Щедровицкий Георгий Петрович 14 страница

Итак, в 1963 году, на Третьем симпозиуме по методологии науки и логике это было объявлено как программа - переход к разработке теории деятельности, следовательно, предельная категория была переведена в предмет новых исследований. И вот этот период - с 1963 года по 1971 год во всяком случае, но и дальше, поскольку шлейфом это все продолжалось - шла разработка теории деятельности.

Тут я могу сказать даже немножко больше, чем я сказал про теорию мышления. Были разработаны методологические основания теории деятельности и построены некоторые разделы или главы теории деятельности. Кстати, второе понятие системы сложилось как раз на этом переходе к деятельности, ибо деятельность была в этом отношении более демонстративным материалом.

Основное ядро этих представлений описано в книге "Разработка и внедрение автоматизированных систем в проектировании (теория и методология)". Вышла она в 1975 году в издательстве "Стройиздат". Интересующиеся могут посмотреть ее, там есть серия моих статей, где впервые объяснялось, что такое деятельность. Но вообще вся эта книжка - толстая, в 27 листов, мы ее между собой зовем "кирпич", она толщиной напоминает кирпич - посвящена обсуждению оснований теории деятельности. А название - "Автоматизированные системы..." - шифрованное, или кодированное.

Итак, в этом состояла основная интенция второго этапа, который кончился в 1971 году, когда произошел переход к исследованию мысли-коммуникации (М-К) - в противоположность мышлению. Переход этот был задан стремлением достичь полноты описания в теории мышления. Это у нас и получилось: "мышление" в широком смысле слова предполагает собственно М и М-К. Теперь-то я понимаю, что получилось здорово, но почему получилось тогда, я на этот вопрос ответить не могу. Ретроспективно я говорю: "Ну свезло!".

Обобщающая работа по теории мышления - это статья, вышедшая в сборнике "Системные исследования", 1975 год, которая называется примерно так: "Проблемы построения системной теории сложного популятивного объекта". Эта статья в известном смысле резюмирует исследования первого периода. "Кирпич" - я уже сказал - резюмирует основное из исследований второго периода. А вот здесь, в третьем периоде, надо было перейти к изучению собственно коммуникативных структур и мысли, развертывающейся в этих коммуникативных структурах.

Наверное, важнейшая статья этого периода - статья 1974 года под названием "Смысл и значение" в сборнике "Проблемы семантики", издательство "Наука".

И этот период для меня заканчивается в 1979 году, поскольку была проблема: создание своего рода практики для всех участников методологического семинара.

Они все были очень умные - и я буду это более подробно обсуждать в следующей, последней лекции - они были очень умные, но они были "щелевые", поскольку они знали, что они члены семинара, люди, вынутые из жизни, и, следовательно, у них не было позиции, которая есть у каждого аппаратчика в системе районного, городского или областного комитета партии, а следовательно, они были недочеловеками. Им надо было дать практику. Я это четко понимал, но поскольку отправить их выполнять работу директоров заводов или секретарей горкомов и обкомов было нельзя, постольку надо было им практику создать при семинаре. И это есть основное соображение, которое заставило создать ОД-игры. Они рождались из установки дополнить чисто мыслительную работу работой практической. И вроде бы игры эту функцию выполняют, поскольку они есть имитация практической жизни. Имитация в колбах - но настоящей, концентрированной, практической жизни.

Значит, вот этот последний период есть период разработки организационно-деятельностых игр как имитации полной практической жизни для человека. И результатом этого периода явилось создание совершенно новой схемы, схемы мыследеятельности (МД) и кардинальной революции в представлениях о мышлении и деятельности.

До этого мы все время говорили о мышлении и деятельности, причем на первом периоде изучалось мышление, потом начали рассматривать деятельность, и сначала трактовали мышление как деятельность. Но мышление не есть деятельность, мышление - это мышление. Если мы понимаем деятельность категориально, то мы можем туда отнести и мышление, но если мы теперь рассматриваем это конкретно, то мы должны вводить оппозицию. И вот эта оппозиция существовала - мышление и деятельность, - но в играх, которые суть синтетические формы жизни, мышления и деятельности, выяснилось, что рассматривать деятельность без мышления нельзя и мышление без деятельности тоже нельзя.

