Table of Contents 8 страница

Узнав о выздоравливающей графине, замок ее стали навещать подруги, даже сам король с королевой пару раз пожаловали – на радость старого графа. Им-то Элиза как раз и рассказала про странные следы, замеченные ею у охотничьей вышки.

– Крупный, говорите, мужчина там топтался? – переспросил король.

– Судя по следам, да. Знаете, они вот такие! – графиня показала рукой.

Арцыбашев тут же прикинул: примерно сорок четвертый – сорок пятый размер. Для двадцать первого и для двадцатого века – обычное дело, но только не для средних веков! И не для шестнадцатого – он от средневековья недалеко ушел. В те времена люди были мельче, и нормальный размер обуви для европейца – тридцать девятый, а то и меньше. Крупный мужчина с сорок пятым размером обуви – это, знаете ли, примета. А уж для шестнадцатого века – особая! Обладателя такого размерчика вполне можно и поискать.

– Пожаловали баронесса Александра! – заглянув в апартаменты графини, почтительно доложил слуга. – Пусть обождет?

Болящая вопросительно взглянула на королеву.

– Пусть войдет, – разрешила та. – Если, правда, тебя, милая Элиза, не затруднит такое количество народу.

– Ах, отнюдь, – томно взмахнув рукой, графиня откинулась на подушки.

Войдя, Сашка поклонилась венценосным особам, поздоровалась с хозяйкою и скромненько уселась в уголке. Магнус с Машей еще немного посидели и ближе к вечеру ушли, а баронесса осталась. По просьбе Элизы осталась, не по собственному хотению.

– Давно хотела тебе сказать, – усевшись на постели, графиня покусала губы. – Это ведь я тогда написала письмо в замок. И послала мальчишку.

– Я знаю, – спокойно кивнула Александра. – Эрих явился вовремя. Не он бы – не знаю, осталась бы жива…

– А что такое случилось? – собеседница с любопытством прищурилась. – На тебя кто-то напал? Неужто разбойники?

– Сам барон Аксель – сущий разбойник, – злая усмешка тронула губы баронессы. – Ни с того ни с сего связал меня и принялся избивать плетью!

– Плетью?! Не может быть!

– Не может? Может, мне раздеться, показать? – порывисто вскочив со стула, Сашка закусила губу.

– Нет, нет, – болящая едва удержала гостью за руку. – Я тебе верю, да. Но в таком случае… он просто дьявол!

Баронесса неожиданно усмехнулась:

– А я бы сказала – черт!

– Дьявол, черт – в чем разница? – удивленно взмахнув руками, Элиза поморщилась, нечаянно задев рану. – Знаешь, лекарь вытащил из меня занозу размером с ладонь и большой ржавый гвоздь. Даже не знаю, смогу ли я теперь танцевать?

– Обязательно сможешь, если захочешь, – гостья улыбнулась. – А разница меж чертом и дьяволом все ж таки есть. Черт – он не такой страшный, не всемогущий. Недаром же говорят – мелкий бес.

Вернувшись в свой замок, Александра поднялась к себе и велела принести бокал подогретого вина. Уселась на лавки, покрытые мягкой медвежьей шкурой, и, глядя в узенькое оконце-бойницу на цветной красно-желтый лес, задумалась о жизни. О себе, об Эрихе… И об Элизе фон Бексенгаузен в том числе. Ну, надо же, как ей стало вдруг жалко эту вредную взбалмошную особу! И как эта вредина теперь относилась к ней… как к лучше подруге. Вот ведь, бывает же! Хотя тут особый случай. С другой стороны, может, дело вовсе не в случае, а во взгляде, в сложившемся мнении самой Александры? А что, если Элиза вовсе не была такой вредной «вся из себя фу-ты ну-ты» дурой, какой казалась? Или зачем-то хотела казаться. Пусть даже и так – хотела! Но ведь Сашка-то должна была рассмотреть сквозь панцирь гордыни хоть что-то хорошее и доброе. Не рассмотрела. Значит, не хотела увидеть? Не стала замечать.

