Должно быть стыдно умирать миллионером'^. 8 страница

Поэтому она не в силах противостоять всему многообразию «нормативных коллизий». В споре между обычаем, моралью и правом она всегда на стороне права, которое является предметом ее исследования. Поэтому она никогда не может стать их беспристрастным судьей. Она не может объективно решить спор между конкурирующими национальным и иностранным правом, но лишь на основании критериев определения сферы действия правопритязаний или внутреннего права, то есть на основании «коллизионных норм» так называемого «международного частного права» или «уголовного права», которые являются составной частью национальных правопорядков. В борьбе между законом и обычаем, между международным и национальным правом, между государством и церковью, между законностью и революцией, «в борьбе старого права с новым» (Г. Еллинек) теория права всегда может быть лишь защитником права, который односторонне излагает позицию той стороны, которой служит, и никогда не пытается найти объективное решение. Она была бы даже не в состоянии под Давлением обстоятельств отказать в действии повелениям параноика, вообразившего себя королем. Она может критиковать всегда лишь

(echte Rechtspflicht). Правовые обязанности в их подлинном смысле слова существуют только для юриспруденции. Она изучает смысловое содержание правовых велений. Это смысловое содержание в отрыве от воли, его формирующей, может быть понимаемо только как обосновывающее (моральное) Долженствование (Sollen), но лишь в том условном смысле, как то было описано выше.

Философия права

с точки зрения одного правопорядка притязание на действие другого -«tamquam e vinculis sermocinari» (Bacon) - «выражать свое мнение как бы закованным в цепи», а не свободно обосновывать, почему следовало бы принять точку зрения этого правопорядка. Она даже не в состоянии оправдать выбор сферы своих исследований, опираясь на собственные силы. Предмет правовой науки определяется непосредственно с помощью неюридических методов исследования.

2. Для объективного решения необходим, по-видимому, также «скачок» из мира «смысла» в мир «бытия» (сущего). Только тот правопорядок действует, который сумел создать фактическую среду для своего функционирования, будь то путем убеждения и «приручения» к себе законопослушных граждан в результате длительного воздействия на их образ мышления или путем навязывания себя им насильно посредством принуждения и наказания. Правопорядку нет необходимости действовать в каждом отдельном случае. Достаточно для его применения ориентироваться на усредненные показатели.

Уже этот довольно типичный пример рассмотрения механизма функционирования правопорядка показывает, что речь идет об исторической, социологической и об описательной, а не о юридической, философской или нормативной теории действия права. Задача нормативной теории - доказывать действие права в каждом конкретном случае. Но действие права в отношении одного индивида нельзя аргументировать тем, что оно обычно было бы действительно и в применении к другим. И еще в одном отношении проявляется описательная природа этой теории действия. Она вынуждена признавать зависимость правовых действий от степени их эффективности, равно как и градацию различных правовых действий двух одновременно применяемых конкурирующих правопорядков, в то время как задача нормативной теории действия права в подобных случаях - определить, какой из этих правопорядков должен применяться.

Историке-социологическая теория действия права* получила развитие в двух направлениях: теория власти и теория признания. Согласно теории власти право действует, поскольку исходит от власти, которая обеспечивает его осуществление. Но приказ и власть означают лишь волю и возможность (ein Кбппеп). Они в состоянии в лучшем случае понудить того, на кого возложены обязанности (das Mttssen), но ни в коем случае не породят у него чувство долга (Sollen). Его могут при-

О разнице между юридической и социологической теориями действия см. Мл* Weber, Wirtschaft u. Gesellschaft, 2 Aufl., 1926, S. 368 ff.

