Глава 3. Показания

⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 11Следующая ⇒

Глава 3

Лейла читает журнал, лежа на моей кровати, а я тем временем запихиваю пару джинсов в рюкзак.

— Ты взял зарядку для телефона? — проверяет она.

— Взял.

— Зубную щетку с пастой?

— Все есть.

— Возьми с собой книжку, — предлагает она. — Тебе долго ехать.

— У меня нет книг.

Лейла опускает журнал к груди и смотрит на меня с выражением, будто я ее оскорбил.

— Лидс, давно доказано, что читающие люди живут дольше. Ты что, хочешь умереть молодым?

Ее мозг как извращенная версия Википедии.

— Я читаю. Просто с телефона. Мне нравится путешествовать налегке.

Она смотрит на меня, вскинув бровь.

— Брешешь. Какую книгу ты прочел последней?

— «Признания опасного человека».

— Кто автор? О чем она? — Лейла ухмыляется, будто мне не выдержать этот допрос.

— Я не помню имя автора. В семидесятых он вел «Гонг-шоу». — Я отбрасываю рюкзак в сторону и, взяв телефон, включаю его впервые со вчерашнего вечера. Лейла, приподнявшись на локте, с любопытством наблюдает, как я жду, пока загрузятся приложения. Я сажусь на кровать и нахожу нужную книгу в киндл. — Чак Бэррис. Еще он выпустил шоу «Игра молодоженов».

— Это автобиография?

— Наверное. Мужик утверждает, что был киллером на службе у ЦРУ, но я еще не дочитал книгу.

— Ведущий «Гонг-шоу» был киллером?

— Поговаривают, что он все выдумал. Поэтому я ее и читаю.

— Ух ты. Как сексуально.

— Ты считаешь киллеров сексуальными?

— Нет, — мотает головой Лейла. — Сексуально то, что ты читаешь книги. — Она вновь берет журнал и устремляет взгляд на его страницы. — Ты сексуальный. Пишешь песни, читаешь книги. Жаль только, готовить ни хрена не умеешь.

Я отталкиваю ее в сторону и игриво шлепаю по заднице, а она, хохоча, падает на спину.

— Ну правда. Ты даже сэндвич сделать не можешь, не испортив.

— А ты мне, по-твоему, на что?

Лейла в ответ закатывает глаза. А я начинаю просматривать все сообщения, которые пропустил за те двенадцать часов, что телефон пролежал выключенным.

Первое сообщение от Гаррета со временем и местом сегодняшней встречи.

Я не ушел из группы. Когда мы с Лейлой выехали из гостиницы, Гаррет написал мне, как ни в чем не бывало, будто я не пропустил два концерта подряд из-за девушки, с которой только что познакомился. «Твой отпуск уже закончился? Нужно, чтобы ты сыграл сегодня», — все, что написал он.

Той ночью я не смог придумать толковой отговорки, чтобы отказаться, да и, зная, что Лейла пойдет со мной на выступление, уже не испытывал прежнего ужаса. С тех пор прошло несколько недель, и хотя стоя на сцене, я ощущаю все ту же мертвую пустоту внутри, благодаря Лейле все же чувствую себя живым.

Я не считаю себя циником в вопросах любви, но за всю жизнь лишь пару раз состоял в отношениях. Всегда воображал, что любовь настигнет меня годам к сорока, когда я устану от жизни и путешествий. Уверен, что такой взгляд на жизнь у меня сформировался из-за Джерри Сайнфелда2.

В пятнадцать я запоем посмотрел все сезоны «Сайнфелда» и пришел к убеждению, что Джерри был прав. В каждом человеке есть какая-то раздражающая черта. И раздражает она достаточно сильно, чтобы отношения с этим человеком начали походить на пытку. Став свидетелем череды неудачных отношений Джерри, я начал искать в людях самые раздражающие особенности. Их смех. Отношение к обслуживающему персоналу. Предпочтения в кино, музыке, выборе друзей. Их родители. Едва начав встречаться с девушкой, я уже обдумывал варианты разорвать отношения.

Пока не встретил Лейлу.

