ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Весь день я думаю о том, как ощущается его рука в моей ладони — теплая, сухая и защищающая. Чувство защищенности — последнее, о чем мне нужно переживать. У меня какой-то сбой? Я теряю связь с реальностью? Потому что Кип — самый грубый тип клиентов. Он не мой белый рыцарь. Именно от таких людей, как он, мне нужно держаться подальше.

Только не сегодня, ведь он не появился. Даже когда я заканчиваю свой третий танец и спускаюсь в зал. Кто-то другой ведет меня в дальнюю комнату, и я говорю себе, что не разочарована. Я заработала деньги, в которых нуждалась, даже если мои руки пахнут дешевым одеколоном и спермой. Еще один день проходит без приключений. Это все, о чем я могу просить. Все, чего могу хотеть.

Поэтому я спешу в зал и нахожу мужчину в мятом костюме, готового облапать меня. Он делает это сдержанно, двигается, имитируя фрикции, хотя заплатил только за танец на коленях на общем этаже. Я позволяю ему, потому что это легче, чем устраивать сцены, и вздрагиваю, когда он щипает меня вместо нежной ласки.

Мужчина усмехается, пьяно и криво.

— Позволь мне забрать тебя домой, Хани.

Мои веки дрожат, закрываясь на короткий момент. Я устала и говорю «нет».

— Я не могу этого сделать, но могу устроить тебе шоу прямо здесь.

Его рука с силой сжимается вокруг моего запястья.

— Я хочу больше, чем шоу. Ты же только дразнишь, малышка.

Я устала отвечать отказом, но еще больше мне надоело, когда меня игнорируют.

— Отпусти меня, — говорю я безучастно.

Конечно, это только заставляет его усилить хватку, пока я не начинаю кривиться от боли. Уже знаю, что завтра появятся синяки, и на запястье придется использовать тональный крем.

Затем я чувствую, что кто-то становится позади меня. Ощущаю его присутствие и облегчение, а после разочарование, когда голос произносит:

— Ты слышал эту девушку.

Это не Кип.

Мужчина смотрит на Блу, явно не подозревая о том, что ему грозит, а затем подмигивает.

— Слышал, но раз я пришел сюда, значит, не должен слушать их болтовню.

Блу быстро делает что-то болезненное с запястьем мужчины, и затем я свободна. Я встаю и ухожу. Одно дело — связаться с кем-то из нас, но вот столкнуться с Блу — действительно глупый ход. Он как тикающая бомба замедленного действия. Не хочу оказаться рядом, когда она взорвется.

— Ты здесь закончил, — произносит он. Его голос низко рокочет, и на нас теперь смотрят все. Они знают, что происходит, в конце концов они приехали сюда на шоу.

Мужчина не уходит.

— Какого черта? Я не трогал ее. Она оказалась всего лишь ноющей сукой.

— Тогда ты не будешь возражать, если не увидишь ее. Не хочу снова лицезреть твою уродливую морду в клубе.

На секунду кажется, что мужчина будет сопротивляться, что было бы безрассудно, потому что Блу вдвое больше и в три раза тяжелее. Парень представляет собой измученного юнца, пытающегося выпустить пар после долгого дня в офисе. В то время, как Блу — это двести пятьдесят фунтов татуированных мышц. Но несколько напитков и уязвленное эго могут превратить человека в глупца.

Парень встает, руки сжаты в кулаки.

— Кто ты, блядь…

Может быть, у меня есть психическое расстройство, потому что в этот момент я тянусь к нему и кладу ладонь на руку этого незнакомца.

— Просто уходи, — мягко произношу я. — Будет только хуже, если ты останешься.

Я — никто. Разве он не сказал это только что? Я не такая большая, сильная устрашающая, как Блу. Но этот человек, похоже, прислушивается ко мне. В течение секунды его взгляд сосредоточен на мне, и он делает небольшой шаг назад. Бормочет и проклинает Блу, когда хватает куртку и уходит, но, по крайней мере, не начинает драку.