Итак, возникло понятие МД. Я его описал, насколько смог, в сборнике "Системные исследования", 1986 г., и те, кого это интересует, могут посмотреть: "Схема МД, ее смысл и содержание". Мне всегда казалось, что это замечательная статья, она мне до сих пор очень нравится, и я, читая ее, отношусь к себе с огромной теплотой. Но вот недавно А.Зинченко мне сказал: "Ой, говенная статья какая! Много беднее, чем то, что на самом деле было заключено в этих идеях!". Он, наверное, прав, но я все равно читаю эту статью с удовольствием, и мне представляется, что эта статья содержит идеи, задающие эпоху. Так я к ним отношусь, и я на этом буду настаивать - что это совершенно новый ход, закладывающий принципиально новые основания для исследований и технических разработок.

На этом я бы поставил три точки.

* Вы сказали, что игра, по-вашему, это имитация полных, или полноценных, форм практической жизни...

Подождите-подождите, я такого не говорил. Это имитация полной мыследятельности и даже полной жизнедеятельности, и в этом смысле это есть практика для собственно теоретических семинарских разработок мышления и деятельности, схем мышления и схем деятельности. Вот что я говорю.

* А можно ли считать, что это было создание некоторых принципиально новых культурных форм?

Да. Я утверждаю, что это есть создание принципиально новых культурных форм, режимов жизни, мышления и деятельности, причем я бы добавил: очень важных именно для нашей страны, поскольку они в условиях застоя и загнивания задают свободное пространство, где человек может жить как свободное мыслящее существо со всеми нравственными принципами, которые он для себя выбирает. И в этом смысле это есть новая форма организации культуры, которая вроде бы, говорю я, уже и вошла в нашу жизнь, пользуется большим спросом и всюду дает свой удивительный эффект. Я до сих пор хожу удивленный. Вот уж казалось бы гиблая ситуация - а игра развертывается и за 8-9 дней организует весь коллектив и заставляет работать. Я смотрю на это как на мистическое чудо и не понимаю, как это происходит.

* То есть тогда получается, что это был шаг, который решал не только, так сказать, воспитательные задачи по отношению к методологам, но шаг, который имеет более принципиальное значение, потому что это порождение - может быть впервые - практики методологии.

Да! Но мы это сообразили очень поздно; во всяком случае, в той форме и в тех функциях, как вы сейчас сказали, это не задумывалось. У меня были частные цели, и создавалось это под частные цели. А получилось бог знает что. Мы это додумали потом.

Ну и потом: подумаешь! А все, что мы создавали за эти годы, это все эпохальные явления, с моей точки зрения: и идея мышления, и идея деятельности, и элементы теории деятельности - ну так у нас устроено все, говорю я, что за что ни возьмемся - создаем что-то такое, из ряда вон выходящее.

* Ну обидно хотя бы одно эпохальное упустить...

Упустить... Хорошо. Значит, мы на этом закончим, спасибо.

Лекция 6.

18.05.89

Уважаемые товарищи, среди творений Московского методологического кружка наряду с общим понятием мышления, понятием деятельности, научной трактовкой культуры, особое и, на мой взгляд, очень важное значение имеет организационно-деятельностная игра. И об этом я буду сегодня рассказывать.

Прошло почти десять лет, как она появилась, или была создана. Возникновение ее, в общем, является банальным в ряду исторических возникновений, но для меня это первый случай, когда я мог непосредственно соучаствовать в создании, наблюдать все это и понимать, как нечто возникает в истории. Вот об этом я сейчас и хочу рассказать.

