Этно-поп и мир планетарной культуры 9 страница

В США, где низовые субкультуры обыгрывали элементы местной культуры чёрной диаспоры, растафари привлекает в основном белую молодёжь из среднего класса, оставляя первым хип-хоп как менее "философичный". Как пишет К. Билби, "любопытно, что эта чёрная милленаристская религия Спасения, культ, проповедующий возвращение в Африку, крепко укоренённый в социальной истории Ямайки со всеми её особенностями, оказалась настолько привлекательной для... американской молодёжи 70-х. Без излишних размышлений на этот счёт стоит, однако, упомянуть, что растафари. по крайней мере, поверхностно, разделяет общие черты с ранним движением сан-францисских хиппи, такие, как кое в чём парадоксальная философия "мира и любви", увлечение марихуаной, предпочтение, отдаваемое длинным волосам. Хотя на этом сходство и заканчивается, <белой молодёжью> было выстроено определённое мироощущение вокруг растафаристского триумвирата из политики, наркотиков и музыки".[240] "В отличие от Европы, - продолжает Билби, - в CША рэггей покорила более белую богему, чем чёрную молодёжь: шик рэггей превратился в некий радикальный шик, и это, возможно, было одной из причин того, что аудитория в гетто осталась к нему довольно безразличной. Зато песни рэггей настолько своеобразны, соблазнительно политизированы,... темы, которые они затрагивают - это амброзия для вкусов белой молодёжи из среднего класса: мир должен быть справедливей, люди должны любить друг друга, а марихуану надо легализовать,… политическая утопия рэггей достаточно проста, чтобы быть понятной каждому, и достаточно экзотична, чтобы потрясти и вдохновить белую американскую аудиторию".[241]

Несколько иной привкус имеет творчество белой группы "Дрэд Зеп-.пелин" (в названии обыгрывается имя легендарной группы тяжёлого рока "Лед Зеппелин"). Группа создаёт переложения рэггей в тяжёлый рок и тяжёлого рока – рэггей, извлекая эффект из принципиальной несовместимости двух стилей.

Интересное восприятие растафари наблюдалось в советской рок-культуре, особенно у Б. Гребенщикова и М. Науменко: растафари воспринимается как некая тонкость, известная лишь посвященным и непонятная "совкам", некий симпатичный казус, весёлое сумасбродство, за которым как бы подозревается "стёб". Часто появляющиеся образы "растамана" у Гребенщикова (например: "И что с того, что я не вписан в ваш план, и даже с того. что я не растаман?", "Я беру своё // Там, где я вижу своё.// Белый растафари. прозрачный цыган..." и т.д. - синоним экзотичности и странности, хотя в плане музыки рэггей воздействовала на Б.Г. изрядно. Гребенщиков даже прошёл через период рэггей. Контркультурная роль образа - в его недоступности "цивилам" и "попсе", для чего он иногда намеренно искажается: у Майка Науменко есть песня "Нэтти Дрэда" <так!> ("Растафара") <так!>, где Гребенщиков исполняет партию "голос воина Джа". Смысл перевирания явно состоит в создании тонкости для своего круга, для знающих толк в контркультурной символике и недоступной примазавшимся. Несколько иное отношение к рэггей - у отечественных панков из наиболее последовательных и бескомпромиссных, вроде Егора Летова. Оно напоминает отношение британских панков к растафари. Отсюда обильное цитирование рэггей. воспринимающейся как образец непримиримого протеста против реальности, признание Летова, что рэггей его духовно перевернула и т.д.

