Учебное издание 14 страница

Важнейшую роль в становлении концепции народности литературы в Европе и России сыграли труды Руссо и Гердера. Эти работы в переводах были известны русскому читателю. В работах Руссо впервые был подвергнут сомнению и затем отвергнут главный принцип классицизма — теория подражания и «украшенного» подражания образцам. Намечаются признаки нового, сентиментально-романтического направления в литературе, открытого романом Руссо «Новая Элоиза».

Одним из крупнейших литературоведов, теоретиков новой философской школы в Европе был немецкий ученый И. Г. Гер- дер (1744—1803). Автор работ «Критические леса, или Размышления, касающиеся науки о прекрасном и искусства, по данным новейших исследований» (1769), «О новейшей немецкой литературе» (1768), «Исследование о происхождении языка» (1772), «О народных песнях» (1779), «Еще один опыт философии истории для воспитания человечества» (1773). Учился у Канта и в то же время полемизировал с его эстетикой. Лично знакомый с Клопштоком, Жан Полем, Лессингом, Гете, Шиллером, он явился одним из основоположников теории романтизма. Был широко известен в России, оказал влияние на Радищева, Карамзина, Жуковского, Шевырева, Гоголя. Принял участие в споре Винкельмана и Лессинга по вопросам специфики искусства.

Вместе с романтизмом пришла в русскую литературу концепция народности. Под влиянием идей Руссо Гердер разрабатывает свое учение об историзме и народности как основных признаках и источниках литературы каждой нации. Философско-историче- ские концепции Гердера, отразившиеся на развитии новой историографии, также восходят к Руссо, опираются на идеи гуманизма и народности: в противовес отвлеченному рационализму норм выдвигалась задача изображения живой личности из народа.

Итак, Руссо первым ориентировал общественную мысль на идею «естественности» жизни древних поколений, в отличие от современных ему форм феодальной «цивилизации». Кант ввел в науку в качестве обязательного принцип критического анализа, Гердер положил начало изучению народного творчества в рамках национальной культуры. Так выглядит философская родословная теории народности литературы в ее истоках.

Интерес к учению Руссо пришел к Гердеру от его наставника Канта, который был для Гердера предметом поклонения. Вероятно, истоки мировоззрения Гердера нужно искать в комплексе идей времени, но самое сильное влияние на него оказал Руссо.

Таким образом, и во втором, и в последующих поколениях немецкой исторической школы обнаруживается влияние Руссо через Лессинга, Канта, Гердера, Шиллера, устанавливая последовательную цепь взаимовлияний и взаимосвязей, завершившуюся становлением народно-исторической литературной теории. Этот путь развития общественной мысли, однако, не является следствием количественного увеличения сходных идей и служит в конечном счете показателем научного прогресса вообще.

Гердер был ученым энциклопедического характера. Помимо Руссо и Канта, ему известны были Вольтер, энциклопедисты, а в особенности Монтескье, английские философы Лейбниц и Спиноза. К философскому направлению Гердера восходит немецкий романтизм, поэзия Гете и Шиллера, философия Шеллинга и Гегеля. Гердер выводит закон об изменчивости человеческих понятий во времени в связи с особенностями быта, культуры и т. д. С возрастами человека он соотносит «возрасты» народов. Черты общечеловеческие (в том числе и гуманность) развиваются, по Гердеру, в рамках национальных. Он определяет национальную ступень как главную среди трех условий развития человека: «человеческое совершенство бывает национально, временно, индивидуально» (это положение выдвинуто задолго до известной формулы Тэна о «расе», «среде» и «моменте» как определяющих факторах развития общества). «Люди не создают ничего, кроме того, к чему дают повод время, климат, потребности, мир, судьба», — говорит Гердер. История — не абстрактный процесс самосовершенствования человечества и не «вечная революция», а зависящий от вполне определенных условий прогресс, совершающийся в национально-временных и индивидуальных рамках. Человек не свободен в личном счастье, он зависит от окружающих его условий, то есть от среды. Именно поэтому Гердер первый выступил с отрицанием «права древних на господство в новейшей литературе», то есть против ложного классицизма («псевдоклассицизма»). Он призывал к изучению национального движения, которое рассматривало бы поэзию не как повторение чужих форм, а как выражение национальной жизни. Гердер утверждал, что современная история, мифология, религия, язык совершенно не похожи на природу, историю, мифологию, религию Древней Греции и Рима. «Нет никакой славы» быть «вторым Горацием» или «вторым Лукрецием», — говорит он. Воззрения Гердера на историю литературы выше взглядов Лессинга и Вин- кельмана, возвеличивавших античные идеалы литературы. История поэзии, искусства, науки, образованности, нравов — это история народов, полагает Гердер.

