Интерлюдия 4

Роберт

Май 2005

Я решил бросить школу.

Об этом я никому не сказал, даже маме, но на прошлой неделе мистер Бреннан загнал меня в угол в пустом коридоре после тренировки по плаванью, сильно прижав к бетону, и в недвусмысленных выражениях объяснил, что если я не сделаю, как он скажет, то усложнит мне жизнь. Ха! Будто он это уже не сделал.

Я так и не узнал, что он собирался сказать мне, потому что начистил ему рыло.

С тех пор он находился на больничном, но никому не сказал ни слова о причине своего отсутствия. Полагаю, боялся, что я пойду к директору и дам ему понять, как он распускал руки.

Надеюсь, он действительно испытывал страдания, гад.

В эти выходные будет мой и Сашин восемнадцатый день рождения. Но от истории с мистером Бреннаном я не чувствовал никакой радости от этого. Дело в том, что приедет отец, а это происходит только один раз в два или три года. Он арендовал местный клуб и устраивал большую вечеринку для всех наших друзей.

Как всегда, мама сокрушалась, когда я объявил, что бросаю школу. Я ожидал, что отец будет в ярости, но, к удивлению, этого не произошло. Он сказал маме, что я теперь взрослый и должен самостоятельно принимать решения. Он раздражён, потому что мама встречается с каким-то новым мужиком, а ему хочется облапошить её. Разумеется, я не жалуюсь, поскольку это работает в мою пользу.

Это была ужасная неделя. Когда я вернулся домой после инцидента с мистером Бреннаном, костяшки пальцев были красные, ободранные и кровоточащие, потому что я очень сильно ему врезал и проплакал несколько часов. Плакал, как маленький ребёнок. Единственный человек, которой мог бы утешить меня в эти мрачные часы, была Лана, но она спала в своей постели, совершенно не подозревая о том, как сильно я нуждался в ней.

Отец сказал, что раз мне исполняется восемнадцать, я могу переехать в Лондон и работать в его агентстве. Эта идея была, как глоток свежего воздуха, как свобода, ведь мне нужно было убраться из удушья этой деревни. Подальше от школы и таких чокнутых, как мистер Бреннан, подальше от моего дома, где я постоянно видел Лану и пытался не трогать её. Пытался не причинить ей боль, но в любом случае, делал это.

В прошлом году я понял, что моей сестре нравятся девушки, и теперь, если задуматься, она действительно могла быть влюблена в свою лучшую подругу. Не мог поверить, что раньше никогда не замечал, как она всегда защищала Лану от меня, такая заботливая. Не говоря уже о том, как она оценивала её задницу, когда Лана не видела.

Что мы за пара, близнецы брат и сестра влюблены в одну и ту же девушку.

Ну, не уверен, зашла ли привязанность Саши так глубоко, как любовь, но моя уж точно зашла. Так или иначе, это заставляло меня чувствовать себя ещё хуже, потому что сейчас я питал тайное влечение к девушке моей сестры.

Я везде ходил с бинтами на руках, притворяясь, что поранился, когда упал на камни на пляже. И был шокирован тем, как все поверили в эту историю, если учесть, что я порезался в одном и том же месте на каждой руке. Сегодня вечером вечеринка. И ссадины уже достаточно зажили, чтобы оставить их открытыми.

Отец остановился в гостинице, сказав, что встретится с нами в клубе, хотя я думал, он не очень хотел туда идти, ведь там будет мама со своим новым кавалером. Не говоря уже о том, что будет присутствовать мать Ланы, а он никогда с ней не ладил. Честно говоря, возможно, он немного побаивался её. Эта женщина создана, как кирпичный сортир. Интересно, откуда у Ланы такое тонкое и женственное телосложение.

Перед вечеринкой я встретился с Дином и Лиамом, чтобы стильно опоздать. Саша уже там, окруженная школьными друзьями. Лана сидела рядом с ней, одетая в милое красное платье, а её бледная идеальная кожа вся была выставлена напоказ. Пару месяцев назад ей сняли брекеты, и теперь, когда я вижу её улыбку или смех на Сашины шутки, она выглядела ещё прелестнее, чем раньше.

У меня инстинктивно напряглась челюсть, когда я заметил, что Ронан тоже здесь. Должно быть, Саша пригласила его. Боже, я ненавидел этого маленького засранца, который всегда подлизывался к Лане и никогда не отходил от неё. Когда я вошёл, парни из моего класса начали приветствовать меня радостными возгласами и аплодисментами. Отец открыто повёл меня в бар, без умолку болтая о том, чтобы купить мой первый законный алкогольный напиток.

После этого всё стало размытым. Обслуга продолжала ставить свежие напитки передо мной, и я выпивал их. Пели песню «С Днем Рождения». Парни и девушки выстроились в линию, чтобы восемнадцать раз поцеловать нас с Сашей. Я горько смеялся про себя, думая, что Саша больше бы предпочла получать поцелуи от моей линии. Кроме того, единственная девушка, которую я хотел целовать — это Лана, но я видел, как она улизнула в ванную.

