Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Должно быть стыдно умирать миллионером'^. 2 страница



8 Наиболее значительные представители релятивизма - G Elhnek (Allgemeine Staatslehre, 3 Aufl 5 Neudruck, 1929), Max Weber (Ges Aufsatze zur Wissenschaftslehre 1922, Marianne Weber, M Weber, 1926, S 328 ff ), H Kelsen (Allgemeine Staatslehre, 1925, S 38 f, 369 ff ) На релятивистские взгляды автора большое влияние оказа ли дискуссии с человеком, которому посвящена эта книга Помимо прочих мно гочисленных высказывании см Kantorowicz, Zur Lehre vom nchtigen Recht, 1909 Критику большинства представленных здесь учении см Emge, Ueber die Grundlagen des rechtsph Relativismus, 1916, L Nelson, Die Rechtswissenschaft ohne Recht, 1917, S 123 ff, M Salomon, Grundlegung derRPh, 2 Aufl 1925, S 53 , Leonh Cohn, Das objektiv Richtige, 1919 S 96 ff, Muench in - Beitragen z Ph des dt Ideahsmus, Bd 1, 1919, S 135 ff , ME Mayer, RPh , 1922, S 21 f , 67 ff , Binder, Ph d Rechts, 1925, S 112 f, Larenz. Rechts - u Staatsph der Gegenwart, 1931, S 66 f, £ von Hippel Arch d off Rs N F Bd 12, S 408 ff, Herrfahrdt, Revolution u Rechtswissenschaft, 1930, S 24 ff, Mezger, Sein u Sollen lm Recht, 1920, S 4 ff, Silberschmidt, Int Zeitschr f Theone d Rs 1930/31, S 142 ff, Mamgk, Jur Woch Schr,1930,S 236 f («подходит лишь, как временное состояние»), Graf Dofma, Kantstudien, Bd 31, S 8f (« пути этого релятивизма нигде не пересекаются с критической теорией права Они мо гут лишь идти параллельно, как две различные теории»), Riezler, Das Rechtsgefuhl, 1921, S 79 (взгляды, касающиеся относительности ценностных суждении могут быть опровергнуты только путем соотнесения их с абсолютным критерием ценно­сти и установления тем самым абсолютного идеала права Такие попытки неодно­кратно предпринимались, хотя без особого успеха), Ruemehn, Die Gerechtigkeit, 1920 S 56, Anm 2 («Это начало релятивизма едва ли может быть опровергнуто»), Stammler, RPh In Das gesamte deutsche Recht, 1931, S 19 ff («в сущности, это ела бая и ничтожная теория») - Наиболее ясное исследование проблемы см Е Spran ger, Der Sinn der Voraussetzungslosigkeit in den Geisteswissenschaften, 1929 " Лучшее доказательство тому - великая этическая личность Макса Вебера1 Ког да М Вебер возражает против толкования его взглядов как релятивистских (Marianne Weber, S 339), то он имеет в виду релятивизм, который отрицает не только познаваемость ценности, но и доверие к ценности


Философия права

гельскому Понтию Пилату с его вопросом «что есть истина?» (Еванге­лие от Иоанна, гл. 18, п. 38), заставившим умолкнуть наряду с теоре­тическим и практический разум, сколько Натану (Мудрому) Лессинга, для которого молчание теоретического разума означает страстный призыв к разуму практическому: «В споре каждый стремится показать себя с лучшей стороны». Ведь релятивизм допускает множественность мировоззренческих обоснований. С точки зрения релятивизма при доказательстве окончательного ценностного суждения нет необходи­мости приводить своего мнения лишь потому, что все обоснования в равной степени ставятся под сомнение. Такая ситуация близка скеп­тицизму Пилата. Когда же твердо верят в истинность одного из обо­снований среди прочих, но не в состоянии его доказать, то это -агностицизм Натана (Мудрого)10. Однако возможна и третья точка зрения, которая подобно воззрению Натана связывает релятивизм с деятельной целеустремленностью. Еще и потому релятивизм отка­зывается настаивать на собственном мнении по поводу конкурирую­щих ценностей, что все и каждая из них со своими характерными особенностями в рамках этого учения рассматриваются как абсолют­но равнозначные, поскольку релятивизм живет верой в то, что все не­доступное нашему сознанию существует в высшем сознании. Это антиномия, суть которой прекрасно прокомментировал Вальтер Рате-нау (министр иностранных дел Веймарской республики. - Пер.) сле­дующим образом: «Мы не композиторы, а музыканты. Каждый показывает в игре на своем инструменте самое лучшее, на что он спо­собен. Он может даже импровизировать, но в рамках общего звуча­ния всех струн все инструменты одинаково важны. О гармонии не стоит беспокоиться. Ее создает нечто иное»(!Щ. Релятивизм может со­слаться и на великого Гёте, который после ознакомления со «сравни­тельной историей философских систем» в своем письме от 22 января 1811 г. писал Райнхарду: «При чтении этой работы я уловил то новое,