"Чёрная культура" в ходе "диалога культур" определила стиль как семиотический код "белых" подростковых субкультур, знаковое содержание субкультурных установок, выраженные в манере одеваться, причёске, жаргоне, походке, поведенческих образцах и запечатленном в жаргоне понятийном аппарате. "Чёрная культура" стала внешним признаком девиантности, отказа от ценностей старшего поколения и разрыва с ними. Помимо обыгрывания элементов растафари. появились и его белые последователи. Правда, в последнем случае, особенно что касается популярной в Великобритании десять лет тому назад растафаристской секты "12 колен Израилевых" (её основатель "Пророк Гад" приспособил культ к запросам молодёжи, ищущей Откровения в "новых культах", став чем-то вроде наводнивших Запад псевдоиндийских гуру), привлекшей много белой молодёжи, - это нечто из разряда "восточных культов".[242] Белые последователи растафари появились даже в тех странах, где чёрной диаспоры нет вовсе, например, в Польше.[243] Интересно свидетельство того, как растафари было воспринято в Польше: "В песнях исполнителей в стиле рэггей. - пишет Марек Енджеевский, - проглядывают философские мотивы растаманов. Этот стиль, очень популярный в Европе, в Польшу проник в 80-е годы вместе с движением раста. В этих текстах (речь идёт о польском рок-фестивале в Ярочине. - H.С.) содержится несколько простеньких мыслей: мир захватило многоликое зло и для возрождения мира необходимо создать на земле истинное всеобщее братство, например, в совместной борьбе с расизмом и любыми его проявлениями".[244] Юноша Зоха - "хиппи, а точнее, растаман". "Сегодняшние хиппи, - утверждает Зоха, - любят иногда называть себя растаманами. Зоха обожает хиппи... Движение же расты, которое пришло из Африки, дополняет, по его мнению, хиппи, ещё несколько лет назад не было ничего известно о поклонниках расты. о том, что они любят красоту и гармонию и не приемлют уродства, противостоят душевной чёрствости и болезням души, которыми заражают людей цивилизация и технический прогресс. Зоха старается соблюдать принципы расты: не употребляет алкоголь и соблюдает диету... Растаман считает панка своим братом. Суть этики движения расты в налаживании искренних отношений между людьми. Поэтому число его сторонников в Польше постоянно растет. Хотя движение берёт своё начало в далёкой Эфиопии <все наивности и неточности – на совести цитируемого автора>, …оно популярно не только среди чернокожего населения, борющегося с расизмом, но и во всём мире. И Зоха знает причину: движение расты провозглашает прекрасные идеалы любви и братства. У себя в общежитии Зоха посадил в горшочке траву, обыкновенную траву, а не какие-то там наркотики. Так поступают все поклонники расты. Трава обладает лечебными свойствами и очищает организм, позволяет быть в контакте со средой и с самим собой. Некоторые курят травку, но Зоха этого не понимает... У него есть любимые ансамбли: "Исраэль", "Бакшиш", "Независимость треугольников" (очевидно, польские группы рэггей.-Н.С.)... Из иностранных исполнителей ему очень нравится Боб Марли, может быть, потому, что он тоже был сторонником расты и сочинял музыку, идущую от сердца, музыку для всех людей. В Кингстоне на Ямайке стоит памятник Марли, его популярность была беспрецедентной, он сокрушил всю систему ценностей молодёжи, сочинял музыку для каждого, независимо от убеждений и цвета кожи. Ведь поклонники расты - это одна большая семья, они читают Библий, а в жизни стремятся к Абсолюту".[245]

Очевидно, что в Польше, как и повсюду, растафари приспосабливается белой молодёжью к собственным нуждам и служит лишь основой для создания совершенно новой субкультуры, обыгрывающей внешние черты растафари. Это относится и вообще ко всем "одноименным" с западными молодёжным субкультурам нашей страны, заполняющей заимствованные формы и символику совершенно иным, подчас противоположным содержанием. Осознанность в обыгрывании элементов "чёрной культуры" в них полностью утрачивается,[246] и эти элементы воспринимаются как нечто очень западное, т.к. роль "Образа Иного" для советских подростков играл уже Запад. Не считая того, что при пересечении Железного занавеса смысл субкультуры неузнаваемо менялся, сводясь к совершенно новому наполнению заимствованных внешних атрибутов - точь-в-точь того, что при создании этих атрибутов на основе "чёрной культуры" уже было проделано на Западе, - сами западные культуры нередко достаточно конфузно сливаются в одну, объединяя две-три несовместимые, как считается на Западе, субкультуры. Мало того, в разных регионах нашей мозаичной страны даже отечественные по происхождению субкультуры получают совершенно противоположный смысл. Так, незлобивые добродушные питерские "митьки" (довольно точный аналог западного битничества 50-х) были потрясены, обнаружив, что на Урале существуют их последователи, усвоившие жаргон митьков, тельняшки и другие их внешние атрибуты, но в остальном - чистой воды "гопники", не дающие никому спуску. В обозримое время роль "Образа Иного" в отечественных субкультурах бесспорно остаётся за Западом. Лишь в самых глубоких потёмках отечественного андеграунда использование элементов растафари носит осознанный характер, порождая такие экстравагантные фигуры, как "Джа М.", не очень выдающийся музыкант, но весьма и весьма толковый идеолог доморощенного растафари, очень глубоко толкующего категорию "вибрация". "Джа М.", кстати, поведал в интервью телепрограмме "Музобоз", что "Боб Марли есть Бог Марли". Самое заметное из явлений отечественного ортодоксального растафари - уважаемая в среде российского альтернативного рока группа "Комитет охраны тепла" из Кенигсберга-Калининграда.

