И.А. Федоров 3 страница

С другой же стороны, упоминавшаяся логика самоотрицания духовной жизни должна воспроизводить и фоновую экзистенциальную тревожность, иногда, особенно в России, доходящую до уровня «черной тоски», которая необходима для того, чтобы включение в социальные роли не было бы абсолютным, исключающим полезные девиации. Разумеется, обе такие ориентации необходимо характеризовать и через их единство, данное в общей структуре воли, и через противоречие между ними, причем иногда настолько мощные, что иногда нормальные механизмы воли блокируются, происходит так называемая «сшибка ценностей», зачастую заканчивающаяся ступором, психическим шоком.

Не вдаваясь в детали старой, но не потерявшей актуальности дискуссии о природе человеческой воли, будем считать функционально достаточным определение воли как метасистемы психических процессов осуществления поведенческого выбора в сложных ситуациях.

Краткий комментарий авторской позиции относительно осуществления человеком поведенческого выбора, который приводится ниже, посвящен обоснованию главного в этом разделе тезиса, который можно сформулировать так: все основные конкретные механизмы человеческой воли ориентированы на провоцирование ощущения психологической защиты, причем такое ощущение шифруется в психике социальными образами будущего общения.

Другими словами, по представлениям автора, воля работает так, чтобы в результате возник мотив: «То, что я хочу, может быть выражено социально, думать по такому поводу не стоит, потому что тревожно. Чтобы достичь цели и получить удовольствие в процессе достижения, вполне допустимо и необходимо нравиться другим людям»; попросту говоря, наиболее частое состояние воли прямо отрицает возможность духовной коммуникации, блокирует сам мотив коммуницирования.

Рассмотрим чуть более подробно возможную аргументацию в пользу приведенного тезиса. Оговорим сразу один важный аспект проблемы. Дело в том, что сама необходимость поведенческого выбора не абсолютна. В некоторых простейших случаях мы вообще обходимся без осознанного выбора, переходя на уровень сложных условных рефлексов. Переход к такому варианту поведения зависит от объема единичных ощущений и их целостных блоков («гештальтов»), оцененных психикой как новые, причем такая «оценка» осуществляется автоматизированно, выражаясь в уровне тревожности и непроизвольного внимания. Физиологически, по современным данным, за такую «оценку» отвечает так называемая ретикулярная формация на стыке головного и спинного мозга, механизм действия которой изучен явно недостаточно.

По представлениям автора, формирование мотивов духовной коммуникации при явной блокировке воли является величайшей загадкой; попросту говоря, не слишком ясно как отвечать на неожиданные вопросы о том, способен ли ты на духовную коммуникацию, когда в совершенно спокойной ситуации просто смотришь на поплавок, и ни о чем особенно не думаешь? Или, напротив, сохраняешь ли ты такую потребность при пожаре в театре, находясь в жаждущей спасения толпе? Автор имеет некоторые соображения по этому поводу; думается, однако, что попытка воспроизвести очень спорные идеи по поводу сложнейших вопросов жизни психики только запутает разговор о базовых тенденциях формирования духовных коммуникаций.

Ограничимся лишь постулированием тезиса о том, что вероятность сохранения способности к духовным коммуникациям в наиболее сложных ситуациях должна быть выше, чем в наиболее простых, - хотя бы потому, что сам разум, пользуясь логикой движения к точке «Омега» Т.де Шардена, представляет собой зашифрованную сверхзадачу; он и предназначен для решения невероятно сложных «неестественных» задач. Духовная же коммуникация - очевидная сверхзадача, и потому способность к ней должна обеспечиваться ассоциативными механизмами психики именно в сложных ситуациях. В простых же ситуациях такой механизм блокируется, так что, по этой логике, искренний даос, склонный к чистому созерцанию, дальше от духовной коммуникации, чем, например, А.Матросов.

