ГЕННАДИЙ ПРОНИН Интервью* газете «Комсомолец Татарии»

-25- ГЕННАДИЙ ПРОНИН Интервью* газете «Комсомолец Татарии»

– Геннадий Васильевич, почему художник, чьи выставки сегодня проходят с триумфом, не получил признания у зрителей при жизни?

– Было бы неправильно думать, что при жизни Васильев не «прорвался» к зрителю. У него были две крупные выставки в Казани, одна – в университете, другая – в клубе льнокомбината. По нескольку работ он систематически выставлял в Союзе художников на молодежных выставках, приуроченных к очередной годовщине комсомола. Были также выставки в Зеленодольске. Так что зрителю Васильев был немного известен. Но тогда, на мой взгляд, не пришло его время. Да и психология людей такова, что нам трудно признать в живом человеке будущего классика.

– Идет ли у вас переоценка его личности, картин?

– У меня никогда не было сомнений в том, что Константин – большой человек. С самого начала нашего знакомства, а познакомились мы с ним, когда нам было по 18 лет, он произвел на меня такое сильное впечатление, что я сразу же начал собирать его картины, рисунки и всячески укреплял нашу дружбу. Мы жили в годы студенчества на одной частной квартире – Костя, Олег Шорников, я и еще один художник – Саша Жарский. Я сразу понял, что Костя не простой человек. А ежедневное общение укрепляло это убеждение и привело меня к пониманию масштаба личности Васильева. И сегодня, когда его уже нет среди нас, он для меня – не просто художник, а провозвестник иной культуры.
_____
^* Дано Якуповой В. А. 9 сентября 1990 г., дополнено в июне 1995 г. – Прим. составителя.

-26-

– А какое впечатление .он производил на людей, вовсе не знакомых с его картинами?

– Когда Костя погиб, мы – его друзья – ощутили, что потеряли не столько художника, сколько человека. Васильев был талантлив и красив в общении. Но не со всеми, а с теми, с кем хватало у него времени общаться. Он очень ценил время и многим казался неразговорчивым, недружелюбным. В общении он и нас держал в черном теле. Костя не допускал, чтобы мы транжирили время на ерунду, он просто уходил от нас – и всё, и мы чувствовали, что нельзя размениваться по пустякам. Обычно мы гуляли и молчали, наслаждались природой вокруг поселка Васильево, где жил он, или задумывались каждый о своем, или просто ходили, отрешившись от всего, и только изредка заговаривали. Это был нормальный стиль наших отношений – совместное молчание... Он ценил тех, кто умел общаться молча, без суеты, не нарушая мира другого, но присутствуя в нем.

– Вы знали Васильева с 18 лет до последних дней его жизни. Какова была эволюция его личности?

– В чем-то самом главном Константин оставался постоянным всю свою жизнь, как бы оправдывая свое имя. Он всегда был художником, исследователем жизни, а затем и мифотворцем, создателем мира, в котором он хотел бы жить. Но материал, на котором он проводил свою творческую работу, был в разные периоды его жизни – разный.

Еще в 15 лет Костя был влюблен в классическое русское и европейское искусство, в античный мир и в эпоху Возрождения. А уже в 17 – 18 лет, когда в нашу страну полез авангард, он сильно увлекся этим направлением. Вообще Константин всегда был чрезвычайно серьезным и внутренне сосредоточенным. А в период формалистических поисков у него было просто трагическое мироощущение. Порой на него тяжело было смотреть, ходил какой-то потерянный, разочарованный... Связано это было скорее всего с окончательным взрослением: наступило время, когда человек начинает особенно остро ощущать серьезность жизни и свое полное одиночество. Сказывалась и потеря идеалов в период послесталинской оттепели. Костино увлечение формализмом – это и потеря содержания жизни. Мы, его друзья, тоже переживали нечто подобное.

