|
|||
Щедровицкий Георгий Петрович 6 страница* Я теперь Вас понял, почему... наверное... Я когда Вам задавал вопрос, я имел в виду одного человека, а Вы, по-видимому, говорите о мышлении именно как о субстанции. О, о! Спасибо большое, я тоже, вроде бы, это сообразил, и мы можем договориться. Значит, для меня мышление существует как субстанция, и люди являются для него материалом-носителем наряду с машинами, вещами, знаками. И это есть то, за что субстанция мышления и мыследеятельности временно крепится. И Вы постоянно имеете в виду отдельного человека, а я говорю: это особый разговор. Поэтому. Есть мышление как таковое, есть структуры человеческих коллективов и каждый несет маленькую частичку мышления и деятельности, которую он успел ухватить в процессе образования и получил в процессе социального распределения труда и соответствующую частицу его места, или места, которое он ухватил в данной структуре. Так я все время рассуждаю и мыслю. Договорились, пока, да? Если у Вас дальше будут вопросы, Вы зададите... Прошу Вас. * (судя по всему, ведущий) К сожалению, надо кончать... * (женск) А можно вопрос? * Нельзя. Вопросов больше не будет. Спасибо большое, Георгий Петрович. Значит, следующий раз мы встречаемся 20-го...
Лекция 3. 20.04.89
Уважаемые товарищи, с тех пор, как я последний раз выступал перед Вами прошло больше месяца и между этими двумя лекциями я провел две игры для меня очень интересных. Одну по экспериментированию и экспериментальным площадкам в сфере образования, а вторую, вот только что, в Челябинске, которая называлась так привлекательно: "Промышленное предприятие ХХІ века". Ну, а игры имеют ту особенность, что они стирают в памяти все, что было до этого, поэтому когда я приехал сюда, я начал судорожно вспоминать о чем же я вам рассказывал в прошлый раз. И обращался к коллегам с просьбой напомнить. И вот кто-то мне сказал: а там же все написано, в афишке, посмотреть надо просто тему и сориентироваться. И вот в этой ситуации я начал определяться по списку тем что я должен говорить. И я думаю, что это в общем разумный подход. И сегодняшняя лекция получается и по существу программы, с одной стороны, и по той ситуации, которую я вам сейчас рассказал, - с другой, - ключевой: я должен, с одной стороны, собрать воедино все то, что я рассказывал до этого и все то, что будет дальше. (пауза) Троеточие. Теперь. Очень коротко о том что же было. Я, прежде всего, старался рассказать о той ситуации, которая сложилась после войны, и, с моей точки зрения, была поворотной, как для наше страны в целом, так и для меня в частности определенно - такой поворотной. Я старался провести мысль, что формирование концепции Московского методологического кружка, тех представлений, которые есть у меня и у моих товарищей во многом определялось социокультурной ситуацией в социуме. Следовательно, с точки зрения традиционных представлений, реализовал социологический подход в анализе эволюции и вере в революцию знаний. И это с точки зрения тех, кто знает традиционные подходы в области теории науки или наукознания... С моей точки зрения ситуация выглядит чуть иначе. Я бы сказал, я реализую здесь системодеятельностный или системомыследеятельностный подход, который требует соорганизации и синтеза, с одной стороны, того, что называлось традиционно социологическими представлениями, а с другой стороны - того, что образует интимную сторону жизни каждого человека - его индивидуальное развитие и творческую работу. Вот в этом духе - следования идее системомыследеятельностного подхода, с одной стороны, или соединения социологического и творческого (психологического даже в известном смысле) подхода, я и буду рассуждать дальше. Опять - три точки. Если тут есть какие-то вопросы, прошу вас. Если нет, я продолжаю. (пауза) Но метод, который я сейчас объявил, - какого-то сочленения, соотнесения социологического подхода и психологического, - невероятно сложен. И вот это я должен буду, среди прочего, обсуждать сегодня, - уже как проблему, стоящую в философии и методологии. По сути дела это вопрос что ж такое человек. Вот если грубо так сводить суть того, что я говорю, к одной формуле, вопрос звучит так: в