– Госпожа…

Девушка вздрогнула: кто-то посмел нарушить ее одиночество! Ну, конечно, Франц, уже больше трех недель подвизавшийся в ее замке помощником управляющего.

– Чего тебе? Опять мыши знамена проели?

– Нет, госпожа. Все гораздо хуже.

– Хуже?

– Не для вас. Хуже для меня, моя госпожа.

Баронесса покачала головой и пристально всмотрелась в слугу, отмечая и поникшую голову, и безвольно опустившиеся плечи, и – самое главное – поселившийся в глазах страх.

– А ну-ка, рассказывай, что там с тобой приключилось?

– Все же да, расскажу! Вчера я видел его, госпожа.

– Кого – его? Говори яснее!

– Того, кто покупал у меня сулему в Москве. Того, кто убил аптекаря!

Глава 4
Зима 1575–1576 гг.
Краков

Все усилия Арцыбашева по дискредитации конкурентов увенчались успехом, «черный пиар» принес свои плоды. Впрочем, и честным образом все устраивалось как нельзя лучше – многие, очень многие вельможи Речи Посполитой сделали ставку на короля Ливонии как, пожалуй, единственную альтернативу влиянию турок, шведов или, не дай бог, царя Иоанна Грозного. Выборный – элекционный – сейм в Кракове большинством голосов проголосовал за кандидатуру Магнуса. Таким образом его величество и его супруга, королева Мария Владимировна, становились правителями огромного государства, земли которого протянулись широкою полосою от моря до моря – от Балтийского до Черного!

Правда, на Балтике погоду сильно портили шведы, на востоке глухо рычал царь Иван, а на юге… на юге дела обстояли совсем плохо: татарские набеги, турки…

Первым делом король собирался послать оружие и деньги запорожским казакам. Но это решение еще должен был утвердить сейм, в котором любой загоновый нищеброд-шляхтич имел право вето. И активно этим своим правом пользовался! Вернее, пользовались-то магнаты, подкупая загоновых. С ними еще предстояло вступить в борьбу за укрепление королевской власти, ибо быть марионеткой, декоративной фигурой на троне Магнус Ливонский вовсе не собирался.

Никого из придворных, кроме опять же особо верных и преданных людей, Магнус в Польшу не звал, но многие изъявили желание поехать со своим монархом. В первую очередь – Сашка! Юная баронесса чувствовала себя чужой в фамильном замке рода фон дер Гольц, мрачные серые стены давили на нее, слуги и вассалы считали выскочкой, и все еще никак не утихали слухи о колдовстве Александры и ее причастности к смерти старого барона. Верный Эрих фон Ландзее, конечно же, последовал за своей любовью, хотя именно его баронесса планировала оставить в замке, ибо больше там никому не могла доверять. С другой стороны, иметь Эриха при себе тоже было не лишним. Во всех случаях.

Кроме юного риттера, влюбленного в свою обворожительную госпожу всей душой, с Сашкой напросился и Франц, которому было все равно, куда и зачем ехать – лишь бы подальше от Оберпалена, где, как он чувствовал, ему грозила неминуемая гибель. Там таинственные убийцы царевича Иоанна тщательно зачищали следы.

Обернувшись в седле, Магнус поискал глазами мальчишку. Ага, вот он – на телеге, при кухне. Сидит, кутаясь в плащ, укрываясь от мелкого снега, сопровождавшего королевский кортеж всю дорогу. С другой стороны, лучше уж небольшой снежок, нежели сильные морозы. Да, скорее всего, убийца рано или поздно добрался бы до этого парня, не уследили бы, так что, покинув Ливонию, Франц сделал верный выбор.