Смутно осознал, у отца с матерью происходил грандиозный скандал, и мама выбежала из клуба, а её приятель последовал за ней, но не думаю, что он продержится и неделю. Мама Ланы наградила отца взглядом нескрываемой брезгливости и ушла вслед за мамой.

Скоро большинство родителей уходит, и я, похоже, вырублюсь в одной из кабинок. Пара девушек подошла ко мне, но, серьезно говоря, у меня не было интереса. Всё, что я мог делать — это пялиться на Лану, которая дурачилась и тупо танцевала с Ронаном. Я заснул, положив голову на стол, как минимум на полчаса, а когда проснулся, почувствовал, будто немного протрезвел.

Обводя взглядом комнату, я увидел, что большинство людей или танцевали, или «обжимались» по тёмным углам. Лана сидела одна за столом, потягивая из стакана сок. У меня появилась странная мысль, что её платье, как красный флаг, а я неуправляемый бык, желающий атаковать.

Мне кажется, что пойти туда в нетрезвом состоянии будет хорошей идеей. Когда я поднялся, какая-то пьяная брюнетка возникла у меня на пути и обвила мою шею руками, и мне пришлось буквально оторвать её от себя. Я подошёл к столу, и Лана смотрела в меня, выглядя усталой, будто предпочла бы быть где угодно, но не здесь.

— Эй, пошли со мной, — сказал я, схватил девушку за тонкое запястье, и вытащил с места.

— Роберт! Отпусти меня, — запротестовала она, цепляясь за мою руку и глядя большими и испуганными глазами.

Я вытащил её на улицу и завёл за угол здания, где темно, и был только тусклый свет уличного фонаря. «То, что надо», — подумал я. «Я расскажу ей всё. Как думал о ней всё время, как мне казалось, что не могу дышать, когда не мог увидеть её, что все издевательства были просто моей извращенной формой привязанности».

Прижимая девушку к кирпичной стене, я положил руки ей на плечи и впился в неё губами.

— От тебя пахнет алкоголем, — сказала она, морща нос, что заставило меня ещё больше желать её поцелуя.

— Ты пахнешь как... — я сделал паузу, наклоняя лицо к её шее и втягивая воздух. — Лимоны и цветы.

Она прижала руку к моей груди и оттолкнула меня, но я наклонился ещё ближе. Я никогда не мог подойти так близко. Когда я коснулся её лбом, она замерла.

— Ты зачем здесь? — спросила Лана чуть-чуть писклявым голосом. — Все твои друзья внутри.

— Мне насрать на них.

При этих словах выражение её лица стало бесчувственным.

— Это уж точно твоя проблема, Роберт. Тебе на всех насрать.

Её слова заставили меня задуматься. В них так много яда, и я подумал, она способна властвовать надо мной. Я отодвинул более глубокие мысли в пьяном мозгу и засмеялся, покачивая пальцем у её лица.

— Ты только что сказала «насрать». Дурно, дурно.

— Дай мне уйти, — приказала она, выпрямляя осанку.

Обняв её щеки руками, я всматривался в её глаза, и она открыла рот от изумления. Я был в миллиметре от того, чтобы поцеловать её, но всё равно не целовал. Возможно, я занимал каждый дюйм пространства в её прошлом, и меня поразило осознание того, что я больше не смогу этого сделать.

Не смогу продолжать губить её ни для кого-то там ещё, ведь это то, что я делал. То, как выражение её лица становилось мечтательным, когда она думала, что, возможно, я её поцелую, говорило обо всём. Она тоже хотела меня и протягивала безнадёжную свечу для нас обоих. Я не собирался обременять её собой, потому что я только уничтожу её, как уничтожаю всё остальное.

Господи Иисусе. Имею в виду, у меня было ещё полтора месяца, и я ухожу. Я избил своего учителя английского до полусмерти. Кажется, я ничего не мог сделать правильно, и Лана являлась ярким примером этого. Я обижал её с самого первого дня, как мы познакомились.

Я увидел, как она вздрогнула, когда я отстранился, будто ожидая удара. Да, я не мог сделать это. Не мог признаться, ведь она всё равно никогда бы не поверила.

— Иди домой, — прошептал я, печально глядя на неё. — Я больше не хочу, чтобы ты была на моей вечеринке.

Слезы наполнили её глаза, а затем она бросилась прочь от меня, вытаскивая из кармана телефон и звоня своей маме, чтобы та забрала её.

Я пристально смотрел на здание, прислушиваясь к шуму от подростков внутри, но у меня не было желания снова присоединяться к ним. Вместо этого я разглядывал участок поля в мягком освещении фонарей. Я быстро возвратился, проскользнул за барную стойку, и когда никто не видел, схватил бутылку водки и выскользнул обратно.

Лана уже ушла.