§10. Действие права

нудить и к повиновению, но никогда не пробудят в нем добровольной обязанности повиноваться. Это подобно тому, как (согласно довольно точному сравнению Меркеля) простая бумажка, навязываемая кому-либо под дулом пистолета, не становится для этого лица платежным средством, так и приказ не приобретает силу действия в отношении того, кто вынужден подчиниться ему, стиснув зубы, не говоря уже о том, кто может с издевкой уклониться от его исполнения. Так как право действует постольку, поскольку за ним стоит власть, то оно не может действовать, когда эта власть перестает действовать. И в этом случае, если следовать спартанской морали, непойманный считался бы непровинившимся, а после истечения сроков давности не только наказуемость, но и противоправность деяния считались бы более не существовавшими.

Анализ понятия власти выходит за рамки теории власти. Власть не ограничивается принуждением. Власть - это дух⁴: суть любой власти в конечном счете во власти над Душами. Повелевающего делает великим лишь повинующийся (Шиллер)⁵. Высшая власть - это право: «Даже сильнейший недостаточно силен, если он свою силу не превращает в право, а повиновение - в обязанность» (Руссо), и потому право -лучшая «политика силы» (Иеринг). Да, твоя сила не более чем мой страх: «Qui potest mori non potest cogi» (того, кто может умереть, того нельзя принудить) (Сенека). Любая власть зиждется на признании ее ей покорившихся, добровольно или по принуждению.

Теория власти в нашем изложении плавно перетекла в теорию признания. Эту теорию, которая действие права ставит в зависимость от согласия законопослушных граждан, упрекали за то, что они по собственному усмотрению могли объявить обязательность права ничтожной: sub ас conditione «si volam» nulla fit obligatio (1.8.D.44.7) (при условии «если захочу» обязательство не действует). Это приводило к тому, что право не действовало там, где его применение должно было бы быть оправданным: например, в отношении преступника, который, переступив закон, недвусмысленно лишал его своего одобрения. Однако подобный упрек был не совсем корректен, так как ^в данном случае не учитывалось, что признание - функция не воли, а чувства и относится не к области спонтанных душевных порывов,

«Знаете, что меня в этом мире больше всего удивляет? - Бессилие физической силы. В мире всего две вещи: меч и дух. В конечном счете всегда побеждает Дух». - Наполеон I после похода в Россию.

«Повиновение делает повелителя» - Об этих словах, приписываемых Спино зе, см. W. Jelhnek, Grenzen d. Verfassungsgesetzgebung, 1931, S. 16, Anm. 29.

Философия права

а к пассивности души, что не наше усмотрение должно определить, что правильно, а что неправильно, что прекрасно, а что уродливо, хорошо или плохо, правдиво или лживо, что подобно тому, как невозможно по собственной прихоти «отключить» вкус, совесть, разум, так и преступник не может в одночасье «стряхнуть с себя» свое правовое чувство, которое связывает его с определенной нормой, нарушив ее. Часто преступник самим фактом своего преступления признает нарушенное им право: вор, нарушивший чужую собственность с целью обосновать свою, признает, в принципе, институт собственности и тем самым все то, что важно для ее защиты, и, соответственно, свою собственную наказуемость; человек, подделывающий документы, злоупотребляет доверием общественности к подделываемым им документам и подрывает тем самым это доверие. Сам факт подделки служит признанием нарушенного им правового блага и, соответственно, тех средств правовой защиты, которые против него будут применены.

Эти примеры показывают, что теория признания не остается в психологической сфере фактического признания как такового, а скорее служит для опосредованного признания того, что человек, соответственно, признать не может. Как и в теории общественного договора, в теории признания речь идет о воображаемом «истинном интересе» индивида. Если отбросить эту фикцию и обосновать действие права не с помощью воображаемого его признания со стороны граждан, а опираясь на действительную их заинтересованность в его функционировании, то это будет означать переход от историко-социологической к философской теории действия права.

3. Но не ведет ли философская теория права к уравнению действующего права с истинным правом, истинного с действующим, к уравнению позитивного действия с абсолютной действительностью, возврату к ошибочному учению естественного права, которое именно поэтому отказывало в действии «неправильному» (unrichtiges) праву и именно поэтому признавало действие «правильного» (richtiges) права?

