Глава 22. Paramore. Poets of the Fall

⇐ ПредыдущаяСтр 22 из 61Следующая ⇒

Глава 22

How can I decide what's right?

When you're clouding up my mind

Paramore

Here I go again rushing headlong without a second thought

Out where reality awaits, I choose to fantasize

Poets of the Fall

…Она лежит на огромной кровати, закрыв глаза и ощущая, как его руки легко скользят по ее телу, прикасаясь к ней так, как ее никто никогда не касался, и под его пальцами в каждой клеточке ее тела вспыхивают звезды. Она стонет под этими руками, от которых исходит нежность, и тянет его к себе, зарывается пальцами в его волосы, впивается ногтями в плечи. Ей хочется, чтобы он ни на мгновение не переставал ласкать ее, хочется сказать ему, что она никогда не испытывала ничего подобного, и как ей хорошо сейчас. Но ей и не нужно ничего говорить – он с легкостью считывает все ее желания, все ее мысли, и реагирует на каждое ее движение. Он снимает с себя ее руки, заводит их ей за голову, ладонь к ладони, переплетая ее пальцы со своими. Она сжимает его руку крепче, кожей чувствуя биение пульса в его запястье. Его обжигающее дыхание на ее губах. Ароматы трав, доводящие до умопомрачения. Длинные черные волосы, обрамлявшие бледное, будто выточенное из мрамора лицо. Его губы блуждают по ее лицу, скользят по шее, по груди, вниз, вниз, вниз… А потом изнутри поднимается горячая волна и катится по телу, сметая все прочие ощущения. Она ахает…

…и просыпается.

Гермиона, тяжело дыша, лежала в своей постели, глядя в потолок и кусая губы.

Что это? Откуда это? Ей никогда не снилось ничего подобного. Даже тогда, когда она поняла, что влюблена в Рона – в своих снах с его участием она никогда не заходила так далеко. Ей, конечно, порой приходили в голову мысли о том, как это могло бы быть с ним, но у нее не было ни единого шанса испытать это в реальности – он впервые поцеловал ее в самый разгар боя за Хогварц, и ничего более серьезного между ними не случилось. Потом она занялась спасением Снейпа и…

Нарцисса.

Она вспомнила тот мерзкий разговор, который так вовремя подслушала в Малфой Мэнор. Как Нарцисса удивлялась благородству Снейпа, так и не консуммировавшего этот брак.

Эти невесть откуда взявшиеся желания – прикасаться к нему, обнять, поцеловать. И теперь еще и это.

Неужели Нарцисса подмешала что-то в ее еду на приеме, дабы помочь своему близкому другу и здесь?

При одной только мысли об этом с нее разом слетели остатки сна, а на смену им пришла злость. Да сколько же можно? Она им что, кукла? Или подопытный кролик?

Подскочив с кровати, она схватила свою палочку и, сформулировал краткое послание, создала Заступника, мгновенно исчезнувшего за окном. У Нарциссы, безусловно, будет минут пятнадцать, чтобы подготовиться к ее визиту, но тут уж ничего не поделаешь. Застать миссис Малфой врасплох вряд ли возможно в принципе. Гермиона уже достаточно познакомилась с этой дамой, чтобы понять, что у той найдется обоснование любых своих действий, какими бы подлыми они ни были.

Но это уже вообще из ряда вон. Сначала вынудили ее сочетаться с ним браком, теперь хотят, чтоб она сама кинулась в его постель?

Ну уж нет!

По-прежнему кипя от праведного гнева, Гермиона миновала ворота поместья Малфоев и быстро прошла по длинной, усыпанной мелким гравием дорожке, ведшей к дверям. Дверь открылась сама, едва она потянулась к ручке. У двери, подобострастно кланяясь, ожидал домовой эльф в тунике из белой наволочки. Очередной «Добби»… В другое время она бы наверняка завязала с ним беседу, но сейчас ей было не до этого. Эльф провел ее в библиотеку. Там сидела Нарцисса, с виду еще более величественная, чем обычно.

– Доброе утро, миссис Малфой, – сухо поздоровалась Гермиона.

– Доброе утро…миссис Снейп, – без тени улыбки произнесла Нарцисса, указывая Гермионе на мягкое кресло с резными подлокотниками, стоявшее напротив нее. – Признаться, я была удивлена вашим сообщением. Чем обязана?