какой мере человек экстериоризован (или овнешнен) в работе его сознания и в какой мере работа сознания каждого из нас определяется тем, что мы имеем кругом, тем, что образует условия нашей жизни и действия, а в какой мере это идет изнутри человека - от того, что заложено в него как в своеобразный биоид. Проблема невероятно сложная, и соединение того и другого до сих пор представляет для меня загадку. Я не знаю в мировой практике такой литературы, в которой бы этот вопрос разрешался удовлетворительно. В какой-то мере то, что я сейчас сказал, должно служить мне оправданием в том случае, если у меня будут там огрехи в моих рассуждениях, или пропуски. Опять три точки... Если нет вопросов, я иду дальше. Я старался на прошлых лекциях описать, по возможности точнее, фотографичнее обстоятельства нашего формирования. Я говорю "нашего", поскольку (я рассказывал уже об этом) я начинал учебу на физическом факультете Московского университета, и где-то на четвертом курсе четко понял, что это не мой путь - физика - и вообще железки меня не интересуют, а мой путь - это люди, социальная организация и вообще философия. Я перешел на философский факультет (я об этом рассказывал с некоторыми такими пикантными подробностями перехода, и хочу некоторые из них вам напомнить, поскольку это входит в характеристику ситуации). Там у меня был трудный момент: при этом переходе я пришел к тогдашнему хозяину университета, первому проректору профессору Вовченко, и говорю: "вот, хочу на философский факультет". Он открыл на меня глаза и говорит "С ума сошел? Философский факультет - это ж помойная яма. Будешь потом на коленях ползать, просить чтоб я тебя оттуда убрал". Характеристика была абсолютно точной - с одной стороны. И вот тут я формулирую тезис. Философский факультет конца сороковых годов представлял собой, с одной стороны, вонючую помойную яму - если брать профессорско-преподавательский состав, а с другой стороны - невероятно интересный контингент студентов. Вот совсем недавно у меня была встреча с одним человеком, который расхвастался тем, что он тоже... Он перешел на философский факультет, и он мне объяснял, в таком духе некоторого превосходства "Мы ж тогда уже понимали то, что происходит вот сейчас". Отчасти он был прав. Хотя я не знаю, говорю ли я это в пользу нас, или наоборот, против, но, во всяком случае, когда я перешел с физического факультета на философский, я убедился в одной вещи, что философский факультет, эта "помойная яма", по выражению профессора Вовченко, собирал в своих стенах студентов значительно более сильных, чем отобранные по всей стране студенты-физики, которых специально готовили для создания атомной бомбы. И вроде бы это тоже показатель ситуации в стране: ситуация была очень напряженной, разрывной и требовала понимания. Итак, вот этот резкий разрыв между тем, что могли давать преподаватели университета и тем, что ждали и хотели получить студенты, которые туда приходили. И из этого я делаю уже теоретический вывод потому, что мне нужно (я об этом сказал, а сейчас начинаю это раскрывать и конкретизировать) - мне нужно сделать вот этот сложный прыжок: от внешних социальных условий - к содержанию человеческой мысли, к содержанию мысли отдельных людей. И это невероятно трудно. И никаких прямых соответствий здесь быть не может. Я сейчас попробую описать это в формах, которые мы сегодня называем оргдеятельностными. В формах, которые специально предназначены для подобных ситуаций. Итак. Я учился на физическом факультете и перешел на философский. И вот эта акция предполагала осуществление процедуры, которую мы сегодня называем самоопределением. Самоопределением... Я бы еще сказал, что самоопределение есть самый важный акт, или самая важная акция для всякого человека в его жизни. Если обстоятельства складываются таким образом, что самоопределения не происходит, то человек не становится. Он может жить до 30, 40, 50, 60ти лет, но человеком он не становится, если он не имеет за своими плечами вот этой процедуры самоопределения. Сегодня в играх мы постоянно сталкиваемся с такими людьми, которые на деле не люди. Поскольку они не осуществили акцию самоопределения. А почему люди совершают