'"" С заоблачно далекой точки зрения историка, каковой она и должна быть по определению, общее звучание колоколов представляется малиновым звоном, независимо от того, звучат ли они вблизи дисгармонично или нет. Discordia concors (согласное разноголосие) JakobBurckhardt - Auswahl, S. 51.

"" Марианна Вебер о Максе Вебере в «Grunder der Soziologie» (Sozialwissenschaftl. Bausteine, herausg. von F.K. Mann, Bd. 4), 1932, S. 141 ff. «Беспринципность и научная объективность не имеют ничего общего» (цит. по Максу Веберу).

<20> О моем релятивизме см. также Fr. Orestano, Filosofia del Diritto, 1941, p. 23.

10 За такой «умеренный» релятивизм - Anrats, Das Wesen der sog.freien wissen-schaftl. Berufe, 1930, S. 200 ff. (представляет несомненную ценность для адвокатской практики. - Radbruch, Justiz, Bd. 7, S. 52 ff)'20'.

2 4


§ 2. Философия права как наука о ценности права

что автор очень четко сформулировал: отличие людей друг от друга лежит в основе разномыслия. И именно поэтому единые для всех кри­терии убеждения невозможны'2^. Если человек твердо знает, на какой стороне он стоит, то он сделал уже достаточно. И тогда он спокоен в отношении себя и справедлив к другим». То, что божественный реля­тивизм тождественен не скептицизму Пилата, а агностицизму Натана (Мудрого), доказывает следующий стих из «Ксений»:

Когда б я знал путь потаенный Бога,

Я тотчас бы пошел его дорогой.

И окажись я с Истиною под одною крышей,

Я б никогда из-под нее не вышел.

т Krieck (Wissenschaft Weltanschauung Hochschulreform 1934) отворачивается от релятивизма, как от «научного сноба». Сам, однако, выступает за отно­сительность науки в смысле «принципа национально-политической нераз­делимости жизни»: «не существует «чистого разума» и «абсолютной науки». Существуют лишь разум, наука и познание истины, действующие только для нашей расы, народа, реализации наших исторических задач». Истина - «закон познания», но не «смысл и цель» науки, которая включена в «неразделимость жизни». «Для нас существует одна истина - а именно: истина, существующая только для нас. Мы знаем, что мы, познавая нашу истину, можем участвовать в познании вечной истины только по-своему и только в соответствии с условиями того места, где мы находимся» -Крик называет это «политической наукой» (цитируется по Frkfrter Zeitg. Hochschulbeilage, 3. 2. 35). - Крик упускает из виду, что: 1) в любом нацио­нальном сообществе не одно, а множественное понимание ценности, даже если одно из них претендует на абсолютность; 2) задача каждой нацио­нальной науки заключается в том, чтобы «осознать себя в отношениях с другими национальными науками»; 3) любое понимание, если оно не про­диктовано «голым» прагматизмом, приходит в конечном счете к реляти­визму.


В круговороте противоречий я чувствую себя, как рыба в воде; Забавно, но никто не оставляет другому права ошибаться.