В прошлый раз я говорил о семинаре Московского методологического кружка, который работал регулярно, каждую неделю, с 1955 года. Собирал в разные времена от 100 до 200 человек и сформировал за 25 лет своей работы широкий круг - не скажу научных работников, поскольку семинар был методологический, философский по своей основной направленности, скажу - мыслителей, больших и маленьких. Там ценилась мысль, а не проговаривание известных и кем-то наработанных знаний. Но при этом был один момент, который очень меня волновал. Там собирались люди, очень умные, способные, но, как я это начал понимать где-то с 1976 года, с "щелевой" психологией, то есть с ярко выраженной психологией умного человека в России и в Советском союзе. Он был не нужен, понимал, что не нужен и даже в каком-то смысле очень вреден, поскольку он умный. А этот момент, по сути дела, стирал весь смысл работы, поскольку человек с "щелевой" психологией - это недочеловек, с моей точки зрения. Поэтому возникал вопрос, как всех этих умных, очень способных людей, с большими потенциями выводить в социальный мир. Если бы можно было направлять их на год-два на стажировку секретарями обкомов или директорами заводов, чтобы они там пообтерлись и посмотрели, что это такое, то все было бы нормально. Но такой возможности у меня не было. И поэтому с 1976 года очень четко была осознана задача, что надо создавать для этого методологического, философского кружка, для его членов, свою особую практику, где они могли бы действовать как социально-значимые люди. Следовательно, эта задача похожа на задачу создания производственной практики при вузе. Надо было втащить практику в структуру семинарской работы. И сознание того, что это необходимо, а иначе почти вся работа становится бессмысленной, сознание это становилось все более резким и определенным.

Но вот что делать и как - было совсем не ясно. И тогда - я в этот момент параллельно еще занимался проблемами подготовки тренеров для олимпийских сборных команд Советского Союза - я попробовал применить так называемую "деловую игру". Но там, в работе с тренерами сборных команд Советского Союза, выяснилось, что это люди, которых учить нельзя. Они должны развиваться, причем они должны развиваться в связи со своими спортсменами, т.е. в реальной среде и в реальных условиях своей жизни - и это для них есть единственный путь развития. Я начал понимать, что это есть принцип для каждого творчески работающего человека. Он не может обучаться, и нет людей, которые могут его обучать, ибо он приходит в мир для того, чтобы конкурировать с другими и создавать нечто такое, чего раньше нигде не было.

Итак, я попробовал использовать деловую игру, но, как я понимаю сейчас очень резко и определенно, деловая игра - не для этого. Когда несколько игр было проведено, я получил очень важный опыт; я начал лучше понимать то, что вроде бы нужно, и я начал понимать, что деловая игра для решения этих задач не подходит. Этот вопрос постоянно обсуждался членами Московского методологического кружка на разных совещаниях, семинарах и конференциях, поскольку принцип организации нашей жизни и работы был всегда такой, что когда кто-то начинал сознавать некоторую насущную проблему, формулировал цель или задачу, он выносил это на общее обсуждение, и все участники вовлекались в ее решение. Это все обсуждалось, но я не случайно говорю "исторический процесс". Мы это осознавали, чувствовали, но нужен был еще дополнительный толчок, который создавал бы условия для всего этого, и такой толчок случился, говорю я - и не случайно выбираю это слово, - в 1979 году.

Под Свердловском, на творческой базе Уральского филиала ВНИИТЭ - это Институт технической эстетики - мы ежегодно обсуждали проблемы методологии проектирования. Вообще ВНИИТЭ у нас - один из немногих, если не сказать единственный, институт, который специально развивает проектную культуру и работает в проектном мышлении. И у нас на творческой базе ВНИИТЭ - это красивейшее место на Среднем Урале, на берегу большого озера - проходили ежегодные совещания-конференции.

И вот в 1979 году, в июле, во время одного такого совещания вдруг приезжает из Свердловска директор, и у нас происходит примерно такой разговор:

- Георгий Петрович, я специально приехал, чтобы с вами поговорить. Дело в том, что я попал в очень трудную ситуацию. Я с давних пор делал ставку на развитие теории и методики технической эстетики, но недавно срезали ассигнования. В Госкомитете по науке говорят, что не нужна нам теория, не нужна нам методика, нам практика нужна. Я искал, где достать деньги, и тут мне говорят, что у них, в Госкомитете, пять миллионов валяется и можно их на пять лет взять - но под тему. Я подумал: не важна тема, деньги-то надо брать, теорию и методику развивать, а там, смотришь, либо шах помрет, либо ишак сдохнет и вообще что-то изменится. И деньги взял. А они звонят через три месяца и говорят: представляйте программу исследования. Я вызвал своих главных специалистов и говорю: "Ребята, посмотрите, какая там тема". - "Ассортимент товаров народного потребления для Уральского региона". - "Ну чего - сделаем?". И тут оказалось, что никто не знает, что такое ассортимент. Я вызвал начальника информационной лаборатории и спрашиваю, что там в Германии, в Англии, в Соединенных Штатах про ассортимент делается. А он приходит ко мне через три дня и говорит, что ничего там не делается про ассортимент. Я тогда звоню в Москву и говорю: "В Германии, в Англии и в Соединенных Штатах по ассортименту ничего не делается, значит, и нам не нужно". А мне там отвечают: "Им не нужно - у них рынок есть, а нам очень нужно". Я загрустил. Но вот пару дней назад, раздумывая, что же мне делать в этой трудной ситуации, пришел в лабораторию методики и слышу... Вы чего улыбаетесь? Вы уже догадались, что ваш доклад переписывали?

- Да, догадался.

- Так вот слышу: "Методология все может". И вы, действительно, думаете, что методология все может?

- Да.

- Тогда у меня к вам предложение: я предоставляю вам это помещение и лучших специалистов. Сколько вам времени понадобится?

- Дней десять.

- И вы пишете отчет для ГКНТ...

- Нет, отчет писать не буду. Мы сделаем совсем по-другому: ваши сотрудники потом напишут отчет.

- Хорошо. Мы пойдем с вами в нотариальную контору, составим акт, что вы обязуетесь провести мероприятие, которое вы задумаете, а мои сотрудники после этого напишут отчет.

- Игру будем проводить.

- А мне абсолютно все равно, что вы тут будете делать. Если аморалка будет, я тоже на это глаза закрою. Мне важно, чтобы потом отчет сделали.

Итак, мы с ним договорились. Составили этот акт, подписали у нотариуса, все как полагается.

Я уже говорил, что при работе с тренерами сборных олимпийских команд страны деловая игра в традиционном смысле провалилась. Но от идеи игры я не отказался - я понимал, что должно быть что-то такое, игровое. Это была первая задумка, или, как любит говорить Олег Игоревич Генисаретский, "замысливание". В слове "замысливание" есть такой оттенок злоумышления какого-то. Так вот замысливание было, и надо было здесь продвигаться, но что такое "игра", я еще не понимал и только чуть дальше стал понимать значимость этого случайно мною найденного хода.

Итак, надо было попробовать. Но поскольку я не имел тогда защиты государственного учреждения и работал как свободный художник, я ведь не мог ошибаться. Я мог действовать только наверняка.

Была такая книжка в годы моей молодости: "Сколько? Столько". И в ней я помню следующий эпизод. Один парень привел другого на бахчу, показал ему большущий арбуз и говорит:

- Съешь?

- Подожди полчаса, - отвечает другой. И куда-то пропал. Потом пришел и твердо говорит:

- Съем.

- А что ж ты эти полчаса делал?

- Ну у меня такого арбуза не было, но были два поменьше. Так я их за полчаса съел. Теперь я твердо знаю, что съем этот.

- Ну я был примерно в такой же ситуации. И мы начали в Москве в помещении Института общей и педагогической психологии смотреть, что такое игра.

Я начал собирать людей под эту странную работу. Работа была странная, поскольку надо было выдумать что-то такое, чего не было. Я не знаю, может, это где-то было, но мы-то не знали, что это такое, поэтому для нас это заведомо было выдумывание такого, чего не было. Сейчас, когда я обдумываю эту ситуацию, я всегда вспоминаю это задание: иди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что. Я утверждаю, что такого рода задания суть особый класс заданий, которые и должны называться проблемными. Я здесь различаю два понятия: проблема и задача. И задачу всегда понимаю как задачу учебную в сути своей. Задача - это такое задание, или такое указание на продукт работы, когда известно, что именно надо получить. И обычно мы привозим что-то такое оттуда, от проклятых забугорников, ставим и говорим: нам нужна такая машина, нам нужно такое платье, такая кислота или такой газ.