Вот отзыв об этой группе Сергея Гурьева, одного из ведущих деятелей независимого самиздата российского андеграунда: "...Это был, конечно, никакой не "припанкованный рэггей" ...Даже собственно "рэггей" здесь не проходило как чёткое определение. Это был разве что совершенно неоформленный, импульсивный рэггей, даже просто мечта о рэггей, причём мечта стоически осознанно несбыточная. Если к тому же учесть, что рэггей и всё растаманство - это тоже мечта - ямайская мечта о мифически обетованной Эфиопии, возносящей рядового негра до абсолютного еврея, то русский рэггей будет уже мифической мечтой о мифической мечте. Возможность рэггей в России почему-то исстари отрицалась всеми от мала до велика, от Башлачёва до Зофара Хашимова. Дескать, если ты за Полярным Кругом играешь рэггей, так ты там в пальмовых трусах и ходи. "А нам нужны ============". Хотя контекст может просто измениться, и условный негр, околевающий на северном полюсе. окажется круче живого жирного негра на берегах Замбези... Чёрное на белом - кто-то был неправ // Я внеплановый сын африканских трав // Я танцую рэггей на грязном снегу // Моя тень на твоём берегу".[247]

Опросы белых поклонников раста-рэггей и хип-хоп на Западе показывают, что их привлекают не способы решения специфических проблем чёрной молодёжи, а возможность идентифицироваться с воплощённым в их представлении о "чёрной культуре", выворачивании наизнанку всех норм "белой культуры", т.е. мира родителей. Этому способствовала двусмысленность песен рэггей, их туманный язык религиозных иносказаний при отчётливом противопоставлении "мы - они", получившем в сознании белой молодёжи совсем иное истолкование. С. Джонс приводит примеры интерпретации растафари в классовом, экзлогическом, возрастном, феминистском и других значениях. Белые школьники, например, считают школу Вавилоном, а себя – Страждущими. "Традиция рэггей, - отмечает Саймон Джонс, - послужила катализатором и вдохновением целому поколению белой молодёжи, предоставив им средство для артикуляции собственного недовольства, для их coбcтвeннoй борьбы с доминирующими культурой и политической системой".[248]

При этом не только в субкультурах рабочей молодёжи, но и в субкультурах среднего класса, строящихся более осознанно, диалог этот условен: за "Образом Иного" не стоит никакого содержания, кроме персонификации зеркально перевёрнутых норм собственной культуры. Главное, что бросается в глаза при использовании образа "чёрной культуры" в западных субкультурах - это позволяющее понять смысл этого использования парадоксальное совмещение декларативно-знаковой "афрофилии" и проявлений бытового расизма, копирования стиля и уличных потасовок с его создателями. Из трёх подобных мифов в русской культуре последних двух столетии: мифа с казачестве, мифа о Кавказе и мифа о цыганах, - двум последним свойственна точно такая же двусмысленность. Выполняя аналогичную образу "чёрной культуры" роль в самых разных срезах русской культуры - от блатного до вольнолюбиво-романтического - миф о цыганах удивительным образом уживается с фобией на бытовом уровне, при всей однозначной привлекательности "цыганщины" на уровне культурного мифа (вплоть до того, что этому образу русский человек приписывает те собственные черты, которые сам положительно оценивает в себе при самоописании).