Однако всю жизнь не набегаешься, надо было искать убийц, да вот пока что-то не очень сие получалось, несмотря на все усилия Анри Труайя и лично Магнуса. Злодей оказался хитер и ловок. Злодей – или, скорее, злодеи: вряд ли душегуб действовал в одиночку. Хотя может быть, дело обстояло именно так, не зря же этот чертов упырь столь ловко избавился от своих помощников, проникнув в королевскую тюрьму под видом дровосека и монаха. Да уж, в сообразительности ему не откажешь, как и в некоем цинизме: даже собственные помощники для этого черта – никто, пыль под ногами, или лучше сказать презерватив – использовал да выбросил.

Еще один таинственный случай тревожил монарха. Тогда на охоте, когда взрывом едва не убило Элизу фон Бексенгаухен, ловчие обнаружили схрон – площадку для стрельбы из аркебуза или мушкета. Продумано там было все: пути отхода, маскировка стрелка, даже подставка для оружия в виде очищенного от веток сука. Площадка располагалась на холмике примерно в полукилометре от охотничьего королевского замка, с места стрелка открывался великолепный вид на ворота. Собственно, именно поэтому схрон и обнаружили: весьма подозрительный в силу должности и боевого опыта, герр Анри Труайя периодически осматривал окрестности с помощью подзорной трубы и как-то заметил на холме некий тусклый блеск, который сразу же распознал как ружейный. Видно, кто-то примостил оружие, присматриваясь к возможной цели. А может, уже и выцеливал, кто знает?

Все бы выглядело хорошо и ловко, коли б не расстояние. Пятьсот метров! Тысяча шагов. Тяжелая мушкетная пуля на таком расстоянии сохраняла вполне достаточную убойную силу, однако же вот беда – вести прицельный огонь из тогдашнего оружия было практически невозможно!

Тем более на тысячу шагов. Исход боя решался исключительно залпами по массовой цели. Что же касается меткости, то еще года два назад Магнус проводил подобный турнир: из любопытства организовал соревнование между лучниками и стрелками. Соревновались на сотне метров, и результат оказался предсказуем: из двадцати выпущенных стрел в цель попало шестнадцать, мушкет же имел лишь двенадцать попаданий. И это на сто метров, никак не на пятьсот!

Труайя высказал предположение, что здесь могли использовать особый «винтовальный» аркебуз, с нарезами в стволе, резко повышавшими меткость – такие тоже появлялись в это время. Правда, крайне редко. Да и пятьсот метров все-таки расстояние.

«Винтовальное» ружье… Почему бы и нет? Цель-то не простая!

– Ковно, ваше величество! – доложил бравый латник из арьергарда.

Надо сказать, Магнус в воинском – и не только в воинском – деле предпочитал опираться не столько на своих вассалов – прибалтийских баронов, – сколько на постоянное войско рейтар и пехоты, в большинстве своем состоявшее из немцев и западных русских людей. Своим солдатам король платил по четыре талера в месяц, что по тем временам считалось вполне солидным жалованьем. И ровно в два раза превышало зарплату какого-нибудь слуги. Но ведь воины еще имели право на часть добычи! Правда, и рисковали погибнуть, чего ж. Не столько от пули, сабли или копья, сколько от разного рода болезней, эпидемий, таскавшихся вслед за войском неистребимым, смертельно опасным шлейфом.

Ковенский воевода Константин, человек осанисты и грузный, принял короля как положено, со всеми почестями, предоставив для отдыха целый замок неподалеку от города. Магнус именно так и попросил, чтоб не в самом Ковно-Каунасе, и на то имелись причины. Нет, с горожанами королевская чета встретилась – под звон многочисленных колоколов в церквях и костелах, более того, король и королева даже благосклонно посетили заседание городского совета, где приняли целый ряд высокопарных верноподданнических заявлений. И даже поужинали в компании воеводы и ратманов!

Замок нужен был Магнусу для другого – для тайной встречи с верным человеком из Москвы, другом покойного ныне князя Василия Старицкого. Собственно, это был человек Маши, она когда-то переписывалась по этому поводу с братом, находившимся под постоянным подозрением царя Ивана. После смерти Василия тайные сношения с Москвой продолжились и привели к результату – в столице вот-вот должен был вспыхнуть очередной заговор. Он вспыхнул бы и так, только, может быть, несколько позже, а это королевскую чету не устраивало.