Гёте

§ 3. Научные направления в философии права

Философия права, основанная на методологическом дуализме и реля­тивизме, неизбежно является итогом развития этой науки в XIX в. Поэтому ниже эти направления будут рассматриваться не столько по существу, сколько с точки зрения их методологических особен­ностей.

1. Вплоть до начала XIX в. философия права представляла собой есте­ственно-правовое учение. Разумеется, понятие естественного права включает в себя явления, в корне отличные друг от друга. Основной проблемой античного естественного права было противоречие между природой и моральным долгом подчиняться законам общества, в Сред­невековье - противоречие между божественным и светским правом, а естественное право нового времени характеризуется противоречием между правовым принуждением и разумом индивида. Естественное право часто используют то как инструмент усиления позиций пози­тивного права, то, наоборот, против него. Но во всех своих формах естественное право характеризуется четырьмя существенными черта­ми, которые, разумеется, по-разному проявляются в различные пери­оды времени: в содержательном плане оно всегда содержит правовые суждения (оценки) ценности. Эти ценностные суждения соответствуют источникам естественного права - природе, божественному открове­нию, разуму. Они общеобязательны (общепризнаны) и не подверже­ны изменениям. Они познаваемы. А будучи познаны, они имеют примат перед противоречащим им законодательством. Позитивное право уступает естественному.

Нельзя считать, что притязание естественного права служить основой для общепризнанных и неизменных правовых принципов и норм можно опровергнуть чисто эмпирически традиционным обращением к пестрому многообразию правовых воззрений различных эпох и на­родов. Логику такого обращения с ее выводом от сущего к должному, эту «вульгарную ссылку на заранее противоречивый опыт» (Кант), сторонник естественного права отверг бы совершенно обоснованно. Он увидел бы в множестве правовых воззрений лишь множество оши-


§ 3. Научные направления в философии права

бок, которым противоречит единая естественно-правовая истина: error multiplex, Veritas una (заблуждение многолико, истина одна). И не история права и компаративистика, а теория познания, не историчес­кая школа, а критическая философия, не Савиньи, а Кант нанесли ре­шающий удар по естественному праву. Кантова критика чистого разума показала, что «разум» не является арсеналом готовых теорети­ческих знаний и уже сформулированных этических и эстетических норм. Скорее он представляет собой лишь инструмент достижения таких знаний и норм, совокупность не ответов, а вопросов, мнений, с помощью которых опосредуется данность (Gegebenheit), совокуп­ность форм и категорий, посредством которых становится возмож­ным воспринимать окружающий материальный мир и давать ту или иную ценностную оценку содержанию конкретного предмета дей­ствительности. Такие содержательно определенные знания или оцен­ки ни в коем случае не являются «продуктом» «чистого» разума, но лишь применением его к конкретным данностям. И потому эти оцен­ки всегда конкретны и не носят обобщающего характера. И поэтому ответы на вопросы об общеобязательности (Allgemeingiiltigkeit) дей­ствия естественного, т.е. «правильного», «истинного» права коррект­ны лишь в отношении данного состояния общества, определенного времени и народа. Лишь категория истинного, справедливого (des richtigen, gerechten) права общеобязательна (allgemeingueltig), но никак не категория форм его применения. Если понятие «истинное право» («richtiges Recht») хотят определить посредством единой категориальной формы и назвать «естественным правом», то неизменное естественное право «старого стиля» (вслед за Штаммлером) следует противопостав­лять «естественному праву с изменяющимся содержанием» или, как принято было говорить, «культурному праву».

Если бы истинное право, будь то «естественное право старого стиля» или естественное право с изменяющимся содержанием, понималось вопреки релятивистским взглядам однозначно, то это неизбежно при­вело бы к тому, что оно должно было бы служить «лакмусовой бу­мажкой» для обнаружения отклоняющихся от него законов, подобно тому как свет истины проясняет отнюдь неочевидные заблуждения. Не существует спекулятивных доказательств того, что основанное на законе право (позитивное право), несправедливость которого несом­ненна и общепризнанна, должно продолжать действовать, хотя по­пытки в этом направлении и предпринимались. Ниже будет показано, что действие позитивного права может быть основано лишь на непоз­наваемости (Unerkennbarkeit) истинного (т.е. естественного) права, понимаемого как единое целое. И наоборот, последовательные сто-


Философия права

ронники такого понимания естественного права должны соответствен­но отрицать «двухмерность» правового пространства, разделенность (вслед за Ласком) естественного права на «материальное» и «формаль­ное», равно как отождествлять правильность и действительность пра­ва. Они не могут признавать самостоятельность позитивного права по отношению к естественному. Для них позитивное право полностью поглощается естественным, действительность права - правовой цен­ностью, наука права - философией права.

