Пятый год обучения 5 страница

Подожди. Нужно подождать.

Там, впереди, много какой-то щемящей, почти непосильной тоски, но и радость там тоже есть. Тихая и неспешная, как прозрачная озерная гладь, радость.

И радость, и тоска для нас обоих – неизбежны. Теперь я знаю это.

И я знаю, что должен сделать сейчас, хотя мне будет совсем не просто.

Прости меня. Но так надо.

До конца урока остается совсем немного времени. Он закончил зелье, и я чувствую, что работа удалась ему почти без единой ошибки. Он очень старался. Он старался для меня.

Его движения, когда он приближается к моему столу, сжимая в побелевших пальцах склянку с готовым зельем, скованы и так неловки, как будто каждый шаг дается с неимоверным трудом. Так оно и есть. Я смотрю сквозь опущенные ресницы, как он подходит и дрожащей рукой пристраивает склянку на самый край стола. Больше всего он боится, что сейчас я подниму глаза, и больше всего хочет этого. «Посмотри на меня!» - этот призыв настолько ощутим и требователен, что я вижу легкое зеленоватое свечение, в котором тонет сутулая фигура мальчишки.
«Пожалуйста, посмотри на меня!» Я на короткое мгновение касаюсь его сознанья, чтобы снять уж слишком сильное напряжение.

Нет, Поттер. Нет.

Он неуклюже пятится от стола, поворачивается спиной и делает робкий шаг. Я закусываю губу и почти незаметным движением сталкиваю склянку с его зельем на каменный пол. Она разбивается на тысячу искрящихся зеленоватым светом осколков.

Прости меня. Так надо.

Поттер оборачивается так резко, что я слышу хруст его шейных позвонков, и переводит взгляд с осколков на меня. Недоумение в глазах сменяется болью. Боль. Боль полыхает как зарево, как неистовый рассвет, и он понимает, что готов разрыдаться от усталости, от потрясения, пережитого вчера в моем кабинете, от жгучего и острого, как дикая крапива, разочарования, от неожиданности и бессилия что-либо изменить. Он знает, что я разбил склянку нарочно. Он ни секунды не сомневается в этом.

- Какая неприятность, - мягко произношу, почти пропеваю я. – Что ж, Поттер… очередной ноль.

Боль растворяется в гневе. Он с радостью бросился бы на меня с кулаками.

«Ты что, ты же не такой, зачем ты, я устал, пожалуйста, не надо так со мной, я тебя ненавижу, ты… ты… ты… я тебя ненавижу… пожалуйста, скажи что-нибудь еще… скажи, что ты нечаянно… ну скажи же…».

Я почти захлебываюсь в потоке его горьких мыслей, но не говорю больше ни слова. Он возвращается на свое место, почти с равнодушием отмечая, что Грейнджер вылила остатки зелья из его котла, и ему нечего сдавать на проверку. Я чувствую, что больше всего ему хочется упасть лицом на парту и расплакаться, как ребенку. Он бы сделал это, если б в классе никого не было.

Мне жаль, Поттер. Мне, правда, жаль. Но нам с тобой нужно подождать. Я знаю.

Он первым идет к выходу, даже не взглянув в мою сторону. Ему уже стыдно за свои недавние мысли, и теперь он готов признать правоту за Сириусом и своим отцом. Ему даже чуть-чуть легче, и это хорошо. С привычным, раз и навсегда усвоенным знанием о том, что Снейп – редкостный ублюдок, ему будет спокойнее и надежней.

Прежде, чем дверь за Поттером закрывается, я осторожно задеваю его лучом своей избыточной магии, делясь силой, уверенностью и удачей. Я совсем не хочу, чтоб он был пойман у камина в кабинете Амбридж во время душещипательной беседы с Блэком.

… После семи, когда начинает смеркаться, я иду на опушку Запретного леса. Мои ноги по-прежнему не касаются земли, и я почти привык к невесомости собственного тела.

Дверь в хижину Хагрида открыта, на заднем дворе заливается лаем собака. Я тороплюсь, но мне не удается пройти мимо незамеченным.

- Собрался куда, Северус?

-Да. Есть кое-какие дела.

- А я тебя в окошко приметил, еще издали. Чудная у тебя походка сегодня, а? Прям плывешь…

Ухмыльнувшись в бороду, он приваливается мощной спиной к дверному косяку и разглядывает меня с большим интересом. Его глаза так и искрят доброжелательным смехом из-под насупленных лохматых бровей. Я в который раз убеждаюсь, что Хагрид совсем не так прост, как хочет казаться.