акцию самоопределения? - это огромная проблема. И это тема, которая требует пристального внимания многих исследователей (психологов, социологов), но вот именно здесь происходит что-то такое... И я дальше буду обсуждать особенности той акции самоопределения, которая происходила у нас. Итак, сам по себе переход. Нужно было ответить на вопрос почему меня, например, не устраивает физика и такие перспективы, как стать атомным физиком (или ядерным физиком), и почему нужен был философский факультет? (пауза) Так вот, когда я туда перешел, и сложилась первая группа студентов, которые не могли учиться у своих преподавателей, и должны были тянуть друг друга из болота, то мы могли там в этой ситуации самоопределяться в тех условиях, которые развертывались перед нами, например, на факультете, в институте философии или еще где-то... То есть в условиях, которые я бы назвал коммунальными. Ведь это нечто вроде общей кухни в "вороньей слободке", где каждый определяет свое место, свой стол, свой выключатель в туалете. Это вполне возможно и это тоже акция самоопределения. И при этом (хотя я ее характеризую вот так негативно) она сама по себе необходима и не содержит ничего отрицательного, ее нужно осуществлять. Но вот среди этих акций самоопределения возможна такая странная процедура, - и это, собственно, с нами и случилось, и я обсуждаю и стараюсь это описать, - такая странная процедура, когда человек... А он ведь для того, чтобы осуществить акцию самоопределения, он должен выйти в рефлексию, - говорим мы сейчас уже в терминах системодеятельностного или системомыследеятельностного подхода. Вот есть - факультет, вот есть - отношения, которые там складываются между преподавателями, студентами, вообще разными людьми. И когда я говорю "надо выйти в рефлексию", я имею в виду, что кто-то мысленно оставляет рамки своей "вороньей слободки" и выходит в странную позицию, и я ее рисую в виде фигурки человечка со звездочкой (это как бы первая рефлексия), когда он начинает рассматривать бывшие рамки своей жизни как предмет своего действия. И вот, когда я сюда ехал, мне попалась на глаза газета недавняя, где обсуждался вопрос о космополитах и их гонителях. И это напомнило мне ситуацию, ну, странную какую-то ситуацию, и я бы сейчас это отфиксировал и сказал: время было очень сложным, страна готовилась к жизни, все люди страны после великой победы, а вместо этого снова закрутили гайки и погнали всех строем не поймешь куда. И при этом появлялись всякого рода враги, в частности, космополиты. И об этом писали в газетах, проходили собрания, часто невероятно странные и удивительные. И я бы сейчас дальше рассказал одну байку, которая вот так осталась в моей памяти как типичная и характерная, она очень показательна и интересна. А что такое "космополит"? Космополит - это человек мира. И вроде бы, говорю я, человек, который выходит в рефлексивную позицию из своей "вороньей слободки", становится космополитом. И это то самое, к чему призывал Маркс, и что он требовал от каждого человека, доказывая, что только вышедший в рефлексию и рассматривающий мир как объект своего действия, может стать человеком. Но я понимаю, что это такая предельная теза, некоторый категорический императив, который не обязательно выполнять, и даже когда хочешь выполнить - очень трудно. Но вот как поворачивались обстоятельства: такая красивая формула "человек мира" становилась вдруг ругательством, прозвищем, ярлыком, который навешивался на человека, и этим пестрели газеты, и это тоже способствовало рефлексии и самоопределению, - надо было самоопределяться и каждый должен был спросить себя "А я - кто?". И таким образом вот эта странная реакционная, подлая ситуация - по сути дела способствовала пробуждению самосознания, и вынуждала каждого становиться человеком - выталкивала его принудительно и насильно. И это проходило параллельно, ибо самый расцвет борьбы с космополитами - это 48й год. (пауза) Но когда я оказался на философском факультете, то для меня, так же, как и для моих товарищей и друзей, проблема приобрела несколько иной вид. К тому, что описывалось в газетах, мы относились, вырабатывали свою нравственную, этическую точку зрения: одни принимали это, другие не принимали... там рассматривали очень резкие... И у меня даже есть подозрение, что если нечто подобное будет происходить сейчас, то при всем отличии нашей нынешней ситуации от того, что было, это будет очень резкой ситуацией для каждого человека. Поскольку тут замешаны и национальные интересы и отношения, и невежество, и мифы, на которых мы жили многие десятилетия - много чего там, - и все это ведь приходится резать и рубить. Но там, на философском факультете вопрос вставал иначе, и я рассказывал об этом в первой лекции. Было два события, которые определили наше формирование и развитие: прежде всего. Это всемосковская дискуссия о функциях и назначении логики в системе наук, а вторая - о назначении и функции философии. Одна проходила - и я делаю здесь такой разрыв во времени, но поскольку время-то было одним, в этом смысле мне важны такие яркие, выпуклые события, а все это шло и раньше - и в 49м году, и в 50м, а вот для нас это как-то концентрировалось в 53м и 54м - когда были объявлены только что названные мной совещания. Итак, мы все работали при кафедре логики - были студентами и аспирантами разных лет, мы между собой обсуждали вопрос что же такое логика и чем мы должны заниматься, выбирая эту профессию и род занятий. И это и есть то, что я называю самоопределением. Но при этом происходил... вот как бы хлеще сказать, происходила очень своеобразная подмена, которую я считаю вообще законом жизни. Надо было переводить эту рефлексию, которую я символизировал вот этой фигуркой со звездочкой, - надо было строить мыслительное представление и формировать то, что мы потом стали называть предметом нашего знания. Формировать мыслительное представление, которое замещало то, что выступало как ситуация нашей жизни или объект нашей работы. Это очень важные понятия. Итак, мы выходили в рефлексию, но эта рефлексия, говорю я, должна была теперь превращаться в мыслительную работу. И считайте, что я ввел здесь два технических термина. Один - это рефлексия, и изобразил его в объектном плане как выход из своей ситуации в позицию внешнюю по отношению к ситуации; и вместе с тем, второй момент, - переход рефлексии в мыслительное представление - оформление рефлексии как мысли. Самоопределение связано с самой по себе рефлексией или рефлексивным выходом, а наша ситуация состояла в том... Нас ведь было несколько, и мы разговаривали между собой, следственно, надо было еще сформулировать тезисы и определить свое отношение и передать его другому в словах. И вот это требовало оформления рефлексии в мыслительной форме и, соответственно, в речевом выражении. И вроде бы, говорю я, это есть непременное условие становления человека. Итак, говорю я, и это очень резко, если нет кружка, если нет компании, то человеком стать нельзя. Тот, кто читает книжки, размышляет над ними, сидя у себя в кабинете на стуле, или в спальне, тот, кто мучается и переживает, он формирует только одну часть интеллекта, необходимого для человеческого существования. А оформляется все это именно в условиях коммуникации - в кружке, когда должны быть соумышленники и коммуниканты. И это есть, говорю я, непременное условие человеческого существования и жизни. И второй момент: нужно был включаться в ответственную взрослую работу независимо от возраста. И это произошло за счет вот этих вот поводов, хотя формировалось до этого и очень настойчиво. Мы постоянно в разговорах между собой, еще до объявления об этих конференциях, обсуждали вопрос что же есть логика, в которой мы хотим работать. И это вынуждало переводить все в мыслительный план. А теперь я делаю следующий формальный ход. Я говорю: вот здесь в рефлексии со звездочкой... Но дальше, если Вы один раз осуществили рефлексивную акцию, и ухватили ее, и поняли что там происходит, начинается рефлексивное восхождение, или то, что в нашей терминологии, примерно через 10 лет после того, что я описываю, получило название рефлексивной возгонки: мы теперь выходим в следующую рефлексивную позицию, уже по отношению самих себя рефлексирующих, и спрашиваем: "А что здесь происходит, когда мы рефлектируем?". Значит формируется как бы вот такая вторая сфера, которая