Несомненно: если бы цель права и необходимые средства ее достижения были научно обоснованы, то это неизбежно привело бы к тому, что в свете когда-нибудь признанного наукой естественного права действие отклоняющегося от него позитивного права должно было бы прекратиться подобно выявленной ошибке, устраняемой разоблачающей силой истины. Для действия права, некорректность которого вполне доказуема, невозможно найти оправдания. И здесь выясняется, что на вопрос о цели права нельзя ответить иначе, как путем обращения к различным партийным воззрениям. Отсюда вытекает, что

§10. Действие права

действие позитивного права можно обосновать, лишь исходя из «неосуществимости» естественного права (Unmoeglichkeit eines Naturrechts). Релятивизм, служивший до сих пор методом нашего исследования, становится теперь неотъемлемой частью нашей системы.

Регулирование общественной жизни в целом не может быть поставлено в зависимость от правовых воззрений отдельных индивидов, членов этого общества. Так как не исключено, что каждый из них будет давать различные и противоречащие друг другу указания, то этот порядок должен единообразно регулироваться из какого-либо «надындивидуального центра»^т). Но поскольку согласно релятивистскому взгляду наука и разум не в состоянии выполнить эту задачу, ее должны взять на себя Воля (Wille) и Власть (Macht). Если никто не может установить, что справедливо, то кто-то должен постановить, что должно быть справедливым⁶. И если действующее право отвечает задаче - устранить конфликт противоречащих друг другу правовых воззрений посредством решения, подкрепленного авторитетом власти, то введение права должно следовать воле, которой также по силам преодолеть сопротивление каждого из правовых воззрений⁽^S2>. Кто в состоянии проводить право в жизнь, тот доказывает тем самым, что он призван вводить право. И наоборот, у кого нет достаточной власти и силы защищать индивида от посягательств остальных, у того нет и права приказывать ему (Кант). Первое обещание любого революционного

^т> Такую теорию действия права С. Шмитт назвал бы «деционизмом» (Dezionismus) (от слова «решение». - Ред.). Он отыскал ее у Гоббса, где она выражена наиболее отчетливо (autoritas поп Veritas facit legem - власть, а не истина делает закон) - см. «3 Arten», S. 27, 35 (одновременно деционизм и нормативизм).

^ш> Neminem oportet esse sapientiorem legibus (Никто не должен быть мудрее законов) (лорд Коук)- цит. по Goodhart, Annuaire de V Inst. De Ph. d. Dr., 1934/35, S. 52.

Установить, что должно соответствовать закону (was rechtens sein soil), не означает: «что есть правильно». Тогда бы это было противоречием в самом себе. Правотворческая компетенция правителя предоставляет ему возможность заложить определенное правовое воззрение в основу правопорядка, но не провозгласить его как всеобщую правовую истину, положить конец борьбе за власть, но не правовым дискуссиям. И наоборот, релятивизм, взывающий к авторитету власти с целью решить вопрос о значимости правовых воззрений, требует, чтобы эта власть предоставила свободу борьбе мнений сторонников различных правовых воззрений - соблюдение законности в отношениях и одновременно свобода критики и пропаганды. - Guterman, Arch. f. Soz. Wiss. u. Soz. Pol., Bd. 41, S. 508. Сказанное этим автором полностью соответствует идеям данной книги.

"-301

Философия права

правительства - восстановить и поддерживать нарушенные революцией «покой и порядок». Это обещание является первейшим из всех других его обещаний, так как лишь путем восстановления «покоя и порядка»^(ад революционное правительство может добиться собственной легитимности. Карл Мартелл задал вопрос Папе Римскому Захарию: «Должен ли обладающий силой стать королем?». Свой утвердительный ответ Папа обосновал так: ne conturbaretur ordo (чтобы не был нарушен порядок)⁷. «Правитель тот, кто нам покой дарует» (Гёте, Фауст, ч. II, акт IV) - это «базовая норма» (Grundnorm), на которой зиждется действие всего позитивного права. Суть ее сформулирована следующим образом: «Если в каком-нибудь обществе есть верховный правитель, должно следовать тому, что он предписывает», или, как это более лаконично выражено в Послании к римлянам, 13,1: «Всяк да будет покорен Высшей власти, которая осуществляет господство над ним»⁸'⁸⁴'.