-27-

Последняя надежда – абстракционизм – ничего не дала, кроме новых приступов хандры. Наконец, наступила пора, когда мы поняли: либо надо выздоравливать, либо уходить из жизни. И мы решили выздороветь. Мы (каждый по-своему) нашли такие идеи, такие радости, такие мотивы, которые нас вдохновили. Костя тогда верил в идею Достоевского, что красота спасет мир. Но он стал искать красоту не только в формах, а в самой сути жизни. И нашел. Он мог увидеть красоту в любом моменте жизни: в любовании травинкой, в наслаждении общения или же во внутреннем переживании. Костя чувствовал как никто красоту и тайну окружающего его мира. Но и в самом Константине заключалась какая-то тайна. Он был больше, чем художник. Ища истину, любовь, красоту, Константин вложил в картины свое понимание этих общечеловеческих ценностей. Иные зрители не могут понять, что им нравится в картинах Васильева. Может быть, секрет успеха художника в том, что он смог соединить в своих полотнах в неразрывное целое: красоту природы, гармонию души и волю к высшему. Но что-то есть еще, какая-то тайна...

– Как Васильев знакомил друзей со своими работами?

– Это было настоящее торжество. Костя и это делал талантливо. Он рассылал нам пригласительные письма на открытие картины. Обычно Шорникову заказывались стихи и называлась тема картины, мне поручалось найти запись соответствующей музыки, шампанское и так далее. К этому дню готовила стол и мать Кости – Клавдия Перменовна. И вот торжественный миг наступает, звучит музыка, открывается шампанское, снимается чистый холст, накрывавший картину. Шорников зачитывает стихи... Молча и удивленно смотрим, потом начинаем высказываться. Сам Костя никогда не объяснял содержания своих картин, просил высказаться нас. Участвовало в этих торжествах человек пять, и радость при этом испытывалась огромная.

– Каким художник представлял свое будущее? Предвидел ли он, что его картины привлекут внимание сотен тысяч людей?

– Как нормальный творец, Васильев хотел, чтобы люди брали плоды его труда и чувствовали такую же радость, как и он при их создании. Но реакция зрителей была часто неадекватной

-28-

тому, что он делал. Костя хотел признания, верил в него, всю душу отдавал искусству. Его и спасало то, что он подсознательно чувствовал, что в будущем его признают.

– Считал ли Васильев свою жизнь удавшейся?

– Думаю, что нет. Он понимал невозможность осуществления своих идеалов, ощущал трагедию жизни. Но это сложный философский вопрос.

– Ведется много разговоров на тему, что именно власти виноваты в зигзагах творческого пути художника. Ведь и после смерти Васильева работы художника не остались в республике, хотя уже поднялся большой шум вокруг них...

– Я не могу сказать, каких политических взглядов придерживался Константин. Но он был сторонником такого общества, в котором люди жили бы достойно. К начальникам относился как к людям, не умеющим жить красиво. Васильев настолько был внутренне богат, что ни одна партия, особенно в то время, не могла бы выразить его интересы. Конечно, он очень тяготился бездуховностью застоя, теми ограничениями в творчестве, которые неизбежно выдвигались властью. И все же Константин надеялся на перемены к лучшему. Его картины говорят и о том, как надо изменить мир. Открыто же с властями он не враждовал, считая, видимо, что «кесарю кесарево», и каждый должен делать свое дело. Он не стремился попасть в члены Союза художников, вообще никуда не лез: ни в очередные планы выставок, ни в фотообъектив... Творчество его заботило больше, чем известность.

– Значит Васильев не конфликтовал с нашим Союзом художников?

– Конфликтов как таковых не было, но и помощи тоже почти не оказывалось. Каждый художник в Союзе обычно признает только себя – редко кто способен помочь другому. Для того, чтобы затормозить художника, не обязательно на него давить, можно его просто не замечать.

– Но почему власти после трагической гибели художника не попытались сохранить его наследство, которое сегодня, без сомнения, пользовалось бы большим спросом у жителей Татарстана? Нам в память о незаурядных людях, связанных с республикой, как правило, достаются мемориальные таблички...