Когда он ушел, Блу смотрит на меня и все еще выглядит злым. Во всяком случае, более злым.

— Какого черта? — рявкает он.

Мои глаза расширяются. Он злится на меня?

— Я ничего не начинала с ним. И не жаловалась.

Он качает головой.

— В этом, блядь, и проблема Хани. Ты никогда не жалуешься. Но ты позволила ему прикоснуться к себе. Я видел это.

Я ничего не позволяла ему делать. Можно подумать, это зависит от меня.

— Если хочешь, чтобы я жаловалась каждый раз, когда кто-то будет имитировать секс, это займет всю ночь.

Что-то мерцает в его глазах. Злость? Сожаление? Затем он фыркает и отводит взгляд.

— Ты тоже закончила.

Что? Мое сердце замирает. Мне нужна эта работа. Путешествие — самая опасная вещь, которую мы можем сейчас сделать. Две юные девушки в автобусе привлекут внимание. Это означает, что кто-то вспомнит нас, если мой отец посылал людей на поиски. А я уверена, что нас узнают. Он никогда не сдавался.

— Я ничего не сделала, — шепчу я.

Я не жаловалась. Этого было достаточно. Это то, чему меня научили.

— На сегодня, — хрипло говорит Блу. — Ты закончила на сегодня. Так или иначе, ты не можешь танцевать вот так.

Я не знаю, о чем он говорит, пока не чувствую влагу на щеке. Только тогда я понимаю, что начала плакать. Это означает, что моя тушь, конечно же, течет. Должно быть, я выгляжу ужасно. Мое горло сжимается.

— Я вернусь завтра.

Блу всего лишь ворчит.

Я почти выбегаю из зала, все взгляды, в которых я читаю понимание, прикованы ко мне. Как и всегда. Все это спектакль. Я даже не утруждаюсь сменить лифчик и трусики. Просто натягиваю тренировочные штаны и майку и выскакиваю за дверь, чувствуя, как жжет глаза. Но я не могу вернуться домой вот так. Пока не могу.

Чем больше я ощущаю себя обнаженной, тем сильнее меня охватывает порыв побыть в одиночестве.

Поэтому я огибаю здание и хватаюсь за пожарную лестницу. Металл скрипит, когда я поднимаюсь на четыре фута над землей и карабкаюсь вверх остальную часть пути. Бросаю сумку и без паузы двигаюсь в плие. Затем гранд плие. Снова и снова, достаточно быстро, чтобы ошибиться и начать падать, но мне все равно. Я хочу упасть.

— Хани, — доносится низкий голос.

И я спотыкаюсь. Мне повезло, что я не подворачиваю лодыжку, но принять основной удар приходится на ладони. Затем пара сильных рук помогает мне подняться, отряхивая грязь с моих штанов, переворачивая мои порезанные ладони.

— Господи, — говорит он. — Я не хотел тебя пугать.

Я смотрю на мужчину, тени падают на его лицо из-за лунного света. Он такой красивый.

Так жестоко заставлять меня хотеть его.

Я отталкиваюсь, готовая спуститься вниз по лестнице, но увязаю в рассыпанном гравии, который собирается на крыше, будто сугробы. Мое тело бросает вперед, достаточно далеко, чтобы я увидела освещенную улицу, и я издаю вопль. Затем крепкие руки хватают меня за талию и тащат назад, прижимая к стене. Не кирпичной. Другой стене. Из мышц и воли, стойкой силы и глубокой печали.

— Спасибо, — говорю я, мой голос низкий и грубый, как пол, на котором мы стоим.

Я все еще дышу слишком громко, мое сердце бьется очень быстро. Я была так близка к падению. И самая страшная часть — это облегчение, которое я почувствовала бы.

— Ты всегда боишься, не так ли? — бормочет он мне на ухо.

Я не вижу его выражения лица. Все еще смотрю в сторону от мужчины. Его руки по прежнему на моих бедрах. Но я могу представить его глаза, когда он говорит это, могу вообразить смесь любопытства и отвращения в них. Как будто он заинтригован мной, но не хочет этого.