Связи власти и права, установление права путем его нарушения, международно-правовая теория свершившегося факта, нормативность фактического (des Faktischen)^(85> - все это имеет свое философское обоснование. Но сказанное не возвращает нас к социологической теории действия права. Право действует не потому, что оно может эффективно осуществляться. Оно действует, если оно эффективно осуще-

^,ю> Бэкон озаглавил гл. III кн. VIII в своем Advancement of Learning (Углубленное изучение): De cette premiere dignite du droit, a savoir la certitude, Goodhart, S. 55 (об этом высшем достоинстве права - обеспечивать стабильность).

^т На это выражение ссылается даже Кант для обоснования действия позитивного права: см. Dulckeit. Naturrecht и. pos. R. bei K., S. 56.

^IS5> Telle est la nature des choses que I'abus est tres souvent preferable a la correction, ou, du moins, que le bien qui est etabli est toujours preferable au mieux qui ne Г est pas. -Montesquieu (Cahiers, p. 120). (Такова природа вещей: злоупотребление очень часто предпочитают улучшению, или, по крайней мере, «синицу в руке журавлю в небе»).

⁷ Ranke, Uber die Epochen der neueren Geschichte, 8. Vortrag § 3.

⁸ Cm. Walter Jellinek, Gesetz, Gesetzanesanwendung u. Zweckmafligkeitserwagung,
1913, S. 27ff.; 264 Anm. in G. Jellineks Allg. Staatslehre, 3 Aufl, о границах консти
туционного законотворчества 1931, S. 16. Также Кельзен: «...посредством «ба
зовой» нормы может быть установлена такая правотворческая власть, нормам
которой в целом подчиняются», и в этой «базовой норме» имеет место «транс
формация власти в право» (Naturechtslehre u. Rechtspositivismus, 1928, S. 65).
На Послание к римлянам (13.1) после революции фактически ссылалась
партия центра (Nationalversammlung, 13. Febr. 1919): «По нашему мнению,
любая власть дарована милостью Божьей, и не имеет значения, монархиче
ская она или республиканская».

§10 Действие права

ствляется, потому что лишь в последнем случае оно способно реализовать правовую стабильность (безопасность). Действие позитивного права также основано на стабильности (безопасности), которая только ему присуща. Или, если мы хотим выразить сухое словосочетание «правовая стабильность» с помощью более значимых ценностных формул, то позитивное право зиждется на мире, устанавливаемом с его помощью в борьбе мировоззрений, на порядке, который кладет конец войне всех против всех Позитивное право должно «устанавливать мир во время борьбы мнений, во время войны философов» (Ан-сельм Фейербах). Справедливость - вторая важнейшая задача права. Первая же - правовая стабильность, мир, порядок. «По мне лучше совершить несправедливость, чем терпеть отсутствие порядка», - говорил Гете и продолжал: «Лучше, если в отношении тебя творится несправедливость, чем мир остается без закона»⁹

Но это, разумеется, не последнее слово философии права по вопросу о действии. Доказано лишь, что правовая стабильность также является ценностью и что правовая стабильность, предоставляемая позитивным правом, может служить оправданием для действия несправедливого и нецелесообразного права. Но не доказан приоритет осуществляемого позитивным правом принципа правовой стабильности перед принципами справедливости и целесообразности, возможность применения которых так и остается нереализованной. Три элемента идеи права равноценны, и в случае конфликта между ними однозначное решение невозможно. Позитивное право не должно действовать в отношении каждого индивида в полном объеме. Было бы чудом, если бы нечто реально существующее обладало ценностью и действием во всей их полноте.