Для американских хипстеров, как и для битников, "чёрная культура" была символом раскрепощенности и гедонизма, выраженных в джазе, Неприязни здесь не наблюдалось, но и расовый барьер не нарушался.

Для тэдди бойз этот же образ был символом воплощённого в карийской музыке шика и дендизма, а также агрессивной раскованности рок-н-ролла. Это не мешало трениям с реальными выходцами из Вест-Индии и участию тэдов в межрасовых стычках в 1958 г. Субкультура модов, появившаяся около 1964 г. (ныне она переживает уже второй ренессанс), во многом строилась на копировании стиля и жаргона вестиндииских иммигрантов, с которыми моды были в приятельских отношениях, а музыкою модов стала смесь из соула, ска и рок-стеди. Ранние бритоголовые - это прямой аналог "руд бойз", которых они копировали, чтобы подчеркнуть своё рабочее происхождение (в противовес диктовавшим моду середины 60-х субкультурам среднего класса), независимость, умение за себя постоять и полный разрыв с викторианской традицией. После 1972. г. между "братскими субкультурами" произошёл раскол, перешедший сегодня в открытую вражду.

"Белый мятеж панков, - пишет британский культуролог, - ...увидел в рэггей и апокалиптическом языке растафаризма дальнейшее подтверждение своего отрицания всего и вся. В Британии бунт белых и "Избавление" чёрных открыли друг в друге доходящее до взаимного превращения сходство... Именно на этом союзе панка и рэггей в основном строилась кампания "Рок против расизма"".[249]

Известный музыковед отмечает, что "авангард панка был под сильнейшим влиянием музыкантов рэггей, т.к. рэггей предполагала совершенно иной способ существования в музыке. Она открыла вопросы пространства и времени, в которых музыкальная альтернатива - сама свобода

этого выбора - вставала разительным контрастом бездумности рок-н-ролла: рэггей также подразумевала бездомность".[250] "Коллективный характер переживания в африканской музыке, её чувственность создают чувство

общности. Поэтому для панков, стремившихся возродить рок как музыку тесного сообщества, моделью стала рэггей".[251]

Панк, ориентированный на то, чтобы как можно нагляднее показать тотальный разрыв со всеми без исключения ценностями европейской культуры, как можно скандальнее шокировать общественную нравственность безудержным кривляющимся нигилизмом, обнаружил в яростной афроцентричности рэггей-раста двойника, отрицающего весь без изъятия уклад европейской жизни: вожделенную дурную компанию. Собственно, несмотря на декларативную омерзительность панка в сравнении с идеалистически-поэтическим отрицанием повседневности неоромантически настроенными "детьми цветов" хиппи, как и у хиппи, это, хотя и на куда более примитивном уровне, не что иное, как утверждение позитивных ценностей через отрицание фальшивых. Просто "дети цветов" гипертрофировали позитивные ценности до небесной невероятности, а у панков "тоска по идеалу" обозначается намёком, лакунизируется, превращается в зияющую чёрную дыру ("Нигилист идеализирует безобразное, - говорил Ф. Ницше, знавший толк в таких вопросах). Но это не разрушение всех человеческих ценностей, а лишь игра в разрушение, и в растафари панки увидели "партнёров по команде". Столь непохожий на "культуру растафари" панк стройся на обыгрывании её элементов: то как дразнилки для общественной морали, то как способа выразить собственную неприкаянность. "Используя термин из семиотики, - пишет Дик Хэбдидж, - можно сказать, что панк включает рэггей как "значащее отсутствие", чёрную дыру, вокруг которой располагается панк".[252] В рэггей панк черпает выражение собственному чувству фрустрации и угнетённости. Панк-рок, как и панк-доб, не только содержит отголоски риторики растафари (в текстах панк-групп "Clash", "Slits", "Ruts", "Alternative TV"), но и в музыкальном отношении многое взял из ритмики рэггей, но в сильно ускоренном темпе и намеренно грязном, небрежном звучании. Некоторые музыковеды усматривают в панк-роке даже влияние минимализма, в частности, Дж. Кейджа, но это справедливо лишь для позднейшего "интеллектуального панка", а также для тех групп богемного авангарда, которые в панк-рок можно зачислить лишь ретроспективно, задним числом, как предшественников, довольно произвольно опуская хронологическую планку панка на десятилетие ранее его реального зарождения в 1976 г.: Игги Попа, "Бархатного подполья", "МС 5" и других (так, впрочем можно добраться до дадаистов и ранее). Так или иначе, реальные отцы панк-рока вряд ли слышали о Кейдже, но обожали рэггей. В последнее время появляются смешанные группы из панков и растаманов. но это уже "панкующие растаманы", утрирующие антураж растафари, особенно доведённые до неправдоподобной длины "дрэдлокс", совершенно в стиле панка подчёркивающие лишь "антицивилизационную" сторону растафари. Типичный пример - группа "Screaming Targets" (Великобритания).

