Глава 4. Показания

Глава 4

Сегодня утром я съел прядь волос Лейлы.

Меня посетила мысль, что странная выходка вроде поедания волос возлюбленной может положить начало еще более странному поведению. Например, стать предвестником каннибализма, как если жестокое обращение с животными в детском возрасте служит порой сигналом к тому, что ребенок вырастет серийным убийцей.

Но в моем случае это лишь в меру отвратительная и отчаянная попытка избавить себя от всепоглощающего чувства вины. Мне снилось, будто проглоченная прядь ее волос свяжет нас вместе, рассеивая страх, что произошедшие события могут однажды привести к разлуке. И вот, проснувшись, я вырвал у нее прядь волос, пока она спала, и засунул себе в рот.

С того момента прошло уже восемь часов, и теперь меня преследует ощущение, что эта прядь обвилась вокруг сердца и перекрыла кровоток.

Мое сердце задыхается.

Вышла бы отличная строчка для песни.

Я открываю заметки в телефоне, пока мы стоим в очереди на посадку, и печатаю «мое сердце задыхается от чувства вины», дополняя список угнетающих строчек, которые периодически возникали в моей голове.

В последнее время тексты моих песен обрели депрессивный характер.

— Лидс, — зовет Лейла, слегка подталкивая меня в спину. Я задерживаю очередь. Убрав телефон в карман, я направляюсь к нашим местам.

Собираясь в поездку, я взял совсем немного вещей. Две пары джинсов, шорты, несколько футболок и обручальное кольцо.

Я завернул его в носок и засунул в кроссовок. Вряд ли Лейла станет рыться в моем чемодане, ведь у нее есть свой, но я не хочу, чтобы она нашла кольцо. Я купил его, пока она лежала в больнице. Понимаю, что это был поспешный шаг, но меня поглотил страх неизвестности. Я решил, что покупка кольца каким-то чудом отправит во вселенную поток энергии, который поможет Лейле скорее поправиться.

Ее выздоровление проходило лучше, чем я ожидал, но с предложением не торопился. Она даже не знает о покупке кольца. Я еще не определился, когда лучше сделать предложение, ведь хочу, чтобы все прошло идеально. Может, за время нашей поездки этот момент не настанет, но пусть лучше кольцо будет при мне, на всякий случай.

Я запланировал эту поездку, потому что последние полгода походили на кошмар. Мы измотаны эмоционально и физически. И я лелею надежду, что, вернувшись туда, где мы впервые встретились, мы сможем перезагрузить нашу жизнь. Мне кажется, что вернувшись к началу, мы избежим конца.

Еще одна возможная строчка из песни.

Один из пассажиров перегородил проход, пытаясь засунуть необъятный чемодан на верхнюю багажную полку, и я, пользуясь моментом, записываю в заметки улучшенную версию этого предложения. Я вновь возвращаюсь к началу, ведь не хочу, чтобы для нас наступал конец.

Выздоровление Лейлы проходило гораздо сложнее, чем мое. Целую неделю ее жизнь была под угрозой. Но даже когда состояние стало стабильным, она пролежала в больнице еще месяц.

Я каждый день виню себя за то, что не был осторожнее. За то, что не отнесся всерьез к неуравновешенному поведению Сейбл еще несколько месяцев назад, когда она настойчиво не прекращала попытки связаться со мной.

Виню за то, что счел хорошей идеей опубликовать фото с Лейлой и даже не подумал о возможных негативных последствиях. Это же интернет, черт его возьми. Стоило быть осторожнее. Каждая запись в сети влечет те или иные последствия.

Нам отчаянно нужна была эта поездка. Уединение. Возможность отгородиться от внешнего мира. Я хочу, чтобы все стало как раньше. Лишь мы вдвоем, закрывшиеся в спальне, разговариваем обо всем на свете в моменты отдыха от страстного секса.

Я убираю чемодан Лейлы на багажную полку. Мы летим первым классом в последнем ряду. Она садится у окна, непривычно молчаливая, возможно, из-за возрастающей тревоги.

Я еще не рассказывал ей, куда мы летим. Хотел сделать сюрприз, но, похоже, неизвестность лишь усиливает ее тревогу. Такая мысль до сих пор не приходила мне в голову.

Усевшись в кресле, я пристегиваю ремень, а Лейла закрывает шторку.

— Есть догадки, куда мы летим?

— Я знаю, что мы летим в Небраску, — отвечает она. — Понятия не имею, что там.

— Мы не останемся в Небраске. Там ближайшая пересадка до места назначения.

Мой ответ должен был стать подсказкой, но Лейла не улавливает ее. Она берет бутылку воды, стоящую между наших кресел, и открывает.

— Надеюсь, там можно расслабиться. У меня нет настроения для приключений.

Я сдерживаю смех. Чего она ожидает? Что после затяжного лечения я повезу ее лазать по горам или сплавляться по реке?