Но Гердер вовсе не хочет разделять с Руссо его идеализацию первобытного состояния человечества. Несмотря на свое глубокое уважение к Руссо, он называет «безумными» его призывы к возврату в прошлое, в древность. Гердер принимает идею национального воспитания, выдвинутую философом Монтескье.

Задолго до Бенфея у Гердера уже намечается метод сравнительного изучения исторических явлений, в том числе и литературных на межнациональном уровне. При этом история всех народов рассматривается в рамках «одного человеческого братства».

Гердер придерживался широких взглядов на развитие литературы, на проблемы специфики народной поэзии. В своих литературных взглядах он опирался на учение Руссо о естественности человеческих стремлений, на глубокий интерес Руссо к положению народных масс. Этим в значительной степени объясняется огромное внимание, уделяемое Гердером народной поэзии. Труды Гердера послужили толчком к началу изучения народной поэзии, и не только в Германии. После Гердера интерес к изучению народных памятников стал в Европе повсеместным. Интерес этот был связан с практической деятельностью ученых по собиранию памятников старины и народного творчества. Гердер с огорчением говорит об отсутствии в раздробленной Германии национальной литературы, национального характера, взывает к чувству национального достоинства и патриотизма. Заслугой Гердера является также обращение к «мифологии», к изучению народных преданий. Гердер призывает «познать народы» не поверхностно, «снаружи», как «прагматические историки», а «изнутри, через их собственную душу, из их чувства, речи и дела». Это был поворот в изучении народной старины и поэзии и вместе с тем в развитии самой поэзии. Важным здесь было обращение к древней народной поэзии на самых ранних этапах ее развития, к народной жизни и проблеме народного характера.

Гердер изучает литературу малоисследованных европейских народов — эстов, литовцев, вендов, славян, поляков, русских, фризов, пруссаков. Гердер дает толчок к научному исследованию национальных особенностей поэзии славянских племен. Религия, философия и история у Гердера — категории, производные от народной поэзии. По мысли Гердера, у каждого народа, каждой нации был свой «образ мышления», своя «мифическая обстановка», зафиксированные в «своих памятниках» на своем «поэтическом языке». Особенно близка Гердеру мысль о синкретизме первобытных форм народной культуры, в которой поэзия была составным элементом.

Гердер выдвигает новый взгляд на характер библейской поэзии. Он рассматривал Библию как собрание «национальных песен», как памятник «живой народной поэзии». Великим «народным поэтом» Гердер считает Гомера. По его мнению, поэзия народа отражает характер народа: «Воинственный народ воспевает подвиги, нежный — любовь». Он придавал важное значение как «главнейшим», так и второстепенным чертам народной жизни, представленным на его собственном языке, сведениям о понятиях и нравах нации, об ее науке, играх и пляске, музыке и мифологии. Гердер добавляет при этом, используя способ классификации и терминологию «точных» (естественных) наук: «Как естественная история описывает растения и животных, так здесь описывают себя сами народы».