Вместо этого я чувствую, о чем он думает. Он хочет понять меня. Пытается покопаться во мне, чтобы увидеть, как функционирует мой механизм. Но это никогда не сработает, потому что я не настоящая. Я — как дым и зеркала, просто волшебный трюк. Если он заглянет слишком близко, я исчезну.

Я отхожу и поворачиваюсь к нему лицом.

Его можно изучать, словно потрет: тень щетины на его челюсти, темные круги под глазами. Потертая кожа куртки и толстая джинсовая ткань. Он — воплощение его собственной планеты, ландшафта, который нужно исследовать, гор, на которые можно подняться, и океанов, в которых можно утонуть. Пальцы зудят от желания коснуться его, хотя не уверена, откуда начать. Думаю, с волос, потому что я хочу знать, могут ли хотя бы они быть мягкими. Потому что остальное его тело такое твердое.

Но я не прикасаюсь к нему.

— Чего ты хочешь?

Он отводит взгляд и вздыхает.

— Дать тебе кое-что.

— Еще что-то? — У меня в сумке все еще лежит «Тейзер», который он дал мне. Не то, чтобы я могла использовать электрошокер на нем. Мужчина только что застал меня врасплох.

Он тянется к куртке и вытаскивает что-то. На этот раз мне не нужно спрашивать у него, что это такое. Я даже не протягиваю руку.

Вместо этого из меня вырывается странный звук.

— Пистолет?

Его лицо почти объято стыдом — резкий контраст с блестящей, тяжелой, металлической вещью, которую он держит так умело.

— Я подумал... «Тейзера» недостаточно. Не в этом районе. Не с твоей работой.

— Это хоть законно? — скриплю я.

Ответом мне служит только низкий смех.

— Ты хочешь свое имя в базе данных?

— Нет, но и пистолет я не хочу. Я, скорее всего, случайно застрелю кого-нибудь, чем смогу защитить себя от нападающего. «Тейзер» и так стал для меня большим шагом. Пистолет пугает запредельно. Это слишком много. Я не могу его принять.

Кажется, он это понимает. Кип кивает и прячет его обратно в пиджак.

— Если передумаешь...

Я смотрю на него одновременно со смущением и восторгом. Насколько же странные подарки он мне приносит. Сначала электрошокер. Теперь пистолет. Оба настолько жестоки. Я ненавижу насилие, но они воплощают собой защиту, а она мне нужна.

Этот мужчина — как кошка, приносит мне мертвую мышь в подарок. И тревожно… и мило

— Хочешь, чтобы я ушел? — спрашивает он.

Я должна ответить ему «да». Должна сказать ему уйти.

— Не уходи.

Боже, я слишком глубоко увязла. Сколько времени прошло с тех пор, как меня влекло к человеку? Не уверена, что такое когда-либо случалось. Я влюблялась в телохранителя, но это было, когда я была девочкой, несмотря на взрослые вещи, что он делал со мной. Едва ли было время или возможность посмотреть на других мужчин, прежде чем я была помолвлена с Байроном. И теперь я так глубоко увязла во влечении к этому человеку, к Кипу, что не знаю, как отступить.

Кип слабо улыбается.

— Тогда я останусь.

Я, прищурившись, смотрю на него с игривостью и подозрением.

— Теперь, когда я здесь с тобой, что ты собираешься со мной делать?

Его улыбка обещает мне всевозможные предложения.

— Зависит от…

— От чего?

— Того, что тебе нравится.

О, а он хорош. Во мне загорается маленькая искра удовольствия. Это может быть простым ответом, который он дает всем девушкам, но это работает. Мысль о том, что Кип заботится, более соблазнительна, чем его шарм, или его мышцы, или сапоги. Я танцую каждый день, пытаясь угодить людям, которых даже не знаю. И вот он — пытается угодить мне.

— Мне нравится танцевать.