-29-

– После смерти Кости перед его семьей встал вопрос: где хранить картины? Тут один за другим начали гореть соседские дома вокруг Васильевского, тоже деревянного дома, и мать художника согласилась переехать в двухкомнатную квартиру в кирпичном доме – там же, в Васильево. Но картин было так много, что они могли бы занять всю площадь новой квартиры, куда Клавдия Парменовна вселилась со всеми домочадцами, а это – шесть человек. Для картин не оставалось места. В результате, картины пришлось все время где-то выставлять – это была чрезвычайно передвижная выставка. Естественно, что работы начали портиться... А тут понаехали журналисты, на которых смерть художника оказала возбуждающее действие. Посыпались публикации в центральной прессе с обвинениями в адрес властей. Это очень отрицательно подействовало на власти, которые уже пошли было на сотрудничество. Клавдию Парменовну попросили отдать на экспертизу искусствоведам часть картин для установления их истинной ценности, она согласилась, и... картины «арестовали». Дело об их возвращении чуть было не дошло до суда. Был у Клавдии Парменовны и разговор с тогдашним секретарем обкома партии по идеологии Валеевым. Он ей в поддержке отказал и даже слегка пригрозил, чтобы «не высовывалась». Как будто это она, а не журналисты подняли шум. Словом, крепко рассердилась на власти мать художника и уехала из Татарии в Коломну, где семье предоставили большую четырехкомнатную квартиру. Правда, в Коломне история с устройством картин повторилась. Местные художники тут же подняли шум, заявляя о своих приоритетах. И это помешало организации серьезного музея. Мы убедились, что дело не столько во властях, сколько в людской зависти.

– Ходит много слухов о том, что и знаменитый Илья Глазунов не поддержал в свое время молодой талант...

– Я был свидетелем тому, что Глазунов заинтересовался Васильевым, пообещал ему устроить выставку в Москве и помочь стать членом Союза художников, хотя Костя ни о чем не просил. Илья Сергеевич попросил Костю зайти к нему после того, как он вернется из зарубежной поездки, куда он как раз – и не кстати – должен был назавтра отправиться. Но второй раз Костя к мэтру не пошел, а нас, его друзей, рядом

-30-

уже не было, чтобы подтолкнуть к встрече этих двух художников. Опять не сложилось... Хотя, благодаря подсказке Глазунова, Костя написал две большие серии русских былин: мае. лом, и – в графике. А после смерти Васильева двух художников начал ссорить зритель. На выставках Васильева в книгах отзывов появились нападки на Глазунова, он-де, мол, «менее настоящий» русский художник, нежели Васильев. Вот и поползли слухи... А Глазунов хотел помочь своему молодому коллеге.

– У нас в стране существуют клубы имени Васильева. Целые отряды энтузиастов заботятся о его наследстве. Каковы результаты их деятельности?

– Сегодня Васильева знают в любом уголке нашей страны. Во многих городах прошла выставка его картин. В Москве идет строительство музея, в котором, должна разместиться постоянная экспозиция его работ. Комсомол нашей республики пусть посмертно, но отметил премией труд художника. Люди жертвуют деньги на то, чтобы сохранить Васильевские картины, отреставрировать некоторые из них, сделать для картин достойные рамы.

– А к нам в Казань его работы вернутся?

– Мы уже обладаем огромным богатством, надо только его бережно сохранить. Когда мы, казанские друзья Кости, собрали вместе все свои картины Васильева, оказалось, что у нас в Казани не меньше работ, чем в Москве, у родственников художника (и у них, и у нас – примерно по сто работ). Правда, в Москве – больше масляных работ, но и у нас их достаточно для прекрасной выставки. Кроме того, у нас в Казани остался весь «голубой период» Васильева (цветная графика), все сюрреалистические и абстрактные произведения, почти все портреты композиторов. Кстати, по мнению искусствоведов, графика К. Васильева гораздо сильнее, чем его живопись.

Большая часть оставшихся в Казани работ художника (и живопись, и графика) были собраны вместе, оформлены в хорошие рамы и в сентябре 1992 года, в дни 50-летнего юбилея художника, выставлены в Союзе художников. Выставка имела большой успех, а через месяц – закончилась, и картины опять разобрали по домам. Но теперь казанцы, по крайней мере, знают, каким богатством обладают. И если они сильно захотят,

-31-

то будут добиваться постоянной выставки К. Васильева в Казани. Владельцы картин готовы предоставить картины на постоянную экспозицию, но нужно найти в городе подходящее здание, организовать охрану картин, уборку помещения, подготовить экскурсоводов и т. д., в общем – создать картинную галерею К. Васильева.

Надо сберечь также дом художника в Васильево, который сегодня восстановлен, но не оформлен и не действует в качестве Дома-музея. А жаль! Мало ведь что изменилось там, где жил Костя, – те же пейзажи, те же улицы... Можно перенестись в ту обстановку, почувствовать атмосферу, в которой он жил, создавая свои бесценные творения.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 Следующая ⇒