Я лежал в центре поля, глотая водку и глядя на звезды.

Через два дня я уезжаю в Лондон с отцом, оставляя девушку, которую люблю, поэтому она может, наконец, быть свободной от меня.

Кто бы подумал, что самый жестокий парень в мире может быть таким самоотверженным?

Часть пятая

Жестокость — это круговорот

Глава 18

Первое, что замечаю — я не в своей постели. Второе — у меня безумно болит голова. И третье — то, как Роберт напряжённо сидит в больничном кресле и смотрит на меня глазами, полными страха.

Увидев, что я проснулась, он вскакивает и притягивает стул к краю кровати. Я немного зависаю, обводя взглядом комнату. В своей жизни я побывала во многих больницах, но эта не похожа на другие.

— Очень хорошая комната, — говорю я, но мой голос получается совсем сухим.

Что за странная и обыденная вещь думать об этом после такой передряги.

Роберт берёт мою руку.

— Это частная больница, Лана, детка, ты помнишь, что случилось с тобой?

— Да, я упала в обморок, — шепчу я со странным безразличием.

— Ты не просто упала в обморок, у тебя была тяжелая форма гипогликемического шока. Со вчерашнего дня ты была в диабетической коме, — он останавливается, теребя прядь волос. — Господи, я думал, ты умрёшь.

Диабетическая кома. Блин. В тревоге из меня вырывается вздох. Это то, чего я всегда боялась, то, что могло случиться, если я не буду надежно беречь себя. Когда у тебя заболевание, как моё, существует столько опасностей, столько побочных эффектов и неблагоприятных реакций. Однако я не ожидала этого и перестала видеть угрозу. Полагаю, это был стресс из-за Кары, вломившейся в дом, который и стал решающим катализатором.

Кара.

Чёрт.

В панике я пытаюсь сесть, но Роберт укладывает меня обратно.

— Эй, красивая, расслабься. Тебе нужно отдыхать, — говорить он, поглаживая мои волосы.

— Но Кара — она сбежала с камерой.

— Нет. Я забрал её, когда пошел к ней и вернул домашнее видео. Это единственный раз, когда я оставил тебя после того, как ты вчера попала в больницу.

Из меня вырывается вздох облегчения.

— О, Слава Богу.

— У нас был долгий разговор, и она, кажется, успокоилась. Она сказала мне, Гарри порвал с ней, когда узнал, что я забрал диск. С тех самых пор она и психовала. Когда я был там, пришла её мать Элеонор, чтобы заставить вернуться домой. Она узнала, что у Кары нарушение пищеварения и хочет, чтобы та легла в клинику на лечение.

— Правда? Ну, это будет хорошо для неё. Она уничтожит свой организм, если будет продолжать вызывать у себя рвоту.

Роберт тянет за свои уже растрёпанные волосы.

— Я так сожалею о том, что она сделала. Не ожидал, что Кара зайдёт так далеко. Это больше не повториться. Я сделал копию диска, прежде чем вернул оригинал, поэтому если она попробует выкинуть что-нибудь ещё, то я могу использовать это против неё.

Его слова доходят до сознания, и гнев пульсирует по моим венам.

— Роберт, Господи Иисусе. Ты тупой? Ты не должен был делать этого.

Мне хочется сказать больше, но слабость овладевает мной.

— Малышка, я должен защитить тебя от неё.

Я пытаюсь оставаться спокойной, зная, что переживания лишь послужат поводом для нового приступа, и говорю ему:

— Неужели ты не видишь? Ты просто снова делаешь ту же самую хрень. Я и прежде говорила тебе, что спровоцирует твое преследование, и это снова будет. Я не могу..., — и я теряю голос, когда в комнату входит медсестра.

— Ах, ты проснулась. Как ты себя чувствуешь, дорогая?

Она смотрит на меня сочувствующим взглядом.

Не желая быть рядом с Робертом прямо сейчас, я отвечаю:

— У меня болит голова, и я очень устала. Не могли бы Вы сказать моему другу, что я хотела бы, чтобы меня оставили в покое на некоторое время?

— Что? Ни за что. Я не уйду, — громко восклицает Роберт.

— Послушай, тебе нужно дать ей немного отдохнуть. Она пережила потрясение, — говорит ему медсестра спокойным голосом, выпроваживая его.

— Это полный бред, Лана. Нам нужно поговорить.

— Такие выражения не допустимы, сэр, — говорит медсестра более сурово.

— Я плачу за эту чёртову комнату, поэтому буду использовать такие выражения, какие мне нравятся.

— Я настаиваю, чтобы Вы ушли. В противном случае, буду вынуждена выпроводить Вас из здания.

Роберт пристально смотрит на меня, и по выражению его лица, понимаю, что ему больно, но сейчас я не в состоянии пожалеть его. Не после того, что он только что мне сказал. Как Роб может серьёзно полагать, что хранение копии домашнего видео Кары после того, как вломилась в его дом, будто ненормальная, является хорошей идеей? Наконец, выражение его лица теряет часть своей жесткости, ссутулившись, мужчина медленно открывает дверь и покидает комнату.