объединяет рамки прошлой работы, и нас, рефлектирующих по поводу нее. А дальше я формулирую весьма рискованные тезисы, и они, вроде бы, вытекают из того, что я нарисовал. Ибо для того, чтобы у человека начало формироваться мышление, нужны вот эти два шага или две ступеньки рефлексии в обязательном порядке, и обязательно - перевод обеих рефлексий в мыслительные формы. И для того, чтобы это происходило, и для того, чтобы студент в университете или в техническом вузе сегодня мог становиться человеком, нужны вот те условия, о которых я говорю: нужна группа, нужен кружок и нужно ощущение, что он берет на себя работу исторического времени, работу, которая приходится на его жизнь. Я ставлю три точки: может здесь есть вопросы и замечания какие-то? * Георгий Петрович, вот в обсуждение самоопределения. Мне хотелось бы... уточнить. Это есть не социальное самоопределение, а какое-то другое... А почему Вы так думаете? * Вот почему... И что такое социальное самоопределение в Вашем... представлении? * Вот почему. Дело в том, что... Социальным самоопределение я называю когда человек выражает, так сказать, в терминах, свое место, так сказать, в терминах социальных институтов. Этих социальных институтов может быть какое-то ограниченное количество, а человек может определить себя так, для чего в социуме нет названия, нет соответствующей ячейки. Кое-что из того, что Вы говорите, я понял. Но это ведь спрашивают в каждой анкете: "Вы из кого происходите - из рабочих, крестьян или служащих?". Вы ответите "из служащих". И Вы считаете, что Вы самоопределились? * Нет. Нет. Но Вы это назвали, вроде бы, социальным самоопределением... Я сейчас понял как я должен был вам ответить. Я говорил не о социальном самоопределении. Я говорю о социокультурном самоопределении. * Но оно тоже включает относить термины существующих институтов? Или нет?... (небольшая пауза) Если бы у нас в стране были социальные институты, да еще и термины их обозначающие, то наверное да. Но, поскольку у нас ничего этого нет, то я не могу Вам ответить на Ваш вопрос. Понимаете, вместо этого есть вопросы "происхождения" - "из рабочих", "из крестьян", "из служащих", - вот это у нас называется социальным самоопределением. Это все, извините, туфта. Я говорю о другом. И вроде бы, так как я характеризую это, я должен отвечать иначе. Вот смотрите: мы спрашиваем себя "что такое логика, в которой мы предполагаем работать, в чем ее назначение и функция?". Или спрашиваем "что такое методология и что она требует от человека?". Или "что такое игротехника и каким он должен быть?". Но может быть и такой вопрос, если понимать это очень серьезно: "что такое инженер, и что от него требуют?". Для человека, который хочет заниматься наукой, требуется ответ на вопрос: "что такое ученый?" и ответ на этот вопрос. Вот, скажем, если он ответит... примерно, вот как бы я отвечал на этот вопрос - "что такое наука?": "Наука есть форма идеологической реакции закрепления ничегонеделания и способ уничтожения человеческой личности", - вот так бы я отвечал, выделяя по моему пониманию социальные функции науки в нашей стране. Но я бы дальше решал вопрос а хочу ли я быть ученым, черт побери!? (пауза) И вот это, говорю я, момент социокультурного определения. (пауза) Я не знаю, ответил ли я на Ваш вопрос? * Я подумаю. Отлично. Одну секундочку. * Если это рассматривать как некую социальную технику, то существует, скажем, точка зрения, особенно представленная в работах новых правых (одно слово не слышно) во Франции, что любая социальная техника - это техника удержания власти. И все это помещается в одномерное пространство "власть". Вы её назовете - к вот этому социокультурному контексту (одно слово не слышно). В пространство каких ценностей вы помещаете эту тему? Я Вас понимаю. Я Вас очень хорошо понимаю. И в этом смысле, когда я готовился к этой лекции вчера и сегодня, меня все время предупреждали: - Имей в виду, советский человек больше всего боится - власти, организации и навязанных ему идеологических рамок. И поэтому они вообще не будут все присутствующие понимать о чем ты говоришь, поскольку они будут говорить: "Видали мы все это!"