Ей через многое пришлось пройти, а я подчас чрезмерно ее опекаю, но мало-помалу нам удается возвращаться к прежней жизни. Невозможно, пережив подобное потрясение, немедля обрести прежнюю жизнерадостность, и нам еще многое предстоит, но я убежден, что со временем все вернется на круги своя.

Лейла достает телефон из сумочки и убирает ее под сиденье.

— Надо снять тебя в самолете и выложить фото, — говорит она, наводя на меня камеру.

Я улыбаюсь, но Лейла качает головой, давая понять, что сейчас мне улыбаться не нужно. Сделав снимок, она загружает его в фоторедактор.

После случившегося мысль о славе неизбежно отзывается горечью. Лейла бы не пострадала, если бы не соцсети.

Закончив обрабатывать фотографию, Лейла показывает ее мне. Я всегда одобряю ее снимки. Честно говоря, мне все равно, что она выкладывает. Я реагирую на фото одобрительным кивком, но, заметив хэштеги, издаю непроизвольный стон. «Певец», «музыкант», «ЛидсГабриэль», «модель».

— Модель? Лейла, ты серьезно? Я музыкантом пытаюсь стать или инфлюенсером?

— В наши дни одно без другого никак. — Она выкладывает фотографию со всеми хэштегами.

— Раньше MTV называли погибелью для уродливых музыкантов, — бормочу я. — Ничего подобного. Инстаграм — вот настоящая старуха с косой.

— Тем лучше, что ты обладатель такой внешности, — отвечает она и, чмокнув меня в нос, убирает телефон обратно в сумку.

Я перевожу свой в автономный режим и кидаю в карман на спинке стоящего впереди кресла. С ужасом жду неизбежную череду снимков, которые Лейла заставит меня сделать до конца дня. Понимаю, что должен быть благодарен ей за то, что она желает мне успеха. Вот только теперь это вызывает мерзкие ощущения. Новость о случившемся с нами попала в газеты и облетела весь Нэшвилл, принеся мне небольшой рост продаж и большой приток подписчиков, коих стало больше десяти тысяч. Но я невольно чувствую, будто зарабатываю на случившемся с ней несчастье.

Чувствую себя продажной шкурой, которой и продавать-то нечего.

Самолет приходит в движение, и Лейла начинает нервно теребить подол юбки. Она уже выпила обе бутылки воды.

Нападение сильно изменило ее. Оно изменило нас обоих.

Она многого лишилась из-за меня. Потеряла несколько месяцев жизни. Уверенность в себе и чувство безопасности. А взамен получила тревожное расстройство, зависимое положение, ночные кошмары, панические атаки и потерю памяти. Больше нет беззаботной и уверенной в себе девушки, в которую я влюбился. Теперь рядом со мной сидит та, кому будто бы не по себе в собственном теле.

Будто все ее душевные силы погребены под слоями зарубцевавшихся шрамов.

Быть может, именно по этой причине я отвел Лейле роль менеджера, пока она выздоравливает. И делаю все, что она скажет, потому что лишь моя карьера придает ее жизни смысл. Позволяет отвлечься от произошедшего.

Возможно, она пытается пережить случившееся с ней несчастье, оборачивая во благо то, что послужило ему причиной. Пострадали все сферы нашей жизни, кроме моей карьеры. Лейла считает, что нам повезло иметь эту кроху позитива. Мне не хочется лишать ее этого, но вместе с тем я тоскую по тем дням, когда она не относилась к моей карьере так серьезно. Когда подговаривала меня уйти из группы и стать счастливым по-своему. Когда забирала у меня из рук гитару, чтобы забраться ко мне на колени. Мне не хватает тех дней, когда ей было безразлично, что публиковать на моей странице в инстаграм.

Но больше всего мне не хватает возможности быть самим собой рядом с ней. В последнее время я ощущаю, что все больше отдаляюсь от того, кем был, и становлюсь тем, в ком она нуждается.

— Уже можно отстегнуть ремень? — уткнувшись в рукав моей рубашки, спрашивает Лейла. Она крепко сжимает мою руку. Признаться честно, я даже не заметил, как мы тронулись с места. В последнее время я больше пребываю в собственных мыслях, чем в реальности.

— Еще нет.

Как же сильно она, должно быть, нервничает, раз не может сама посмотреть на знак «Пристегнуть ремни безопасности». Обхватив ее лицо ладонью, я целую ее в волосы. Лейла пытается не подавать виду, но приступ тревоги не проходит незаметно. Я все вижу в ее поведении. В том, как она сжимает ткань платья. Как стискивает челюсти. Даже в том, как мечется ее взгляд в общественных местах, будто она ждет, что кто-то набросится на нее из-за угла.