Через час приходит врач поговорить со мной и повторяет то, что Роберт уже рассказал мне. Я впала в диабетическую кому после того, как перенесла гипергликемический шок. Мы какое-то время беседуем, и он составляет для меня реабилитационный режим.

На следующий вечер я выписываюсь. Проходя по вестибюлю, я просматриваю телефон, чтобы позвонить Саше, и замечаю, что она и Роберт уже ожидают меня. Роберт нежно обнимает меня и извиняется за своё вчерашнее поведение, целует и говорит, в какой он был панике из-за меня. Я остаюсь холодна, не зная, как обращаться с ним.

Саша сжимает мне руку, а одинокая слеза стекает по её щеке, передавая страх, который она испытала, когда я была без сознания. Она говорит, что Роберт рассказал ей всё о полном провале с домашним видео, всё время бросая на брата злобный взгляд. Во всяком случае, кажется, ему стыдно.

Я думаю о причинах моего шока и других вещах, которые накапливались последние несколько недель. То, что я мало спала, когда Роберт был в моей постели, или то, как была поглощена им, что не уделяла достаточно внимания и времени своему здоровью и уровню сахара в своей крови, и чему-то там ещё в этом отношении.

Прежде я говорила об этом так много раз, но он заставлял меня забыть о себе, и это не его вина. Роб не виноват, что я так влюблена в него, и это делает меня беспечной. Всё, о чём я могу думать — это быть с ним, к чёрту все важные вещи, которые могли бы означать разницу между жизнью и смертью.

В худшем случае, я могла бы вчера умереть. Моя короткая жизнь могла бы прийти к резкому концу между одной секундой и следующей.

Когда Роберт пристёгивает мне ремень безопасности в машине, я прихожу к полному пониманию того, что, хотя он и заставляет меня чувствовать себя удивительно, но также совершенно пагубно влияет на моё здоровье. Пусть я и говорила, что люди иногда должны следовать за своими эмоциями туда, куда они хотят идти, для меня это действительно не выход. Сейчас я это понимаю.

И потом весьма трагично знаю, что я должна разбить своё сердце, если хочу выжить.

И его тоже.

Роберт всегда был и есть торнадо, влетающий в мою жизнь, иногда делает её лучше, но в основном, делает хуже.

О, Боже, насколько ясно я мыслю? Я слишком устала, чтобы говорить. Всё, что знаю — это то, что в данный момент мой страх умереть молодой перевешивает страх быть жалкой и одинокой. Я побывала в коме в возрасте всего лишь двадцати двух лет, и это, конечно, ненормально.

Мне нужно поговорить с моей бабушкой. Она — единственный человек, которого я знаю, кто достаточно мудр, чтобы дать мне совет, и кто может оставаться беспристрастным, в отличие от моей матери.

Роберт весь такой тихий и любящий, когда мы возвращаемся домой. Он несёт меня по лестнице в постель и спустя несколько минут возвращается в мою комнату, подавая сломанный пополам диск — копию, которую сделал.

Роб не говорит ни слова, но ему и не нужно. Сломав диск, он показывает мне, что я была права, и хранение его на каком-то этапе снова спровоцирует его преследование. Всё-таки сомнения остаются в моей голове. Мужчина поправляет мое одеяло, целует меня в лоб и уходит. Я беру телефон и набираю свой домашний номер.

— Алло-о-о-о-о-о-о, — отвечает моя сестра Элисон, говоря бодро, как всегда.

— Привет, Элли, это — Лана. Бабушка рядом?

— Да. Она в саду. Хочешь, чтобы я позвала её?

— Если это не проблема.

— Хорошо, сейчас вернусь, — мнется она. — У тебя странный голос, сестрёнка. С тобой всё в порядке?

Я уже приняла решение, что не расскажу своей семье о коме. Это вызвало бы большую драму, и я полна решимости следить за тем, чтобы это не повторилось снова.

— Да, со мной всё в порядке. Теперь иди за бабушкой.

Спустя минуту на линии звучит голос бабули, её знакомая интонация, успокаивающая меня, как ничто иное.

— Лана, милая, так приятно слышать тебя, — говорит она, создавая впечатление отдохнувшей и полной здоровья, несмотря на то, что находится уже в почтенном возрасте семидесяти двух лет.

Мы немного болтаем, и я постепенно рассказываю ей о своём времени с Робертом этим летом, и о том, как мы влюбились, и возможно, мы уже раньше любили друг друга, прежде чем всё даже началось. Она спокойно слушает, позволяя мне высказаться.

Единственные моменты, о которых я не рассказываю — это секс и кома, решая, что секс, определённо, слишком откровенный для старомодных ушей моей бабушки, а кома могла бы, как ни странно, отправить её туда же.