Основная мысль Гердера — о плодотворности развития литературы в национальных формах и рамках. Национально-ис- торический принцип здесь выступает у него как основной и единственный. Идея исторического национального развития распространяется Гердером не только на литературу, но также на язык, историю, религию. Он положил основание новой науке о языке, с его философией, согласно которой происхождение языка является фактором, определяющим содержание и форму народной поэзии. Гердеру принадлежит мысль о том, что язык «выработан» «мышлением» человека. Первичная цель языка и его функция, по Гердеру, «ощущение», и часто непроизвольное чувство, вызванное непосредственным воздействием внешних сил природы. Однако последняя цель языковедения — «истолкование» «человеческой души». Гердер понимал, что подлинно научное изучение языка и литературы требует данных других наук, в том числе философии, истории, филологии. Основной метод — сравнительное изучение. Труды Гердера предваряют последующие явления западноевропейской филологической науки — работы Вильгельма Гумбольдта, братьев Гримм с их фанатической любовью к народной старине и поэзии.

Ярким выразителем идеи народности в искусстве во второй половине XIX века явился французский ученый Ипполит Тэн (1828—1893). Из трех источников искусства, рассматриваемых им в работе «Философия искусства» (1869) — раса, среда (географическая, климатическая обстановка), момент (исторические условия), — фактор «расы» (национальные особенности) является ведущим.

Основным условием возникновения национального искусства Тэн считал среду, а главным признаком среды — «народность» («племя») с его врожденными способностями. Уже вкусы ранних эпох развития народов он считал естественными и всеобщими. Так, причиной расцвета итальянской живописи эпохи Возрождения, по Тэну, были «поразительные» художественные способности всех слоев народа, а французский национальный тип отражает «потребность в отчетливых и логически связанных между собою идеях», «гибкость и быстроту ума».

Плодотворная в принципе постановка вопроса о «национальном характере» у Тэна и вообще о «характерном» в искусстве излишне заострена положением о неизменности, «незыблемости» национального характера. Поэтому вопрос о «плебее нашего века» или «вельможе классической эпохи» решается Тэном в абстрактной плоскости, включен в антропологическую систему, перенасыщенную естественно-научной терминологией. Расцвет национального искусства ставится Тэном в центр исторических периодов, между бурными потрясениями, характеризующими становление нации, и периодами ее упадка. Век, народ, школа — таков путь возникновения и развития искусства, по Тэну. При этом школа может быть национальной (итальянской, греческой, французской, фламандской) или же определяется именем гениального художника (Рубенс, Рембрандт). Национальный характер создается «национальным гением» и выражает особенности расы (китайцев, арийцев, семитов), у которых по строению языка и роду мифов можно провидеть будущую форму религии, философии, общества и искусства. Иногда встречаются такие типы характеров, которые выражают черты, общие почти всем национальностям, всем «группам человечества». Таковы герои произведений Шекспира и Гомера, Дон Кихот и Робинзон Крузо. Эти произведения выходят за обычные пределы, «живут без конца», являются вечными. «Незыблемая национальная основа», создающая «национальных гениев», восходит у Тэна к случайным признакам субъективного плана. Например, испанскому национальному характеру присущи экзальтация и любовь к острым ощущениям. Искусство, по Тэну, порождается народом, массой как совокупностью индивидуумов с определенным «состоянием умов», в которых «образы» не «искажены идеями». Талант, воспитание, подготовка, труд и «случай» могут привести художника к созданию типа национального характера. Национальный характер (как, например, Робинзон или Дон Кихот) несет в себе общечеловеческие черты «вечного» типа: в Робинзоне показан «человек, вырванный из цивилизованного общества», в Дон Кихоте — «идеалист высшего порядка». В великом художественном произведении литературы воспроизводятся черты исторического периода, коренные особенности «племени», черты человека «вообще» и «те основные психологические силы, которые являются последними причинами человеческих усилий». Тэн утверждает, что особенности психологии народов позволяют переносить типы искусств от одной нации к другой (например, итальянское искусство во Францию).