- Может, зайдешь ко мне? Пропустим по кружечке чего-нибудь эдакого.

- Нет, спасибо, я спешу.

- А-а, понимаю. Конечно-конечно. Великий человек Дамблдор… – неожиданно добавляет он и широко улыбается.

Я так и застываю на месте с открытым ртом.

- Да ладно тебе, Северус. Я, может быть, и не так силен, как настоящий волшебник, но нюх у меня будь здоров. Думаешь, я бы не учуял магию Альбуса? Да ты ею с ног до головы пропитан! Яблоками пахнет. Просто как целый фруктовый сад. Ты счастливец… Значит, наконец-то у вас всё сладилось?

Я неловко пожимаю плечами и совсем неуверенно киваю головой.

- Ну, храни вас Мерлин, - бормочет Хагрид и добавляет, замявшись: - Ты передай ему, если найдется время, что министерская дамочка твердо решила выжить меня из школы. Неохота оказаться выгнанным с позором. Перед ребятами стыдно.

- Никто тебя не выгонит, Рубеус. Можешь быть спокойным, - уверяю я, и он одаривает меня еще одной широкой улыбкой.

- Удачи, Северус.

- Спасибо.

Я аппарирую к дому на Спиннерс-энд, и аппарация дается мне настолько легко, что я практически не замечаю её.

Уже стемнело. Я всматриваюсь в призрачные рассеянные блики от газовых фонарей, и улица, изученная до последнего булыжника на мостовой, кажется мне такой же нереальной, как и всё произошедшее за последние сутки.

Какое-то время я медлю заходить к себе. Занавески в гостиной задернуты, и желтоватые отсветы за ними излучают покой и уют. Никогда не думал, что мне придет в голову слово «уют» на пороге старого родительского дома. Наверное, нужно постучаться. Я занёс было руку, но тут же опомнился. Это же мой собственный дом.

Я боюсь. Боюсь войти и не увидеть того, что ожидаю увидеть. Резкий порыв ветра приносит запах тины и грязноватой речной воды. Где-то неподалеку шумит вечерний рабочий Лондон, но здесь, на крыльце, так тихо, что я отчетливо звук своего неровного дыхания. Нужно починить обветшавшее крыльцо и заново покрасить облупившуюся неаккуратную дверь. А может быть, и не нужно.

Сегодня утром, прежде чем аппарировать в Хогвартс, я увидел, что вся лужайка возле дома заросла мелкими цветами мать-и-мачехи, как будто весеннюю, чуть теплую землю покрыл пушистый желто-зеленый ковер. Странно, что я вдруг подумал об этом. Мать-и-мачеха, слабенькое лекарственное растение, входящее в десяток самых примитивных зелий…Каждую весну здесь зацветает мать-и-мачеха. Когда мне было лет 5-6, я любил бегать босиком по желтым мягким цветам, за что мне всякий раз доставалось от матери. Жаль, что сейчас вечер, и цветы уже закрылись. Впрочем, я всё равно не могу касаться ногами земли.

Дальше медлить нельзя. Я берусь за ручку двери и осторожно тяну ее на себя.

- Северус. Мне показалось, что ты так и не решишься войти… вернешься в Хогвартс.

Он стоит посреди комнаты и внимательно смотрит на меня. Его глаза, не скрытые очками, лучатся, как два маленьких нежарких солнца. Он ничуть не изменился с утра. На его лице по-прежнему почти нет морщин, и в бороде гораздо больше темно-русых волос, чем седых.

- Северус, - еле слышно выдыхает он.

Я перемахиваю комнату одним широченным шагом и прислоняюсь лбом к твердому, как скала, плечу. Его руки обнимают меня, прижимая крепко-накрепко. Я кажусь себе совсем маленьким, но таким защищенным, что готов немедленно совершить любой, даже самый безрассудный подвиг. Ни разу в жизни я не испытывал ничего подобного. Даже те ощущения, что и раньше возникали, когда я был с ним рядом, не идут ни в какое сравнение с нынешним состоянием абсолютного умиротворения и покоя. Я не знаю, что такое счастье. Но что такое покой – я знаю теперь совершенно точно. Это уверенные ласковые руки, сомкнутые на моей спине, и свежий яблоневый запах, и тихий голос, и глаза, сияющие нестерпимо голубым светом. Я цепляюсь руками за его плечи, и на короткое мгновение страх того, что он может неожиданно исчезнуть, разрушает покой. Он ласково дует в мои волосы, как ребенку, и бормочет:

- Ну что ты… я с тобой… я, конечно, сумасшедший… но я с тобой, мой мальчик.