Совесть индивида будет и может оценивать нарушение позитивного права по большей части как деяние более опасное, чем принесение в жертву собственной убежденности в справедливости права¹⁰. Но могут существовать «аморальные законы», повиновение которым совесть отвергает. Во времена закона против социалистов съезд в Видене

Аналогичное правовое чувство верно описывает Т Фонтана (Meine Kinderjahre) «Пока революционным боям не сопутствует убедительная победа, я слежу за ними с неодобрением, которое продиктовано не столько моим правовым чув ством, сколько моим чувством порядка» Фонтана ищет обоснования в извест ном чувстве порядка, в естественной потребности установления численного превосходства и соответственно превосходства сил '" Но в деле ценность правовой стабильности была признана слишком ничтожной по сравнению с убежденностью в справедливости права. Marschatt v Bieberstem, Vom Kampf des Rechtes gegen die Gesetze, 1927.

Философия права

(Wyden) принял решение об изменении Готской программы, позволяющее партии использовать для достижения ее целей все средства и не ограничиваться лишь всеми законными средствами.

Конечно, для каждого юриста «лучшим является ныне существующее правовое устройство, если же оно будет изменено свыше, то - следующее за ним» (Кант). Судья, находящийся на службе у закона и толкующий его, должен знать лишь юридическую теорию действия, которая в одинаковой мере чтит смысл действия и притязания закона на то, чтобы его функционирование было реальным и эффективным. Профессиональный долг судьи заключается в том, чтобы приводить в действие «волю действия», заложенную в законе, жертвовать собственным правовым чувством во имя высшего авторитета закона. Ему надлежит спрашивать лишь о том, что соответствует закону, и никогда о том, является ли это одновременно и справедливым. Можно было бы, конечно, поинтересоваться, нравственен ли судейский долг сам по себе, нравственна ли такая безоглядная жертва (Blankohingabe) собственной личности ради правопорядка, будущие изменения которого невозможно предугадать. Однако сколь несправедливым ни было бы право по своему содержанию, неизменным оказывалось, что оно всегда достигает одной цели уже даже простым фактом своего существования - правовой стабильности (безопасности). Судья служит закону без оглядки на его справедливость. Тем не менее он чужд случайным целям беззакония и произвола. Даже в тех случаях, когда судья, повинуясь воле закона, перестает служить справедливости, он всегда остается на страже правопорядка. Мы презираем священника, проповедующего против своих убеждений, но уважаем судью, который вопреки своему правовому чувству остается верен закону. Ценность догмата заключается лишь в том, что он служит выражением веры. Критерием же ценности закона служит не только заключенная в нем справедливость, но и гарантия правовой безопасности граждан. И именно в качестве таковой он в первую очередь «вручается» судье. Справедливый человек действует по преимуществу как честный, законопослушный гражданин. Судей же мы обычно называем не честными, а «справедливыми», поскольку честный судья даже в силу одного этого, и только этого, качества уже является справедливым судьей.

Добросовестный судья, обязанный рассматривать все позитивное право как действующее, может столкнуться с ответчиком, который, руководствуясь собственной совестью, считает несправедливое и нецелесообразное право недействительным, хотя формально оно функ-

§10. Действие права

ционирует". Право может продемонстрировать ему свою власть, но никогда не докажет своего действия. Этот случай «человека, изменившего своим убеждениям», оказывается действительно трагическим именно потому, что у него нет решения. Преступник, повинуясь долгу, совершил противоправное деяние. Служебный долг требует от судьи наказания. И может быть, этот долг даже повлечет за собой наказание самого судьи во имя нерушимости права, ради правовой стабильности, за должностное преступление'⁸⁶'. Так, Сократ рассуждал и действовал, как будто сознательно не хотел воспользоваться побегом с целью избежать исполнения несправедливого приговора: «По-твоему, еще может стоять целым и невредимым государство, в котором судебные приговоры не имеют никакой силы, но по воле частных лиц становятся недействительными и отменяются?»¹².