А кроме того, известно, как это делать. Иногда в алгоритмическом описании, иногда по методу, но способ получения продукта известен. Вот когда мы имеем такие задания - это задачи. В этом смысле я говорю: они всегда учебные, там возможен учитель, т.е. человек, который знает, как это делать. Он может прийти и рассказать. А здесь была проимитирована проблемная ситуация: иди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что. Но чтобы ассортимент был. Меня в этом месте обычно спрашивают:

- Ну и как? Вы сделали?

- Сделали, - отвечаю я.

- И каков результат?

А результат ведь вот какой: все сотрудники этого самого Уральского филиала ВНИИТЭ, которые писали для ГКНТ соответствующую записку, получили квартальную премию. Они говорят: "Мы никогда таких премий не получали". И это единственный результат, который в Советском Союзе вообще возможен, поскольку Советскому Союзу не ассортимент нужен, а отсутствие ассортимента. Я это очень хорошо понимал: отсутствие ассортимента, потому что, если бы он был, пришлось бы работать. А кому же это охота за такую зарплату?! Помните эту фразу у Райкина: "Они делают вид, что платят, а мы будем делать вид, что мы работаем".

Поэтому меня на самом деле этот ассортимент в упор не интересовал. Мне ж надо было ответить на вопрос: а могу я сделать такое? То есть решить проблему и собрать коллектив по решению проблемы. Чисто мыслительное решение, поскольку надо быть человеком, который может делать то, что могут другие, и даже немножко больше.

А вот что там будет в практическом отношении, никакого значения не имеет, поскольку, как вы понимаете, нашей стране ведь не нужны ни инженеры, ни ученые, ни дизайнеры. Ничего такого ни в первобытнообщинном строе, ни в феодальном быть не может. Поэтому спрашивать в условиях раннего феодализма: "Что там у вас должен делать инженер?" - это бессмысленное занятие. Точно так же, как спрашивать, что должен делать у нас инженер, дизайнер или как должен работать ассортимент. Нужно, чтобы всего этого не было. Но тогда мы с вами автоматически становимся недочеловеками. И это очень обидно, а мне так просто противно.

И поэтому я брал этот заказ для того, чтобы решить проблему, т.е. сделать то - неизвестно что, и чтобы все были довольны. И вот с таким четким пониманием, я начал в Москве собирать участников. Но при этом обнаружилась невероятно интересная вещь. Прихожу к исследователям и говорю:

- Поедете ассортимент разрабатывать?

- У них лица сразу делаются грустными, и они говорят:

- Да нет, не поедем.

- Чего так?

- Мы исследователи, мы умеем исследовать, а ассортимент - это не наша тема. Мы себя уважаем, поэтому ерундой разной заниматься не будем. Нам нормы нужны, точные указания.

То есть все могут решать задачки, а проблем вообще никто не принимает. Это опять наша стандартная ситуация, ситуация безнадежно отстающего общества.

Но оказалось, что если с уважающими себя специалистами разговаривать иначе, то все получается. Приходишь и говоришь:

- Слушай, вот такая интересная темочка - "ассортимент". Я знаю что ты искусствовед (или исследователь, или методолог, или инженер), но я тебя не зову это разрабатывать. Давай в это поиграем.

- Что значит поиграем?

- Ну, знаешь, как дети играют. Палку взял, между ног поставил и говорит: "Я в Первой конной армии Буденного!". Вот так же соберемся.

Люди получали новый поворот мысли и говорили:

- А чего? Девушки будут?

И так далее, я про это уже рассказывал.

Вот так я набрал под игровое действие, с образом этого мальчика, который скачет на палке, изображая Первую конную армию Буденного, команду в 30 человек из Москвы.

Первоначально мы начали все это проводить в Москве. Там было 50 человек, из них потом 30 поехали на игру. А 15 человек были оттуда - специалисты Уральского филиала ВНИИТЭ, дизайнеры.

И в августе 1979 года мы провели первую организационно-деятельностную игру - тогда, правда, и слов таких не было, - первую игру на тему "Разработка ассортимента товаров народного потребления".