— Ну, нет никаких сомнений, что вы любите друг друга, — говорит бабуля, когда я заканчиваю рассказ.

— Да, но стоит ли беречь любовь, которая при этом убивает тебя?

— Милая, ты излишне эмоциональна, — упрекает меня бабуля.

Мне трудно заставить её понять, когда не можешь рассказать всё.

— Нет, бабуля, поверь мне. Когда я с ним, мне трудно дышать, не говоря уже о том, чтобы заботиться о своём здоровье.

— Почему ты не объяснишь ему это, дай ему знать, если он не хочет, чтобы тебе стало плохо, то должен просто принимать участие и заботиться о тебе, как и ты сама.

Ну, есть то, в чём я не сомневаюсь, что Роберт из кожи вон лез бы, чтобы изо всех сил помочь мне. Единственная проблема заключается в его неуправляемости и непредсказуемости, и когда я с ним, то обязательно буду вовлечена в это.

— Ты права, бабушка. Послушай, я устала, но спасибо тебе за то, что позволила мне поговорить с тобой. Это действительно помогло.

Положив трубку, я кладу голову на подушку и закрываю глаза, позволяя умственному и физическому истощению взять над собой верх.

На следующий день Роберт настаивает, чтобы остаться дома и быть со мной. В тот момент, когда я просыпаюсь, он входит в мою комнату, достаёт из тумбочки мой кейс с инсулином и спрашивает, не покажу ли я ему, как этим пользоваться, чтобы мне не пришлось делать это самой.

Я отмахиваюсь от него, говоря, что пока ещё не инвалид.

Роб смотрит на меня так, будто я преувеличиваю, но не спорит. Вместо этого он садится рядом со мной, постигая каждый этап процедуры. Когда я заканчиваю, откидываюсь на подушки, и в моей голове всё перемешивается. Так или иначе, прошлой ночью я приняла решение, и это будет нелегко сообщить Роберту.

— Ты — удивительная, — говорит он, разглядывая меня. — Хочешь позавтракать? Я сделаю что-нибудь, что тебе нравится.

— Ты не должен обращаться со мной, как с новорожденной, Роберт, — неоправданно огрызаюсь я.

Моя совесть гложет меня за то, что я собираюсь сделать. С одной стороны, чувствую себя крайне эгоистично, предпочитая ему своё собственное благополучие, но с другой стороны чувствую, что права. Я не создана, чтобы жить в вихре Роберта, и никогда не была создана для этого.

Он хмурит брови и тянется, чтобы погладить мою руку.

— Лана, ты только что была в коме. Я люблю тебя и хочу заботиться о тебе.

Сглотнув комок и спрятав слёзы, я убираю руку вне зоны его досягаемости.

— Но в том-то всё и дело, Роб, ты не заботишься обо мне. На самом деле, ты делаешь всё совсем наоборот.

Его взгляд заставляет скрутиться мой желудок. В его глазах я вижу каждую толику сожаления, которую он чувствует, и вред, который причинил мне за эти годы. Наконец, Роб говорит:

— Ты думаешь, я не чувствую свою вину за то, что сделала Кара? За то, что она сделала это из-за меня, и за то, что ты пострадала? Я говорил себе, что никогда не сделаю ничего такого, чтобы снова причинить тебе боль, но, так или иначе, я сделал это. Я никогда не прощу себя за это.

Я протягиваю руку и сжимаю его запястье, не в состоянии устоять перед тем, чтобы утешить, несмотря на то, что Роб — причина этого беспокойства.

— Я не говорю, что ты сделал это намеренно. С этим ничего не поделаешь, и такое происходит с людьми в твоей жизни. Ты доставляешь неприятности и рискуешь — это твоя природа. Это так же и то, что делает тебя настолько захватывающим человеком, что хочется быть рядом с тобой, но, как правило — это другие люди, которые отвечают за последствия тех рискованных поступков. Пребывание в коме заставило меня понять, что я гораздо более хрупкая, чем думала, и не могу позволить себе роскошь быть с тобой.

Роберт запускает руки себе в волосы, закусив нижнюю губу зубами.

— Что ты хочешь сказать, Лана?

— Думаю, ты знаешь, что я хочу сказать, — шепчу я.

— Нет, чёрт побери, я не знаю. Не смей думать о том, чтобы забрать этот покой у меня. Всё это лето я чувствовал больше, чем когда-либо раньше. Ты не можешь просто щёлкнуть пальцами и перестать любить кого-то.

— Я всегда буду любить тебя, возможно, себе во вред, но я больше не могу быть с тобой.

Роб хватает меня за подбородок, сжимая веки, и снова открывает их.

— Я не позволю тебе сделать это, ведь слишком сильно люблю тебя.

— Роберт, пожалуйста.

Мои глаза наполняются влагой, и я чувствую внезапную острую боль в груди. Я задыхаюсь и прижимаю руку к этому месту, пытаясь снять массажем боль.