Я не могу разжать рук. Я не понимаю, как мог обходиться без этих объятий целый длинный день. Я не понимаю, что нужно будет делать (и как жить), когда мы перестанем обнимать друг друга. Я поднимаю голову, и смотрю на него, и не решаюсь поцеловать. Он наклоняется и шепчет:

- У тебя нос совсем холодный… ты замерз там, на крыльце…Хочешь чаю? Может быть, будем ужинать?

Ужинать – означает конец объятиям. Нет. Я не могу. Я отрицательно мотаю головой.

- Северус, ты хочешь, чтобы мы так стояли до самого утра? – смеется он, и, чуть прикоснувшись губами к волосам, легонько отстраняет меня.

- Альбус, пожалуйста…

- Я здесь, с тобой. Не волнуйся, такая зависимость пройдет, - говорит он неожиданно ровным голосом и добавляет: - Это кратковременный побочный эффект, вроде моего омоложения и твоей левитации. Это всё пройдет, мой мальчик. Еще только пару дней… и все станет, как прежде.

Голубое сияние его глаз неожиданно меркнет. Я по-прежнему очень хочу поцеловать его. Я стараюсь не думать о том, что он сказал. Сладостные волны абсолютного покоя качают меня, как в колыбели, я сонный – и вместе с тем полон желаний.

- Хочешь филе цыпленка или…

- Альбус.

- Не надо. Нельзя.

- Пусть ничего не будет, только обнимите меня, пожалуйста.

Да, мне достаточно объятий. Главное – касаться его. Мы садимся на диван, и я кладу голову на сведенные вместе худые колени. Они еле заметно подрагивают под покровом прохладного, скользкого атласа мантии. Теплые трепетные пальцы перебирают мои волосы, крохотные голубоватые искры соскальзывают с их кончиков и медленно гаснут в разряженном воздухе.

Я вдруг вспоминаю про Минерву и Хагрида, но не успеваю ничего сказать.

- Ничего удивительного, что они догадались, Северус, - бормочет он. – Они оба мои близкие друзья и знают обо мне всё. Да и ты сейчас как открытая книга. Впрочем, если бы я утром был в Хогвартсе, по мне можно было б читать так же ясно, как и по тебе.

- Если б вы были утром в Хогвартсе, вас бы просто никто не узнал, - замечаю я между прочим и стараюсь не обращать внимания на подступающую к самому сердцу уже знакомую истому.

Он смеется.

И его смех – как звон латунных колокольчиков – ясный и легкий.

Я беру его руку и прижимаю ладонь к своей щеке, и атласный манжет рукава задевает мой подбородок. Я улавливаю приоткрытыми губами теплое и ровное биение пульса на запястье, и мне кажется, это бьется мое сердце. Мне кажется, что у нас одно сердце на двоих. Я запрокидываю голову, упираясь затылком в его бедра, я хочу прикосновений – любых, пусть даже мимолетных.

- Северус, не надо.

- Почему? Я…

- Я знаю. Это пройдет.

- А я не хочу, чтоб проходило. Вы слышите?

- Северус, пожалуйста, - почти умоляет он и делает попытку столкнуть мою голову с колен. - Мы не можем…

- Вчера могли.

- Глупый ты мой ребенок, ну что же ты делаешь, - выдыхает он и, притянув к себе, порывисто целует мое лицо. – Я не знал… я уже забыл, как это бывает…

У меня перехватывает дыхание и неожиданно мутится в голове. Я перестаю видеть комнату и Альбуса – только непрерывное разноцветное мельтешение, как будто смотрю в гигантский калейдоскоп, в котором мир рассыпался на миллиарды цветных мозаичных осколков. Нарастает гул в ушах и странное давление на грудную клетку. Кажется, тошнит. И вместе с тем, волны пароксизмального удовольствия терзают мозг одна за другой. Я скатываюсь с его колен на пол и выгибаюсь дугой.

- Северус!!

Ледяные брызги обжигают лицо. Я прихожу в себя, и мгновенно странное чувство потери вдруг обрушивается на меня громадной черной лавиной. Как будто кто-то набросил на меня… на все вокруг душный и грубый саван, и он давит, царапая кожу своим ледяным шершавым прикосновением. Вначале я не понимаю, что происходит, потом смотрю на встревоженное постаревшее лицо Альбуса и – понимаю.