Б. Теория народности в России (Собирательство, Н. Добролюбов, А. Пыпин, русские писатели)

Первоначально деятельность Руссо воспринималась в России только как просветительская, наряду с трудами французских просветителей. Еще во времена Елизаветы, в 1750-х годах, Тредиаковский — теоретик и практик русского классицизма — в «Слове о премудрости, благоразумии и добродетели» восставал уже с негодованием против учения Руссо, называя его «обывателем женевским», от,учения которого произошло «повреждение добронравия». Здесь подчеркивается отрицательное отношение Тредиаковского к идеям европейского просвещения. В дальнейшем отмечается влияние философии Руссо на планы молодой Екатерины II, хотя уже в 70-х годах XVIII века стало ясно, что это был лишь показной интерес. Екатерина в первое время через Григория Орлова предлагала даже Руссо убежище в России. Но затем, особенно после Пугачева и Французской революции 1789 года, эта философия оказалась для нее неприемлемой и даже опасной: Руссо, как автор «Общественного договора» и сочинений о Польше, отнюдь не содействовал укреплению российского абсолютизма.

Екатерина II, уже после Французской революции, в 1795 году, писала, что французов «Руссо заставит ходить на четвереньках». Дело в том, что Руссо, выражая интересы мелкой буржуазии и в значительной мере — широких народных масс, выступил противником абсолютизма со своеобразных позиций: он, отрицая современную ему цивилизацию, призывал назад, в прошлое, и видел «здоровое» зерно в первоначальных шагах человека, в древности, в жизни простого народа. Это был первый шаг и в становлении идеи народности культуры, хотя и в фантастических формах. Руссо противопоставил «естественное состояние народов новейшей, искусственной» европейской цивилизации.

Итак, идея народности получила первоначальный толчок в указанной выше противоречивой теории Руссо, которая явилась реакцией на устаревшие философско-эстетические системы классицизма. Эта реакция против рассудочности и метафизического материализма проявилась в Германии и России в литературных системах. С одной стороны, это выступление Руссо — протест против рассудочности и нормативности эстетики классицизма, а с другой стороны — первые ростки идеи народности. Этот первоначальный толчок, который привел к смене идеологии, общественная мысль Европы получила от Руссо, который явился предшественником нового направления в философии и литературе. Он оказал влияние на Лессинга, Гете, Шиллера, А. Герцена, Н. Новикова, А. Радищева, Н. Карамзина, русских романтиков.

В России процесс формирования теории народности литературы сопровождался введением и обоснованием основных литературоведческих понятий и стремлением осмыслить художественную литературу под углом зрения системы взаимосвязанных явлений. Начало этому процессу было положено реформами Петра I, приобщившего Россию к западноевропейской науке и культуре. Процесс этот все более ускорялся на протяжении XVIII и начала XIX века, осложняясь социально — историческими факторами национального и общеевропейского масштаба. В первую очередь здесь следует указать на Французскую революцию 1789 года и Отечественную войну 1812 года, которые оказали огромное воздействие на формирование русской национальной культуры и литературы.

Влияние Руссо и Гердера, с его своеобразной «философ- ско-исторической» теорией, на русское литературоведение несомненно. Однако в становлении теории народности в России был период неосознанных стихийных тенденций, когда преобладала литературоведческая практика. Эта практика наметилась еще в трудах литераторов XVIII века и характеризовалась двумя моментами. Прежде всего, это был интерес к древнему периоду поэзии. Наши первые любители народной старины собственными средствами старались понять ее сущность и значение. Вторая тенденция — интерес к народному творчеству. Это был период собирания и издания материалов народного творчества — песен, былин, пословиц, поговорок. Здесь должны быть названы имена Н. И. Новикова, М. Д. Чулкова, И. Прача и других.

Сами по себе указанные выше две черты (интерес к древнему периоду литературы и народному творчеству) не могут определять специфику концепции народности, так как носят слишком общий характер. Если рассматривать эти формы литературоведческой деятельности (собирание, сличение и обработка текстов, описание и публикация), то в рамках академического направления они ближе всего к филологической школе, характеризующейся простейшими, элементарными приемами литературоведческой обработки. Не всегда можно говорить здесь о последовательном применении принципа историзма и народности, но общекультурное значение работ ученых этого периода, обогащавших русскую науку в количественном отношении, несомненно.

