КАРТИНА 3
КАРТИНА 3
Слышно, как открывается входная дверь, и кто-то заходит, что-то говорит. Причитая и охая, по досочкам пробирается от входной двери через коридор в комнату, где сидит Алёна. Потом грохот, ругань, голоса становятся громче. Алёна, на обращает на это внимания, достает сигареты, закуривает.
АЛЁНА. Подглядела за собой в зеркало, пока Марина не видит. Раньше я вставала перед зеркалом, оттягивала ворот футболки вниз и смотрела на себя. Вот здесь меня кто-то поцелует. И здесь. Тут тоже. И в родинку. В Морском не было мальчиков моего возраста. Я смотрела в зеркало и трогала свою шею. Я их всех ненавидела.
Входят Марина и СОСЕДКА. У Марины в руках бутыль самогона.
СОСЕДКА. Ну и катакомы у вас, божий ужас. Скотомогильник какой. Во что дом превратили… АЛЁНА. Здрастье, баба Нюра. СОСЕДКА. Явилась, значит. А я тут в подпол провалилась в ваш, в вашу дырищу, прости господи какую, а там вон клад зарыт оказался. (Марине) Спасибо хоть, подхватила, боевая девка, вытянула меня из катаком, из дребедени (говорит «ебедени») вашей, все развалилось уже… АЛЁНА. Как ваши ноги, баб Нюр? СОСЕДКА. Пока еще шевелятся, спасибо. Горе-то, девки, у вас какое страшное. И кто знал? Все Митеньку видели, как он приехал. Думали, он только за домом посмотреть. (Алёне) Он же приезжал, проверял, не то что ты. АЛЁНА. Я приехала. СОСЕДКА. Мы-то думали, Митенька уехал сразу. А оно вон как. Касатик, бедненький… И чего он в петлю-то полез? (Алёне) Я бы поняла еще, если бы ты. (Марине) А вам лопата еще нужна моя, а то вы брали тогда когда… АЛЁНА. У нас своя есть, спасибо, баб Нюр. СОСЕДКА. Страшный стал ваш дом совсем. Вот не бросила бы ты все, Алёнка, может и не так бы было. (Марине) Она же малолеткой убежала, в семнадцать лет. Мать одну бросила. Поехала на поездах кататься… Знаешь, Алёнка, чё получится, если долго говорить слово “поезда”? АЛЁНА. У вас все по-прежнему. СОСЕДКА. А Яшка наш к тебе потом еще долго ходил. Помнил, ждал. Потом перестал. Пропал куда-то. Может, егеря пристрелили его… АЛЁНА. Бедный Яшка. СОСЕДКА. А ты бы не курила в доме. Вонь такая. Спалишь еще, по старой памяти. Думаешь, не знал никто, что это ты тогда была? Поджигательница. Все знают, что баню тогда ты спалила. И девку, красавицу, Таньку… И нарочно ведь. Извращенка. (Алёне) За что про что Митенька умер, это ты всё, чумная, все вокруг тебя помирают, ведьма, а ты все поездишь… АЛЁНА. Баба Нюра, а хотите варенья? Марина варенья наварила из слив. Вкусное. Вы возьмите и домой идите, а мы тут сами…
Алёна вскакивает, вручает соседке банку варенья с плевком. Баба Нюра продолжает что-то говорить, но Алёна не слушает, практически провожает соседку из комнаты. Поддерживает за руку, помогая перейти по доскам, и закрывает за ней дверь. Возвращается в комнату. Неловкая пауза. Марина ставит на стол бутыль.
АЛЁНА. А я видела в детстве, как баба Нюра котят слепых в теплице под помидоры закопала. Живыми. Это как утопить, только на удобрение. МАРИНА. Она провалилась, а там – это. АЛЁНА. Мама. Припрятала сливянки. Спасибо, мамочка. МАРИНА. Кто такой Яшка? АЛЁНА. Кабанчик. Тут прикармливают, из заповедника. Разливай, что ли. Надеюсь не отравимся. МАРИНА. Я не пью. АЛЁНА. А я немножко. Вроде как, из той же сливы. Она раньше с ума сходила. То тонны слив, то ничего. Потом обесплодила. Подумали, умирает. А она живет. Прямо не верится. Такое дерево уродливое. Сгорбленная, как старуха. А живет. Как Баба Нюра, вон. МАРИНА. Ты правда баню?.. АЛЁНА. Да врёт она всё.
|