— Я бы хотел это увидеть.

— Тогда почему бы тебе не войти в клуб?

— Не так. Я бы хотел, чтобы ты танцевала так, как тебе по душе.

Не уверена, возможно ли это. Если я знаю, что он там, я буду танцевать для него. Я слишком хорошо натренирована — Байроном, моим отцом. Я танцую даже для Клары. С другими людьми нет раскрепощения. Только в одиночестве.

— Никаких танцев, — говорю я, чувствуя странное разочарование.

— Тогда давай приляжем, — мягко говорит он. Может быть, он знает, как тяжело мне сближаться. Может быть, ему тоже тяжело. — Мы можем посмотреть на звезды и позволить им танцевать за нас.

Мое сердце сжимается от чего-то, напоминающего тоску.

Он еще даже не ушел, а я уже скучаю по нему. В последнее время ко мне проявляли так мало заботы. Если вообще когда-либо проявляли. И вот он — тайный арсенал добродетели. Игра на выживание. Я помню, что о нем сказал Блу. Даже Иван предупреждал меня.

Кип стоит там, выглядя грубым и пугающим, словно разрушит весь мир за то, что тот посмотрел на него искоса. На его костяшках есть шрамы, которые говорят, что он пытался. Его сломанный когда-то нос, свидетельствует, что он проиграл. Но, несмотря на все это насилие, он прикасается ко мне с желанием.

У него уже есть мое тело, купленное и использованное. Но он хочет чего-то другого.

Он хочет меня.

***

Мой отец любил мою мать. Я была молода, когда она умерла — когда он убил ее — но я так много помню.

Помню, как он боготворил ее, давая ей все, что она просила, и многое другое. Помню, как она смеялась и говорила ему, чтобы он не баловал ее. Я выбиралась из своей комнаты, когда они закатывали вечеринки. Даже в толпе людей, одетых в дорогие наряды и смокинги, их было легко заметить. На ее лице всегда была улыбка, а он всегда смотрел лишь на нее. Они танцевали посреди комнаты, затмевая всех остальных.

И вот однажды мой отец подошел ко мне с красными, опухшими от слез глазами, с голосом, отягощенным скорбью, готовый сказать мне, что она умерла. Кажется, я знала, что он это сделал. Об этом мне поведало отсутствие мести. Если бы кто-то другой застрелил ее, отец уничтожил бы весь город, лишь бы отомстить за нее, но вместо этого всего лишь провел небольшую погребальную церемонию с закрытым гробом под дождем. Мне хотелось, чтобы этот гроб оказался пуст. Но на самом ли деле было лучше верить в то, что она бросила меня?

Возможно, именно поэтому я спала с моим телохранителем. Это был способ оказаться ближе к моей матери, быть похожей на нее спустя годы после ее ухода. Конечно, тогда я не понимала, что двадцатиоднолетний мужчина, интересующийся четырнадцатилетней девочкой, это плохо. Не думаю, что он хотя бы заботился о моем теле. Он был наркоманом, а я была его дозой. Трахать дочь босса — было еще одним риском. Мужчины, которым платил мой отец, не имели настоящих резюме или планов на пенсию.

Они никогда до нее не доживали.

На крыше стрип-клуба мы находимся в тысячах миль от этого мира. Вдали от смокингов и бальных платьев. От любви, ревности и мести.

Есть только человек, который хочет трахнуть меня, прикоснуться ко мне, заставить меня объезжать его сапог.

Человек, который заплатит за это право.

В стенах клуба он платит наличными. На крыше он платит подаренным оружием и неожиданной мягкостью. Платит задумчивостью, но это все равно валюта. И поэтому я позволяю себе расслабиться. Он откладывает пистолет и разворачивает свою куртку, как одеяло. Затем я устраиваюсь, положив голову на его руку и глядя вверх.

— Как долго ты здесь живешь? — спрашиваю я.

Я не собиралась задавать вопрос, но он все равно сорвался с уст. Мы не должны сближаться. Трахаться, сосать, но не задавать вопросов и не искать ответов.