2. Историческая школа придерживается диаметрально противопо­ложной точки зрения, согласно которой позитивное право поглощает естественное, правовая действительность - правовую ценность, наука права - философию права. По крайней мере именно такое впечатление оставляет первое знакомство с программными заявлениями представи­телей «исторической школы». Она отбрасывает наряду с естественно-пра­вовыми все правовые и философско-правовые суждения и подменяет позитивистское самоограничение науки эмпирическими исследова­ниями исторических реалий права. В дальнейшем ее последователи воплощали эти идеи на практике. Однако неистребимая потребность в философском осмыслении вновь и вновь создает тайные лазейки для ценностных суждений именно там и тогда, где и когда от них часто стараются избавиться. При вторичном, более пристальном рассмотре­нии все же оказывается, что «историческая школа» в целом не отвер­гает ценностный подход к праву. Скорее это относится к различиям в оценке отдельных историко-правовых явлений. Историческая школа все их оценивает одинаково высоко, поскольку она признает право­мерным каждое явление, порожденное в силу необходимости взаимо­действия истории и «народного духа». Благоговение перед всем существующим, перед прошлым и зарождающимися ростками ново­го, пиетет перед реальностью - вот основная отличительная черта «ис­торической школы». И не без оснований ее характеризуют не только как «квиетизм», но и как «пиетизм», точнее - как одно из его направле­ний (Тибо). Но в этом случае не ценностная, а скорее религиозная фи­лософия права служила бы фоном развития исторической школы. Однако при этом она не могла бы в длительной перспективе избежать различных оценок различных правовых явлений.

Поскольку историческая школа объявляет все позитивное право един­ственно истинным, то оно не является необходимым следствием своего исторического и национального развития и результатом законода­тельной деятельности эпохи естественного права. И она ведет борьбу против естественного права с целью решительно отказаться от ценно-


§ 3. Научные направления в философии права

стного подхода при вынесении приговора естественному праву, эпохе Просвещения, Великой французской революции, воле законодателя в пользу столь же решительного положительного, основанного на ценностных критериях вывода об органическом становлении права посредством «внутренних, незримо действующих сил», «народного духа». «Тот, кто находится под влиянием органических представлений

0 государстве и праве, очень легко и охотно забудет, что ураганы
и землетрясения принадлежат природным явлениям, равно как и не­
заметный для человеческого глаза рост животных или растений»1. Из
недр неосознанного, внеценностного правового позитивизма, надцен-
ностной религиозной философии права как-то незаметно появилась
философия права романтического толка, - правовая политика консер­
вативного направления2. Фридрих Юлиус Шталь, теоретик консерва­
тизма, даже пришел к выводу, что теоретическая суть исторических
правовых исследований зиждется не на фактической, а на этической
стороне становления права, то есть на выявлении не сущего, а должно­
го становления и содержания права. И соответственно назвал свою соб­
ственную теорию «Философия права с исторической точки зрения»3.

Итак, в действительности эволюционность исторического процесса служит колыбелью исторического сознания. Факт общественной жизни становится достоянием истории, если (и когда) свидетельствует о пре­емственности, неразрывной взаимосвязанности исторического про­цесса, а не о его прерывистости. Если же какое-то историческое событие в сознании современников произвольно вырывается из взаи­мосвязи всего исторического наследия, то как уже свершенное собы­тие оно становится безвозвратно потерянным для присущей тому времени характерной формы научного исторического мышления, для категорий непрерывной постепенности. В дальнейшем лишь задним числом историческому мышлению открывается также суверенная воля, столь же непоколебимая, сколь и долг, порожденный крепкими узами длительных дружеских отношений. Это подобно триумфу авиаторов, смело стремящихся преодолеть земное притяжение, но тем не менее неизбежно остающихся в этом мире, удерживаемых силой собственной тяжести. С исторической точки зрения событие настоя­щего времени может быть рассмотрено только по истечении опреде­ленного времени. Как правило, в отношении современников история