— Что? Что случилось? С тобой всё в порядке? — лихорадочно спрашивает он.

— Я в порядке, просто небольшая боль в груди. Сейчас она прошла.

Роб расслабляется, вытирая рукой рот.

— Чёрт, я снова делаю это, не так ли?

— Нет, просто... просто сильно не драматизируй. Просто прими это, как должное, — говорю я сквозь слёзы.

Посмотрев ему в глаза, вижу, как он тоже плачет, и это странное чувство, заставить такого человека, как Роберт, плакать.

— Я докажу тебе, что могу быть тем, кто тебе нужен.

— Не...

— Нет. Я докажу, — категорически прерывает меня Роб, вытирая глаза.

— Всё кончено, Роберт, — говорю я, пытаясь заставить слова казаться окончательными, ведь затягивание только причинит боль нам обоим.

— Это никогда не кончится между нами, Лана, и скоро ты это поймешь.

Больше не в состоянии слушать его, я встаю с постели, одеваюсь и спускаюсь вниз, чтобы приготовить завтрак. Роб не следует за мной, но приблизительно минут через пятнадцать я слышу, как открывается и закрывается входная дверь, предупреждая о его уходе. Возможно, в конце концов, он решил пойти сегодня на работу.

Сидя у кухонного окна и глядя на большой сад на заднем дворе, я вытираю ещё одну слезу и надеюсь, что их не последует слишком много.

Следующие пара дней самые мучительные в моей жизни. Всё плохое, что было раньше, меркнет в сравнении. Роберт — человек, у которого, как я думала, иммунитет к эмоциям, смотрит на меня, как побитая собака, каждый раз, когда мы остаёмся в одной комнате. У него есть один бзик — он сплетает свои руки, будто старается удержаться, чтобы не притянуть меня в свои объятия.

В какой-то момент чувствую себя последней трусихой и думаю раньше вернуться домой, но я не хочу впустую тратить последние недели с Сашей. Когда вернусь в Ирландию, нам не придётся видеться друг с другом, кто знает, как долго. Она останется в Лондоне, а я буду учиться в Дублине.

Это — муки, всё ещё жить в этом доме с Робертом, но я решительно настроена пережить следующие три недели.

В пятницу днём я направляюсь наверх в свою комнату, а Роберт спускается вниз. Когда мы проходим мимо друг друга, он хватает меня за руку и сжимает её. Я останавливаюсь, закрыв глаза, и глубоко вдыхаю, чтобы сохранить спокойствие.

Роб притягивает наши сомкнутые пальцы к своему рту и целует костяшки моих пальцев.

— Ты знаешь, как это видеть такую красоту и не иметь возможности прикоснуться к ней? — спрашивает он, напряжённо гладя в мои глаза.

— Перестань. Ты ведёшь себя глупо, — говорю я, пытаясь вытащить свою руку.

— У меня слабость к тебе, — парирует он.

— Роберт, мне нужно идти, — шепчу я, и мой голос почти срывается.

Он поджимает губы, роняет мою руку и позволяет пройти мимо, застыв на лестнице и глядя мне вслед. Остаток вечера я почти не выхожу из комнаты, слишком напуганная возможностью ещё одной такой встречи.

На следующий день Саша получает звонок от отца с извинениями. Он говорит ей, что нашёл в себе силы принять то, кем она стала и жить с этим дальше. Она отвечает, что с его стороны было очень благородно простить её сарказм. В конце концов, они решают попробовать больше не ссориться, но я чувствую, что понадобится долгое время, чтобы они стали также близки, как Саша с мамой. Если это вообще возможно.

В воскресенье Церемония закрытия Олимпиады. Такие крупномасштабные события я всегда находила очень напряжёнными, поэтому нужно позаботиться о том, чтобы достаточно отдохнуть и спокойно находиться в толпе. Я довольно точно соблюдаю режим, и с каждым днём мне становится всё лучше. Однако никто не говорил мне, как разбитое сердце может повлиять на тело. Какого это, постоянно чувствовать себя так, словно в тебя вонзается нож, и твоим лёгким не хватает воздуха.

Напрасно я надеюсь, что эмоциональный упадок не вызовет физической слабости. Самый верный путь к выздоровлению — не терзать себя, но я всё ещё не представляю, как этого добиться. Надеюсь, пройдет. Должно пройти. Мне было десять, когда умер дедушка, и я не думала, что горе от его кончины когда-нибудь исчезнет. Для отца он был самым близким человеком. Но прошли недели, а затем месяцы, и боль утихла.

Если мне повезёт, то моя любовь к Роберту тоже утихнет.

Саша, наконец-то, приняла решение и пригласила Поппи — девушку-бариста на свидание, на что та ответила согласием. Я была очень рада услышать об этом. Хорошо, что Саша придёт с ней на церемонию, так нас будет больше, и напряжённость между мной и Робертом не будет столь мучительной.