Посланник заговорщиков оказался вовсе не кондовым боярином, до самых глаз заросшим густой бородищей. Московский дворянин Игнат Порфирьев сын Рдеев чем-то напоминал ушлого шляхтича Граевского, ныне ожидавшего короля и королеву в Варшаве. Та же остроконечная бородка, острый насмешливый взгляд европейски образованного человека – как потом поведала Маша, Рдеев когда-то учился в университете в Кракове и преуспел там во многих науках. Одетый в польский кунтуш и узкие, заправленные в сапоги штаны, с саблей на поясе, московский дворянин ничем не отличался от обычного шляхтича.

Анри Труайя, лично встретив гостя, провел его в замок под видом одного из ковенских купцов, кои, прослышав о приезде монархов, потянулись уже в замок с подарками и изъявлениями проснувшихся верноподданнических чувств.

Король и королева уединились с посланцем в отдельном кабинете и имели с ним долгую и весьма значимую беседу, в ходе которой передали гостю драгоценные камни и золото, пожертвовав частью ливонской казны на благое дело. Иван Васильевич уже, верно, пришел в неописуемую ярость, получив известие о новом польском короле… и королеве. Машу Старицкую он ненавидел всегда, как и все ее семейство. Честно сказать, семейство-то было за что… да и Машу – тоже.

– Благодарю вас, ваше величество, – аккуратно, без всякой спешки, сложив драгоценности и монеты в заплечную суму, Рдеев поклонился королю, а королеве галантно поцеловал ручку, не преминув заметить, что наповал сражен ее красотою. – Знаете, Мария Владимировна, я как-то видел вас в Кремле, еще ребенком. Вы и тогда были красивы, а уж сейчас…

– Поужинаете с нами? – улыбнулся король.

Гость с видимым сожалением развел руками:

– Увы, лучше уж я поспешу. Деньги – великое дело. Ближайшее окруженье Ивана насквозь продажно и ждет не дождется, когда тот помрет. Тиран и не может окружить себя иными людьми, ревнуя к каждому, кто хоть в чем-то его превосходит. Кровь кругом, страх по всей Москве, по всей Руси матушке. Там-то не Иван, там воеводы-наместники именем его свирепствуют. Губных старост подкупили, запугали… Что хотят, то и воротят. Велика Россия, и глаз тирана за нею не уследит, не сможет! Ничего, скоро устроим, как в Англии: чтоб закон един для всех был! А для того – корыстолюбцев уничтожить поможем! Тирану и поможем. Пока правит еще. Пока жив.

Выпив на прощанье вина, посланник откланялся, напутствуемый самыми благими пожеланиями.

– Побольше б таких людей, – опуская бокал, тихо промолвил Магнус. – Умных и порядочных русских. Может, и впрямь – законность на Руси установят?

Маша уселась мужу на колени и хмыкнула:

– Вот уж это вряд ли. Велика уж больно Русь-то! Где столько честных людей набрать?

– Так не набирать – воспитывать надо! – Арцыбашев ласково погладил жену по плечу и поцеловал в шейку. – С самого детства воспитывать, на живых примерах.

– Школ больше устраивать?

– Именно так – школ. И чтоб не только читать-писать учили, но еще б и воспитывали.

Взгляд короля неожиданно затуманился, словно бы Леонид вспомнил вдруг что-то из прежней своей, нынче такой далекой и нереальной, жизни… Так ведь и вспомнил, как раз, к разговору!

– Знаешь, милая, когда-то давно, лет, наверное, десять тому назад, вращался я в одной компании… и были в ней учителя, у нас это в основном женщины.