Она отпускает меня, едва раздается сигнал о том, что можно отстегнуть ремни безопасности и свободно перемещаться по салону самолета. Лейла взволнованно обводит взглядом салон, мысленно оценивая обстановку. Подняв шторку, она рассматривает облака через иллюминатор, машинально касаясь рукой шрама на голове. Она постоянно его трогает. Порой я размышляю, о чем она думает, когда прикасается к шраму. Она не помнит событий того вечера. Только с моих слов, но редко спрашивает об этом. Честно говоря, она вообще никогда об этом не спрашивает.

Лейла дергает ногой. Поерзав в кресле, она оглядывается в зону бизнес-класса. Ее глаза широко распахнуты, будто вот-вот начнется паническая атака.

За один только прошлый месяц у нее было две панические атаки. И обе начинались именно так. Она прикасается к шраму. Ее пальцы начинают дрожать. Глаза наполняются страхом. Дыхание становится тяжелым.

— С тобой все хорошо?

Она кивает, но избегает смотреть мне в глаза. Делает несколько тихих глубоких вдохов, будто пытается скрыть от меня собственные попытки успокоиться.

Закрыв глаза, Лейла откидывает голову на подголовник. Вид у нее такой, будто ей хочется забиться под кресло.

— Мне нужны таблетки, — говорит она шепотом.

Так и знал, что ей нехорошо. Я тянусь в ее сумочку за таблетками от тревожного расстройства, но никак их не нахожу. Там лишь кошелек, пачка жвачки и ролик для чистки одежды.

— Ты сдала их в багаж?

— Черт, — бормочет Лейла с закрытыми глазами, крепко вцепившись в подлокотники и морщась, будто от боли. Я не стану делать вид, будто знаю, каково бороться с чувством тревоги. Она пыталась объяснить мне на той неделе, когда я спросил у нее, на что похож приступ тревоги. Она ответила: «Будто дрожь бежит по венам».

До недавнего времени я считал приступ тревоги чем-то вроде повышенного волнения. Но Лейла объяснила, что он ощущается на физическом уровне. Она чувствует, будто по всему ее телу проходят крохотные удары электрического тока. Я лишь обнял ее, когда она рассказала мне об этом. Почувствовал себя беспомощным. Теперь я всегда чувствую себя беспомощным во всем, что касается Лейлы, поэтому изо всех сил стараюсь, чтобы с ней все было хорошо.

А сейчас ей нехорошо.

— Хочешь выйти и переждать в туалете? — предлагаю я.

Лейла согласно кивает, и, взяв за руку, я помогаю ей подняться. Оказавшись в носовой части салона, я наклоняюсь к стюардессе.

— У нее паническая атака. Я побуду с ней, пока она не пройдет.

Стюардесса бросает беглый взгляд на Лейлу, и на ее лице тотчас отражается сочувствие. Она задергивает шторку, разделяющую туалет и салон первого класса, чтобы скрыть нас от посторонних глаз.

Едва я закрываю за нами дверь, в помещении становится негде повернуться. Обняв Лейлу за талию, я прижимаю ее к груди. Свободной рукой я смачиваю кусок бумажного полотенца водой и прижимаю к ее затылку.

На той неделе она сказала, что мои объятья помогают лучше, чем ее тяжелое одеяло. Сам не понимаю, какие чувства во мне вызывает то, что я один способен успокоить ее панику. Хотелось бы, чтобы она нашла способ справляться без моей помощи. Я не смогу всегда быть рядом и беспокоюсь, как она перенесет приступ без меня.

Я обнимаю ее, чувствуя, как дрожит ее тело.

— Хочешь, я расскажу, куда мы летим? — предлагаю я. — Может, неизвестность усиливает твою тревогу.

Она мотает головой.

— Не хочу портить твой сюрприз.

— Я и так собирался рассказать тебе, как только мы поднимемся в небо. — Я слегка отодвигаюсь, чтобы видеть ее лицо. — Мы летим в Corazón del País. Я забронировал ее на две недели.

Сперва она никак не реагирует. Но пару секунд спустя ее лицо приобретает озадаченное выражение.

— Куда?

Я стараюсь скрыть собственное беспокойство, но такое стало происходить часто. Она не сразу вспоминает то, что должно легко всплывать в ее памяти. По словам врача, это нормальное явление после черепно-мозговой травмы, но меня всякий раз потрясает, сколь многого она лишилась.

Мне не сразу удалось принять, что у нее была травма мозга.

Несильная, но заметная. Особенно, когда она подолгу вспоминает моменты, которые имеют огромное значение для меня. Для нас. Я не принимаю это близко к сердцу, но все равно испытываю боль.

— Это гостиница а-ля «постель и завтрак», — отвечаю я.

По ее лицу видно, что она начинает вспоминать.

— Ах да. Свадьба Аспен. Дерьмовая группа Гаррета. — Ее глаза горят волнением. — Завтрак.

— На самом деле, это больше не гостиница. Ее закрыли три месяца назад и выставили на продажу. Я связался с риелтором и спросил, можно ли арендовать ее на пару недель.