Гермиона, помедлив, присела на край кресла.

– Я знаю, что вы сделали с той подшивкой, которую подсунули мне в больнице, – неприязненным тоном начала она. – Я не буду упрекать вас, потому что упреки действенны только по отношению к людям, имеющим совесть. Вы же к таким не относитесь. У вас была цель, и вы ее достигли, не особо отягощая себя моралью. Но я хочу знать… Что вы подмешали мне в еду или питье на этот раз?

Нарцисса задрала бровь:

– Прошу прощения?

– Когда я имела неосторожность на прошлой неделе посетить ваш дом, то была так наивна, что съела то, что мне предложили за вашим столом. И теперь меня преследуют странные мысли… и чувства… которых никогда раньше не было. Кошмары, правда, еще не снились, за что вам отдельное спасибо.

Нарцисса помолчала, с крайней заинтересованностью разглядывая сидевшую перед ней девушку. Легко постучала тонкими, ухоженными пальчиками по подлокотнику своего кресла:

– Почему же вы не поговорите о ваших странных ощущениях с Северусом? Он большой мастер в определении отравлений самыми разными зельями. Зачем вы пришли ко мне?

– Мне... – Гермиона запнулась, не зная, как сформулировать роившиеся в голове неясные мысли. – Мне неловко говорить с ним об этом. Я хочу выяснить все сама и так же самостоятельно принять меры.

– Боюсь, я ничем не могу вам помочь, – пожала плечами Нарцисса. – Уверяю вас, в вашей тарелке не было ничего лишнего.

– Я вам не верю! – вспыхнула Гермиона. – Вы спровоцировали меня на безумный поступок один раз, так откуда мне знать, может, вам от меня нужно что-то еще?

Нарцисса перестала рассматривать свой маникюр и пытливо посмотрела Гермионе в глаза:

– Вы можете описать, что именно вас беспокоит? Почему вы решили, что подверглись внешнему воздействию?

Гермиона выдержала взгляд, но при этом густо покраснела. И не сказала ни слова.

– Понятно, – небрежно протянула Нарцисса и снова вернулась к созерцанию своего маникюра. – Я никогда не стремилась к преподаванию, но ради вас, точнее, ради нашего Северуса я, пожалуй, потрачу свое время.

Гермиона потеряла нить разговора и нахмурилась.

Нарцисса налила себе стакан воды и жестом предложила Гермионе последовать ее примеру. Та не пошевелилась. Она больше никогда не примет из рук этой леди ни единого предмета. И уж тем более пищу или питье. Что бы там она ни говорила.

– Миссис Снейп, вы когда-нибудь задумывались о различиях между чистокровными и магглорожденными волшебниками?

– Причем тут это? – возмутилась удивленная Гермиона.

– О, поверьте, я совсем не хочу вас унизить или оскорбить. Почему-то никто не помнит о том, что первые маги на земле были магглорожденными, – отмахнулась Нарцисса. – Вы же неглупая девушка, так послушайте, что я вам говорю. И постарайтесь сделать это беспристрастно… хотя, я понимаю, что члены славного дома Гриффиндора не отличаются терпением и беспристрастностью.

Гермиону все это крайне злило, но она сделала над собой усилие и стала слушать.

– Итак, миссис Снейп, поговорим о различиях, потому что они есть. Магические способности среди магглов проявляются редко, вы это знаете. Они передаются по наследству и так закрепляются в поколениях. В итоге формируются роды и кланы чистокровных волшебников. Но поскольку популяция чрезвычайно мала, то в ней неизбежно возникают инцесты, ведущие к вырождению. В том числе, и магических способностей. Чтобы этого избежать, а также для сохранения и развития общества волшебников нам просто необходима молодая кровь от магглов, сиречь, магглорожденных. Среди магов необычайной силы примерно половина – полукровки. Или же насчитывают не больше двух поколений от магглорожденного предка. Это факты, моя дорогая, и от этого никуда не денешься.

Гермиона нахмурилась. К чему она ведет?