Обобщая взаимодействие молодёжных субкультур, Д. Хэбдидж считает, что все их "белые" формы, а также их неотъемлемая часть - музыкальные стили, - существуют лишь пока сохраняют будоражащую энергию отрицающего эпатажа. Эта энергия заимствуется через освоение элементов иной культуры - в противовес господствующей. В послевоенные годы этим "иным" почти всегда была "чёрная" субкультура. Как только заряд заимствованной энергии осваивается, её новизна теряет остроту, культура застывает в рутинных формах и утрачивает смысл как субкультура. Возникает потребность в новой субкультуре и новых музыкальных формах, взрывающих устоявшиеся структуры путем нового заимствования.[253]

Использование "чёрной" символики белой молодёжью в таком случае - это способ эпатировать, напугать общественное мнение, а вовсе не проявление действительного антирасизма. Так, многими исследователями отмечалась двусмысленная приязнь, чреватая скандалом и поножовщиной, связывающая чёрную и белую молодёжь в популярном в 80-е годы в Великобритании движении "Два тона" и в близком к нему движении "Рок против расизма", издававшем газету "Temporary Hoarding". Первое представляли группы "Specials" и выделившиеся из него "Specials АКА " и "Fun Boy Three", а также "UB-40", "Jam", "The Beat", "Selector", второе - "Clash", "Ruts", "Madness", "Alternative ТV", "Sham 69" и др. Показательно, что скинхэды и входившие в оба упомянутых движения панки в конце 80-х отшатнулись от демонстративной симпатии к руд бойз и растафари в сторону столь же показного расизма (у панков - на словах, у скинов - выраженного в погромных действиях, подкрепленных традиционной нелюбовью их класса к "приезжим"). Цель, однако, была всё та же - шокировать публику. Это проявилось и в замене "чёрной" символики советской или нацистской (опять-таки вне какой-либо связи с тем или другим, а просто чтобы ещё пуще перепугать среднего британца зловещими для англичанина символами). Забавно, что хотя эти явления совершенно однопорядковые (имеется в виду не сама символика, а её использование), серп и молот часто соседствовал у панков со свастикой, советская печать в те годы радовалась первому и всерьёз видела рост фашистских настроений во втором.