— Мы будем там одни?

— Только ты и я, — киваю я.

— А как же повара и горничные?

— Официально они прекратили работу, поэтому готовить будем сами. Я уже заказал доставку продуктов. — Я вижу, что она все еще пытается преодолеть небольшую паническую атаку, и продолжаю отвлекать ее разговорами. — Аспен с Чедом хотят приехать с ночевкой. Им всего пара часов пути из Вичиты. Планируют приехать в пятницу.

Лейла кивает и прижимается щекой к моей груди.

— Было бы здорово.

Я обнимаю ее еще несколько минут, пока не проходит дрожь в ее теле.

— Тебе лучше?

— Да.

— Хорошо. — Я провожу ладонью по ее волосам и целую в макушку. — Надо возвращаться на места. Весь салон начнет обсуждать парочку, вступившую в клуб любителей заниматься сексом в туалете самолета.

Лейла не отпускает меня из объятий. Напротив, она тянется к моим губам и проводит ладонью по груди прямиком к застежке джинсов.

— Так пусть они окажутся правы, — она встает на цыпочки, пока не дотягивается до моих губ в поцелуе.

Наверняка Лейла думает, что это одна из моих фантазий, и не стану лгать, так и есть, но не сейчас. Она едва пришла в себя после панической атаки. Это неправильно.

Я обхватываю ее лицо ладонями.

— Не здесь, ладно?

Она расстраивается.

— Мы быстро.

— Не сейчас, — я целую ее. — Ночью. — Открываю дверь и пропускаю ее вперед.

Лейла отмахивается, качая головой.

— Я схожу в туалет, — говорит она безжизненным голосом.

Закрывая дверь, я ловлю ее хмурый взгляд. Возвращаясь на место, чувствую себя сволочью за то, что отказал ей.

Но я был бы еще большей сволочью, если бы трахнул ее всего минуту спустя после панической атаки.

Не хочу, чтобы она к этому привыкала.

Я не могу приносить лишь временное облегчение ее ранам. Я должен помочь им зажить.

***

— Нам еще далеко? — Лейла впервые нарушила молчание, с тех пор, как мы сели в арендованную машину. Она заснула еще в терминале.

— Минут двадцать.

Она потягивается и издает стон, от которого я неловко ерзаю в кресле. Я жалею, что не нагнул ее над раковиной, с того момента, как оставил одну в туалете самолета. Прежний Лидс принял бы ее предложение. Может, даже дважды.

Порой мне кажется, что я изменился сильнее нее. После операции моя любовь стала выражаться в чрезмерной заботе. Теперь я слишком осторожен с ней. Осторожно подбираю слова, осторожно ее обнимаю и целую, осторожно занимаюсь с ней любовью.

Я включаю поворотник и сворачиваю к обочине дороги.

— Нужно заправиться. Больше остановок делать не будем. Тебе надо в туалет?

— Нет, все нормально, — мотает головой Лейла.

Въехав на заправку, я вставляю пистолет в лючок и открываю пассажирскую дверь. Лейла смотрит на меня, закрывая глаза от полуденного солнца. Я хватаю ее за руку и тяну из машины.

Заключив девушку в объятья, я прислоняю ее спиной к машине и целую в висок.

— Прости меня.

Больше мне нечего сказать. Я даже не знаю, огорчена ли она моим отказом и понимает ли вообще, за что прошу у нее прощения, но Лейла прижимается ко мне чуть ближе.

— Ничего страшного, — отвечает она, — ты же не обязан хотеть меня днями напролет.

Порыв ветра задувает прядь волос ей в лицо, и я смахиваю их ладонью. Но неожиданно нащупываю что-то в ее локонах. Они свалялись и кажутся липкими. Я осматриваю ее голову, не обращая внимания на ее попытки отстраниться. В ее темных волосах не видно крови, но кончики моих пальцев приобрели алый цвет.

— У тебя идет кровь.

— Правда? — она касается пальцами раны на голове.

Раздается щелчок заправочного пистолета, и я отвлекаюсь, чтобы вытащить его из бензобака.

— Давай-ка я отгоню машину и помогу тебе обработать рану.

Разобравшись с машиной, я нахожу на полках магазина маленькую аптечку и отношу ее Лейле в дамский туалет. Запираю за нами дверь одиночной кабинки. Лейла стоит лицом ко мне, облокотившись на раковину, а я смачиваю ватный тампон перекисью водорода и, стерев высохшую кровь с ее волос, обрабатываю рану.

— Ты что, ударилась головой?

— Нет.

— Рана довольно-таки сильная. — А должна была уже зажить. Прошло уже полгода с тех пор, как ей наложили швы, но каждую пару недель шрам начинает снова кровоточить. — Может, стоит обследовать его у врача на неделе.

— Мне не больно, — возражает она. — Заживет. Со мной все хорошо.