– Итак, молодая кровь необходима как топливо для сохранения силы магических способностей. А каковы преимущества старой крови? Она накапливает способность к магии и позволяет не только пользоваться магией, но и чувствовать ее. Она дает возможность различать нюансы и свойства магических процессов, недоступные молодой крови. И дело не только в том, что чистокровным волшебникам открывается ряд способностей, недоступных молодой крови. Например, та же легилименция. Я не слышала о магглорожденных волшебниках, способных к проникновению в разум подобным образом. Северус – полукровка. Он унаследовал незначительные способности в этой области, но усердно развивал их и достиг уровня мастера. Однако без палочки на легилименцию он не способен, хотя этот дар в чистом виде не требует наличия палочки, достаточно лишь прямого зрительного контакта.

«Значит, ты многого не знаешь о своем друге, – мстительно подумала Гермиона. – Этот человек читает лица так, что никакая палочка ему не требуется. Возможно, мастер бы мог от него закрыться. Но вот я, к примеру, не могу. И Гарри не мог».

– Вы следите за моей мыслью? – уточнила Нарцисса, увидев, что она отвлеклась. Гермиона, спохватившись, кивнула.

– Старая кровь без признаков вырождения чувствует наличие магии и различает ее оттенки и свойства без применения артефактов и каких-либо инструментов. Молодая кровь дает старой защиту от вырождения и сохраняет магическую популяцию. Так устроен наш мир. Затея полукровки Вольдеморта привела бы к полной катастрофе в мире волшебников. Единственная польза от его идеи только в том, что он собрал вокруг себя таких же кретинов и увел их к гибели следом за собой. Впрочем, мы отвлеклись. Давайте вернемся к тому, зачем вы здесь. Как вы думаете, миссис Снейп, почему Покровом Невинности не пользовались столько лет, что полностью о нем забыли? Вы вообще что-нибудь знаете об основных принципах магии Жертвы?

Гермиона покачала головой. То есть, она, конечно, знала об этой магии, поскольку Дамблдор говорил об этом с Гарри. Но в механизме не разбиралась.

– Это очень древняя магия, – продолжала Нарцисса. – И ее основные принципы – любовь и принятие. Добрая воля. Согласие, если вам угодно. Именно к этой магии прибегла мать вашего друга Поттера. И ее жертва – а именно, любовь и принятие – закрыла от угрозы ее сына. И именно эти принципы эксплуатировал старый манипулятор Дамблдор. Он был способен чувствовать силу и возможности магии Жертвы, поскольку является чистокровным волшебником. Покровом Невинности так редко пользуются для обеления преступников перед законом, потому что недостаточно поставить перед судом любую девственницу и вынудить ее поручиться за преступника. Для активизации магии Покрова должны соблюдаться базовые принципы ее действия, а это достаточно редкая совокупность факторов. И никакой Дурманящей настойке было не под силу запустить магию вашего Покрова. Ее запустили вы сами. Я лишь подтолкнула вас к действию, потому что времени действительно не было.

Гермиона сидела, потрясенная до глубины души. Она недоверчиво уставилась на Нарциссу, смотревшую на нее с вежливой, слегка снисходительной полуулыбкой.

– Вы хотите сказать, что тогда в больнице вы, будучи чистокровной волшебницей старой крови, почувствовали, что я влюблена в Северуса, и поэтому решили отравить меня Дурманящей настойкой, чтобы вынудить за него поручиться? – наконец, выдавила она, снова начиная закипать. – Да вы в своем уме?!

– В вас нет необходимой тонкости, чтобы я могла корректно и точно ответить на ваш вопрос. Но в переводе на доступный вам язык – да, именно так, – холодно ответила ей Нарцисса.

– Но... но это же неправда, – обращаясь скорее к самой себе, пробормотала Гермиона. – Я никогда не была в него влюблена, что за чушь?

– Да неужели? – Нарцисса, которую все это явно забавляло, снова зацокала ноготками по резному подлокотнику. – Поймите же, наконец: вы можете пользоваться магией и можете демонстрировать выдающиеся способности во владении ею. Но вы не способны чувствовать ее истоки. Вы чувствуете поток, когда он уже сносит вас, но не ощущаете капель родника, питающего его. И это ни хорошо, ни плохо, это просто так есть. Вы – волшебница в первом поколении. Сильная молодая кровь. Возможно, ваши с Северусом дети будут обладать намного большей тонкостью восприятия. Но говорить об этом пока рано… и не надо делать круглые глаза, миссис Снейп, – резко осадила она Гермиону. – Избавьте меня от ваших истерик.