Мы словно неосознанно мучаем самих себя, зная, что между нами всё кончено, но не в состоянии сделать решающий шаг и окончательно разойтись. Роберт запросто может снять квартиру где-нибудь ещё, а я могу уехать домой раньше, но мы не используем эти возможности. Скорее всего, потому что полный разрыв отношений ранит нас больше, чем то состояние, в котором мы находимся сейчас.

Я возвращаюсь домой из аптеки и спешу подняться в комнату, чтобы приготовиться к вечеру. Как только я открываю дверь, у меня возникает чувство дежа-вю, потому что Роберт снова сидит на полу возле окна и читает мою копию гомеровской «Одиссеи».

— С твоей комнатой что-то случилось? — небрежно спрашиваю я.

Моё сердце колотится, пока я убираю лекарство в ящик и сбрасываю обувь.

Прежде чем вернуться к книге, он мельком смотрит на меня:

— Мне просто здесь нравится.

— Хо... рошо.

Неловкая тишина повисает между нами, и в попытке заполнить её, я спрашиваю:

— Ждёшь сегодняшнего вечера?

Роб протяжно вздыхает и наклоняет голову, чтоб взглянуть на меня.

— А ты как думаешь? — спрашивает он в ответ.

В его словах столько скрытого смысла, что я не знаю с чего начать их толкование.

— Должно быть, ты устал — полувопросительно отвечаю я.

— Так вот, каков твой ответ — говорит он с каменным выражением лица, кладя книгу на пол и потирая лоб.

Я хочу спросить, всё ли с ним хорошо, но и так очевидно, что как и я, Роб далеко не в порядке. А такой вопрос приведёт только к очередному спору, с которым я не в состоянии сейчас справится.

Господи Боже, правильное ли решение я приняла?

Я была уверенна в этом, но теперь мне кажется, что сделала только хуже.

Взяв себя в руки, иду в гардероб и беру юбку с блузкой, которые сегодня планирую надеть. Мне нужна моя туалетная сумочка. Проблема в том, что она находится на верхней полке прямо за головой Роберта.

— Можешь передать мне ту синюю сумку? — спрашиваю я, показывая на неё.

Он смотрит на неё, и в его взгляде читается расчётливый блеск.

— Возьми сама.

Раздражённая, я пересекаю комнату, чтоб забрать сумку. Как только я нависаю над ним, пытаясь её достать, внезапным движением мужчина обхватывают мою лодыжку своими тёплыми руками. Слава Богу, на мне шорты, ведь иначе он смог бы заглянуть мне под платье. Тем не менее, Роб мягко поглаживает большим пальцем моё самое чувствительное место, и я начинаю таять, закрываю глаза на мгновение и просто... наслаждаюсь этим.

— Лана, — тихо шепчет он. — Открой глаза.

Я чуть поворачиваю голову и смотрю на него сверху вниз. У него приоткрыт рот, а грудь тяжело вздымается, как и моя. Другой рукой Роб берёт вторую мою лодыжку, начиная массажировать и её.

— Детка, ты выглядишь напряжённой, — говорит Роберт тем низким голосом, который использует только во время секса, или когда намеревается затащить меня в постель.

Я дрожу всем телом.

— Не называй меня так, — слабо пытаюсь протестовать я.

Быстро, как молния, Роб хватает меня за ноги и тянет на себя, и я оказываюсь у него на коленях и обхватываю его бёдра ногами, пока он медленно передвигает руки к изгибам моих ягодиц. Тут же ощущаю, как у него между ног усиливается напряжение, и не могу удержаться от соблазнительных телодвижений.

Плохо, очень плохо.

Чувствую, как у меня краснеют щеки, когда Роб кладёт голову мне на грудь и вдыхает мой аромат.

— Я скучаю по тебе, — бормочет он, уткнувшись в меня.

— Роберт... — начинаю я, но запинаюсь, не зная, что сказать.

Роб ныряют пальцами в мою плоть, и у меня возникает мучительно-сладкая боль от этого. Он немного отстраняется и смотрит мне в глаза, и наше дыхание смешивается. Секунду спустя здравый смысл берёт надо мной вверх, и я практически выпрыгиваю из его объятий.

— Тебе лучше уйти, — грустно говорю я.

Поднявшись, Роб смотрит на меня, наполовину ласковый и любящий, а наполовину сердитый и раздражённый.

— Это просто полное дерьмо — ты знаешь это, не так ли? Ты пытаешься наказать меня за прошлое? Вот, что ты делаешь?

Я хмурюсь в замешательстве:

— Что? Конечно, нет. Я бы никогда...

— Забудь, — говорит он со злостью, шагает мимо меня и выходит за дверь.

Я долго смотрю ему в след, прежде чем заставлю себя идти в душ.

Позже Саша оказывается третьим лишним между мной и Робертом, так как в метро мы сидим бок о бок, и я чувствую вину перед ней. Её подруга Поппи должна встретиться с нами на стадионе, а до тех пор Саша должна терпеть нас, с трудом игнорируя обоих.