1 A. Menger Das buergerl. R. u. d. besitzlosen Volksklassen, 4 Aufl., 1908, S. 13.

2 Cm. Rothacker. Einleitung l.d Geisteswissenschaften, 2 Aufl., 1930, S. 60 ff.;
Zwilgmeyer, Die Rechtslehre Savignys, 1929, S. 32 ff.

3 О наиболее характерных программных трудах исторической школы см. /./. Ва-
chofen.
Selbstbiographie u. Antnttsrede, 1927.


Философия права

обязана молчать и молчит, особенно когда речь идет о необходимо­сти. Событие настоящего времени может стать достоянием истории лишь по истечении определенного времени. Обычно история не впра­ве судить современников, особенно когда требуется дать оценку поли­тической деятельности. Ошибка исторического подхода коренится также в стремлении опосредовать политическую деятельность катего­риями исторического сознания, возвести категорию исторического познания в норму политической деятельности.

3. С первого взгляда кажется, что методологическому монизму исто­рической школы, которая стремится оперировать лишь фактами, бли­же всего гегелевская философия права с ее знаменитым девизом, общим для всех направлений философии тождества (Identitatsphilosophie): «Что разумно, то действительно, а что действительно, то разумно». И в са­мом деле, Гегель разделяет точку зрения исторической школы, проти­воположную естественному праву. Он не противопоставляет, как это делают сторонники естественно-правового учения, индивидуальное правовое мышление правовой действительности. Скорее он выводит право разума (Vernunftrecht) из исторической действительности пра­ва4: «Что разумно, то действительно». И все же, несмотря на то что Гегель и историческая школа являются противниками естественного права, существование принципиального противоречия между ними со­вершенно очевидно. Если для исторической школы идентичность дей­ствительности и ценности зиждется на непознаваемой Воле Божьей, определяющей ход исторического развития, то для Гегеля она зиждется на диалектике исторического процесса, в рамках которой происходит саморазвитие и самопознание разума: «Что действительно, то разумно». Разум противопоставляется народному духу, рационализм - иррацио­нализму и романтике. Это принципиальное противоречие находит свое выражение в острой полемике между сторонниками учения Гегеля и ис­торической школы. Гегель называет враждебное отношение Савиньи к кодификации «одним из величайших оскорблений, когда-либо нане­сенных нации или сословию (а именно - юридическому)». И наоборот, противники Гегеля называли его учение «враждебной силой» (Шталь), «непристойной философией» (Пухта). Но было совершенно очевидно, что учение Гегеля обладает большим потенциалом развития5.

В этом же смысле Лассаль: «Естественное право само является историческим правом». - Syst. d. erw. Rechte, Bd. 1, 1861, S. 70.

Последнюю систему философии права в гегелевском духе опубликовал в 1882 г. Адольф Лассон. Так называемое неогегельянство (Kohler. Lehrb. d. RPh., 3 Aufl., 1923; Berolzheimer, System der Rechts - u. Wirtschaftsph., 5 Bande, 1904 ff.) не имеет ничего общего с Гегелем. Гегельянство без диалектики - не гегельянство.


§ 3. Научные направления в философии права

4. Этот потенциал использовали К. Маркс и Ф. Энгельс для обоснова­ния исторического материализма6. Но если для Гегеля, рассматриваю­щего действительность как саморазвитие разума (духа), в тождестве должного и сущего должное играет определяющую, активную, дея­тельную, а сущее - подчиненную, пассивную роль и служит лишь внеш­ним проявлением должного, то в историческом материализме должное, или, по выражению К. Маркса, сознание, определяется сущим, или бытием. «Тем самым гегелевская диалектика вновь стано­вится с головы... на ноги» (Ф. Энгельс). Экономическая теория явля­ется, с одной стороны, наукой идеологической, а с другой - наукой объективно необходимой. Марксисты постулируют положение об «экономическом базисе и политико-правовой надстройке, в которой в конечном счете находят отражение исторически обусловленные ре­лигиозные, философские и прочие взгляды и интеллектуальные тече­ния каждого определенного общества». В то же время она содержит политический прогноз: логика экономического развития с объективной необходимостью приводит к формированию социалистического обще­ства и соответственно к созданию социалистического правопорядка.