Гермиона пыталась уместить в мозгах все, что только что услышала. Получалось плохо. В голове вскипела тысяча разных мыслей.

– Мне надо подумать, – пробормотала она себе под нос, – надо подумать...

Нарцисса раздраженно фыркнула и закатила глаза. Затем наклонилась вперед, навстречу Гермионе:

– Хотите, я сэкономлю вам время, Гермиона? Бросайте ваши идиотские игры, ступайте домой и обнимите, наконец, вашего драгоценного Северуса. Вам обоим это пойдет только на пользу. О, Мерлин! – она откинулась на спинку кресла, с улыбкой глядя на потрясенное лицо сидевшей перед ней девушки. – Вы даже не видите, какие вы с ним одинаковые!

Она поднялась со своего кресла и указала на ковер, лежащий на освещенном солнцем участке пола возле окна:

– Если встанете на этот ковер, сможете дезаппарировать. До свидания, миссис Снейп.

И, оставив Гермиону в состоянии полнейшего шока, вышла из библиотеки.

Вернувшись из особняка Малфоев, Гермиона никак не могла привести в порядок свои мысли. Она уже жалела, что пошла туда. Нарцисса Малфой абсолютно бестактна. Под ее взглядом Гермиона чувствовала себя лягушкой, растянутой на булавках и препарируемой чьей-то безжалостной рукой. Как вы можете не замечать своей влюбленности? Вы примитивны, Гермиона, избавьте меня от ваших истерик, миссис Снейп. Какая же стерва. По мере того, как до нее доходил смысл слов Нарциссы, Гермиона все сильнее злилась. Злилась на свою глупость. Злилась на откровенную, ничем не смягченную прямоту Нарциссы. А больше всего злилась, потому что где-то глубоко внутри понимала: леди Малфой права. Нет, разумеется, никакой влюбленности она не ощущала, ничего похожего на ее чувства к Рону. Но она не могла не признать, что ее отношение к Северусу изменилось. Он был ей интересен. Она наблюдала за ним, пытаясь угадать его настроение. Ей хотелось разговаривать с ним… если бы он хоть снисходил до разговора. Она ловила себя на мысли, что хочет к нему прикоснуться. И даже тот до предела накаленный вечер, когда ее накрыла истерика… Она помнила не столько свой стыд, горечь и унижение… хотя и их, конечно, помнила тоже. Нет, она помнила себя, когда он, выбив палочку у нее из рук, схватил ее и с такой неожиданной силой прижал к себе. Помнила это ощущение беспомощности, невозможности высвободиться, вынужденное подчинение простой физической силе. И все это уже не возмущало ее. Это не было чем-то… неприятным. Она почему-то вспомнила свою ссору с Роном в Норе, еще до суда, когда он попытался ее поцеловать, а ее едва не стошнило. После этого она несколько дней думала о возможных прикосновениях к Рону с отвращением. Пока не успокоилась и не простила его. А здесь…

Гермиона снова и снова прогоняла в памяти свои ощущения. Пыталась найти опровержение. И не находила. Она вынуждена была признать, что Северус – точнее, физический контакт с ним – не вызывал у нее неприятных ощущений. Она подозревала, что он догадывается о ее терзаниях. Она не раз ловила на себе его изучающий взгляд, и это крайне ее смущало. Но при этом он продолжал держать дистанцию, и это смущало ее еще больше.

Бросайте ваши идиотские игры. Вы чувствуете поток, когда он уже сносит вас, но не ощущаете капель родника, питающего его.

Гермиона упала на кровать, раскинув руки, и закрыла глаза. Несмотря на все добросовестные попытки упорядочить свои мысли и чувства, ее смятение только увеличилось. Она вызвала в памяти их недавнюю прогулку, когда он отдал ей свой плащ. Вспомнила его руки на своих плечах, вспомнила, с каким удовольствием обняла его, пряча лицо у него на груди. Спряталась, не смея заглянуть ему в лицо. Но не удержалась от искушения прижаться к нему, ощутить его тепло, вдохнуть его запах. Северус подыграл ей. Дал ей возможность получить то, что она хотела. Он гладил ее по спине, перебирал ее волосы, пропуская их сквозь пальцы. Но потом не сказал ей ни единого слова, кроме «пора домой». А она не хотела возвращаться. Она хотела стоять там вечно, посреди благоухавшего в сумерках верескового поля, согретая кольцом рук своего мужа и его плащом, еще хранившим тепло его тела.