— Не долго, — говорит он, глядя в небо. — Я не остаюсь подолгу на одном месте.

— Звучит неплохо, — бормочу я. Не пустив корни, не придется их вырывать.

— Иногда… В некоторых случаях я задаюсь вопросом, как бы это было — иметь все, что мне нужно, прямо у меня под рукой. Еду, кровать. Секс.

— У тебя это есть. — Это не должно наводить на размышления. То есть, он может купить их в ресторане или мотеле. Или в стрип-клубе.

Но когда он смотрит на меня, в его глазах горит огонь и намерение, как будто он наконец берет то, что принадлежит ему. Слова меняются и обретают напряженность. Они становятся его вкусом и теплой курткой, на которой мы лежим. Они становятся сексом, в котором я ему скоро уступлю.

Кип пробегает взглядом по моему вытянутому телу. На мне штаны для йоги и майка, но под его взглядом я уже обнажена. Он раздевает меня глазами, оставляя голой, уязвимой и странным образом не объятой стыдом.

— Ты прекрасна, — произносит он хрипло.

Я вздрагиваю, потому что Байрон говорил мне это. Конечно, его слова были комплиментом лично ему, похвала за то, что он нашел идеальный аксессуар для своей жизни.

Кип замечает.

— Тебе не нравится это слово.

— Нет. Да. Я не знаю, — я тихо посмеиваюсь. — Это сложно. Я похожа на свою мать.

Это то, что всегда говорил мне отец с легким оттенком грусти в глазах.

В моих глазах тоже, должно быть, горе, потому что Кип говорит:

— Ее больше нет.

— Это было давно. Мне казалось, что я с этим смирилась, но почему-то думаю о ней намного больше. Возможно, потому что Клара платит за ее грехи. Может быть, потому что я тоже.

Он молчит мгновение.

— Думаю, что мы никогда не смиримся с прошлым. Оно всегда формирует нас.

Тогда как оно формирует тебя? Но я стараюсь не задавать этот вопрос. Я думаю, что со спокойствием, окружающим нас, пока мы так близко к звездам, он мог бы сам рассказать мне. И что мне тогда делать? Я не могу заботиться о мужчине. Меня не волнует ничего, кроме моей сестры. Все, что я дам себе, — это одну ночь с человеком, которого я выберу.

Потому что, когда я беру его руку и кладу на свою грудь дело, вовсе не в оплате.

Выдыхая, Кип обнимает меня. Толстые пальцы поглаживают кожу выше края майки, пока тяжелая ладонь согревает меня сквозь ткань. Я все еще слышу, как он говорит, что я прекрасна, но он сдерживается, задумывается.

— Я вижу тебя, — наконец бормочет он. — Только тебя.

Это его способ задержать меня в настоящем, и он работает. Кип меня видит, потому что ничего не знает о моем прошлом. Он не знает, откуда я пришла или куда иду. Мне так надоело быть дочерью моего отца, дочерью моей матери, защитником моей сестры. В данный момент я — только я. Всего лишь теплое тело для использования, и я хочу быть им для него.

— Ты хочешь, чтобы я сейчас станцевала для тебя? — шепчу я, хоть и сказала, что не буду.

Он медленно качает головой, глаза на его лице темные и серьезные.

— Тебе не обязательно танцевать. Тебе даже не нужно двигаться. Просто позволь мне заставить тебя чувствовать себя хорошо.

Я не помню, что такое хорошо, но его сильные руки напоминают мне. Они приподнимают край моей майки, открывая кожу прохладному ночному воздуху. Они движутся кругами на моей коже. Кип оттягивает ткань над моей грудью вниз, втягивая воздух, когда видит мой кружевной бюстгальтер.