– Женщины девочек должны учить, – царственно улыбнулась королева. – Мальчиков же, как в отрочество войдут, только мужчины. Как же иначе-то? Иначе выйдут из школы не мужики и не бабы, а так, не пойми кто.

– Согласен с тобой полностью, – Магнус покивал, обняв жену за талию. – Но я не об этом сейчас. Кто-то, сейчас уж и не помню кто, из этих учительниц бросил в беседе: в России, мол, все воруют. Вот добираются до какой-то должности, где можно уже воровать более-менее безнаказанно – и начинают.

– Не так, – засмеялась Маша. – Не добираются, а стремятся. Чтоб воровать ловчей. И на возможное наказанье внимания не обращают никакого! Хоть каждый день вешай, а все ж…

– Вот и они так же говорили. Мол, честных людей вообще нету. Честный – пока бедный. Пока не при должности, а как эту самую должность ухватит – так и пошел воровать!

– Ну, верно…

– Так я к чему! – Арцыбашев разволновался, даже несколько повысил голос. – Взрослых мы уже не перевоспитаем – с детей надобно начинать, этих-то еще можно к добру приучить, этих получится. Школы, как ты говоришь, устроить, учить… Ах, Маша, что-то еще нас ждет в этой Польше?

– Я тоже переживаю, – тесно прижавшись к мужу, вздохнула юная королева. – За Володеньку переживаю тоже. Может, зря его кормилицам да бабкам оставили? Может, нужно было с собой взять? Понимаю, не перенес пути бы… Но скучаю – сильно.

– Я тоже скучаю. Милая моя… – прошептав, Арцыбашев страстно поцеловал супругу в губы. Погладил по спине, дрожащими пальцами развязывая стягивающие платье ленты.

Освободил сперва левое плечико – поцеловал, потом – правое. Снова погладил спинку, на этот раз уже не через ткань – голую, теплую… И, наконец, ткнулся губами в трепетно вздымающуюся грудь, нащупал языком твердеющий упругий сосочек…

Тяжело дыша, Маша вскочила, проворно освобождаясь от платья, – юная красавица с шелковистою кожей и синими, как небо, очами. Вне себя от нетерпения, Магнус схватил супругу в охапку и отнес на узкое ложе.

В Кракове Магнус, его царственная супруга и двор расположились в королевском дворце, на крутом Вавельском холме, окруженном крепостной стеною. Внизу раскинулся город: неспешно несла свои воды Висла, перезванивались колокола в разновеликих башнях Мариацкого костела, на ратушной площади шумел рынок. Правда, сейчас, зимою, торговали по большей части в крытых торговых рядах, так называемых Сукенницах – на редкость красивом и простором здании, располагавшемся вблизи костела и ратуши. Рядом на улице в любую погоду торговали пирожками, шумели многочисленные забегаловки, угощая торговцев, покупателей и студентов Ягеллонского университета, знаменитого на весь тогдашний мир.

Этот большой, красивый и шумный город сразу же пришелся по сердцу королевской чете. Унылый и скучный Оберпален по сравнению с древней польской столицей казался просто забытой богом деревней. Особенно радовалась Маша, искренне скучавшая по Москве. В Кракове было ничуть не хуже. Даже лучше – куда как веселее!

Законно избранный сеймом король и его королева въехали в город через барбакан – изящное и грозное воротное укрепление, гордость горожан. В церквях и костелах звонили колокола, горожане кидали вверх шапки, магнаты и шляхта сверкали дорогим оружием и украшениями. Что и сказать, даже чисто внешне король и королева понравились всем! Датский принц и правитель Ливонии, одетый в изысканный испанский костюм, сразу же произвел впечатление легкостью в общении и обаятельнейшей благосклонной улыбкой; юная красавица королева Мария просто очаровала горожан. Верхом на белой лошади, в синем, под цвет глаз, платье она казалась неземной девой, королевой ангелов, лишь по счастливой случайности спустившейся на грешную землю.