Кроме того, работа воли опосредована чисто физиологической готовностью человека к нагрузкам, его тонусом, что прямо учитывается в поведенческом выборе. Наконец, упомянем о том, что автор называет феноменом экзистенциального давления в работе воли. Подробное описание его уводит от основной линии исследования, укажем лишь, что такое давление проявляется:

• в редких ситуациях мгновенного, сжатого по времени, «точечного» влечения к выбору опасного варианта поведения против обычной логики воли. З. Фрейд отмечал по этому поводу: «Громкое положение, гласящее: всякий страх есть, в сущности, страх смерти, едва ли имеет какой-нибудь смысл и, во всяком случае, не может быть доказано. Мне кажется, что мы поступим правильно, если будем проводить различия между страхом смерти и боязнью объектов (реальности), а также невротической боязнью либидо»[18];

• в тенденции таких ситуаций провоцировать друг друга при некоторых эмоциональных состояниях (аффект, тоска, несчастная любовь и др.);

• при вынужденном переборе необычных вариантов поведения в неординарных ситуациях - в бурном, вспышечном росте тревожности при ассоциациях на фундаментальные детские комплексы, в силу чего такие варианты «бракуются», несмотря на отсутствие рациональных противопоказаний, и т.д.

Таким образом, «экзистенциальное давление» невостребованных при принятии социализированного поведенческого решения образов, гештальтов, ассоциаций - одна из причин того, что мотив коммуницирования может возникать даже при высокой социализированности личности.

В приводимой ниже схеме (рис.2) рассматривается гипотетический простейший вариант включенности воли при нормальном тонусе и отсутствии сильных эмоциональных состояний (страстей).

Подчеркнем также, что воля, видимо, действительно представляет собой качественный рубеж, отделяющий феномен «Я-системы» от автоматизированных психических процессов памяти, восприятия и др., и потому в анализе рассматриваются лишь основные группы факторов, как бы «взвешиваемые» волей при выборе поведенческого решения. Остальные аспекты, в том числе проблемы формирования каждой группы таких факторов, остаются за пределами комментария.

Рисунок 2. Факторный анализ психических механизмов воли

Блок, обозначенный на схеме «А», выражает необходимый выбор информации в финальных стадиях восприятия. Механизмы восприятия в данном случае не рассматриваются, отметим лишь, что финальная стадия восприятия вырабатывает, «оперирует» огромным числом «первичных образов», образованных как «склеивание», агглютинирование отдельных ощущений, целых систем образов-гештальтов, в структуру которых входят «первичные образы», образы памяти (а точнее, разных видов памяти, в том числе сенсорной, памяти органов чувств), символы опасности, если такие образы содержат много нового, и т.д. Восприятие обозначено на схеме знаком «S». Образы восприятия, не имеющие аналогов в памяти, практически не участвуют в работе воли. Они полностью несоциальны. При перегруженности восприятия такими неожиданными, новыми, имеющими психический символ тревоги образами, воля просто отключается, впадает в состояние «ступора».

Выход из ступора идет по одному из трех сценариев: либо, при сильной нервной системе, повтор попытки принятия решения, и при вторичном ступоре - частичная потеря памяти, отбрасывание к «дотревожному» времени; либо, гораздо чаще, переход к попыткам понимания происходящего, о чем речь пойдет ниже; либо переход к состояниям страстей при попытке принять решение, чаще неадекватное ситуации. Такое частичное блокирование обычных механизмов человеческой воли - необходимое условие упоминавшегося «аптайма», как этапа вызревания мотива вступления в духовную коммуникацию.

В обратном случае, когда новых ощущений, образов-гештальтов мало, роль воли тоже резко меняется, в связи с ростом значимости условно-рефлекторных процессов (на схеме – «R»). В работе воли используется далеко не вся информация восприятия. «Выбор» используемой позже информации определяется вниманием, в данном случае, выражающим опыт предыдущих выборов. Остановимся на этом аспекте чуть подробнее.