Закончив промывать рану, я смазываю ее обеззараживающей мазью. Я больше не спрашиваю Лейлу о причинах кровотечения. Я видел, как она ковыряет шрам, хотя никогда не признается в этом.

Я убираю за собой и собираю аптечку, пока Лейла отлучается в уборную. Прислонившись к двери, я наблюдаю в зеркале, как она подходит к раковине вымыть руки.

А если отчасти дело во мне? Вдруг мое нежелание обращаться с ней как прежде, мешает ей восстанавливаться?

Мы часто занимаемся любовью, но не так, как раньше. В первую пару месяцев мы сочетали в себе все, отчего секс становится хорош. Я был с ней ласков и нежен, но вместе с тем безрассуден и груб, а подчас сочетал все это разом. Я не обращался с ней, будто она хрупкая. Я вел себя так, словно она неуязвима.

Возможно, в этом моя ошибка. Нужно вести себя с ней, как с человеком, которым она вновь пытается стать. Как с Лейлой, которая прежде была полна силы и непредсказуемости.

В отражении зеркала она наблюдает, как я кладу аптечку рядом с раковиной. Мы неотрывно смотрим друг другу в глаза, пока я задираю подол ее платья и неторопливо провожу ладонью между ее бедер. Вижу, как она напряженно сглатывает, когда я цепляю пальцем край ее трусиков и сдергиваю их вниз.

Опустив ладонь на ее шею, я наклоняю ее вперед, свободной рукой расстегивая джинсы.

И впервые за полгода во мне нет ни капли нежности.

Глава 5

Я ввожу код, который мне выдал агент по продаже недвижимости, и кованые железные ворота туго, словно ими давно не пользовались, отъезжают по засыпанной гравием подъездной аллее.

Гостиница расположилась в старом двухэтажном особняке викторианской эпохи с видом на обширные лесные заросли. Белоснежное здание с красной парадной дверью вмещает, по моей памяти, шесть спален на втором и две на первом этаже.

На первый взгляд особняк выглядит в точности, как год назад, разве что более опустевшим. На парковке нет ни одной машины. Во дворе не видно гостей. Я помню, каким оживленным был дом в преддверии свадьбы Аспен и Чеда, когда только приехал сюда. Стоял разгар лета, и идеально выстриженная лужайка ярко зеленела.

Сейчас же земля будто погрязла в чистилище, дожидаясь, когда весна возродит жизнь, отнятую зимой.

— А место совсем не изменилось, — паркуя машину, замечаю я, хотя в действительности это не так. Здесь стало… уныло.

Лейла молчит.

Открыв дверь, я невольно замечаю пустоту окружающего пространства. Ни звуков, ни запахов, даже птицы не щебечут. Здесь очень тихо, но мне это даже нравится. Мне приятна мысль вновь оказаться с Лейлой в самом центре страны, к тому же в полном уединении.

Забрав чемоданы из багажника, я отношу их на террасу у входа, пока Лейла вводит код от парадной двери.

Я первым захожу внутрь и сразу замечаю, как изменился запах. Не помню, чтобы в прошлом году на свадьбе пахло нафталином. Надеюсь, здесь найдутся свечи, чтобы перекрыть его.

Едва переступив порог, Лейла содрогается и хватается рукой за стену, будто в попытке устоять на ногах.

— С тобой все хорошо?

Она кивает.

— Да. Просто… — Она закрывает глаза на мгновение. — Здесь холодно. И у меня болит голова. Я бы хотела вздремнуть.

Здесь вовсе не холодно. Напротив, довольно душно, но ее руки покрылись мурашками.

— Я поищу термостат. Оставь чемодан, я сейчас отнесу его в нашу комнату. — Я отправляюсь на кухню в поисках термостата. Там его не нахожу, зато с облегчением замечаю, что риелтор доставила продукты. В иной ситуации я бы не стал просить кого-то покупать нам еду, но она предложила сама, а я отплатил щедрыми чаевыми.

Я не был уверен, что нам позволят здесь остановиться, поэтому сказал, что заинтересован в покупке дома, но сперва хочу в нем пожить. Лейле я об этом не сказал. Сначала мне хотелось убедиться, что нам нравится здесь так же сильно, как и прежде.

Впрочем, сомневаюсь, что выражение лица Лейлы, когда мы подъехали к дому, говорило о желании здесь жить. Скорее наоборот, вид у нее был такой, будто она уже готова уехать.

Я направляюсь в Большой Зал посмотреть, нет ли там термостата. К моему большому облегчению кабинетный рояль стоит на прежнем месте. Но меня огорчает толстый слой пыли на крышке. Столь великолепный инструмент заслуживает того, чтобы на нем играли, но, судя по его виду, я последний к нему прикасался.

Я провожу пальцем по крышке рояля, оставляя след в слое пыли. Узнав о том, что дом пустует, я не знал, чего ожидать. Беспокоился, что владельцы вывезли рояль, но все предметы интерьера остались на своих местах.