И этот сон… Как она теперь сможет смотреть ему в глаза, не думая обо всем этом?

А никак.

От мысли, что он придет вечером с работы и по обыкновению прочтет на ее лице все, о чем она сегодня думала, ей стало совсем плохо. Он и без того считает ее наивной дурочкой.

«Что такое, гормоны расшалились, миссис Снейп? Ничего-ничего, это дело поправимое».

Нет, разумеется, он так не скажет. Он слишком благопристоен, чтобы говорить об этом такими словами. Но что-нибудь в этом духе выдаст обязательно. А она опять будет стоять перед ним как нашкодившая школьница, краснеть и отчаянно желать провалиться сквозь землю.

«Грейнджер, тебе что, нечем заняться? Еще помечтай тут…»

Она снова вспомнила свой сон, его руки, скользившие по ее телу, его губы на своем лице. Содрогнулась. Великий Мерлин, как же спрятать от него все это?

«Но ведь тебе понравилось, признай. Тебе понравилось то, что ты видела и ощущала».

Нет. Нет-нет-нет. Она не готова к подобному, что бы там ни говорила Нарцисса.

Окончательно расстроившись от всех этих противоречивых мыслей и позывов, Гермиона поднялась с кровати и отправилась на кухню, куда через несколько минут с громким хлопком прибыл Кричер – учить ее кулинарным премудростям.

Весь день у нее буквально все летело из рук. Кричер, поворчав немного для острастки, приготовил ужин практически самостоятельно, она лишь нарезала какие-то овощи для рагу и записала рецепт тушеной говядины. При каждом действии, для которого требовалась палочка, она вспоминала слова Нарциссы и бесилась еще больше.

«Молодая кровь, да? Я тебе покажу молодую кровь. Я тебе покажу способности. И поток, и родник, и все прочее».

Что Северус мог найти в этой ледяной статуе без единого намека на сердце?

«То и нашел, – подсказал гаденький голосок откуда-то изнутри. – Еще неделю назад ты и его считала холодным, черствым сухарем. А теперь лезешь к нему обниматься, мечтаешь про поцелуй и видишь во сне, как вы занимаетесь сексом. Ну-ну…»

Воображение тут же услужливо нарисовало ей руки Северуса на холеных плечах и спине миссис Малфой, уроженной Блэк, его пальцы в этих прекрасных белых волосах. Это разозлило ее еще больше. Куда ей тягаться с этой дамой. И ее неволшебное происхождение здесь ни при чем. Их разделяла куда более колоссальная пропасть. Именно что как женщин. И ей никогда не стать такой, при всем ее желании.

«Оно тебе надо? Хочешь быть такой же стервой?»

Нет, она не хотела. Впрочем, с ее совестливостью это вряд ли было возможно.

«Как же ей, должно быть, легко живется… Совесть не мучает. Беспокоиться о последствиях не приходится. И разгребать все это придется вовсе не ей. Да, она спасла своего друга. И отправила его из одной тюрьмы в другую, где он уже не может делать то, что ему хочется, и живет под массой ограничений. Ничего себе дружба!»

Кричер давно дезаппарировал, а она все ходила туда-сюда по кухне, зачем-то передвигала посуду с места на место, то и дело заглядывала под все крышки, хотя все уже было приготовлено и не требовало ее внимания. Спохватившись, что Северус скоро вернется домой с работы, она подняла было стопку тарелок и балансировавший на них бокал, но они выскользнули из ее пальцев и с оглушительным звоном разбились, разлетевшись по полу веером осколков.

Открывший входную дверь Снейп услышал звон со стороны кухни и приглушенное ругательство сквозь зубы.

«Уже посуду бьет… День явно не задался. Любопытно, что мне придется разгребать сегодня».

Быстро избавившись от плаща, он прошел на кухню. И увидел свою прекрасную юную жену сидящей на корточках. Очевидно, она, забыв про палочку, пыталась собрать осколки с пола руками. И, конечно же, порезалась. Еще не увидев его, она выпрямилась и сунула порезанный палец в рот, шипя от боли.

