезгует пить мамину сливянку - тут ей всё чужое. В вагон-ресторан мы закупаем коньяк, называется «прямо с завода». Пятилитровые пластиковые канистры. Черная крышечка – «просто коньяк», синяя крышечка – «вишневый коньяк». 350 рублей канистра. По закону, нам нельзя продавать ничего крепче пива. В меню коньяка нет, и тебе приходится наливать его на кухне, на коленях на полу. Очень сложно что-то налить в рюмку из пятилитровой канистры. В движущемся поезде. Коньяк надо пить теплым. По эстетике. Канистры у меня стоят под котлом. Марина позвонила мне где-то между “Сосногорском” и “Сивой Маской”.

АЛЁНА. Ты позвонила мне где-то между «Сосногорском» и «Сивой Маской».
МАРИНА. Было три часа ночи.

АЛЁНА. Значит, после «Сивой Маски». Я не помню, что было потом. Я пила коньяк из канистры, сидя на полу. Поезд трясло. Я не помню, какой была крышечка: синей или черной? Поезд поворачивал, шел по кривой. А мне показалось, что под откос.

МАРИНА. Что такое «Сивая Маска»?
АЛЁНА. Это очень, очень, очень далеко.

Пауза.

МАРИНА. Говорить надо. Вот, вспомнила. Я Димку как-то сводила к нам на экзамен. Собачки наши, в подразделении, сдавали экзамен. Стоял Дима у ограждения - стеснялся. Спросил у меня потом, как собак учат искать наркоту. «Настоящую дают понюхать?» Я его привела к нам в теплушку. Достала эти, имитаторы запаха. Бумажки-комочки такие пахучие. В банках. Спайс, героин, амфетамины. Винт пахнет яблоками. Кокаин - ацетоном. Там еще есть запах оружия, денег. Опиаты пахнут фиалкой. Мы с Димкой сидели и нюхали, как дураки. Он развеселился чего-то. Смешно, смеялся смешно. А еще…
АЛЁНА. Не надо. Не надо. Не надо.

Пауза. Солнце в окно лезет – блестит рыбий косяк, вспыхивает ярким светом мутная бутыль сливянки, розовеет варенье в банках. Видно, как в лучах плавает осыпающийся с чердака песок. Песок прочерчивает на столе ровную линию – разделяет Алёну и Марину, сидящих по разные стороны.

МАРИНА. Пошла бы хоть отучилась. Работу бы тебе не проституцкую, а где диплом нужен. Все официантки проститутки, это я точно знаю.
АЛЁНА. Некоторые даже с дипломами.
МАРИНА Начинается сразу девиантное поведение, как у нас говорят. Особенно если в закрытом пространстве поезда.
АЛЁНА. Не то, что у вас в колонии.
МАРИНА. Живешь где? Дом у тебя где-то есть?
АЛЁНА. Не знаю. Последний раз в Мурманске. Потом полгода в поездах. У меня свое купе.
МАРИНА. Купе – это не жильё. Конура какая-то, не жилье.
АЛЁНА. У меня есть электрический чайник Тефаль. И постельное с котятами, котятки в клубок играют. Ложки. Подстаканник рждшный. Коллекционный.
МАРИНА. Тебе бы мужика.

Пауза.

АЛЁНА. К чему снятся висячие родинки? Вот прямо гроздями, как виноград. Вон как у тебя на шее.

Марина запахивает кофту.

АЛЁНА. Еще мне снятся колготки зимние с начёсом. Это я знаю, к чему снится. Когда первый раз осталась с парнем наедине, он полез рукой под джинсы, а на мне были жуткие коричневые колготки с начёсом. В катышках все. Сразу всё про меня понятно стало, как про женщину. Колготки снятся от стыда.
МАРИНА. Мужчины вон все в подштанниках ходят и ничего. Димку кое-как приучила тоже. Не верил, что отморозит, а потом лечили.

Алёна выпивает сливянку, морщится, отрывает кусок хлеба, нюхает. Молчат.

АЛЁНА. Маринины руки чем-то похожи мамины. Но не на те, которыми мама мыла мои волосы в детстве. А на те мамины руки, которыми она рубила крапиву в щи. Или терла нашу кошку дегтярным мылом от блох. Маринины руки должны пахнуть дегтярным мылом. Может быть, он так ее и выбрал.

МАРИНА. Любой кинолог всегда психолог. Я знаю, как надо, про всех считываю. И с Димкой сразу поняла. Сразу считала. Вот когда первый раз увидела его. В участке. К товарищу своему, майору, значит, зашла повидаться. С собакой вместе. А там Дима сидел. Весь как на шарнирах. В глазах – желе. Жалко так его вдруг стало. Пустила к нему Афродитку. Я обычно так не делаю, не разрешается. А тут пустила. Жалко стало мальчика. Он ее за ухом потрепал - сразу расслабился слегонца, оживать начал.
АЛЁНА. Не надо.
МАРИНА. Он потом приручался медленно, но это ничего. Это надо терпение как у меня. У меня все – приручаются.
АЛЁНА. Не надо, не надо, не надо…
МАРИНА. Да чего не надо? Заладила чего?
АЛЁНА. Я не знаю, о ком ты рассказываешь.

Пауза. Алёна выпивает одним глотком все оставшееся в бокале. Наливает еще.

АЛЁНА. Я песок пойду отгребу.
МАРИНА. Сиди.

Алёна выпивает, морщится, жует хлеб.