Лейла знает, что это скорее рабочая поездка, а не отпуск. Мне нужно написать альбом, поэтому в ближайшую пару недель я планирую работать за этим роялем по максимуму, не создавая при том у Лейлы впечатление, будто музыка стоит на первом месте в списке моих приоритетов.

Черт, наверняка Лейла сама поставит ее во главу списка. Ей больше меня хочется, чтобы я закончил запись альбома.

Не найдя термостат, я выхожу из Большого Зала. Бросив беглый взгляд в холл, я замечаю, как Лейла заглядывает в одну из комнат. Закрыв дверь, она проходит дальше и заглядывает в следующую. У нее озадаченный вид, будто она не помнит, где наша комната, и закрывает очередную дверь.

— Лейла, спальня наверху.

Она вздрагивает от моего голоса и разворачивается.

— Я знаю. — Лейла жестом указывает на дверь комнаты, мимо которой чуть не прошла, и заходит внутрь. — Просто… мне сначала нужно в туалет. — Она заходит в ванную комнату и закрывает за собой дверь.

Она ходила в туалет на заправке двадцать минут назад.

Порой мне кажется, что проблемы с памятью у нее хуже, чем она признает. Я подумывал проверить ее, рассказав о чем-то, чего никогда не было, и посмотреть, станет ли она делать вид, что все помнит.

Но это уже слишком. Я и без того чувствую себя виноватым.

Я слышу, как она включает воду в ванной, как раз когда нахожу термостат возле лестницы. В доме почти двадцать два градуса. Не думаю, что стоит увеличивать температуру, но все же прибавляю пару градусов, чтобы развеять прохладу, которую она чувствует.

Я захожу в гостиную, просто чтобы осмотреть все участки дома, которые не посещал в прошлый раз.

В гостиной очень неприветливая атмосфера, будто комната не предназначена для проживания. Возле камина стоят диван и двухместное кресло кремового цвета. Жесткий стул, обтянутый коричневой кожей, возле стола загроможденного аккуратными стопками книг.

В комнате всего одно окно, и задернутые на нем шторы погружают ее во мрак. В прошлый раз я пару раз проходил мимо этой комнаты, но ни разу не заходил внутрь. Здесь все время было полно людей, но сейчас в ней остались лишь тени.

В Большом Зале мне нравится гораздо больше. Возможно потому, что мы с Лейлой обрели связь именно там. В нем осталась часть нашей истории.

А с этой комнатой нас ничто не связывает. Если этот дом — сердце страны, то гостиная — ее желчный пузырь.

Если мы все же купим дом, первым делом я вынесу из этой комнаты все подчистую. Я снесу часть стены и добавлю несколько окон. Наполню ее мебелью, на которую Лейла сможет рассыпать миску хлопьев или пролить бокал красного вина.

Я сделаю ее комфортной для жизни.

С тех пор, как Лейлу выписали из больницы, мы нигде не чувствовали себя как дома. Возвращаться в мою квартиру во Франклине нам не хотелось. Оно и понятно. Но и покупать новую без согласия Лейлы было неправильно, поэтому я временно снял квартиру рядом с больницей, куда и отвез девушку после выписки. Я не спешу покупать постоянное жилье, потому что не уверен, что хочу жить во Франклине. Или даже в Нэшвилле.

Я часто просматриваю объявления, но ни один вариант не казался мне привлекательным, пока я не узнал, что этот дом выставлен на продажу.

Есть в нем нечто особенное. Возможно, потому что здесь я познакомился с Лейлой. А может, находясь в самом сердце страны, и правда, начинаешь пускать корни. Или же все дело в том, что отсюда до Нэшвилла сутки пути, и мне приятна мысль убраться подальше от этого города.

В чем бы ни была причина, я здесь не ради отдыха, а потому что хочу спокойно сосредоточиться на своей музыке и хочу, чтобы Лейла обрела покой. Мне кажется, что это возможно только здесь. Нам необходимо уединение. Тут она будет чувствовать себя в безопасности.

Я резко оборачиваюсь от громкого крика Лейлы.

Мчась прямиком из гостиной в ванную, слышу звук бьющегося стекла.

— Лейла? — Я резко распахиваю дверь, и Лейла смотрит на меня перепуганными глазами. Увидев кровь на костяшках ее пальцев, я сразу же беру ее за руку. Осколки стекла усыпали дно раковины. Краем глаза, я замечаю, что зеркало в ванной разбито вдребезги, будто в него ударили кулаком прямо по центру. — Что случилось?

Лейла мотает головой, переводя взгляд с разбитого зеркала на лежащие в раковине осколки.

— Я… Я не знаю. Я мыла руки, а зеркало рассыпалось.