Мы провели в Corazón del País еще три ночи, но даже после этого я не хотел с ней прощаться. Я не нашел в Лейле ни одной раздражающей меня черты. Напротив, мысль о том, чтобы остаться одному, вселяла в меня больший ужас, чем перспектива быть с девушкой. Такое со мной впервые.

Я пригласил ее провести вместе неделю во Франклине, но с тех пор прошло уже больше двух месяцев, в течение которых я занимался сексом чаще, чем рассчитывал заняться за всю жизнь. Когда мы не трахаемся, я играю ей свои песни, или пишу песни, или же думаю о них. Кажется, что моя музыка обрела больше смысла с тех пор, как Лейла ей заинтересовалась.

Она верит, что я смогу стать знаменитым, и ее вера начинает передаваться и мне.

Три недели назад ей наконец удалось уговорить меня выпустить несколько песен, хоть это стоило мне немалых усилий. А две недели назад она разместила на ютьюбе видео с моим исполнением, и оно уже набрало почти десять тысяч просмотров.

Такой отклик вызывает у меня смешанные чувства. Но оказалось на удивление приятно, что в моей жизни появился человек, вселяющий в меня веру, что мое творчество заслуживает быть услышанным. И мне этого достаточно, даже если Лейла окажется моим единственным слушателем.

Гаррет будет в ярости, если я уйду из группы и начну сольную карьеру, но в Нэшвилле несложно найти басиста на замену.

Лейла ездит со мной на все выступления, сколь бы мучительны они ни были для нас обоих. И каждый раз, во время заключительной песни, она повторяет свой несуразный свадебный танец. Теперь я хотя бы заканчиваю выступления в хорошем настроении.

Я люблю ее.

Наверное.

Нет, точно. Я ее люблю.

Люблю в ней все. Ее уверенность, чудаковатость и задор, ее тело, минеты, спонтанность и веру в меня. Я люблю смотреть, как она спит. И как просыпается.

Я вполне уверен, что это любовь.

На часах всего пять вечера. Осталось два часа до моего отъезда, поэтому пришлось заставить себя вылезти из постели и закончить сборы. «Группа Гаррета» выступает на пляжном фестивале в Майями, и мы с Лейлой провели весь день в кровати, чтобы компенсировать те три, что проведем врозь. Она впервые пропустит мое выступление. Фургон до отказа забит оборудованием, не оставив места для пассажиров, и перспектива провести три дня с Гарретом и ребятами не показалась ей заманчивой. Я не стану насильно подвергать ее такой пытке.

Сегодняшний наш день стал моим любимым. Проснувшись утром, мы не стали включать телефоны и зажигать свет, а оставили шторы задернутыми, и я заполучил ее и на завтрак и на обед.

Сейчас комнату освещает только настольная лампа, в свете которой Лейла листает журнал.

Я захожу в инстаграм и тут же жалею, что включил телефон. Прошлым вечером выложил нашу совместную фотографию и больше туда не заходил. Я впервые опубликовал фото с девушкой. Мы, само собой, лежали в постели. Лейла задремала у меня на груди, и мне было так хорошо в тот момент, что я сделал снимок и выложил его в сеть без подписи.

С тех пор, как я встретил Лейлу и выпустил несколько треков, у меня появилось почти тысяча новых подписчиков, но в общей сложности их было не больше пяти тысяч. Я предполагал, что при такой скромной аудитории фотография не привлечет особого внимания. Может, покажусь наивным, но я, признаться честно, вообще не ждал никакой обратной связи.

Большинство подписчиков оставили нам поздравления, но несколько девушек в комментариях перемыли Лейле все кости. Хорошо, я не стал отмечать ее на фотографии. Не хочу, чтобы она читала мерзости, сказанные в ее адрес.

Чем дольше я читаю комментарии и личные сообщения, тем сильнее мне хочется удалить профиль. Понимаю, что если однажды начну прилично зарабатывать на своей музыке, то буду благодарен за каждого подписчика. Но сейчас меня возмущают комментарии вроде «твоя девушка похожа на шлюху» и «одиноким ты был сексуальнее».

Интернет — чертовски жестокое место. Мне неспокойно оставлять ее одну на три дня. Не думаю, что она успела увидеть фотографию, поэтому я даже не чищу комментарии, а, полностью удалив запись, кладу телефон экраном вниз.