- Альбус, нет, не надо! Уберите щит!

- Северус. Пожалуйста.

- Уберите щит!!

- Я не могу. Это опасно. Для тебя. Разве ты сам не видишь?

- Уберите щит, ради Мерлина, уберите, я этого не вынесу, мне плохо, мне страшно, уберите его!

- Северус, прекрати. Не заставляй меня жалеть о том, что я сделал. Ну, мальчик мой, постарайся справиться с собой. Ты уже пришел в себя, и я уверен, больше не наделаешь никаких глупостей.

- Что? Так вы… вчера вы просто спасали мою жизнь? Жизнь ценного агента?

- Северус!

Нет, это не его голос. Это не тот голос! Мне кажется, он сидит за столом у себя в кабинете, а я стою перед ним навытяжку где-то за тысячу-тысяч миль.

Мне холодно, очень холодно. Я пытаюсь приблизиться, но щит отталкивает меня.

- Вы не можете, нет! Уберите щит!

Я хочу вернуться в его руки, я хочу упасть в них, я хочу покоя, я хочу его трогать, прикасаться к нему, он не может, не смеет так поступать!

- Альбус!

- Я понимаю, что с тобой происходит. Но такая зависимость пройдет, уверяю тебя. Это просто магия. Спонтанные выбросы моей магии, Северус. Это я сам… это то, что практически невозможно контролировать. И это опасно для тебя.

- Альбус, пожалуйста! Я прошу только убрать щит.

- Нет.

- Я хочу… хочу быть зависимым от вас!

- Нет. Нужно перетерпеть, и всё пройдет. Честно говоря, я не ожидал, что эффект окажется таким… сильным. Видимо, ты еще не вполне окреп после воздействий Вольдеморта. Но твое ментальное тело уже в полном порядке.

Из огня да в полымя. Из одной зависимости – в другую. И все буквально в один день. Личный рекорд, профессор Снейп. Можете написать умную статью в какой-нибудь толстый журнал по практической магии… если выживете, конечно.

Альбус, закрытый привычным щитом. Недосягаемый Альбус. Это совсем не то, что физическое желание Поттера. О нет. Это в миллион раз невыносимее. Черная пелена застилает глаза. И вдруг разом наваливаются кошмары, они реальнее, чем сама реальность. Как будто кто-то заставляет смотреть меня в Омут Памяти, где свалены в беспорядочную кучу мои собственные, самые жуткие воспоминания. Ноги, утопающие в кишащих ледяных змеях. Цепкие клешни Вольдеморта, вцепившиеся в волосы. Влажный жар каленого железа, пронзающий плоть до самой кости. Мертвое, совершенно обугленное тело Лили. Кровь. Много крови. Полные недоумения и почти стеклянные глаза маггла, замертво падающего на землю под действием моего непростительного заклятия. Омерзительно нетерпеливые, потные руки, лезущие мне под мантию. Кровь. Почему столько крови? Я знаю. Из моего сердца выкачали всю кровь до капли, и она залила всё кругом. Я пуст. Меня просто нет. Выдерживать эту ледяную пустоту внутри невозможно. Прекратить это. Я хочу… хочу только заполнить пустоту!

Альбус, пожалуйста…

Я достаю волшебную палочку и пытаюсь взломать щит самыми разными заклинаниями. Альбус спокойно наблюдает за моими действиями, даже не пытаясь помешать. Щит остается на месте, ничуть не дрогнув. Тогда я отбрасываю палочку прочь и бросаюсь на щит грудью. Меня отшвыривает, как океанская волна – ничтожную щепку, но я бросаюсь на щит снова и снова.

- Северус, прекрати! Прекрати немедленно.

Не прекращу.

Кровь струиться из-под моих разбитых ногтей. Рукава мантии пропитались кровью. Я опускаюсь на колени возле щита и загнанно дышу.

- Ты ничего не сделаешь. Только покалечишь себя.

- Альбус…

- Ты будешь жалеть.

- Нет! Альбус! Пожалуйста!

- Ты ведь любишь Гарри, разве не так?

- Это другое. Альбус…

- Ты должен обещать мне…

- Да, да, что угодно. Я обещаю, только уберите щит.

- Ты должен обещать мне сделать всё, о чем бы я не попросил. Ты меня слышишь, Северус?

- Да. Я и без всяких обещаний делал и делаю для вас всё, что могу. Вы же знаете!

- Ты должен обещать.

- Дать клятву?

- Нет, достаточно одного твоего слова.