Отбор информации для выбора поведенческого решения подразумевает своеобразный «трал», «невод» (блок «А» на схеме), демонстрирующий глубинные связи воли и внимания, как сосредоточенности воли на данных восприятия. В упоминавшемся отборе информации можно выделить следующие, как минимум, очевидные информативные блоки:

• осознанные поисковые эталоны произвольного, т.е. работающего по предыдущему «заданию» воли, внимания (блок «1» на схеме);

• неосознанные эталоны полезности, под которые отбирается еще один блок информации восприятия (например, неосознанное отслеживание шума моторов или разговора пилотов пассажирами самолета);

• неосознанные экзистенциальные эталоны, с помощью которых стихийно оценивается уровень новизны ситуации, что проявляется в уровне общей тревожности (предчувствия, «тревожные ассоциации» во снах и др.);

• стихийные и случайно взаимосвязанные ассоциации и ощущения. Последние три блока обозначаются на схеме соответственно знаками «2»,«3»,«4».

Стартовая для работы воли оценка имеющейся, а, точнее говоря, отобранной, информации дается блоком, отображенным знаком «V» на схеме. Физиологическим эквивалентом такого блока является так называемая ретикулярная формация, на стыке головного и спинного мозга. Как уже отмечалось, установлено, что это небольшое и неясной пока структуры образование выявляет уровень новизны информации восприятия.

Кроме того, работа основных механизмов воли зависит от блоков, обозначенных на схеме знаками «Е» и «F». Такие блоки выражают опосредованное влияние чисто физиологических процессов на поведенческий выбор. Подробно диалектика такого влияния не рассматривается. Подчеркнем, что общий настрой, эмоциональное поле, заметно влияющее на последующую работу воли, зависит, таким образом, от новизны информации восприятия, самочувствия, остаточных процессов предшествующих состояний, причем чаще всего выдерживается примерно следующее соотношение: 1<2+3+4.

Иными словами, осознанная «плюсовая» оценка информации восприятия всегда блокируется, если бессознательные оценки противоположны, и наоборот.

Именно такой поисковый механизм и показывает реальность блокирования мотива к духовному коммуницированию в большинстве жизненных ситуаций. Упоминавшийся приоритет социальных ценностей, как представляется автору, как бы встроен в «поисковый эталон», связывающий автоматизированные закономерности финальных стадий восприятия со свободой воли, что и обеспечивает, в среднем, «периферийность» мотивации духовного коммуницирования.

Отметим главное для данной, вводной, части анализа воли: формальным отрицанием будущей коммуникации в работе воли является высокая роль стереотипизации в стартовых волевых механизмах. Это проявляется в функциональном использовании опыта общения, в том, что сам отбор информации для воли выражает не какой-то поиск истины, а приспособление к тому, что другие люди считали нормальным, социально оправданным. Такой опыт освоения социальных сторон общения хранится уже в простейших механизмах отбора информации и ее первичной оценки, что еще раз показывает мощные психические корни отрицания духовной коммуникации.

Перейдем к предлагаемой гипотезе основных механизмов воли, принимая рабочим критерием понятия «основных механизмов» переход психики к масштабным операциям обработки отобранной посредством внимания информации. Первая из таких масштабных операций - своеобразный тест информации на соответствие личностной установке (на схеме — знак «Уст.-1»,«Уст.-2»). Не касаясь подробно сложнейших проблем природы и причин возникновения феномена установки, сошлемся на известные работы школы Д.Н. Узнадзе[19]. Учитывая известные эксперименты Л. Ланге, Ф. Знанецкого, Д.Н. Узнадзе и др., будем понимать под установками готовность, предрасположенность человеческой воли осуществлять еще одну, вторичную фильтрацию информации восприятия, причем такая фильтрация подразумевает готовность использовать именно ту информацию, которая точно соответствует личностным стереотипам. Начало основных волевых операций как раз и связано с перебором «установочных стереотипов» выбора. Иными словами, установки воли есть устоявшиеся смысловые и вербальные границы оценки «похожее со мной было, и сначала надо попробовать делать то, что считается правильным в такой ситуации, то, что я уже делал в похожих случаях». А.В. Петровский, например, отмечает: «Подлинно волевое начало проявляется уже в принятии решения осуществить данное действие и именно таким образом»[20].