К королевской свите примкнул по пути и пан Кшиштоф Граевский, знакомый многим в Кракове и многими ненавидимый. Недавний татарский набег на восточные польские земли – Подолию, Волынь и Червонную Русь – вызвал сомнения у части шляхты. Сможет ли новый король договориться с султаном либо организовать достойный отпор? Или все же лучше было бы обратиться к кандидатуре Батория?

При прежних польских королях, Сигизмунде и Генрихе Анжуйском, королевская власть находилась в самом жалком положении. Финансы пришли в расстройство, буйные магнаты и шляхта диктовали королю свои условия. Точно так же они намеревались поступать и сейчас.

Время было очень непростое: подзуживаемые султаном Мурадом татары нападали на южные польские земли, на Балтике вновь оживились шведы, обиженный Стефан Баторий собирал в Трансильвании войска, намереваясь вот-вот начать военные действия, и царь Иван Грозный прислал ругательное письмо, угрожая войною.

И что оставалось делать? Ждать. Ждать, по возможности затягивая все процессы, ибо время сейчас работало на нового польского короля! Уже были отправлены люди, деньги и оружие запорожским казакам – чтоб громили Крым, уже получили поддержку мятежные венгерские крестьяне, и сотню новейших мушкетов тайно везли в Иран – вооружить армию шаха, давнего врага турок. В Москве же вот-вот должен был вспыхнуть заговор.

Оставалось ждать и как-то показать свою силу… и лояльность новоявленным подданным.

Вообще-то, право быть избранным на польский престол имел каждый шляхтич, при этом в большинстве случаев кандидатами на престол становились представители иностранных династий. Избираемый пожизненно монарх не имел права передачи трона по наследству, издания декретов (привилеев), противоречащих законам, а также ареста шляхтича без суда. Дополнительные ограничения на королевскую власть накладывали так называемые генриковы артикулы, принимаемые монархом перед вступлением на престол. Политические и финансовые обязанности монарха определялись ещё одним обязательным соглашением: король (он же великий князь литовский) отказывался от передачи трона по наследству, обязывался править в согласии с королевским советом из восемнадцати сенаторов, не реже раза в два года созывать сейм, без разрешения которого не объявлять войны и мира и не вводить новые налоги. На территории Великого княжества Литовского условия правления определялись особыми статутами, которые Магнус тоже подписал. Пока… Не сразу, постепенно, нужно было устраивать себе солидную поддержку, опираясь на людей, недовольных неограниченным произволом магнатов и шляхты: в первую очередь, на свободных и предприимчивых горожан, коим Магнус собирался всячески покровительствовать и защищать во всем. У горожан имелись немалые деньги и большие права в городе, но не в королевстве! Арцыбашев имел тайные намерения расширить сейм, включив в него представителей купечества, ремесленников и даже – крестьян! А уж потом, с помощью обновленного сейма, можно было бы резко усилить свою власть, ограничив слишком уж большие права магнатов и шляхты.

Собственно, большинство мелких польских дворянчиков уже давно не имело своего мнения, послушно выражая волю магнатов. И вот эти самые магнаты представляли собой нешуточную угрозу… которую нужно было вывести из игры любым способом. Чем и занялся его величество, опираясь на помощь Анри Труайя, Граевского и верных людей. Особую опасность представляли пятеро. Кардинал Родриго Касинский, князь Николай Радзивилл, гетман Ходкевич и еще двое магнатов, по своему могуществу и влиянию равных иным европейским монархам: киевский князь Николай Кострожский и сандомирский воевода Ян Костка, один из прежних кандидатов на польский трон.

Относительно кардинала Родриго… Вообще-то, на территории Речи Посполитой проживали граждане самого различного вероисповедания: католики (на западе и северо-западе), православные (на востоке и юго-востоке), лютеране и кальвинисты, (преимущественно среди высших сословий), иудеи (по большей части – в Кракове и Вильне) и даже мусульмане – среди татар. Один из видных вельмож и государственных деятелей того времени, Каспар Бекеш, считался атеистом.