Его ладонь выглядит темной на фоне дерзкой ярко-красной ткани. Он поглаживает большим пальцем по вершине моей груди, задевая сосок, пока тот не становится похожим на горошину. Тело реагирует на него, пока я ничего не делаю — как он сказал, мне даже не нужно двигаться. Мои руки остаются лежать по бокам, голова покоится на краю сложенной куртки, которая для меня — словно подушка. Она приподнята настолько, что я могу наблюдать, как Кип гладит мои груди, пока я пассивно лежу, но это так легко — просто лежать там и позволять ему, так легко чувствовать удовольствие, проходящее через меня, не напрягая мышц.

Кип проводит пальцем по изгибам моей маленькой груди, прослеживает линии лифчика. Затем просовывает руку под меня. Это шокирующее тепло — его рука на моей груди. Груди, которую я оголяла для стольких мужчин. Теперь она сокрыта — им.

Кружевная ткань, отодвинутая вверх до предела, растягивается под его рукой. Под тканью ладонь смещается, находя мой сосок большим и указательным пальцами. Он слегка сжимает его, и вырывает из меня звук, похожий на мягкое хныканье.

— Ты ощущаешься так хорошо. Как гребаное небо. — Он перекатывает мой сосок между пальцами. — Это то, о чем я мечтаю. Держать тебя в постели, приносить тебе еду и вино, прикасаться к тебе столько, сколько я захочу.

Мои глаза закрываются, я проигрываю в голове его фантазию. Вместо стриптизерши в захудалом клубе я была бы его личным секс-рабом, качалась бы среди шелков и желания. Мое тело нагревается при этой мысли, увлажняясь в сердцевине.

— Кип.

— Ты бы хотела этого? — бормочет он. Кажется, он точно знает, что со мной делает. — Могла бы лежать и позволять мне прикасаться к тебе столько, сколько я этого хочу? Даже когда ты заснешь, мои руки буду на тебе. На этой красивой груди. На твоей киске.

И затем, дабы продемонстрировать свою точку зрения, он убирает руку с моего лифчика и скользит вниз, под пояс моих штанов. Он не останавливается, пока не достигает влажности там.

— Черт, тебе это нравится. — Он действительно шокирован.

Кип заставляет меня рассмеяться, хотя это почти хихиканье. Я даже не знала, что смогу издавать подобный звук, но сегодня открыто много чего нового. По-видимому, я принадлежу к тому типу девушек, которые могут пить алкоголь с мальчиком, которого любят, и которому позволяют обрабатывать их пальцами, пока они играют послушных, невинных жертв.

Конечно, я не невинна. И не уверена, что он мне нравится.

— Не останавливайся, — говорю я.

Это вызывает слабую улыбку.

— Я не собирался.

Он проводит пальцами по влажности там, но без цели, без спешки, которая мне нужна, чтобы кончить. Он просто чувствует меня, исследуя, так, как делал с моей грудью. Ноги уже раздвинуты достаточно, чтобы дать ему доступ, но я не планировала, что мои колени сами разойдутся в стороны. Это приглашение, и он не промахивается, толкаясь глубже, но все равно лениво растягивая ласку.

Мне недостаточно, поэтому из меня вырывается хныканье.

И это звучит как приглашение. Это должно быть призывом, потому что он отталкивается и перекидывает ногу через мою грудь. Кип снимает рубашку, и я вижу его торс в полной красе, широкий и сильный, покрытый тату-трайблами и шрамами. Он — опасный. Первобытный.

И на сегодня он мой.

Затем Кип расстегивает джинсы, вытаскивая свой член. Он прижимает конец к моим губам без прелюдии или изящества. Его тело закрывает лунный свет. Единственное, что я вижу, это его тень. Все, что я чувствую, это мускусный запах его предсемени.

Он обводит кончиком с соленой жидкостью по моим губам, так же, как он использовал мою же влажность, чтобы увлажнить мои соски. Но сейчас не он вытирает ее. На этот раз это я облизываю губы, пробуя его в первый раз.

На вкус он — как опасность и удовольствие, как риск и награда.

— Откройся для меня, — стонет он.