— Ты точно не против остаться дома одна? — спрашиваю я.

Лейла опускает журнал на грудь.

— А что? Хочешь, чтобы я уехала?

— Нет, конечно.

— Уверен?

— Абсолютно.

— Мы ни на миг не расставались с момента нашей встречи. Конечно, ты устал от моего постоянного присутствия.

Она даже не представляет, насколько далека от правды.

Да и откуда ей знать о моих чувствах, если я ни разу не говорил о них вслух? Я выражаю их, но никогда не озвучиваю.

Я вырываю журнал у нее из рук и, бросив его на пол, наваливаюсь на нее всем телом. Мне нравится, каким становится ее взгляд, когда она понимает, что я вот-вот ее поцелую. Ее глаза блестят от предвкушения. Как же приятно знать, что эта девчонка с нетерпением ждет моих поцелуев.

— Лейла, — едва слышно говорю я. — Я не устал от тебя. Я влюблен в тебя.

Слова прозвучали обыденно, но Лейла в считанные секунды улавливает их смысл. Осознав, прячет лицо в ладонях. Впервые вижу ее в таком смущении. Едва я целую ее ладошку, она убирает руки от лица и, сжав в кулачки, прижимает к подбородку.

— Я в тебя тоже.

Я тотчас набрасываюсь на нее с поцелуем, желая поглотить эти слова. В моем воображении они выведены у меня внутри печатным шрифтом и скачут, отталкиваясь от органов, бесконечно вращаясь в животе и груди, в ногах и руках, пока не коснутся каждой части моего тела.

Отстранившись, я любуюсь ее довольной улыбкой.

— Значит, решено, — заявляю я. — Мы влюблены, и ты остаешься здесь, пока я в туре. И, пожалуй, это значит, что мы только что официально съехались.

— Ух ты. Может, мне стоит сообщить родителям, что я больше с ними не живу?

— Ты не появлялась дома со свадьбы сестры. Думаю, они уже в курсе.

Лейла обнимает меня за шею.

— Сколько событий всего за день. Мы признались друг другу в любви, съехались… и официально стали парой в инстаграм. — Последние слова она произносит будто в шутку, но у меня живот сводит оттого, что Лейла видела фотографию.

— Ты видела?

Я вижу, как увядает ее улыбка, и понимаю, что комментарии под фотографией она тоже прочла.

— Ага.

— Не беспокойся, я ее удалил.

— Да? Я была не против.

— Я в любом случае оказался не готов к тому, что незнакомые люди будут высказывать мнение о нас.

— Ты для них ненастоящий. Так уж люди ведут себя в соцсетях. — Лейла целует меня. — Сам виноват, что так чертовски привлекателен, — добавляет она с улыбкой.

Какое облегчение, что она не принимает это на свой счет.

— Не уверен, что хочу дальше публиковать наши совместные фотографии. Не хочу, чтобы нашли твой профиль и стали тебя доставать.

Лейла смеется:

— Тут ты опоздал. Ты подписан всего на тридцать человек, и я одна из них. Меня уже нашли.

Я слезаю с нее и сажусь на кровати.

— Что значит, уже нашли?

— Пока только одна девушка, — отвечает Лейла. — Соня? Сибил? Не помню ее имени, — равнодушно уточняет она, но я прекрасно знаю, о ком она говорит.

— Сейбл?

Лейла, подмигнув, указывает на меня пальцем.

— Точно. Сейбл. Но я ее уже заблокировала.

От Сейбл ничего не было слышно с тех пор, как я заблокировал ее номер за несколько месяцев до встречи с Лейлой. И ее интерес к моим записям лишь усиливает мои опасения на ее счет.

— Что она написала?

— Не знаю. Она прислала мне два десятка сообщений. Я прочла только два и ответила, чтобы она перестала страдать фигней. А потом заблокировала ее. — Лейла проводит пальчиками по моей ноге и наклоняется ко мне с улыбкой, будто все это кажется ей забавным. — Ты с ней спал?

Я ни разу не врал Лейле. Никогда не чувствовал необходимости, потому что она самый понимающий человек из всех, кого я встречал.

— Мы встречались пару месяцев, но вскоре поняли, что наши отношения были ошибкой.