Вряд ли верно было бы постулировать «внеустановочность» как еще одну базовую характеристику духовных коммуникаций,- в конце концов, вполне представимы «коммуникофилы»,- люди, которые вполне осознанно принимают решение о повторе духовной коммуникации, и даже о поддержании себя в готовности к частому коммуницированию (такой навык, например, пробуют формировать у будущих священнослужителей, психоаналитиков).

Установка, как кажется автору, не «отсекает» варианты девиативного поведения, но просто перераспределяет вероятности того и другого. «Внутриустановочные» варианты поведенческого решения более просты и, соответственно, менее связаны с духовными коммуникациями.

Подчеркнем, что психический «объем» установок нестабилен. Слишком «широкое» раздвижение установок, за пределы знака «Уст.-2» на схеме, означает, что в системе выборов все больше необычных, редких вариантов решений, в том числе и тех, которые заведомо не одобряются групповым опытом, причем иногда именно последние мучительно притягательны (феномен «психической негации», желания делать назло). Крайнее расширение таких установок есть одна из важных характеристик психической болезни, крайнее сужение, основанное на боязни необычных решений (причем такая боязнь может быть неспровоцированной последней ситуацией), - мещанской ориентации жизни и, в пределе развития, - фанатизма, навязчивых неврозов и фобий.

По мнению автора, уже сам статус установки в жизни психики показывает доминирование опыта общения в личностном выборе в огромном числе ситуаций. В этом смысле, установка есть проекция опыта социального поведения на механизмы воли, - с тем, чтобы опыт духовных коммуникаций не мешал приоритету ценностей такого поведения. Практически такая зависимость выражается в распределении негативных ассоциативных символов (кошмары, навязчивые картины, воспоминания, вызывающие дискомфорт, тревогу, тоску) примерно по зависимости: чем дальше от границ установки, тем выше вероятность того, что обычные акты жизни личности (акты восприятия, воспоминания, ощущений) будут провоцировать такие символы.

Подчеркнем, кстати, что приведенная зависимость не абсолютна. При сильной мотивации (любопытство, высокая устойчивость личности и др.) человек может «заходить» далеко за пределы установок, благодаря чему возможно, например, интенсивное обучение, чистое творчество и, главное, мотив духовного коммуницирования. Но первичность попыток принять решение, отграниченное установками, достаточно ярко показывает, что опыт социализированного общения гораздо древнее, чем зачастую кажется, он возник не в XX в. и не является результатом индустрии развлечений и моды в эру истеблишмента, как иногда об этом пишут. Напротив, китч-культура представляет собой одно из направлений приспособления мира социума к этой древней привычке человека к конструированию символов социума в собственном общении.

Итак, отграничение возможных вариантов поведенческого выбора в бытии установки есть первая из основных масштабных операций воли. Вторая из них связана с особым «переборным» вариантом, уже внутри «поля» психической установки. На схеме такой механизм изображен отрезками, символизирующими рассмотренные варианты поведенческого решения (знаки «х», «у», «z»).Такие варианты и представляют собой своеобразный «банк конкретных поведенческих стереотипов», лежащих в основе выбора. Для того, чтобы какой-то связный набор поведенческих действий попал в такой «банк стереотипов», должны быть соблюдены следующие, как минимум, условия:

• такие действия должны быть опробованы, причем, в редких случаях, апробированность может быть идеальной (какой-то человек дает желаемый эталон поведения в группе, на который ты сам пока не решаешься);

• апробация должна сопровождаться положительной или нейтральной групповой оценкой, что желательно, исходя уже из упоминавшегося принципа «экономии психической силы». Нормальные групповые оценки позволяют избегать сомнений, мучительного самоанализа, неизбежной тревожности при выходе за пределы установок;

• такие действия не должны прямо противоречить тем нормам, которые личность считает своими нравственными ориентирами, или, по крайней мере, они позволяют сфальсифицировать эти нравственные нормы.