(lei

Очень красиво Антигона в одноименной трагедии Софокла противопоставляет свою веру в справедливость вере Креонта в непогрешимость позитивного права: «Я, пострадав, могу Богам в угоду признать вину, но коль ошиблись Боги, не меньше пусть они потерпят зла, чем я сейчас от них терплю неправды!» (перевод по изданию: Античная драма. - М., 1979. - С. 214). Не ее совесть, но Боги приняли решение о том, права она или нет. Кто следует Божьим законам, противопоставляемых человеческим, тот должен брать на себя риск ошибки. - Bultmann. Polis und Hades i.d. Antigone d. Sophokles, in: Theolog. Aufsaetze zu Karl Earths 50 Geburtstag, 1936, S. 78 ff.

«Я поклялся соблюдать конституцию, но как быть, если моя совесть мне приказывает не соблюдать ее?» - Бисмарк кронпринцу Фридриху-Вильгельму, см. Zechlin, Bismarcks Staatsstreichplaene, S. 60 f.

См. Alsberg, Der Prozess des Sokrates, 1926, S. 27 ff. (Русский перевод по: Платон. В 3 т. - М., 1968-1993. - Т. 1. - С. 125.)

Камень терпеливо сносит резец ваятеля, и струны, по которым ударяет музыкант, не сопротивляются его пальцам. Лишь законодатель работает с самостоятельным и сопротивляющимся ему материалом - человеческой свободой.

Шиллер

§11. Философия истории права

Тема философии истории - это история с точки зрения реализации ценности, история как путь к ценности или от нее. Философия истории права'⁸⁷' (или философия правовой истории)^т посвящается решению задачи - раскрыть понятие, идею, действие права (в рамках принятой нами схемы рассмотрения данной тем как троичного круга проблем) в реальности исторического процесса.

1. «Право» не только основополагающая категория, которая предшествует любому правовому анализу, не только образ мышления, вне которого невозможно развитие юридических идей, но также и реальная культурная форма, которая каждый факт мира права опосредует и формирует. Новые правовые идеи рекомендуются не в неправовом пространстве, а посредством иного толкования уже существующих правовых институтов или путем введения новых в данную правовую систему. В обоих случаях они встраиваются в «здание» права, лишь в частностях изменяя и дополняя его архитектуру, и неизбежно воспринимают его стиль. Категориальное понятие права получает свое выражение как действительность в реальной культурной форме права.

Здесь возникает историко-философский вопрос о соотношении содержания и формы права, между donnes и construit (Geny), между реалиями правотворчества (Е. Huber) и законодательным оформлением, между различными оценками формирующей силы правовой формы и силой сопротивления правового материала¹.

Согласно естественно-правовой доктрине содержание права не в состоянии оказать сопротивление идее. Содержание права полностью ею

^№7) Пример историко-философского принципа: Quinet «L'istoire n'est au fond, qu'un itineraire des peuples vers Dieu» (история, в принципе, не что иное, как путь народов к Богу).

(ю правовая история: статика права в борьбе с динамикой истории.

¹ См. Radbruch, Rechtsidee u. Rechtsstoff, Arch. F. R. U. Wph., 17, 1923, S. 343 ff-

§11. Философия истории права

рассеивается и превращается в иллюзию. Эта доктрина рассматривает содержание идеи права вне конкретной исторической обстановки, как естественное состояние, и описывает это естественное состояние не в смысле социологии отношений, а скорее, как совокупность находящихся рядом друг с другом, но совершенно не связанных между собой индивидов. И идея права призвана стать инструментом создания социальных связей. Естественно-правовой доктрине неизвестно такое понятие, как сопротивление исторического и социального материала. Поэтому она отрицает эволюционный характер идеи права, источником которого может служить не пустая, а ее конкретно-субстанциальная природа, и вследствие этого совершенно общая чистая форма, и видит в ней вечный и неизменный идеал права.