Демонстративное переворачивание статусов, ценностей и их внешних признаков, связанных в стереотипах обыденного сознания с определёнными этническими культурами, в периоды социокультурных сдвигов - явление примечательное. Анализируя подобную переоценку собственных расовых характеристик, произведённую "движением растафари", Пол Жилрой, очень уместно ссылается на В.Н. Волошинова (имя приятеля М.М. Бахтина, которое Бахтин использовал как псевдоним - в числе других своих псевдонимов), указывает на амбивалентность идеологического знака: в периоды кризисов и социальных перемен знак меняет смысл, как Янус (именно такой период пережила на рубеже 80-х и 90-х наша страна, в обыденном сознании буквально за два-три года восприятие основных идеологических знаков полностью сменилось на противоположное). Поношение становится похвалой и наоборот.[254] Для Жилроя важен пример подобной амбивалентности расовых характеристик, перевод их субкультурой растафари из уничижительного в чванливое звучание, а также "наоборотное" использование общепринятых оценок: bad, shit, funky в джазовом жаргоне межвоенных лет, natty, dread, ugliman, rude, tough в растафари. Но так же точно происходит и переоценка образа "чёрного джентльмена", созданного универсалистами: Crazy Baldhead в растафари, coconut (coconut head) в хип-хоп, слов "coon" и "yabby" в хип-хоп и т.д. Выворачиваются наизнанку не только расовые черты, но и вообще все оценки, свойственные отвергаемой культуре: в насыщенном заимствованиями из "чёрного английского" сленге белой молодёжи есть пришедшие из жаргона хип-хоп словечки "bad " вместо "good " и "shit " в значении "excellent".[255] Но явление это не ограничивается модными словечками, захватывая и фундаментальные самооценки своей и чужой культуры. Процесс выворачивания наизнанку понятий и расовых оценок параллельно происходит как в изживающей комплекс неполноценности субкультуре черной молодёжи,[256] так и в отрицающей мир родителей - а превосходство европейской культуры в нём служит аксиомой - среде белой молодёжи. Это нечто вроде совместного бегства Гека Финна и раба Джима.

Долгое преобладание подобного "культурного космополитизма" вызывает неизменно реакцию отторжения, порождающую культурное почвенничество на уровне массового сознания, смыкающееся с социально обусловленным расизмом - здесь напрашивается аналогия между этим явлением и тернеровскими качелями между структурой и коммунитас, соотносящимися с качелями усвоения и отторжения "Образов Иного".

По поводу увлечения молодых англичан рэггей и другими стилями "чёрной музыки" газета расистского "Британского движения" сетовала: "Британской молодёжи была навязана музыка негритосов, культура негритосов, стандарты джунглей и культура джунглей".[257]

Органы расистского Национального Фронта "Бульдог" и "Юный националист" заявляют, что молодёжная культура и рок-музыка - это поле битвы в расовой войне, а потому необходимо создать альтернативную (!!!), т.е. лишённую африканских влияний молодёжную культуру, не то Британия-де наполнится мальчишками, чьи душонки низкопоклонствуют перед всем чёрным. В ответ на "Рок против расизма", "Два тона" и "Антинацистскую лигу" Национальный фронт создал "Антипакистанскую лигу" и движение "Рок против коммунизма". Было задумано также искусственно создать молодёжную субкультуру - "Oi-movement", напоминающую скинхэдс и другие субкультуры рабочей молодёжи (т.е. попросту использовавшее их элементы), оголтело расистское и одновременно яростно антибуржуазное. Субкультура создавалась вокруг промежуточного между панком и скинами музыкального стиля "0i", представленного группами "Criminal Class", "Exploited", "Cockney Rejects", "Screwdriver", "Four Skins", "Cock Sparrer". "Rose Tattoo", "J.J. All Stars", "Dead John Lennons", "Millions of Dead Cops", Музыку "0i" "Бульдог" высоко оценил как "чисто британскую форму самодеятельного творчества белого рабочего класса". Забавно, что в ней прослушивается некоторое влияние ритмики... ска и рэггей.

Ещё раз затрагивая функциональную необходимость контркультуры для жизнеобеспечения общества, стоит сослаться на ставший классическим труд Стэнли Коэна по теории контркультуры и субкультуры.[258] С. Коэн полагает - и здесь с ним вряд ли можно согласиться, - что субкультуры создаются средствами массовой информации на основе неважных в социальном плане признаков, наделяющихся девиантным значением в глазах общества. Смысл этого - в создании "всенародного жупела" и провоцировании "моральной паники" ради поддержания осознанной нормы и персонификации определённой социальной роли. Аргументированные доказательства С. Коэна и обильный фактический материал убеждают, что если Коэн и не прав в полном отрицании осознанной ориентации на создание контркультуры в самих субкультурах, то им отмечено главное: необходимость для общества самой контркультуры, заинтересованность

общества в хотя бы ритуальном отрицании собственных основ.