Для духовных коммуникаций попадание в такой диапазон вариантов маловероятно. Одной из причин этого является уже упоминавшийся парадокс нежелания большинства респондентов повторить опыт духовного коммуницирования при общей положительной оценке такого опыта. Такое попадание возможно лишь в следующих случаях:

- при осознанном стремлении к духовной коммуникации, что бывает очень редко;

- в сложных «внеустановочных» жизненных ситуациях, когда рассматриваются необычные варианты поведения;

- случайно, в силу неожиданных и жестких, тревожащих ассоциаций в относительно простой ситуации.

Практическое же действие «переборного» механизма воли очень сложно, и, возможно, термин «перебор» не слишком точен. Оно представляется автору примерно так. Первоначально идет ассоциативная «сверка» уже отфильтрованной (отбирается, по отношению к первичным ощущениям органов чувств, 1-3%) информации с главными, устойчивыми, «плюсовыми» символами блоков действий, ранее зарекомендовавших себя как устойчивые социальные стереотипы поведения. Совпадение («ассоциативный пробой»), создание компилятивного единого образа-гештальта провоцирует чувство решенности, состояние «Я решил». При несовпадении «включаются» более сложные механизмы воли, и было бы наивным считать любые «переборные» механизмы чем-то определяющим полностью поведенческий выбор человека; такие взгляды просто отбросили бы исследователя к старым идеям французской философии XVIII в. о человеке-машине.

Еще одна, в рамках предлагаемой модели, масштабная операция воли - сложнейшее согласование отфильтрованной информации восприятия с оформившимися к данному моменту иллюзиями, дальними планами, с тем, что в теории искусственного интеллекта называют «звездой надежды»[21]. Выделим несколько общих характеристик этого феномена жизни психики.

Во-первых, «звезда надежды» (на схеме обозначена звездой) представляет собой систему образов идеальных ситуаций, часто тщательно скрываемую («я - президент», «я - рок-звезда», «я - чемпион» и др.). Во-вторых, такая система образов именно идеальна, то есть заведомо содержит нефункциональные иллюзии, особый мир воображаемой самореализации, проявляющийся во снах, аффектах, тяге к риску и др. Но такие нефункциональные образы чаще всего зашифрованы именно социальными символами (победа в войне, слава, власть, престиж, богатство), так как в противном варианте «звезда» содержала бы тревожащие символы. В-третьих, «звезда» в жизни психики, видимо, достаточно изолирована, она представляет собой лишь косвенно осмысленный социальный опыт. Другими словами, вряд ли верно, что реальные поведенческие выборы человека, втайне получающего удовольствие, представляя себя, например, балериной, определяются именно такой мечтой.

Но существование такого рода житейски нелепых мечтаний столь же неизбежно, как и так называемый «здравый смысл». Уже потому поведение людей не может быть только функционально-ситуативным. Привычка к ценностям социального поведения (но вовсе не к духовным коммуникациям) позволяет, однако, возвращаться к здравому смыслу при слишком далеком отходе от ориентиров приспособления к жизни в социальных группах, в том числе и при возникновении мотива духовной коммуникации.

Выбор одного из вариантов поведения «внутри» установки зависит и оттого, есть ли в представлениях человека о таком варианте ассоциации на «звезду надежды». Если они есть, выбор варианта становится более вероятным.

Думается, что такой механизм «звезды надежды» своеобразный предел сложности в работе воли в широком диапазоне наиболее простых ситуаций, хотя такой механизм вряд ли выражает движение собственно к духовному коммуницированию; попросту говоря, о символах социального успеха мечтают чаще, чем о ценностях такого коммуницирования.

Представленная гипотеза взаимосвязи функционирования человеческой воли и возникновения мотива духовной коммуникации позволяет, таким образом, выделить ряд более частных положений, являющихся, в сущности, не менее спорными гипотезами:

- важнейшим атрибутом воли является ее общая, хотя и далеко не абсолютная, ориентация на воспроизводство социально клишированных стереотипов поведения в возможно большем числе ситуаций; тем самым базовые механизмы воли, включая установки, не подразумевают духовные коммуникации и достаточно эффективно, в наиболее привычных жизненных ситуациях, блокируют память опыта таких коммуникаций;

- описываемая ориентация содержит, в основных своих механизмах, и собственное самоотрицание, наиболее ярким примером которого являются приведенные психические механизмы «звезды надежды», дисфункциональных образов и символов нереальных сценариев, которые косвенно присутствуют и при переборе вариантов поведенческого решения;

- объяснить только через приведенные выше зависимости «встроенность» девиаций в формирование ценностей социализированного поведенческого решения невозможно.