АЛЁНА. Прости меня, мамочка.
МАРИНА. Не надо много пить. Не прилично.
АЛЁНА. Не пить – не прилично.
МАРИНА. Дима ведь о тебе не упоминал ничего.
АЛЁНА. Да.
МАРИНА. Ты ведь что-то натворила.
АЛЁНА. Да. Да. Да.

Пауза.

АЛЁНА. Я в детстве боялась темноты. Иногда, если было сильно страшно, ложилась с Митей. Он к стеночке лежал, а я к тумбочке лежала. Мерзли ноги, и я прижимала их, ледяные, к его теплым. Осторожно, только не разбудить. И вот лежим. Он к стеночке, я к тумбочке. Он спал, а я не могла. Боялась, что если усну, придет что-то жуткое и убьет нас. И я представляла, что над нами стеклянный купол. Пока мы под куполом - нечего бояться, ничего с нами не случится. Но спать нельзя. Потому что купол существует, только когда я о нем думаю. Митя спал. А я нас прятала под куполом. А то придет и убьет. Придет и убьет. Придет и убьет… Я представляю себе купол, но он не помогает.

МАРИНА. Странная ты. Но ты говори. Не стесняйся. У тебя накопилось много, на лицо уже лезет.
АЛЁНА. Мне что-то в голову дало.

Алёна встает, проходит по комнате, прячется за мебель. Откуда-то из лабиринта вещей говорит, кричит, чтобы было слышно.

АЛЁНА. А Митя меня вот на этот шкаф подсаживал. Высоко-о. На руки к нему спрыгивала. Легкая была. «Глиста в скафандре» - мама говорила. Сейчас бы тоже – так, знать бы, что поймает.
МАРИНА. (тихо) Он бы разве что чертей словил. Хороший мой, мальчик мой…
АЛЁНА. А ты молчи! Пожалуйста, ты же можешь молчать? Голос у тебя неприятный, как из рекламы. Обнадеживающий!
МАРИНА. (тихо) Чё к чему собачка сдохла…
АЛЁНА. …Я сейчас вспомнила, я сейчас плакать буду, ты только молчи, а то я не смогу. Всё надо в голове увидеть! Хочу быть подробной. Митя после третьего курса заработал денег, купил себе часы. Какие часы? Черные, красивое что-то, американское… «Montana», да, часы «Montana»! Только браслет от часов ему был большой, и он стоит на крыльце, курит, и солнце такое невыносимое, и часы ездят по руке, туда-сюда. Опустит сигарету – часы у самых пальцев. Ко рту подносит – часы укатываются под рукав, к локтю укатываются… Вот, ты молчишь, и я всё помню…
МАРИНА. Пьяная уже.
АЛЁНА. И я спрашиваю его: «ты чего стоишь как в кино?» Мне сейчас кажется, я это прокричала, издалека откуда-то, а он вопроса не понял даже. Заулыбался! И солнце, солнце сквозь него, солнце, понимаешь, до краев до самых, такое вот солнце…
МАРИНА. Уже нализалась.
АЛЁНА. Солнце как бы насквозь, понимаешь? Должна была бы еще заиграть музыка, как в кино, в кино всегда играет музыка, если в таких кадрах, понимаешь…
МАРИНА. Романтика, романтика – там у меня два бантика.
АЛЁНА. Молчи, молчи, слышишь? А когда он в точку поехал, я случайно узнала, испугалась так, потом обрадовалась – это же настоящая командировка. Не зря же он журфак международный закончил? Целое журналистское, как это? Расследование? Верное слово? Серьёзно всё. А потом я снова испугалась, потому что целый год в горячей точке, война эта, или что там, как в кино, как в песне, как в кино…
МАРИНА. У журналистов не бывает годовых командировок.
АЛЁНА. …Это же целый год: сколько пуль, осколков зацепить его может, за целый год!
МАРИНА. У журналистов не бывает годовых командировок.

Алёна выходит обратно к Марине, из-за комодов, шкафов, как из лесу. В руках у неё пластиковый шар.

АЛЁНА. А лисички взяли спички, к морю синему пошли, море синее сожгли… (пауза) А я диаскоп нашла.
МАРИНА. Он в участок гранату пришел сдавать. Дурной, привез, в кармане неделю протаскал. Там наёмникам всем гранаты выдают, такие правила. Мальчик мой, бедный, хороший. Она у него на входе в магазине зазвенела.

Молчание.

«Не плачь, Алёшка, до свадьбы заживёт». «Не плачь, Алёшка, до свадьбы заживёт». «Не плачь, Алёшка, до свадьбы заживёт». «Не плачь, Алёшка, до свадьбы заживёт», «Не плачь, Алёшка, до свадьбы заживёт…»

АЛЁНА. А я диаскоп нашла.

Алёна берет спички, сигарету. Пытается закурить, ломает спички, на пол бросает. Ветер за окном усиливается, снова бьет в окно песчаная дробь.

МАРИНА. Надо домом заняться. Мыши диван проели. Тряпье всё старое запрело. Гадость. На улицу вытащить и сжечь. Вытащить и сжечь. Пол постелить и плесень вывести. Уксусом все натереть. Уксус хорошо от плесени. И можно дальше думать будет. Решать. Но сначала всё сжечь. (пауза) Ты чего вдруг хвост поджала?
АЛЁНА. Знаешь что, Марина?
МАРИНА. Что?
АЛЁНА. Мне кажется, что сегодня я тебя убью.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 Следующая ⇒