Таким образом, это случилось на пересечении нескольких линий размышлений, замысливаний. Они пересеклись и создали ситуацию, в которой возникла организационно-деятельностная игра.

Я должен был еще разработать регламент работы этого коллектива людей. И вот здесь опять-таки очень важный момент (я его дальше буду использовать): организационно-деятельностная игра опирается на весь массив методологических представлений - представлений, СМД-методологии, - которые разрабатывались семинаром до этого. Вне этого массива представлений ни игра, ни все то, что там происходило, невозможны. И в этом смысле игра есть совершенно особое образование.

И люди, которые на это пошли - а вы уже поняли, конечно, что вопрос "Будут ли девушки, будут ли танцы?" есть форма принятия, знаете, такая вежливая манера речи, - хотели штурмовать небо. Им надо было проверить себя: могут ли они выдумать, сделать нечто такое, что возникает, казалось бы, из практической жизненной ситуации, но не имеет пока что решений и подходов. Могут или не могут? Проверка каждый раз самого себя, и вопрос для самого себя.

А следовательно, надо было задавать особый режим жизни, опять-таки не только работы, а вообще всей жизни, особый климат, особую атмосферу. И на это всегда и направлена разработка, а это означает - проектирование игры, программирование игры, сценирование некоторых основных моментов.

И именно это - программирование, проектирование, сценирование работы, или момент самоорганизации, а в данном случае речь шла о самоорганизации коллектива людей и организации сложных взаимодействий между ними - это и является всегда самым главным и единственным, что вообще нужно культурному народу, культурной стране. Все остальное есть экскременты жизни, то, что появляется факультативно, и, если работа организована, вываливается как из рога изобилия, в том числе и результаты - как те, которые входили в целеопределение, так и те, которые не входили в целеопределение, а появились в ходе работы.

Но для этого нужна была некоторая достаточно изощренная организация. Мы стремились к тому, чтобы в группе было от пяти до девяти человек (в соответствии с известным законом Миллера: 7(2). Меньше пяти - это уже неэффективная группа, больше девяти - опять неэффективно. Нас было 45 человек, и мы делились на четыре группы, так что получалось чуть-чуть больше, но я рассчитывал на то, что всегда кто-нибудь вывалится: уйдет, пойдет купаться и так далее. К сожалению, к середине игры уже никто не купался, точно так же, как почти никто не спал. Исчезла разница между днем и ночью. Я ходил и говорил:

- Товарищи, спать надо, а то "крыша поедет".

А мне отвечали:

- Спать некогда, работать надо.

И оторваться не могли.

По утрам собирались по группам и в течение трех часов обсуждали тему дня. Потом было пленарное заседание, когда собирались все и группы делали доклады. Это не "мозговой штурм", поскольку в технике "мозгового штурма" запрещена критика, а здесь, на этом пленарном заседании, критика, конфликты и столкновения были основным движущим моментом. Каждый высказывал самые смелые мысли, не боясь завиральности - и это принцип. Вот, собственно, для этого и нужна была идеология игры.

Специалист боится завиральных мыслей, он не может себе это позволить, он никогда не снимает мундир. Там должны были быть люди, которые снимали бы мундиры, снимали ограничения - мы называем этот процесс "распредмечиванием", - забывали о том, что знали. Но не в том смысле, что забывали то, что знают, а забывали вот эту грубую, принципиальную разницу между тем, что они знали, и тем, чего не знали, что создается впервые. Вот что было важно. В условиях игры каждый мог говорить все, что хотел. И когда человек переходил границы, чувствовал неодобрение коллектива, он говорил: "Это я играю". Потом у нас это очень здорово перехватили в играх чиновники. Знаете, выходит на трибуну директор - и понес... И все сотрудники между собой говорят: "Какой дурак у нас директор!". Он это начинает чувствовать и говорит: "Да я играю, товарищи". "Играю" - это была для него защита. И каждый имел такую защиту в этой идеологии игры, т.е. действия безответственного, позволяющего работать от ума и от пуза.