В первые годы существования государства, в нём господствовала веротерпимость: равноправие католиков и православных гарантировалось Привилеем от седьмого июня 1563 года, а в 1573 году особым указом была подтверждена свобода веры. Чем и воспользовалась королевская чета! Воспитанная в православии Маша уж очень не хотела переходить в католичество… а вот Магнусу было все равно.

– О, пан Каспар! – завидев щегольски одетого вельможу, занявшего при новом короле ответственный пост министра иностранных дел, Магнус изобразил на лице самую широкую и искреннюю улыбку. Этот изящный, с ловкими движениями и красивым, чуть вытянутым лицом пан был весьма умен, начитан и смел, ибо те времена объявить себя атеистом значило почти то же самое, что в одиночку выбить турок из Константинополя.

– Ваше величество, – поклонившись, пан Бекеш вошел в королевский кабинет и, по знаку Магнуса, уселся на стул.

– Я хотел поговорить с вами о трансильванском князе, – с места в карьер начал король. – Что еще можно сделать? Как остановить войну?

– Крестьяне Семиградья восстали, – задумчиво кивнул министр. – Но этого мало. Думаю, нужно спровоцировать волнения во всех крупных городах.

– Но их непременно подавят! – король поерзал в кресле. – На помощь Баторию придут его друзья турки. Ведь непременно придут.

– Придут, – согласился Бекеш. – Но не сразу и далеко не во все города. Да, много народу погибнет, но Стефану наверняка станет не до войны… по крайней мере на какое-то время. А там что-нибудь еще придумаем.

– Мне нравится ход ваших мыслей, пан Каспар, – искренне рассмеялся его величество. – Надеюсь, это «что-нибудь еще» вы придумаете до того, как Баторий начнет собирать войска.

Шляхтич развел руками:

– Сделаем, государь! Прямо сейчас и начну думать.

– Вот и славно, – лично проводив пана Бекеша до дверей, король задержал его на пороге: – Да, вот еще, забыл спросить… Что скажете о кардинале Родриго?

– Хороший человек, – без раздумий высказался вельможа. – Нет, в самом деле, ваше величество. Да, монсеньор Родриго радеет за свою веру, но так… я бы сказал, без фанатизма. Сами посудите: инквизиции в Польше нет, на кострах никого не жгут, в университете почти все преподаватели – католики. О, он весьма умен, этот кардинал! Позиции католической церкви при нем очень сильно окрепли, очень. Кстати, сам-то он весьма, так сказать… фриволен! – пан Бекеш неожиданно улыбнулся.

– Фриволен? – удивился король.

– Честно сказать, ни одной юбки не пропустит, ваше величество, – министр рассмеялся в голос. – Не знаю, правда, недостаток это или достоинство. С точки зрения католической веры, впрочем…

– Я вас понял, уважаемый пан Бекеш. Можете идти.

Проводив, наконец, министра, Магнус принялся внимательно разбирать списки самых влиятельные в королевстве и княжестве людей. Таковых набралось не так уж и много – десятка два, но нужно было подобрать к каждому ключик, используя все слабости, все ошибки сих достойнейших во всех отношениях господ.

Один из самых богатых и влиятельных магнатов, литовский князь Николай Радзивилл, протестант по вероисповеданию и активный сторонник Габсбургов, на прием к новому королю еще не явился, но прислал письмо, в котором вежливо поздравлял Магнуса с избранием на престол Речи Посполитой и вскользь упоминал о своем пошатнувшемся здоровье. Как выяснил Арцыбашев, князь и впрямь был тяжело болен – обострилась подагра плюс, как поговаривали, еще и некая венерическая болезнь. Через своих людей король посоветовал Радзивиллу поехать лечиться в Италию, к чему князь – убежденный космополит – и склонялся, нужно было лишь его подтолкнуть.