Марксисты, исходя из своей гипотезы об объективном причинно-следственном характере исторического процесса, не ограничиваются телеологическим обоснованием своих теоретических выводов, а ут­верждают грядущую неизбежность перехода социализма «от утопии к науке». И таким образом постулируются два принципа: согласно первому принципу философия права рассматривается, по-видимому, сторонниками исторического материализма как несамостоятельная составная часть социальной философии. Согласно второму принципу социальная философия в свою очередь является составной частью эм­пирической социологии.

Но эти два принципа следует толковать ограничительно. С одной сторо­ны, на более поздних этапах развития исторического материализма был признан самостоятельный характер идеологии и права. Уже К. Маркс считал, что идеальное - это преобразованное, измененное в челове­ческом сознании материальное. Но при этом он не уточнял, в какой форме материальное отражается в сознании людей. В дальнейшем Ф. Энгельс признает, что они оба «...из-за содержания пренебрегали вопросом формы»7. Вот наглядный пример той роли, которую играет

Гораздо более важным, чем необозримая литература об историческом материа­лизме, является его применение к историческому опыту О праве см. К Rentier, Die Rechtsinstitute des Pnvatrechts und lhre soziale Funktion, 1929: Paschukams, Allg. Rechtslehre und Marxismus, 1927. 7 Brief an Mehnng v. 14 Juli 1893.

3 1


Философия права

форма при преобразовании материального в идеальное. Требование свободы и ее осуществление отвечало интересам и возросшему влия­нию нарождающейся буржуазии. Однако свобода, которую она имела в виду, была свободой не только для нее, но свободой для всех, и имен­но потому, что она боролась за эту свободу как за собственное право.

Право же по своей сути направлено на достижение справедливости. Справедливость требует всеобщности закона, равенства всех перед за­коном. Требование, предъявляемое в форме закона, означает также признание за другими права на то, что каждый требует для себя. По­скольку буржуазия требовала предоставления ей свободы в форме за­кона, постольку эта свобода была для всех, постольку она могла также быть свободой пролетариата, использующего ее в качестве инстру­мента борьбы против той самой буржуазии, интересам которой эта свобода призвана была служить.

Этот пример показывает, во-первых, что подобная трансформация экономических интересов и сил в форме права означает его самостоя­тельное развитие независимо от материальных народно-хозяйственных факторов, лежащих в основе данной правовой формы. И во-вторых, что самостоятельно развивающееся право способно со своей стороны воздействовать на экономические отношения. И как следствие этого, экономический базис и политико-правовая надстройка взаимодей­ствуют друг с другом8.

И если тем самым подтверждается самостоятельность философии права среди других общественных наук, то как следствие этого следу­ет критически относиться к отождествлению социальной философии и социологии, сущего и должного, предопределенной объективной тенденцией к прогрессивному развитию и целесообразности. Несом­ненная притягательность Коммунистического манифеста заключалась в том, что в противоположность своим предшественникам-утопис­там, взгляды которых опирались на зыбкую почву желаний и надежд, благих намерений, прекраснодушной, но далекой от реальности метафи­зической идеологии, основоположники научного социализма, убежден­ные во всепобеждающей силе разума, строили свое учение на прочном фундаменте доказуемых и неопровержимых расчетов. Для них социа­лизм - объективная закономерность развития человеческого обще­ства. Его наступление неизбежно, как если бы это было предписано судьбой, которой бесполезно оказывать сопротивление и которая ок-

F. Engeb. Brief an Conrad Schmidt v. 27 Oktober 1890 (со ссылкой на право); Radbruch. Klassenrecht und Rechtsidee, Zeitschr. f. soziales R. Jhrg 1, 1929, S. 75 ff.