Стремление к систематизированному изучению художественной литературы, отчетливо обозначившееся в трудах русских литераторов XVIII века, явилось преддверием возникновения научного литературоведения в России. Систематичность предполагает рассмотрение литературных фактов под углом зрения либо одного (ведущего) научного принципа, либо совокупности, системы принципов (различной степени сложности, зависящей от количества уровней, глубины анализа и широты обобщения). При этом возможны и различная степень обоснованности и упорядоченности явлений литературы. С самого начала литературная наука развивалась, подобно другим наукам, от элементарного к сложному, от фактов и явлений к их связям и взаимосвязям, от изучения связей к доказательству их закономерности. И наконец на определенном этапе развития литературоведческой науки обнаружилась тенденция к приданию выводам характера непреложных законов.

Роль и удельный вес науки о литературе в системе других наук усиливается по мере развития самой художественной литературы как объекта литературоведческих исследований. Уровень развития и состояние художественной литературы в свою очередь определялись формами, условиями и обстоятельствами исторического развития российской действительности — предмета изображения литературы и предмета изучения литературоведческой науки.

Начало систематическому, научному литературоведческому знанию положил в России XVIII век. В XVII веке можно обнаружить лишь элементы научного истолкования исторических и литературных явлений в работах Г. К. Котошихина и И. Т. По- сошкова. Возникновение же систематических, сознательных научных изысканий в России связано с учреждением Академии наук, и в частности, с работами историков П. И. Рычкова, В. В. Крестинина, В. Н. Татищева и др.

В русской литературе XVIII века отмечается влияние философии Руссо на Новикова, который глубоко сочувствовал так называемому подлому простонародью. Новиков осваивал наследие западноевропейской философии самостоятельно. Литературная деятельность Руссо (его роман «Новая Элоиза») положила начало сентиментализму Карамзина. Новиков взял из Руссо идеи народности и просвещения, а Карамзин воспринял идеалистическую сентиментальность Руссо. Таким образом, на- родно-историческая традиция открывалась в XVIII веке трудами Новикова, воспринявшего одну из сторон этой традиции, восходящую к Руссо. Сама по себе «чувствительность» не обязательно совмещается с идеей народности литературы. У Руссо она дополняется чувством любви к природе, стихийным отрицанием цивилизации.

В ином плане близким по своим взглядам к Новикову был А. Н. Радищев, взгляды которого также испытали влияние французской философии, в том числе Руссо. При этом не отмечается влияния на Радищева той из сторон философии Руссо, в которой выразился его интерес к древности. Радищев, как Д. Фонвизин и ряд других писателей XVIII века, характеризуется интересом к современному положению народа, к его социальным условиям. Влияние же Руссо на Радищева не было исключительным. Оно отмечалось, наряду с влиянием других французских философов, по-видимому, в первом периоде деятельности Руссо, периоде общепросветительском, когда он был близок к энциклопедистам. Это был период формирования взглядов Радищева, 60-е годы XVIII века. В числе студентов Лейпцигского университета он ознакомился с французскими философами Вольтером, К. А. Гельвецием, Руссо, Рейналем, Г. Б. Мабли.

Гердер был известен в России с XVIII века, хотя сущность его трудов не сразу была понята. Карамзин, посетивший его в 1789 году, восторгается его мыслями, видит в нем великого ученого. Известно, что основанное в 1801 году Жуковским (при участии А. Ф. Мерзлякова, В. Ф. Воейкова, братьев Андрея и Александра Тургеневых) «Дружеское литературное общество» напоминало «Дружеское ученое общество» И. В. Лопухина и Н. И. Новикова и что, приехав в 1802 году в Мишенское, В. А. Жуковский привез туда издания Шиллера, Гердера, Лессинга, а также идеи нового литературного направления.

В первой половине XIX века можно отметить влияние Гердера в работах целого ряда русских ученых. В своей «Истории русской словесности» С. П. Шевырев сошлется на труды «великого» германца Гердера. Идет в своих работах за «незабвенным» Гердером О. М. Бодянский, его изучают А. Н. Пыпин и Н. С. Тихонравов.