На зеркале отчетливо видна вмятина, будто в него ударили кулаком, но я не могу даже вообразить, зачем Лейле это делать. Возможно, оно уже было разбито, когда она начала мыть руки, и от малейшего движения разлетелось на осколки.

— Я принесу аптечку из машины.

Вернувшись, нахожу Лейлу на кухне и снова обрабатываю ее раны. Я не задаю вопросов. Она и так потрясена, у нее дрожат руки. Закончив, я прихватываю аптечку и один из чемоданов.

— Я напишу риелтору о ситуации с зеркалом, — говорю я. — Можно было серьезно пораниться.

Лейла берет второй чемодан и идет за мной наверх. Я вижу, как она потрясена случившимся.

Но мне пора перестать обращаться с Лейлой так, словно она не может о себе позаботиться. Может. Она сильная. Она невероятная. И я буду напоминать ей об этом, потому что сама она, похоже, забыла.

Глава 6

Если бы я не стремился стать музыкантом, стал бы шеф-поваром.

Готовка по-своему успокаивает. Я редко этим занимался, пока Лейла не оказалась на операционном столе. Когда мы съехались, она кое-чему меня научила, но после ранения я взял готовку на себя, чтобы поберечь ее силы. И научился варить супы, потому что ничего другого во время выздоровления она есть не желала.

Сейчас Лейла разбирает вещи наверху. Я заранее разобрал свои и спрятал кроссовки в шкаф, чтобы она не нашла кольцо. Спустившись вниз, начал готовить ужин. Мне хотелось начать наше путешествие на правильной ноте, поэтому я готовлю пасту фаджоли. Ее любимый густой суп с пастой и фасолью.

Я многому научился с тех пор, как Лейла вернулась домой из больницы. В основном от Гейл, матери Лейлы. Она прожила с нами первые несколько недель после выписки дочери. Гейл хотела забрать ее домой в Чикаго, но, к счастью, Лейла отказалась ехать. Я не хотел, чтобы она уезжала. Чувствовал, что именно я должен помочь ей поправиться, потому что всего этого не случилось бы, будь я более внимателен.

Но должен признать, что мне пришлось приспособиться. Мы были знакомы всего два месяца, когда Лейла попала в больницу. И вскоре после этого ее мать временно переехала в нашу новую тесную квартирку. За какие-то три месяца я, привыкший жить один, оказался в одной квартире со своей девушкой, ее матерью, а иногда и с сестрой, Аспен. У нас была только одна спальня, поэтому диван в гостиной был всегда занят, а оставшееся пространство загромождал надувной матрас.

Я был рад, когда ее мать наконец вернулась в Чикаго. Но вовсе не потому, что она мне не нравилась. Просто все это было слишком. После всего, что нам пришлось пережить, мы оказались практически лишены личного пространства, и в довершение ко всему, насмотревшись на долгие попытки Лейлы встать на ноги, я отчаянно жаждал вернуться к нормальной жизни. Мы оба жаждали.

Но все было не так уж плохо. Я познакомился с семьей Лейлы и вскоре понял, почему влюбился в нее. Все члены ее семьи обаятельные, открытые люди. Черт, даже Чед Кайл мне понравился. Я виделся с ним всего лишь раз после свадьбы. Он, как и говорила Лейла, оказался придурковатым, но веселым парнем.

Мне даже не терпится увидеться с ними в пятницу.

Сложив все ингредиенты в кастрюлю, я вытираю руки кухонным полотенцем и спешу наверх проведать Лейлу. Она разбирала вещи, когда я взялся за приготовление ужина, но с тех пор прошел уже час, и со второго этажа не было слышно ни звука. Я не слышал ее шагов.

Распахнув дверь спальни, я обнаруживаю Лейлу спящей на кровати. Чемодан так и стоит открытым, а она тихо посапывает.

День был долгим. Она впервые отправилась в такую длинную поездку после выписки. Могу представить, как ее вымотала долгая дорога. Начинаю тихо разбирать чемоданы, пока она спит.

Я то и дело поглядываю на нее и вспоминаю первые проведенные здесь дни. Каждая секунда с ней словно пробуждала мое сознание. После встречи с Лейлой у меня будто впервые открылись глаза.

Я был слеп, но прозрел.

Вот, какие чувства вызывала во мне Лейла. Словно моя жизнь вновь наполнилась воздухом, а я даже не понимал, что задыхаюсь.

Я бы отдал все на свете, чтобы вновь возродить это несправедливо отнятое у нас чувство. Нам было хорошо в моей квартире во Франклине. Лейлу не мучила бессонница. Она не озиралась по сторонам в общественных местах.

Подойдя к ней, я касаюсь ее волос и нежно заправляю прядь за ухо. Ей сбрили часть волос перед операцией, и теперь она делает прямой пробор, чтобы спрятать отрастающие волосы. Смахнув их, я рассматриваю ее шрам.

Я благодарен за него.