Таким образом, оставаясь в рамках гипотезы, основные мотивы духовных коммуникаций должны быть связаны с упоминавшимся феноменом «экзистенциального давления» доволевых механизмов психики. Думается, что такие эффекты выражают, причем весьма специфическим образом, системное качество всей «Я – системы».

Представление автора о структуре такой системы дается на приводимой ниже схеме (рис.3).

Центром такой структуры выступает экзистенциал, гипотетическое глубинное чувствование уникальности разума, его непохожести на что-либо, данное как неопредмеченный страх разума перед самим собой, своей смертностью (знак «Эк» на схеме) и функционально-деятельностная ориентация всей психики в результате оформившегося еще в процессе изначального антропогенеза мощного влечения к психологической защите как психическому аналогу инстинкта выживания путем социализации.

Таким образом, вся приведенная на схеме структура как бы вращается (знак «V»), рождая центробежный момент, упоминавшуюся «внешнюю» ориентацию на действие, имеющую свою специфику на каждом уровне. Причем неизбежны межуровневые связи (знак «1» на схеме), посредством которых гипотетический «момент движения» от экзистенциала, момент психической защиты, должен передаваться от уровня к уровню, первоначально плавно, а на высших уровнях - скачками, меняя формы такой защиты.

Рисунок 3. Структура личности

На «выходном» уровне, уровне готовности к выполнению групповой роли (знак «Jm» на схеме) роль экзистенциала минимальна, поскольку имидж, оформляющийся именно тут, выражает единство группового и индивидуального опыта психологической защиты, опосредованного социальными целями человека и ситуацией. Естественно, общая логика схемы подразумевает зависимость – чем «ближе» уровень организации личности к подсознанию, дальней памяти, тем ниже роль чисто социальных ориентиров (знак «Р» на схеме обозначает область подсознания, линия «х-у» - описанную З. Фрейдом область вытесненного сознания[22]).

Разумеется, дело сильно осложняется тем, что эти процессы опосредованы микросредой человека (знак «М» на схеме) и общедетерминирующими воздействиями макросреды, что часто переплетено самым затейливым образом.[23] Остается лишь выделить специфику каждого из уровней. Подчеркнем еще раз, что они различаются энергетикой, степенью управляемости (или долей так называемых рефлекторно-личностных ориентаций), частотой апелляций к дальней памяти, интуиции и т.д.[24]

Уровень А. Уровень социального обоснования поведения человека. Отличается высокой ролью рационально-понятийного «тракта» (психологическое социальное планирование, знаково-семантическая подсистема, выработанные предубеждения, и т.д.).

Уровень В. Уровень бытия личностно-деятельной ориентации (или, пользуясь термином польских социологов, «стиля жизни»). В нем как бы обобщаются, системно связываются процессы, идущие на предыдущих уровнях. Своеобразным нормативно-ценностным «центром» такого уровня должна являться картина целей, ради которой человек готов действовать реально. Как уже отмечалось, возможны несколько ориентаций (или «стилей жизни») – прагматическая, гедонистическая, дионисийская, ригористическая и т.д. Уровни А и В можно объединить в известном термине «социальная Я-система».

Уровень С. Назовем его уровнем выбора предубеждений. На таком уровне происходит сложнейшее согласование неуправляемых, автоматизированных, стремящихся к гомеостазе психических процессов с социальным «Я». Центром уровня являются движения воли. Будем называть такой уровень «витальным Я» человека.