Лейлу это, похоже, забавляет.

— Ну и ну. Она их ошибкой не считает. Ошибкой она считает меня.

Ошибкой была Сейбл, но я не хочу говорить о ней ничего, что могло бы обеспокоить Лейлу. Хотя из-за этой девушки определенно стоит беспокоиться. Я понял это только через несколько недель после знакомства. Может, потому что сосредоточил все внимание на реакциях своего члена, а не на том, что чувства Сейбл ко мне были совершенно иного рода.

Поначалу я думал, что знакомство с ней было случайным, но вскоре узнал от Гаррета, что Сейбл организовала мой фан-клуб еще за год до нашей встречи. Я потребовал от нее объяснений, после чего все пошло наперекосяк. Она плохо восприняла мою попытку порвать с ней. Начались беспрестанные звонки. Потом сообщения. Голосовые сообщения. После чего она стала приходить на концерты и требовать, чтобы я дал ей еще один шанс.

Гаррет с ребятами прозвали ее Нестабильная Сейбл.

В итоге, во время одного из концертов, охрана выставила ее за дверь. Пару дней спустя я заблокировал ее во всех соцсетях, включая страницу, с которой она вела «Фан-клуб Лидса Габриэля».

Все это походило на сумасшествие. Она была сумасшедшей.

И меня всерьез беспокоит, что эта девушка до сих пор просматривает мой профиль и пишет людям, фотографии с которыми я выкладываю.

— Такие люди, как Сейбл, заставляют сомневаться в том, что мне хочется внимания общественности. Зачем я вообще в это лезу, если мне претит все, что с этим связано.

Лейла укладывается на меня.

— К сожалению, не получится продавать музыку, не мелькая в сети. Слава идет в комплекте с психопатами. — Она целует меня в нос. — Если однажды станешь знаменитым и начнешь много зарабатывать, сможешь нанять человека, который будет чистить твои соцсети от интернет-троллей, и не придется иметь дело с ними самому.

— Хорошая мысль, — отвечаю я, хотя у меня уже сейчас достаточно денег, чтобы нанять человека, который будет вести мои соцсети. Мы с Лейлой так и не затронули вопрос моего финансового благополучия в разговорах. Она считает меня живущим впроголодь музыкантом, но все равно любит, будто я могу бросить весь мир к ее ногам. Что может быть приятнее, чем чувствовать себя любимым за то, кто ты есть, а не за сумму на банковском счете.

— У меня все мысли хорошие, — улыбается Лейла, — потому ты и любишь меня.

— Так сильно, — я целую ее, но мой поцелуй омрачает чувство тревоги.

Лейла понравилась мне с самой первой встречи. Меня влекло к ней. Но среди чувств, которые я испытывал, не было тревоги. И вот по прошествии нескольких недель, я начал беспокоиться за нее.

Возможно, беспокойство — единственное, что отличает любовь от симпатии.

Я раздумываю, не сказать ли ей, чтобы была особенно осторожна в мое отсутствие, потому что моя тревога возросла многократно. Мне бы хотелось, чтобы Лейла никому не открывала дверь, пока меня нет рядом. И очень бы хотелось, чтобы она удалила свои страницы во всех соцсетях. Но я помалкиваю, потому что она взрослая женщина.

Сам не пойму, отчего у меня такое дурное предчувствие, ведь по большому счету я сейчас никто. Неофициальный фан-клуб и пять тысяч подписчиков не делают меня знаменитостью. Да и пара комментариев в сети от фанатов не повод для такой гиперопеки. И все же я установил охранную систему на время своего отсутствия. Так мне будет спокойнее.

— Мы встречаемся с Гарретом через два часа. А еще надо принять душ и собраться.

Лейла целует меня и встает с кровати.

— Я разогрею тебе лазанью. Будешь чесночный хлеб?

— С удовольствием.

Лейла закрывает за собой дверь в спальню, и я неохотно иду в ванную.

Может, стоит завести собаку. Защитника вроде немецкой овчарки. Мне будет спокойнее, когда придется оставлять Лейлу одну.

Я включаю воду и снимаю рубашку, но не успеваю расстегнуть штаны, как слышу стук в дверь. Я сказал Гаррету, что мы встретимся у него. Может, ему надоело ждать.