... "Французские правые считают, что..." А какое мне дело до того, что считают французские правые или левые? Видал я их, вообще, в унитазе (смешок). С их мыслями (оживление) по поводу того что есть мир. Понимаете, если б меня интересовал их французский мир, я может быть относился бы к этому более серьезно. Но когда они нам рассказывают в форме универсалий что есть наш мир, Вы меня извините, я каждый раз говорю: - Слушайте, я дураков и здесь встречаю в большом количестве, и мне французские дураки совсем ни к чему. Вот ведь что я бы Вам отвечал. Но я понимаю и серьезную сторону Вашего замечания, такую глубинную, психологическую, идущую от нутра советской интеллигенции - запуганной, трусливой и подлой. Я это понимаю. Я на этот счет буду отвечать дальше всерьёз. Вы чем-то не удовлетворены в моем ответе? Прошу Вас. * ... Хорошо, значит мы пока прервались, но если Вы захотите продолжить... (пауза) Итак. Я прервался на том, что происходит вот такая вот рефлексивная возгонка или восхождение, мы проскакиваем эту позицию первой рефлексии и выходим во вторую рефлексию, которую в свое время, уже в 60 годы, описал Владимир Александрович Лефевр. А именно, рефлексия о том как я рефлексирую, размышляю и действую. Но затем, и мне это очень важно (я сейчас втягиваю в обратном порядке все это), рефлексия ведь само по себе есть сопли и вопли. Они очень важны и понятны. Но сопли и вопли сами по себе не несут социокультурного смысла. А поэтому рефлексия должна переводиться в мысль. И вот это вот оформление рефлексии - острого и резкого чувствования - в мысль, - есть необходимое, но предполагает введение соответствующих знаковых форм замещения или знаковых выражений, и создания того, что мы потом стали называть предметами. То есть когда мы замещаем объект, ситуацию, рамки жизни или систему определенным представлением ее описывающим, и начинаем с ней... вот тем, между прочим, и сложен этот вопрос, - мы начинаем с ней работать. Ситуация очень красивая. И вот совсем недавно я столкнулся с повторением ее, и я это перескажу, поскольку это простой для понимания сюжет. В Доме архитекторов (мы там собираемся по средам вечером в 1830 и обсуждаем проблемы современной архитектуры и градостроительства) делал доклад Марк Владимирович Рац, изыскатель, исследователь, работающий в ПНИИСе (это головной институт по инженерным изысканиям), и обсуждал вопрос о перестройке в сферы ПИР, то есть сферы проектно-изыскательской работы, или ПИД - проектно-изыскательского дела. Другой мой ученик, Вадим Маркович Розин, который примерно 10 лет назад вышел из кружка и сейчас ведет свои собственные культурологические исследования, говорит: - Как интересно... Ведь ПИР или проектно-изыскательское дело и сфера есть социокультурное образование? - Да, - говорит Рац, - социокультурное образование. - Как же Вы думаете, что Вы можете менять социокультурные структуры? И между ними завязалась очень интересная для меня дискуссия, где обе стороны в упор не понимали друг друга. Не понимали, поскольку Розин, он вошел в ММК в 60е годы, и вышел где-то в конце 70х, или в середине, он по-моему, так и не уловил основной идеи социокультурного действия; не уловил или не принял - не знаю и не хочу разбираться - не принял и не уловил, не уловил и не принял. Поэтому он думает, что есть социокультурные структуры, которые неизменны, живут естественно и не поддаются воздействию людей, в принципе. Это все равно как движение Земли вокруг Солнца: ну вертимся мы вокруг Солнца. И если кому-то из вас вдруг придет в голову изменить эти траектории сегодня, то слушатели просто посмеются. И я дошел до важнейшего пункта. Я так понимаю, что вот когда мы в 49 году, там на философском факультете, сложили первую группу, первый кружок, логический кружок, из которого потом вырос ММК, мы все были (и вот тут меня предупреждали, что мои слушатели меня не поймут и отринут), мы все были марксистами. И для меня это очень важно. И я так понимаю, что мы через всю эту... через все эти годы мы пронесли эту марксистскую традицию и марксистское убеждение, которое для меня очень важно и образует, если хотите, стержень, или сердцевину моего мироощущения и мировоззрения. А именно: что есть мир, и задача