Знаю, что она ненавидит эту отметину и пытается спрятать ее всеми возможными способами, но я порой рассматриваю его, пока она спит. Потому что шрам напоминает мне о том, чего я едва не лишился.

Лейла вздрагивает во сне, и я убираю руку, внезапно ощутив в комнате резкий запах гари. Я озадаченно смотрю на дверь, ведь суп не мог выкипеть так быстро. Он стоит на плите от силы минут десять.

Я выхожу на лестницу и вижу облако черного дыма, плывущее из кухни.

Едва начав спускаться, я слышу грохот на кухне.

Он настолько громкий, что пробирает до нутра.

Мчусь вниз и, войдя на кухню, вижу, что суп теперь повсюду. На плите, на полу, на стенах. Я разгоняю рукой дым, не зная, за что хвататься.

Но пожара нет. Лишь небольшое облако дыма и необъятный бардак.

Когда Лейла спешит вниз, я в потрясении оглядываю кухню.

Она останавливается в дверях и осматривает беспорядок.

— Что случилось?

Я иду выключить конфорку, но схватившись за ручку, обнаруживаю, что она не включена.

Беспомощно опускаю руки по бокам и перевожу взгляд с конфорки на кастрюлю, валяющуюся в дальнем конце кухни.

— А почему вода бежит? — спрашивает Лейла.

Из крана в раковину течет струя воды. Не припомню, чтобы оставлял воду включенной. Я иду закрыть кран и замечаю кое-что на дне раковины.

Сгоревшее полотенце.

То самое полотенце, которым я вытер руки, когда собрался проведать Лейлу.

И оно вспыхнуло, судя по тому, что сгорело в угли. Но как оно оказалось в раковине? Почему открыт кран? Кто выключил плиту?

Кто опрокинул кастрюлю с супом?

Я мчусь к парадной двери, но она заперта изнутри.

Лейла спешит следом:

— Что ты делаешь?

В доме есть задняя дверь, но если бы кто-то опрокинул кастрюлю, пока я спускался вниз, я бы увидел, как он бежит к черному ходу. Другого выхода из кухни нет.

Вернувшись на кухню, я осматриваю окно. Оно тоже заперто изнутри.

— Лидс, ты меня пугаешь.

— Все хорошо, Лейла, — успокаиваю я, мотая головой. Не хочу, чтобы она волновалась. Если буду вести себя так, будто не понимаю, что происходит, это вызовет лишнее беспокойство. — Спалил полотенце. Случайно опрокинул кастрюлю, когда пытался снять ее с плиты. — Я глажу ее руки ладонями. — Извини. Я все уберу.

— Я помогу тебе, — говорит она.

И я принимаю ее помощь. Пусть лучше она будет рядом со мной, потому что мне не понять, что за чертовщина только что произошла.

Показания

В кассете заканчивается пленка, и, перевернув ее другой стороной, детектив возобновляет запись.

Интересно, он в курсе, что мобильный телефон существенно упростил бы задачу? Наверное, он сторонник теории заговора и настолько не доверяет правительству, что даже не пользуется телефоном.

— Я хочу осмотреть плиту, — говорит мужчина и направляется на кухню, прихватив с собой диктофон. Я мешкаю, задумавшись, не совершил ли ошибку, пригласив его сюда. Любой вменяемый человек, выслушав мой рассказ, счел бы меня сумасшедшим. А я почему-то верю, что этот мужчина не передаст запись прямиком в руки таких вменяемых людей.

Если честно, мне плевать. Теперь ни моя карьера, ни малочисленные поклонники, ни имидж, который Лейла старалась для меня создать, больше не имеют значения. С тех пор, как я узнал, на что способны люди, все это кажется мне незначительным.

Будто я всю жизнь провел на мелководье, а за минувшую пару недель погрузился на самое дно Марианской впадины.

Когда я захожу на кухню, детектив задумчиво осматривает плиту. Нажав на ручку, он поворачивает ее и ждет, пока вспыхнут языки пламени. Затем с минуту рассматривает их. И выключает.

— Чтобы выключить конфорку, нужно нажать на ручку, — он жестом указывает на плиту. — Как вы это себе объяснили?

Я пожимаю плечами.

— Никак.

Мужчина издает смешок. Он впервые выразил намек на эмоцию с момента нашей встречи. Сев обратно за стол, он кладет диктофон между нами.

— Лейла была обеспокоена случившимся?

— Не особо, — отвечаю я. — Я сказал, что сам виноват, и она не стала меня расспрашивать. Мы вместе прибрали на кухне, и я приготовил обычную пасту, вместо супа.

— Было ли той ночью что-то еще, что показалось вам странным?

— Ничего подобного происшествию с плитой.

— Но все же произошло что-то необычное?

— За последующую пару дней произошло несколько событий, которые заставили меня задуматься, не схожу ли я с ума.

— Каких событий?

— Таких, после которых любой другой человек бежал бы отсюда без оглядки.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