Уровень D. Описание этого уровня наиболее затруднительно, поскольку именно тут формируются фобии, комплексы, востребуемые лишь интуитивно цепи ассоциативного разгона и т.д. Другими словами, здесь хранится и самоорганизуется доволевая экзистенциальная информация. Она выражает сам исходный принцип жизни высших уровней - боязнь и необходимость самопознания одновременно. Коммуникации и структурирование комплексов, страхов и фобий экзистенциального уровня чаще всего неосознанны и даны в мире самосознания личности лишь в несоциальных формах - в сновидениях, страстях и т.д.[25]

Уровень Е. Назовем его условно-рефлекторным уровнем личности, где происходит отождествление, идентификация собственно физиологических и психических реакций (феномен иррадиации).

Такое описание гипотетических уровней организации личности[26] очень фрагментарно и функционально, что определяется целями работы.

Кроме того, в системе таких методологических операций приходится отвлекаться и от процессов формирования коммуникаций на отдельных уровнях, что уменьшает достоверность обобщений.

Выделим, тем не менее, общепсихические основы духовных коммуникаций:

1. Способность к таким коммуникациям не является ни врожденной, ни рудиментарной.

2. Духовные коммуникации есть феномен личности, а не внеличностных структур психики, которые оказывают лишь общедетерминирующие воздействия, причем разные элементы и уровни организации личности в разной степени влияют на их формирование.

3. На уровнях «D» и «Е» в структуре личности оформляются лишь общие, достаточно безличные условия возникновения коммуникаций. Наиболее важной из них является ассоциативная связь первичного экзистенциального страха с социально опасными символами. Другими словами, символы социального поведения оформляются как «правильные», приятные статистически чаще. Движение от одного такого символа к другому как один из моментов выбора поведенческого решения энергетически выгодно, создает чувство психологической защищенности.

Возникновение же мотива коммуницировать - своеобразная попытка психики блокировать сам экзистенциальный страх через образ неопасного Другого, попытка самоопровержения сложившихся в психике приоритетов.

Видимо, развитая, дошедшая до высокой степени саморазвития духовная коммуникация и есть разрыв упоминавшихся «высших» и «низших» уровней психики, временная и парадоксальная попытка блокирования межуровневых связей. Иными словами, такие коммуникации - пароксизм экзистенциальных основ высших психических функций.

Такая парадоксальность духовных коммуникаций чувствовалась многими исследователями давно, причем наиболее типичными были объяснения парадокса через концепцию «божьей искры» в теологии или через сведение парадокса к гипотетическим палеокоммуникациям.

Действительно, найти объяснение за пределами таких моделей нелегко. При таком понимании жизни психики духовные коммуникации, - по крайней мере, их собственно психические механизмы, - имеют следующие, как минимум, особенности:

- они имеют прямое отношение к экзистенциалу; иными словами, коммуникации определенно выражают самые интимные стороны бытия и разума, и личности;

- мотивация коммуницировать возникает, в том числе, как специфический способ преодоления личностных комплексов и фобий, прямо восходящих к экзистенциалу;

- по логике приведенной выше схемы легко отслеживается зависимость: чем «выше» уровень психики, тем меньше его роль в формировании коммуникаций;

- коммуникации выражают своеобразную «психическую негацию», ее стремление выйти за пределы «социальной центростремительности», что провоцируется множеством конкретных психических процессов;

- видимо, один из самых сложных для изучения психических феноменов – хранение опыта такого самоопровержения психики через коммуникации в дальней памяти.

Отметим еще несколько общеметодологических требований возможных некибернетических моделей коммуникаций, которые представляются необходимыми для их авторов.

Такие модели принципиально подразумевают вопрос об иерархии форм общения, - хотя бы потому, что при обычных формах общения, обычной и довольно невысокой энергетике, целях и уровне самопрезентации коммуникации очевидно невозможны. Уже поэтому добросовестным авторам концепций важно определить для себя, являются ли коммуникации действительно особой бифуркационной «высшей» формой общения, или - это просто какие-то случайностные «выбросы», не очень исследованные и производящие впечатление таинственности элементы насквозь социализированного человека как «совокупности общественных отношений».

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