– Что такое? – спросил он, обходя обеденный стол и приближаясь к ней, на ходу доставая палочку. – Чем вам не угодила посуда?

Она обернулась на него. Так и есть, опять что-то случилось. Лихорадочный румянец на щеках, блестящие глазки, выбившиеся из каштановой косы пряди.

– Все в порядке, – пробурчала она, и он увидел глубокий порез на указательном пальце левой руки. Починив разбитую утварь двумя взмахами палочки, он поставил все это на стол подальше от Гермионы и повернулся к ней:

– Дайте мне посмотреть.

Она ожгла его таким взглядом, что любой другой бы, наверное, не стал с ней сейчас связываться. Но Снейпу было не привыкать. После шестнадцати лет преподавания в Хогварце никакие девичьи капризы и эмоциональные взрывы его уже не трогали.

– Не будьте ребенком, – уже мягче сказал он. – Я знаю, как лечить порезы. Дайте мне посмотреть.

Гермиона, наконец, послушалась и протянула ему руку. Он принял ее и развернул вверх ладонью, осматривая порезанный палец. Ничего страшного, обычная мелкая бытовая травма. Он провел кончиком палочки вдоль пореза, залечивая его в один миг.

– Ну вот, и следа не осталось, – сказал он ей, откладывая палочку на стол и еще раз осматривая ее руку. – Что у вас случилось?

– Ничего.

И снова этот нервный тон. Снейп надеялся, что больше его не услышит после приема у Малфоев, но не тут-то было.

С этими перепадами настроения надо что-то делать, не то она переколотит в доме всю посуду. Не то чтобы ему было жаль дешевых тарелок, которыми здесь пользовались еще со времен его бабушки.

– А раз все в порядке, то давайте ужинать.

И прижал кончики ее пальцев к своим губам, словно окончательно запечатывая ранку поцелуем.

Гермиона опешила. Он, заметив ее потерянное лицо, скользнул губами по ее раскрытой ладони, придерживая ее за руку, а затем и по внутренней стороне запястья, вдоль линии пульса. Легко-легко, едва касаясь. Лишь тень прикосновения.

Да, окклументор из нее никакой. Едва ощутив его губы и дыхание на своей коже, она задрожала мелкой дрожью. Ему не составило труда прочесть в ее глазах все, о чем она сейчас подумала. Вот и славно. Снейп мягко потянул ее за руку поближе к себе, другой рукой бережно обхватывая ее за талию, и когда она шагнула к нему, легко коснулся губами ее губ.

У Гермионы в голове образовался полный вакуум. Вся ее злость и раздражение улетучились так стремительно, что она даже не успела понять, когда и как это случилось. Едва ощутив его дыхание на своих губах, она поняла, что пропала. Она и хотела этого поцелуя, и боялась его. Боялась, что он окажется таким же жестким и властным, как и все, что исходило от этого мужчины. Но боялась она напрасно. Северус целовал ее очень нежно, едва касаясь, свободно держа ее в кольце своих рук, оставляя ей простор для маневра, если она не захочет продолжать, а она, цепляясь пальцами за его плечи, совершенно потерялась в этих ощущениях и не сразу поняла, что уже отвечает ему. Осмелев, она обвила руками его шею, прижалась к нему теснее, зарываясь пальцами в его волосы, жадно ловя его губы своими. От его волос и сюртука исходил круживший голову запах трав. Ее будто качало на мягких теплых волнах, с каждым движением его губ уносивших ее все выше. И останавливаться не хотелось.

Его руки крепче сжали ее талию, прошлись по спине снизу вверх, погладили шею, затылок. Она задрожала в его объятиях, крепче обнимая его за шею.

«О, Мерлин, что же я делаю?..»

Гермиона уперлась ладонями в его плечи и отстранилась, переводя дыхание. Он облизал губы, глядя на нее. Его черные глаза слабо мерцали. Наверное, он хотел большего. Но ей вдруг снова стало страшно.

«Я не могу… не могу… не могу…»

Обвивавшие ее руки ослабли, давая ей понять, что он не настаивает. Гермиона с облегчением выдохнула. Он ведь обещал не принуждать. Он и не принуждал. Это ей хотелось поцеловать его. А он, как обычно, прочел это в ее глазах и дал ей то, чего она хотела.