В России к середине XIX века эта новая наука у таких представителей академического литературоведения, как Пыпин, получает название «науки народоведения». Для Пыпина уже ясно, что русская литература, так долго находившаяся в чуждых ей формах псевдоклассицизма, может расцвести лишь на путях национального развития, при котором определится и ее общечеловеческий смысл, и значение.

Итак, в становлении теории народности литературы в России первым этапом был интерес к изучению памятников народной старины, отмеченный в русской литературе деятельностью Новикова, Чулкова, Прача. Второй этап становления новой школы — первая треть XIX века. И для этого этапа были важны работы Гердера. После Гердера становятся понятны такие теоретики народности, как И. И. Срезневский, Бодянский, М. А. Максимович. Идея народности пришла в Россию вместе с романтизмом, в эстетике которого она занимала важное место, а романтизм, в свою очередь, также восходит к Гердеру. В трудах Гердера — источник идей народности и романтизма начала XIX века.

Однако интерес к изучению народности в России не зависел целиком от западноевропейского влияния и определялся условиями российской действительности. Это было движение, параллельное развитию европейской мысли. Интерес к народной поэзии в России связан с изданием «песенников» в 70-х годах XVIII столетия, одновременно с «Народными песнями» Гердера. Это было не систематизированное научное изучение, а скорее стихийное собирательство.

Становление научной этнографии и литературоведения в России подготовлено именно собирателями XVIII века, а также собирателями начала XIX века — И. М. Снегиревым, И. П. Сахаровым и другими. В 40-е—60-е годы XIX века, по словам Пыпина, трудами таких «партизан народной поэзии», как Ф. Буслаев и А. Афанасьев, характеризуется третий период развития теории народности литературы. У Буслаева — это работа «О преподавании отечественного языка» (1844), у Афанасьева — «Поэтические воззрения славян на природу» (1866—1869). Таким образом, обе научные школы в России: академическая («народоведческая») и философско-эстетическая (гегельянско-шеллингианская) школа Белинского соотносятся с учением Гердера и объясняются также сходством условий национального развития Германии и

России. В том и другом случае интерес к «народности» связан с особенностями развития «народного самосознания». Общность философских источников двух научных школ сближает и исторические результаты их развития: с одной стороны — просветительский демократизм академического направления, ас другой — радикальный демократизм Белинского и Добролюбова.

Немецкая идеалистическая школа И. Канта, И. Г. Фихте, Ф. В. Шеллинга, Г. Ф. Гегеля взяла у Гердера «идеальную» сторону его учения, которая в России явилась основой натуральной школы Белинского, внесшей свой вклад в изучение «народности» со стороны ее социально-эстетического значения.

Гегель был сторонником идеи «чистой» народности, независимой от «народоведческих» целей. По мнению Гегеля (воспринятому в 30-х годах Белинским), гердеровская форма «народности» носила искусственный характер и была всего-навсего имитацией подлинной народности.

В то же время немецкая идеалистическая философия искусства — Канта, Шеллинга, Гегеля, — вьщвигая идеи свободы творчества в противовес нормативной эстетике классицизма, тем самым наследовала соответствующие идеи Руссо и Гердера.

Лишь отказ Белинского в 1840-х годах от гегелевской идеи свободы творчества не просто приблизил его концепцию народности литературы к академической теории «народоведения», а придал этой теории новый социально-политический смысл.