Заслуга преодоления всесилия правовой формы, проповедуемого этой доктриной, принадлежит исторической школе. Данность «народного духа» подчеркивалась за счет умаления формообразующей силы разума.

Действительно, фактор материальной субстанции не может быть полностью сведен к нулю. Отсюда и первый вывод: право слабо связано с общественным развитием. Правопорядок может «приказывать» только отдельному человеку. На социальные процессы он воздействует лишь косвенно, через индивида, и потому оказывает на них лишь ограниченное влияние. Массовая психология правопорядку не известна. Не может он оказывать влияние и на природные процессы. Народное хозяйство, феномен природно-социального характера, включающий элементы техники и экономики, не испытывает в свете сказанного существенного влияния со стороны права, но в свою очередь способно оказать на право обратное воздействие².

Подобные соображения привели в конечном счете к противопоставлению доктрины о всесилии правовой идеи теории о ее бессилии. Согласно теории исторического материализма'⁸⁹' право - надстроечное проявление экономического базиса, а правовая форма - проявление правового содержания. Если эта теория рассматривает право как форму экономики, то оно не активно воздействующая, а пассивно воспринимающая форма, то есть не та форма, что формирует содержание, ^а та, которую содержание воспринимает (извне), не внутренняя суть,

⁸⁹⁾ К теме «Марксизм и идея права» см. Н. Michel, Diss. Rechtsform и. Soziahsmus, 1933, S. 145 ff.

См. Rentier, Die RInstitute des PnvatRs. u. ihre soz. Funktion, 1929, S. 145 ff.

Философия права

а как внешнее явление. Право полностью обусловлено экономикой исторически и социологически. «Не следует забывать, что право, подобно религии, не обладает собственной историей», - отмечают в этом смысле Маркс и Энгельс в своих предварительных набросках к «Немецкой идеологии».

Как было показано выше, исторический материализм также вынужден признать самостоятельность форм, относящихся к сфере культуры, особенно правовой формы. В этой теории идеальное не просто приравнивается к материальному, а рассматривается как трансформация и переход материального в новую форму. Но, разумеется, формальной стороне этого процесса не уделяется достаточно внимания. С другой стороны, констатировалось, что формой права, выражаемой посредством закона, является форма справедливости, то есть форма равенства и всеобщности, и что она неизбежно включает лишь правомерное достижение цели и отвергает достижение цели любым путем. На историко-философский вопрос о соотношении формы и содержания права следует отвечать также в том смысле, что действующее право - «детище» формы и содержания, в котором попеременно преобладают то элементы формы, то содержания. Для немецкого права характерно участие в этом динамичном процессе римского и немецкого права, то на той, то на другой стороне'⁹⁰'.

Наряду с теорией об определяющей роли содержания в правовой форме существует другое тесно связанное с ней историко-философское марксистское учение «об отмирании права», согласно которому преходящи не только содержание, но и форма права. Это учение объявляет юридическое мировоззрение «классическим мировоззрением буржуазии» (Энгельс), которое пришло на смену теологическому мировоззрению феодализма. В пролетарском государстве переходного периода (переходного в смысле перехода к бесклассовому обществу. -Ред.) место буржуазного права с его показной справедливостью займет «прямое и без прикрас» пролетарское классовое право, отрицающее идею права, чтобы полностью отмереть в бесклассовом обществе, подготовив почву для простого «управления делами» (Administration von Sachen). Справедливость - лишь отражение рыночной идеологии с ее «do ut des» (даю, чтобы ты дал). Она несомненно исчезнет вместе с исчезновением рыночной экономики.

'*" Доказательство преобладания формы в римском праве приводит Реннер: оно оказалось способным без существенных изменений правопорядка адаптироваться к правовой жизни капитализма.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