Я размыкаю губы, позволяя ему войти, почти c благодарностью наслаждаясь тем, как все его тело застывает. Я вдыхаю его, соленый аромат его члена, уже пахнущий мной и им, словно мы занимались сексом. Он смотрит на меня, когда я вращаю языком вокруг его головки его члена и не отворачиваюсь.

Есть правила, гласящие о том, что нужно смотреть в глаза. О том, что даже для минета нужно использовать презерватив.

Но я нарушаю их. Мой язык, мои губы и даже край моих зубов работают ради его удовольствия, подталкивая его все быстрее и сильнее, чем когда-либо раньше, — не потому, что я хочу, чтобы это закончилось, а потому, что я знаю, что это случится. И когда все закончится, я хочу, чтобы он помнил меня.

Глупо. Безрассудно. Мне все равно. Прямо сейчас я хочу этого так же, как и выжить.

Он рычит и находит ритм, и я подстраиваюсь в своих движениях под его, открывая горло, позволяя ему войти глубже, втягивая воздух и используя язык в тандеме, чтобы подтолкнуть его к краю. Как и он толкал меня. Между нами — обоюдоострый меч, но не я сейчас порежусь. Кип дрожит, стонет, почти припечатывая меня к крыше, пока трахает мой рот.

Локон моих волос выбивается на лицо, дергаясь от грубых движений его тела и моего. Кип тянется вниз, и осторожно убирает локон со лба. Хоть я и лежу на кожаной куртке, с руками, прижатыми к моим бокам, пока меня трахают, используют — прикосновение все равно почти нежное.

— Боже, — вздыхает он, а затем тепло наполняет мой рот.

Я глотаю быстро, только чтобы обнаружить, что еще больше брызг вырывается из его головки. Он так обильно кончил, словно хранил все для меня всю жизнь. Я глотаю снова и снова, пока не остается лишь только слабый соленый аромат, и Кип вытаскивает член.

Он проводит большим пальцем по моей щеке, затем наклояется, вытирая каплю своей спермы из уголка моих губ.

— Спасибо, — говорит он.

Я позволяю ему укутать меня курткой, согреть себя. Только тогда я понимаю, что мне холодно. Я замерзаю, и все еще дрожу, пока он не соскальзывает под меня, сгребая в крепкие объятья.

— Шшш, — успокаивает он.

— Я ничего не сказала, — говорю я.

Чувствую его улыбку.

— Я все равно тебя услышал, Хани. Я всегда слышу. Тебе даже не нужно что-то говорить. Тебе достаточно лишь почувствовать, и я услышу это, как проклятый церковный колокол.

— Ты религиозный человек? — спрашиваю я, сонно улыбаясь.

— Нет, никогда не был. Но ты заставляешь меня хотеть им стать. Я хочу поклоняться тебе.

Его член уже снова наполовину встал, я чувствую это своим бедром. Он следует своему обещанию, поклоняясь мне своими губами, языком и пальцами, пока я не выгибаюсь на этой крыше, пока не открываю рот и не давлюсь бессвязными словами, умоляя, плача, нуждаясь, в то время как тяжелая луна довольно смотрит на нас сверху вниз.

Его член широко растягивает меня, наполняет, пока я могу только раскачивать бедрами, находясь на грани.

Он рычит при каждом толчке, издавая первобытный звук, что лишь подталкивает меня. Его дыхание жаром отбивается от моей кожи. Его бедра широко раздвигают мои ноги. Я полностью захвачена им, взята в плен, охвачена желанием получить больше.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — прошу я бесстыдно, избавившись от кандалов, которые ношу под этой крышей на сцене.

Но это слишком много. Я слишком громко кричу. Особенно, когда он движется, чтобы задеть еще одно место внутри меня. Я стону, и его рука опускается на мой рот. Вот, что толкает меня — ощущение грубой ладони на моих губах, то, как он успокаивает меня, как контролирует. Меня накрывает ярким и громким взрывом, который прокатывается по мне, заставляя меня сжиматься вокруг его члена, пока Кип пульсирует во мне, кончая.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