— Я открою! — кричу я из ванной. Начитавшись комментариев в сети, я не хочу, чтобы Лейла открывала дверь. Тем более Сейбл знает, где я живу. Она спала в моей постели.

— Открываю! — кричит Лейла в ответ.

Я быстро надеваю футболку, как вдруг слышу этот звук. Будто взорвалась хлопушка. Паф!

Во мне стынет кровь, кажется, будто вены лопнут как стекло, если я двинусь с места. Но я двигаюсь. Я бегу.

В дверях спальни я снова слышу этот звук. Паф!

Распахнув дверь, я вижу, как единственная, что любима и дорога мне, та, ради кого я живу, без сознания лежит на полу гостиной. Лужа крови растекается под ее плечом. В волосах. Упав на колени, я приподнимаю ее голову.

— Лейла, — еле слышно зову я, и мое плечо пронзает жалящая боль.

Все расплывается.

Превращается в кошмар.

Замирает.

Просто замирает…

Просто…

Показания

Детектив не произносит ни слова.

Во всем доме не слышно ни звука. Ни единого.

Надо выпить еще бурбона. Будто прочтя мои мысли, детектив встает за бутылкой. Затем ставит ее на стол и пододвигает ко мне.

— Что было дальше?

Я пожимаю плечами. Делаю глоток.

— Она выжила.

— Кто стрелял в нее? Сейбл?

Я отвечаю кивком, стиснув челюсти.

— Да. Из-за гребанного поста в инстаграм. — Мои слова звучат отрывисто, а по выражению лица отчетливо ясно, как мне хочется закончить этот разговор.

— Сейбл арестовали?

— Нет, — мотаю головой я.

По взгляду детектива понимаю, что он хочет услышать больше подробностей о той ночи, и я расскажу все, но не сейчас. Я и сам еще пытаюсь осмыслить события, приведшие к этому моменту. Нужно переварить все самому, а уже потом озвучивать детективу.

— Не хочу сейчас об этом говорить. Это, конечно, важно. Просто… — Я встаю из-за стола. — Мне нужно снова проведать Лейлу. — Мой голос звучит грубо после долгого монолога. Детектив ставит запись на паузу, а я иду наверх.

Я останавливаюсь посреди лестницы и, прижавшись спиной к стене, закрываю глаза. Порой мне самому бывает непросто осознавать события, ставшие моей реальностью несколько недель назад.

Нужно время, чтобы мысленно отделить то, что я говорю детективу о Лейле, от того, что мне нужно сказать ей самой.

Пару долгих мгновений спустя я поднимаюсь в нашу комнату. Отпираю дверь и неспешно распахиваю ее, ожидая, что Лейла спит. Но нет. Что ж, она хотя бы лежит на кровати.

— Хочу пить, — безучастно говорит она.

Я беру с тумбочки стакан воды и жду, когда Лейла сядет. Я достаточно сильно ослабил веревку, чтобы девушка могла двигаться, но все равно она вздрагивает, когда веревка трет ей запястья. Лейла тянется к стакану и, сделав несколько глотков, обессилено падает на изголовье кровати.

— Тебе нужно поесть, — говорю я. — Что принести?

В ответ она смотрит на меня с отвращением.

— Не знаю, Лидс. Сложно оценить содержимое холодильника, будучи привязанной к кровати.

Ее злость пронзает меня как острый скальпель и сливается с чувством вины, терзающим меня за то, что я держу ее взаперти. Но этой вины и ее злости все равно недостаточно, чтобы сломить мою совесть.

— Могу сделать тебе сэндвич.

— Может, лучше развяжешь меня, и я приготовлю его сама?

Я спускаюсь сделать ей сэндвич. Индейка, чеддер, побольше помидоров и никакого лука. Я готовлю молча. У меня есть вопросы к детективу, но я еще успею их задать. Сперва нужно рассказать ему все, что знаю. Не терпится поскорее покончить с этим.

Вернувшись в спальню, я ставлю на кровать тарелку с сэндвичем и пачку читос. На тумбочку — бокал вина, который налил для Лейлы.

— Я развяжу тебя, что ты могла поесть, но не пытайся больше сбежать, — предупреждаю я. — Все равно не выйдет.