Дорога до стадиона оказывается совсем не такой, как я ожидала. В воздухе стоит неясный гул толпы, двигающейся в одном направлении, витает атмосфера возбуждения и предвкушения праздника. Саша замечает у входа Поппи и бежит встретить её. Эта девушка действительно симпатичная: натуральная блондинка с огромными зелёными глазами. Саша обнимает её, целует в щёку, и моё сердце наполняется нежностью, когда я вижу, что мой лучший друг становится сама собой и не боится показать это всему миру.

— Лана, — слышу, как моё имя срывается с губ Роберта, я отворачиваюсь от Саши и смотрю на него.

— Похоже, здесь все будут сходить с ума. Обещай, что ты будешь держаться рядом со мной, и скажешь, если плохо почувствуешь себя.

Боль в его глазах едва не заставляет меня вздрогнуть. Я испытываю неловкость за то, что раньше с нами произошло.

— Да, хорошо. Спасибо, что приглядываешь за мной.

Он не отвечает, но его взгляд говорит сам за себя. Саша и Поппи присоединяются к нам, и мы обмениваемся приветствиями, прежде чем направиться внутрь. Наши места в зоне для стоячих мест рядом со сценой. Зона уже битком забита, и когда мы, наконец, находим наши места, я замечаю, что это, должно быть, VIP зона, так как людей здесь намного меньше и все одеты в официальные тренировочные костюмы — без сомнения, это спортсмены с игр.

Это единственный случай, когда мне хотелось бы стать выше. Слышу, как на сцене поёт Эмили Санде, но почти ничего не вижу из-за людей, стоящих передо мной. Вместо этого я вытягиваю шею и наблюдаю шоу на гигантском мониторе сверху. Саша и Поппи покачиваются в такт музыке, смеясь и болтая друг с другом. Я смотрю на Роберта и вижу, как он улыбается, и мне с трудом удаётся игнорировать нежные потоки любви в его глазах.

— Поразительно, правда? — вздыхает он. — Прямо здесь и сейчас мы становимся свидетелями истории, мой маленький рыжик.

— Поразительно и потрясающе, — соглашаюсь я, поворачиваясь, чтобы охватить взглядом весь стадион и тысячи людей в нём.

Он смеется:

— Ты слишком милая.

Я показываю ему язык и возвращаюсь к шоу. Радостное возбуждение, царящее здесь, поднимает мне дух, а вскоре мы с Робертом поём хором и танцуем под музыку, забыв на время наши разногласия. Группа «Мэднесс» исполняет на сцене песню «Наш Дом», и все вокруг им подпевают. Мгновение спустя чувствую, как он обвивает мою талию своими сильными руками.

Одеколон Роберта заполняет воздух, а его грудь прижимается к моей спине.

— Я не смог удержаться, — говорит Роб мне в ухо, перекрывая музыку.

У меня не хватает духу отбросить его руки, и в его объятьях, я позволяю Робу держать меня.

— Хочешь пить? — спрашивает он.

— Немного.

— Я принесу воды, хорошо?

— Хорошо.

Роб ненадолго оставляет меня и возвращается с двумя пластиковыми стаканчиками ледяной воды. Я делаю большой глоток, не представляя, сколько мне потребуется. С трудом понимаю, что сейчас на сцене «Pet Shop Boys», но не могу сосредоточиться ни на чём, кроме Роберта, как он пьёт воду, как движется его горло, и как капля воды стекает по шее. Когда Роберт заканчивает пить, мы ещё долго смотрим друг на друга.

По его взгляду кажется, что он вспоминает и прокручивает в голове каждое наше соитие. Честно говоря, я заливаюсь румянцем. Роберт вытирает каплю со своей шеи. Я опускаю глаза, и под его хихиканье, обращаю внимание на сцену.

— Ты там что-то можешь увидеть? — хрипло спрашивает он.

Я наклоняю голову и пожимаю плечами.

— Немного.

— Иди сюда. Можешь сесть мне на плечи. Так тебе откроется самый лучший вид.

Я смотрю на него, сомневаясь.

— Тебе не будет неудобно?

Роб цинично поднимает бровь.

— Лана, в зале я поднимаю вес гораздо больше, чем ты. Давай, залезай.

Он наклоняется так, что его плечи оказываются достаточно низко, и я могу забросить на него ноги. Взявшись за его правое плечо, я поднимаю одну ногу, но не успеваю опомниться, как Роберт затягивает меня себе на плечи, встаёт, и оказываюсь в воздухе. Я нервно вскрикиваю, и в страхе сжимаю бёдра вокруг его шеи. Всегда знала, что Роберт довольно высокий, но находится на такой высоте дико страшно.

— Тебе лучше не ронять меня, — говорю я с тревогой.

— Я о так<

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 12 13 14 15 1617