Петр Скарга, ученый, академик, иезуит… Этому человеку король пожаловал разрешение открыть католические миссии во многих ливонских городах. Пусть! Там ведь везде протестанты, пусть будет немного католиков – в обмен на полную лояльность сего красноречивого и умного проповедника, удостоенного чести стать советником нового короля. В приватной беседе, состоявшейся дня три назад, Скарга всячески поддержал идею Магнуса об ограничении всевластия сейма и усилении королевской власти. Хитрый Арцыбашев еще раньше ознакомился с сочинениями патера Петра, обнаружив в них почти полное соответствие собственным мыслям.

Ян Ходкевич, ливонский гетман и бывший враг короля Магнуса. Перешедший в католичество лютеранин, ярый сторонник Габсбургов… да и его самого тоже предлагали на польский престол. Противник унии Литвы с Польшей. Дать ему войско! Пусть встанет на границе, преграждая путь возможному вторжению войск семиградского князя. Да! Еще и под Смоленск надо кого-то отправить… Воевода Ян Костка? Да, верно, он подойдет. Пускай послужит…

Наверное, это выглядело ребячеством, но король и королева обожали бродить по Кракову переодетыми в простое платье. Сидели в корчмах, заходили в лавки, приценивались, веселились на многочисленных цеховых шествиях. Переодевались всякий раз в разное, чтоб не примелькаться и не быть узнанными.

Заходили в лавки. Маша обожала ювелирные, особенно в еврейском квартале – Казимеже. Обычно ничего не покупали, но вот как-то раз в лавке старого Гринфельда королеве очень понравилось янтарное ожерелье. Тепло-желтые полупрозрачные бусы, нанизанные на красную шелковую нить, казалось, лучились терпким осенним солнышком. Купили, чего ж… А через пару недель какие-то злодеи убили старого ювелира, разграбив мастерскую и лавку – такие вот невеселые дела!

В очередной раз Магнус в облачился в серый, с витыми шнурами, кунтуш, Маша же – в синее с алыми вставками платье, сверху накинула теплый шерстяной плащ. Чудесный денек, совсем по-весеннему теплый и солнечный, весьма способствовал прогулке.

Прихватив с собой коньки, их величества покинули крепость смешавшись со свитой провинциальных вельмож, спустились с Вавельского холма, свернули к Висле, где на льду был расчищен каток.

– Ой, верно, я опять упаду! – щурясь от солнышка, совсем по-детски радовалась Маша.

– Ничего! Я ж тебя поддержу… в крайнем случае помогу выбраться из сугроба!

– Из какого еще сугроба? Да я лучше тебя катаюсь! Ах ты…

Убежав вперед, королева нагнулась, слепила снежок, запустила им в мужа. Да прямо в лоб и попала – меткая!

– Ну, вот, – стряхнув снег, Магнус обиженно развел руками. – Всегда так. Я вот тебя!

– А не догонишь, не догонишь!

Показав супругу язык, Мария с хохотом помчалась к реке да бухнулась прямо в сугроб, привязывая к ногам коньки. Тут подоспел и его величество.

– Ну, что? Помчали?

– Помчали!

Славно было. Весело. Здорово. Вечерело уже, солнышко светило низко, тянуло через весь лед длинные синеватые тени.

– А ну, наперегонки!

– Смотри людей не сбей!

– Не собью. Я шустрая!

Их величества развлекались вовсю, не зная, не ведая, что давно уже следят за ним две пары внимательных глаз. Обсуждают каждое движенье. Иногда и смеются даже!

– Может, откроемся? А, госпожа? Вместе кататься будем.

– Нет уж! – юная баронесса Александра фон дер Гольц строго посмотрела на Франца, исполнявшего ныне при ней роль слуги, наперсника и ответственного за все. – Обидятся? Ну, ты не видишь, что ли? Они ж хотят вдвоем, тайно… Сейчас, вон, смотри, поцелуются. А тут – мы! Не, не пойдем. Подождем. Уйдут – так и мы накатаемся вволю. Эх, жаль Эрих в отъезде!

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