состоит в том, чтобы его переделывать. Вот тут, вроде бы, многие из вас должны воскликнуть: "А идите Вы, вообще, подальше! Хватит нам тех, которые переделывают мир. Надоело - вот так!" Я с одной стороны понимаю этот тезис, поскольку действительно очень противно. Но с другой стороны, уважаемые коллеги! - нельзя не переделывать мир, и Маркс-то был прав. Как бы мы ни относились к тому, что сейчас происходит, к тому, что было в предыдущие десятилетия, этот принцип о переделки мира остается одним из фундаментальных положений европейской культуры вообще, философии и методологии, в частности. И уж во всяком случае, я должен говорить искренно и откровенно: мы исповедовали этот принцип! и полагали, что люди должны переделывать мир, изменять его. И дальше я бы сказал: и вся наша жизнь проходила как жизнь по переделке мира. При этом я понимаю, что это невероятно сложный процесс. Надо начинать с идеи. Потом разворачивать ее в систему реализо... реализационных программ и проектов; и затем осуществлять в ходе социального действия. А это значит работать с людьми, группами людей, коллективами людей... Хотя мне не хотелось бы доходить до (одно слово не слышно). Но, поскольку речь идет о научной работе, культурной работе, то это требует активного отношения и установки на переделку мира. В этом смысле очень интересна статья одного из членов Московского методологического кружка, Натальи Кузнецовой в третьем номере журнала "Вопросы философии" по поводу петровского внедрения науки в России. И это есть красивый пример такого культуротехнического и социотехнического действия, ну совсем в духе марксизма. Как-то трудно заподозрить Петра I в том, что он был марксистом, но все его действия могут использоваться как пример реализации марксистской идеологии. Так вот, мы были всем этим заражены, и поэтому, когда мы начинали самоопределяться, то это для нас, вот в силу этой дополнительной установки, того, что мы чувствовали себя людьми мира, и нам казалось - тогда мы были молоды и очень здоровенькие - что мы можем сделать все, что захотим, и это тоже очень важно. Поскольку если люди не думают, что они могут сделать все, что они захотят, им не жить в истории. Мне очень важна эта идеология социального, социокультурного оптимизма. Я бы даже выразился резче - социокультурной наглости! Я считаю, что каждое поколение должно в себе иметь большую группу таких людей. Иначе это не историческое поколение, которому в истории жить не удастся и не придется. Но. Для того, чтобы начинать такого рода работу (фактически - любую социальную и социокультурно значимую работу) надо предварительно освоить нынешнюю ситуацию - с одной стороны, и программу своих следующих действий, с другой - мыслью, получить мыслительную картину мира и действий в нем. А это означает очень много. Нужно прежде всего в своей рефлексии, дальнейшем мыслительном оформлении, войти в мировую культуру. И это - полагаю я - главная проблема для каждого. Значит, фактически, что я утверждаю в этой своей наглой манере. Во-первых, нужно: иметь сверхзадачу и твердо верить в то, что если мы что-то решим, то мы сделаем. Ну как это у Высоцкого в такой насмешливой манере, помните, когда он рассказывает о том, как он чудище убил и бочку портвея отспорил. Человек должен чувствовать себя - таким: он может убить чудище, и еще отспорить бочку портвея. Но дальше должна работать мысль. И вот тут начинаются сложности, которые я должен был обсуждать в прошлой лекции, в этой и в следующей буду обсуждать. Поэтому слова мои, что сегодняшняя лекция концентрирует в себе то, что было раньше и то, что будет дальше, отнюдь не случайны, и схватывают существо дела. Теперь надо строить, говорю я, определенную идеальную действительность этого самого мира. И это самая сложная и решающая работа. Итак, надо начать с самоопределения, то есть поставить вопрос: а каковы же условия моей жизни сегодня и в перспективе? Затем надо свои сопли и вопли по поводу этого мира, свое восприятие его... Восприятие, вообще будет здорово, если Вы с ободранной кожей, и чувствуете это очень сильно. Но теперь это должно быть оформлено в мыслительную действительность. Нужно строить идеальный мир.
|
|||
|