Лейла кивает, и по мелькнувшему в ее глазах страху я понимаю, что ей не хочется переживать это снова. Признаться честно, уверен, что она так сильно напугана случившимся во время прошлой попытки побега, что ее можно даже не связывать. Сомневаюсь, что Лейла выйдет из спальни по своей воле.

Но, к сожалению, я не могу так рисковать. Нужно, чтобы она оставалась здесь.

Я развязываю веревку, и Лейла разминает руки и плечи. Меня огорчает, что ей больно, и, отодвинув ее от изголовья, я усаживаюсь сзади. Пока она ест, я разминаю ей плечи, чтобы снять напряжение. Лейла откусывает от сэндвича и собирает с тарелки выпавшие кусочки помидора и салата. Отправив их в рот, облизывает пальцы. Быть может, она просто голодна, но кажется, будто сэндвич ей в самом деле нравится. Я вспоминаю, как она дразнила меня за бестолковые кулинарные способности.

— Раньше ты ненавидела мои сэндвичи.

— Люди меняются, — отвечает между делом Лейла и пожимает плечами. — А ты был любящим парнем и не держал меня в заложниках, но погляди на себя.

И то правда.

Почувствовав, что ее мышцы достаточно расслабились, я иду в ванную, оставив девушку одну. Уверен, что Уиллоу не даст ей снова сбежать. Достав из шкафчика аптечку, я возвращаюсь к Лейле и смазываю ее запястья мазью, пока она ест и попивает вино. Я купил эту аптечку на заправке несколько недель назад, когда мы возвращались в гостиницу. Тогда я даже не подозревал, как часто мне придется ей пользоваться.

Мы молчим, пока она ест. Чем быстрее Лейла справится, тем лучше. Мне хочется поскорее покончить с вопросами, чтобы быстрее перейти к поискам ответов.

Когда Лейла заканчивает есть, я обматываю ее запястья эластичным пластырем, чтобы унять боль от веревки.

— Хочешь, я привяжу тебя с той стороны кровати, чтобы ты могла лечь на другой бок?

Она кивает и протягивает мне руки.

Ненавижу себя за это. И эта ненависть стала лишь сильнее после того, как я битый час проговорил о том, каково было влюбиться в нее. Как воскресил в памяти агонию, сковавшую меня, едва я увидел ее тело на полу своей гостиной.

А теперь еще час мне предстоит рассказывать обо всем, что произошло после. О том, как она лежала в больнице и выздоравливала, о том, как произошедшее сказалось на нашей жизни. О месяцах, прожитых с чувством вины. Предательстве, лжи. О том, как я использовал ее. Не хочется даже начинать.

— Постарайся поспать.

На сей раз она молча кивает. Наверное, усталость взяла верх.

Я спускаюсь вниз, но детектива нет на кухне. Застаю его в Большом Зале, где он устроился на банкетке, положив диктофон на крышку рояля.

— Решил немного сменить обстановку, — поясняет он.

Я присаживаюсь на ближний к нему край дивана, и детектив возобновляет запись.

— Что произошло после того, как вас подстрелили?

— Я вызвал 911. Старался поддерживать ее жизнь, пока они не приехали. А потом нас обоих увезли в больницу.

— А после?

Я рассказываю ему все, что помню, хотя помню немного. Очнувшись после операции, я даже не знал, жива ли Лейла. Я три часа провел в палате, не услышав ни слова о ее состоянии. Рассказываю, как тяжело было звонить ее сестре и матери и признаваться в случившемся. А потом еще два часа давать показания, так и не зная, выжила ли она.

Я рассказываю все, что помню о проведенном в больнице времени, но все это не имеет значения. Ни ее спасение, ни выздоровление не важны так, как события, начавшие происходить после нашего возвращения в гостиницу.

— Почему вы решили сюда вернуться?

— Я хотел увезти ее из Теннесси. Решил, что лучше забрать Лейлу из больницы, едва врачи дали добро. И я знаю, как ей здесь нравится. — Я замолкаю после этих слов и уточняю: — Ну… как ей тут раньше нравилось.

— Когда же ей перестало здесь нравиться?

— Похоже, в день, когда мы сюда вернулись.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