Значительный вклад в теорию народности внес представитель революционно-демократической критики, последователь Белинского Н. А. Добролюбов (1836—1861). Его статьи «Рассказы из народного русского быта», «Черты для характеристики русского простонародья» и особенно «О степени участия народности в развитии русской литературы» (1858) заложили основы социально-политической концепции народности литературы. В его статье «О степени участия народности в развитии русской литературы» в острой форме критикуется характер и уровень народности всей предшествовавшей русской литературы. С беспощадностью Добролюбов отвергает сам факт существования народности в русской литературе XVIII — первой половины XIX века, включая творчество Пушкина, так как эта литература не отражала насущных «стремлений» русского народа. При этом Добролюбов почти не касался вопроса о философско-историче- ских предпосылках теории народности. В XVIII и начале XIX века он ценит издательско-просветительскую и археографическую деятельность Новикова, митрополита Евгения, позднее — собирательскую деятельность Сахарова. Тем не менее в плеяде революционных демократов именно Добролюбов профессионально-тематически чаще всего соприкасался с вопросами, близко интересовавшими ученых «народоведческой» школы: он писал работы и рецензии по вопросам народного творчества, древней русской литературы и особенно русской литературы XVIII века. Придерживаясь социально-«исторической» точки зрения на развитие русской литературы, Добролюбов не признавал никаких достоинств в трудах Шевырева, в том числе и в его «Истории литературы...». Как и Белинский, Добролюбов не прощает Шевыреву его «вражды к германской философии», считает его человеком мало эрудированным. В своей рецензии на 3-ю часть лекций Шевырева по «Истории русской словесности...», вышедшей в 1858 году, Добролюбов указывает на «неизлечимо-мистический» «характер общих понятий» Шевырева. Близок Добролюбов к точке зрения раннего Белинского и в вопросе о древней русской литературе, существование которой он отрицает. Вместе с тем Добролюбов высоко оценивает работы других представителей «народоведческого» направления: С. М. Соловьева, К. Д. Кавелина, Н. В. Калачова, Буслаева, И. Е. Забелина, Пыпина, — которые указали, по его словам, «правильную историческую» точку зрения на русскую литературу. Добролюбов одобряет труды ученых-«библиографов» Афанасьева, А. Д. Гала- хова, Н. В. Гербеля, Тихонравова и других. На фоне деятельности этих ученых труды Шевырева, по словам Добролюбова, обнаруживали «мистически-московский патриотизм», были наполнены «высокомерными возгласами о величии русского смирения, терпения и пр.». Для Добролюбова, как для Белинского и Чернышевского, консервативно-религиозная ориентация трудов Шевырева перечеркивала их практическое научное значение. В том же духе оценивает Добролюбов и деятельность Н. И. Греча. Серьезной критике подвергает Добролюбов и методологические принципы современных ему исследователей народного творчества. Одобряя издание А. Афанасьевым русских сказок, песен и собирательскую деятельность вообще, он критикует представителей отвлеченной науки за отрыв от действительной жизни народа и его истории, субъективизм в исторической науке. Для этих ученых не представляет ценности народное творчество само по себе, а необходимы чисто теоретические исследования, которые он называет «гастрономическими». Но и простого «нанизывания» фактов литературы для Добролюбова недостаточно: он высмеивает крайнюю приверженность к фактам в науке, для него важны выводы. Добролюбов отвергает как «бесполезное» крайнее направление «отвлеченного философствования», при котором «можно набросать громких фраз», не имея «убеждений», так и крайности «библиографического» направления, являющегося «простым упражнением памяти», он утверждает принцип единства аналитического и синтетического принципов научного исследования. Всякое издание материалов народного творчества важно для Добролюбова только тогда, когда в нем даются выводы о реальных чувствах, мыслях и действительном положении народа.

Он считает плодотворным вывод Белинского о вызванной социальными условиями «пассивности» в характере русского народа. Для Добролюбова важны только те произведения искусства и науки, которые помогали бы избавиться от его пассивности. Он верит в народ, который пока развивается «неестественным путем».

Из этого принципа народности Добролюбова вытекают его отрицательные приговоры явлениям предшествовавшей литературы, в которой, по его словам, «почти никогда нет партии народа». Именно поэтому Добролюбов не жалует званием «народного» ни одного из предшествовавших ему деятелей русской литературы. В связи с этим общим принципом оценки находятся и отрицательные выводы Добролюбова о характере сатирического направления в русской литературе, особенно в литературе XVIII века. Он полагает, что сатира должна касаться основных общественных проблем, таких, как «крепостные отношения», и «преследовать» подобные явления в их «корне, в принципе», чего он не мог сказать о русской сатире XVIII века и о сатире последующих периодов ее развития.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