Но все это очень здорово, если выработка предложений в группе, а потом обсуждение всем коллективом на пленуме и критика - критика часто очень беспощадная - завершаются рефлексией. И поэтому после первых двух шагов - групповые заседания, пленарные заседания - каждый раз шел кусок рефлексивного анализа: ответы на вопросы "что мы сделали?", "что удалось получить?" и, самое главное, "чего не удалось получить?". Если мы фиксировали то, что нам не удалось, мы определяли тему занятий следующего дня - надо было сосредотачивать усилия именно на том, что не удалось.

И опять-таки выдвигались завиральные идеи, а потом беспощадно выявлялось то, чего не удалось сделать. И поскольку это была игра, постольку каждый считал себя вправе выдумывать, ошибаться, критиковать себя. В этом смысле самокритика становилась важнейшим фактором - ну почти как в партийных предписаниях и решениях, но там-то это все бессмысленно. Там критика есть уничтожение размышляющих людей, и для этого она существует. А тут была подлинная самокритика и выход на другую дорогу, или поиск других - как мы сегодня говорим, альтернативных - решений.

И так проходил день, а потом уже шли танцы, а некоторые устраивали рядом в лесу костер и купались вечером. Но сложилась такая ситуация, когда работу никто не мог оставить, точнее, никто не мог избавиться от волнующих тем, встающих в ходе работы.

Вообще, через несколько игр появились даже субъекты, которые стали устраивать соревнование, знаете, как в детском саду: "Наш отряд съел всю сметану первым". Оказалось, что для советских людей это действует.

И так это продолжалось 10 дней ко всеобщему удовольствию.

А в последний день - заключительные доклады, своеобразная сводка того, что было сделано за предыдущие дни, и рефлексивный анализ, когда каждый может сказать руководителю игры, руководителям групп, что те - большие дураки и вообще ничего не понимают в той игре, которую они проводили. Но это можно сказать в последний день, а сначала действует жесткий принцип дисциплины: выкидывай любые коленца, какие хочешь, выдумывай, что хочешь, можешь спать, а можешь не спать - это твое дело, но работай, не ленись, вперед!

А в конце мы подводим итоги и выясняем, что же нам удалось сделать и чего не удалось сделать за все это время работы. И дальше эти выводы определяют программы дальнейших игр.

Тут я бы вернулся к начальному пункту и сказал: таким образом, в форме организационно-деятельностных игр мы создали для себя, для методологического семинара, практику, поскольку вот эта имитационная форма, игровая, есть практика в подлинном смысле слова. Причем она может быть исторической практикой, и никакой другой практики, как я теперь думаю, в общем-то и не надо людям. И отсюда я делаю утверждение (я дальше еще к нему буду возвращаться): мы создали новую социокультурную форму коллективной работы, коллективного мышления, коллективной деятельности, мышления вместе с деятельностью и деятельности вместе с мышлением. Я утверждаю, что она очень нужна советским людям для имитации настоящей жизни, которой мы на работе, на службе никогда не имеем.

Здесь я бы поставил три точки и спросил: какие есть вопросы и понятно ли я говорю?

* Что вы с тренерами делали?

Я в ранней молодости - так где-то лет с пятнадцати - очень увлекался спортом и имел большие результаты. И эта область человеческой жизни меня всегда потом занимала. Взаимоотношения между тренером и спортсменом есть в известном смысле имитация наших социальных отношений. Спортсмен есть раб тренера, там очень красиво имитируется система рабских отношений. И меня это вообще всегда занимало. Мне хотелось понять, как живут те и другие.

Так что я с ними делал? Я разрабатывал методы работы тренеров - проектирования. Ведь там какая ситуация? Через четыре года Олимпиада, и выделяется человек, который должен "выстрелить", получить свою медаль. И надо ему спроектировать всю жизнь на четыре года, чтобы он пришел туда в пике своей подготовки и принес стране свою медаль. Все должно быть разложено - и чтобы, упаси боже, он не выпил за день до этого или, если речь идет о женщине, чтобы у нее за два дня до этого месячные не начались. Это все надо спроектировать, определить и соответственно все подогнать.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 12 131415 16 17 Следующая ⇒