– Северус, я… простите…

Стремительно выскользнув из его объятий, она отвернулась и убежала из кухни к себе в комнату.

Снейп проводил ее взглядом. Когда наверху хлопнула дверь, он привалился к столу, медленно, глубоко дыша. Последние тридцать секунд он уже с трудом сдерживался, чтобы не стиснуть ее покрепче и не уложить прямо на этот стол. Нельзя. Она все еще боится его. Да и саму себя, кажется, тоже. Он же видел это неприкрытое, откровенное желание в ее глазах. И отвечала она ему довольно самозабвенно.

Девчонки.

Надо успокоиться, сказал он себе. Не готова – значит, не готова.

Но ведь ему понравилось. Понравилось то, как доверчиво она прижалась к нему. Как обхватила руками за шею. Он давным-давно так ни с кем не целовался. Он помнил обжигающую страсть, помнил жадность, с которой прижимал к себе какую-нибудь женщину. Помнил свои безумные, горячечные мечты о Лили и водоворот ярких, почти реальных сновидений, в которых он проделывал с ней все, что только мог изобрести его распаленный вожделением мозг. А вот нежность испытывать не доводилось. Или же он просто ее не помнил. Он и сам не ожидал, что она в нем есть, после стольких лет.

И только что с нежностью перебирал волосы Гермионы, пока пробовал ее губы на вкус.

Как же тяжело ему даются все эти хождения вокруг да около.

Повернувшись к столу, он заглянул в стоявшие там кастрюльки и сковородки. Вдохнул исходивший от еды аромат. Что-то с ней такое происходило, от чего ее готовка значительно улучшилась. Он прислушался, задержав дыхание. Сверху не доносилось ни звука. Кажется, решила лечь спать, не ужиная. Какая же она еще девочка. Такая... трогательная в своем смущении.

Когда это он начал считать смущение трогательным? Да он вообще никогда не был сентиментален, все эти сопли и эмоции его только раздражали. И с каких пор ему нравилось смотреть, как у нее розовеют щеки, когда она ловила на себе его изучающий взгляд?

Но ведь нравилось.

«Ладно. Раз уж со всем остальным не задалось, то хотя бы поужинаю нормально».

Гермиона, молнией взбежав на второй этаж, захлопнула за собой дверь и привалилась к ней спиной. Прислушавшись, поняла, что никто ее не преследует, и покраснела от осознания собственной глупости. Мысли путались. Странная смесь смущения, удивления, страха и... удовольствия?.. накрыла ее с головой.

«Грейнджер, ты только что целовалась со Снейпом. И тебе понравилось. Ты вообще можешь это осознать?»

«Не могу», – зажмурившись, сказала она себе.

«Ну и зря! – хихикнул внутренний голос. – Спускайся вниз, сейчас только семь часов, ты что, до утра будешь тут сидеть?»

«Не могу!» – повторила она.

«А еще сегодня хорошая погода, – продолжало мурлыкать внутри. – И, может, он поведет тебя на прогулку. И там снова поцелует. Ведь ты хочешь этого. Хо-о-очешь».

«Заткнись!» – приказала она невидимому собеседнику, но рука уже легла на дверную ручку. Одно нажатие. Один шаг.

– Нет!

Для полной уверенности Гермиона сказала это вслух. Отдернула руку от двери и отошла вглубь комнаты. Села за письменный стол. Взяла одну из лежащих на нем книг. Сосредоточиться на чтении получалось плохо, но кое-как помогало убить время. Наконец, Гермиона с замиранием сердца услышала шаги на лестнице. Он поднимался из гостиной. Наверх. Куда он пойдет? Гермиона застыла на стуле, ловя каждый звук. Все внутренности сжались. Дыхание остановилось. Когда она услышала стук закрываемой соседней двери, наконец, сумела выдохнуть. С облегчением… или с разочарованием… Она так и не поняла.

Выждав для верности еще некоторое время, Гермиона тихо, как мышка, выскользнула из своей комнаты, наскоро поела, наспех вымылась и так же тихонечко вернулась в свою спальню.

Надо как-то заканчивать со всеми этими глупостями. Но что-то ей подсказывало, что «все эти глупости» только начинались.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