§ 3. Научные направления в философии права

рыляет Надежду. Однако совершенно очевидно и то, что учение о не­избежном социалистическом будущем человечества способно скорее убеждать его сторонников, нежели обеспечивать его правоту. И в са­мом деле, социалисты провозглашают свою приверженность социа­лизму. Но не в силу их убежденности в его окончательной победе, а потому, что видят несправедливость современного им общества, по­строенного на «ограблении» и «угнетении» трудящихся. Установление же социалистического строя продиктовано с их точки зрения требова­ниями справедливости. Социализм в действительности не только прогноз, но и лозунг, не только пророчество, но и Программа, не толь­ко фатализм, но и политика. С тех пор, как идея социализма более не является мечтой отдаленного будущего, а служит руководством к действию, ее осуществлению на практике все чаще стремятся дать теоретическое обоснование. Материалистическое понимание истории, рассматривающее процесс общественного развития с позиций диалек­тически трактуемого эмпиризма и причинно-следственных связей, вольно или невольно становится теоретической базой для телеоло­гической (в антропоцентристском смысле) социальной философии и философии права социализма9.

5. Итак, пламя философии вновь и вновь освещало пути развития ис­торической науки, как в гегелевской, так и в материалистической (мар­ксистской) интерпретации, вопреки позитивизму, который угрожал потушить его, и благодаря ценностному подходу к опосредствованию мира действительного бытия. Ныне, увы, это пламя угасло. Мы всту­паем в десятилетия юридического позитивизма. Правовая ценность уже более не служит критерием правовой действительности. Ее объяв­ляют лишенной научной значимости и сознательно ограничивают эмпирическими исследованиями права. Место философии права за­нимает «Всеобщая теория права», которая представляет собой самый верхний этаж позитивной правовой науки. Перед ней в свою очередь стоит задача сперва изучить правовые понятия, общие для различных правовых дисциплин, может быть, даже выходящие за рамки нацио­нального правопорядка. Затем рассмотреть родственные правовые понятия различных правопорядков в сравнительном плане. И нако­нец, выходя за рамки сферы права, исследовать их взаимосвязи с дру­гими областями культуры10.

9 Наиболее ярким примером данного направления теоретической мысли являет­ся Hendnk de Man, Psychology des Soziahsmus, 1926, Radbruch, Uberwindung des Marxismus? Gesellschaft 1926, II, S 368 ff 10 Программу всеобщей истории права разработал К Bergbohm, Junsprudenz u Rechtsphilosophie, 1892 Основные представители этого направления -Р Бирлинг, А Меркелъ, К Биндинг.

2-301


Философия права

Эта чисто эмпирическая всеобщая теория права заслуживала бы здесь упоминания лишь исключительно в связи с «эвтаназией» философии права, если бы в ней самой почти помимо ее воли не пробудился фи­лософский инстинкт. Развиваемые ею правовые понятия - это по большей части не только те понятия, общность которых для всех ис­следуемых правопорядков доказана индуктивным методом, но скорее даже такие, которые могут быть априорно принципами, действующи­ми в любом мыслимом правопорядке. Ниже будет показано, что такие понятия, как субъект и объект права, правоотношения и противо­правность, равно как и само понятие права, не случайные понятия правопорядков, но служат необходимым условием для определения правопорядка в собственном смысле этого слова. Такого рода понятия не являются предметом эмпирической «Всеобщей теории права», но уже относятся к философии права - правда, лишь позитивного права. Полученные в результате критического анализа позитивного права, они не могут быть использованы вне его рамок, для его оценки. И хотя к этим понятиям применим критерий ценности, они представляют собой не предмет права, а инструмент его познания. И потому вопрос, на который они отвечают, звучит следующим образом: «Какова суть правильного понимания права?» Но отнюдь не вопрос: «В каких случа­ях право правильно применяется?» Все эти понятия относятся к юри­дической теории познания, то есть к философии как к науке, но не к философии права как одной из отраслей практической философии.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.