Вообще культурология совершенно напрасно пренебрегает низовыми формами культуры, массовой культуры, и особенно молодёжными субкультурами богемного, а тем более люмпенского характера. Хотя они и почитаются недостойными академического исследования, именно в них куда ярче и нагляднее, чем в элитарной культуре, проявляются механизмы жизнедеятельности культуры, в том числе и те, о которых шла речь в начале главы. Напомним, что на всех уровнях культуры - от элитарной до криминальной - действуют одни и те же (конечно же, если рассматривать их не с содержательной, а с чисто формальной, структурно-функциональной точки зрения) законы, общие для знаковых систем, хотя, само собой, весьма и весьма различно содержание проходящих там процессов и соотношение конструктивных и регрессивных тенденций. Мало того, чем ниже и примитивнее срез культуры, тем выше его семиотичность и тем меньше присущей элитарным срезам культуры волюнтаристичности и проектантства. - здесь это уже почти "природный", естественный, стихийный процесс, свободный от случайностей, субъективности выдающихся деятелей культуры, никогда не "укладывающихся" в стиль, школу, направление и т.д. Некогда формальную школу в литературоведении упрекали в том, что она в основном изучает второстепенных литераторов - это действительно было так, и в силу тех же причин: процессы и закономерности удобнее изучать на эпигонах, нежели на гениях, ломающих традицию.

Пожалуй, в наиболее чистом виде механизмы семиотических процессов выступают в таких нетрадиционных для академической науки сферах, как молодёжные субкультуры, лагерная культура, школьная и армейская "неуставная" субкультура и т.д. (не случаен пристальный интерес к последней, возникший не так давно у отечественных этнографов). Как отмечает Т.Б Щепанская, "молодёжные группы и течения представляют собой незаменимый объект исследования как одна из немногих сфер современной жизни, где социальные процессы идут в достаточной мере спонтанно, где действуют законы устной традиции и ритуалы продолжают играть саморегулирующую роль… Здесь ритуальные формы существуют не в виде остатков, а постоянно возникают, воспроизводятся, эволюционируют; поэтому их функционирование доступно непосредственному наблюдению".[259]

Более отчётливо, чем в других срезах культуры, выявлена здесь и потребность в "мифе контркультуры" при опоре на "Образ Иного". Кроме того, и сами субкультуры, особенно контркультурного характера, являются необходимой составной частью любой культурной системы, выражая потребность в оттенении нормы альтернативными установками с использованием категории "Иного".

§ 3. Этно-поп и мир планетарной культуры

Иной характер имеет использование образа "чёрной культуры" в конформистской коммерческой культуре. Надо оговориться, что между детищем контркультуры - рок-культурой - и порожденной шоу-бизнесом поп-культурой иногда, несмотря на очевидную и разительную разницу, очень трудно провести чёткую грань: вторая паразитирует на приёмах и стиле первой, копирует её и "осваивает", в неё втягиваются достигшие лавров и респектабельности бунтари, что означает скорее степень признания и профессионализма (не зря в российском подпольном роке, как,впрочем, и в британском панке, показным манифестом благонадёжности на предмет "непопсовости" стал декларативный непрофессионализм исполнения), нежели, как это обычно трактуется, "продажность" и склонность вчерашних проказников к компромиссу. К примеру, стоящие у истоков нынешнего "африканского бума" в поп-культуре Пол Саймон, выпустивший знаменитый альбом "Грэйсленд" с использованием южноафриканского стиля "мбаканга" при участии африканских музыкантов Хью Масекелы, Мириам Макебы, Джо Шабалалы, Рэя Фири, "Лэйдисмит Блэк Момбасо" и др. или же Пит Гэбриэль, часто выступающий совместно с сенегальским музыкантом Юсу Ндуром, давно уже перестали олицетворять контркультуру, но и к конформистам и чисто коммерческой музыке их тоже не отнесёшь. Куда "строже", чем на Западе, критерии принадлежности к "подлинной рок-культуре" действуют у нас в стране, практически перекрывая "подпольному року" выход на массовую аудиторию. Кстати, по крайне жёстким отечественным критериям к "полсе" пришлось бы отнести подавляющее большинство не только классики рока, начиная с "Битлз" и "Пинк Флойд", но и значительную долю западной "альтернативной музыки".

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