- Да, конечно, да, да. Альбус, пожалуйста…

Щит, наконец, исчезает, и я припадаю лицом к его коленям. Волна свежего воздуха ударяет в легкие, и я захлёбываюсь кашлем. Потом затихаю. Мне хорошо. И немного стыдно своего недавнего неистовства и своей слабости, но эти капли стыда моментально растворяются в умиротворении и покое.

Уютный свет от бежевого абажура падает на разобранный диван, едва прикрытый темным покрывалом, край простыни свешивается почти до самого пола. Подушки… их две. Я вдруг запоздало соображаю, что до вчерашней ночи ни разу ни с кем не спал в одной постели – так, чтобы лечь ночью вместе, и проснуться утром, и почувствовать на щеке еле уловимое теплое прикосновение чужого дыханья.

Я не мог даже предположить, кто именно подарит мне этот новый, наверное, запоздавший опыт.

Впрочем… разве в моей жизни есть какие-то другие люди?

Разве в моей жизни есть кто-то еще, кроме Альбуса Дамблдора?

- Пора ужинать, мой мальчик.

Я поднимаюсь с колен. И мы идем ужинать.
Я ем с аппетитом, он почти ничего не ест. Его лицо по-прежнему молодо, но волосы слегка поседели. Я понимаю, что скоро мы привыкнем, приноровимся друг к другу, и все эти чудеса прекратятся. Я не верю, что он совершенно не способен контролировать спонтанные выбросы. Он может. Но ему хотелось, очень хотелось вырвать из меня то самое обещание. Мне всё понятно – чувство обретенного покоя не превращает меня в идиота. Я не сержусь на Альбуса. Я не могу, совершенно не могу на него сердиться. Нет, это не любовь. Это что-то совсем другое. Больше любви. Меньше любви. Какая разница. Альбус – средоточие всего самого лучшего, что есть во мне. Альбус – единственный человек, которому я был не безразличен с самого первого дня нашего знакомства. Вчера ночью я понял… понял, что это не просто симпатия и приязнь. Что-то, больше любви, меньше любви – какая разница… Я никогда не хотел и не искал ТАКОЙ близости с ним, хотя с самого детства испытывал вполне осознанную тягу просто быть рядом. И не было ничего естественнее этой тяги – так деревья тянутся к солнцу. Но когда мы подошли слишком близко… это оказалась больше, чем близостью, это было проникновение в самую сердцевину друг друга, и я, наконец, смог в полной мере почувствовать его немыслимую, слепящую, как июльское солнце, силу… совсем нечеловеческую силу, и это было… было слишком хорошо, слишком необыкновенно, чтобы от этого отказываться. Я не просто почувствовал его силу. На какое-то время она стала и моей – тоже.

И мне плевать на данное обещание. Оно меня не заботит. Я и без всяких обещаний служил и буду служить Альбусу и нашему общему делу. Единственное, чего я боюсь и чего никогда не смогу – причинить вред Поттеру. Но об этом Альбус не попросит никогда. Тут я совершенно спокоен.

- Северус, о чем ты думаешь?

- О вас. О себе.

- Может быть, мы совершили страшную ошибку… может быть, я…

- Альбус, - я вдруг понимаю всю глубину интонации, которую он всегда вкладывал в произнесение моего имени. – Аль-бус, - повторяю я по слогам и улыбаюсь.

- Нам предстоит очень тяжелое время, Северус.

- А когда оно было легким?

- Ты прав. Но теперь…

- Война.

- Теперь – война. Я хочу, чтобы ты был рядом. Чтобы я чувствовал, что мне есть на кого опереться. Ты должен быть спокоен и сосредоточен. Мне очень понадобится твоя помощь. Хоркруксы, Северус. Как только закончится эпизод в Министерстве, мы, наконец, займемся этим. Без тебя мне не справиться. А рассчитывать на кого-то еще попросту не приходится. Это тот уровень мастерства, в котором рядовые маги практически бессильны. Ты готов?

- Да. Конечно.

- Сначала нужно найти места, где он их прячет. Наверное, я смогу. Магические артефакты такого рода обладают сильнейшим излучением. Они полны магией определенного свойства, которая оставляет слишком отчетливые следы. Мне уже приходилось сталкиваться с подобным, хотя хоркруксов никогда не было так много. Вольдеморт сделал почти невозможное… он велик… иногда я почти восхищаюсь его силой.

- Хоркруксы, конечно, надежно защищены?

- Да. И в этом главная сложность. Я уверен, что защита смертоносна. К счастью, ты учился черной магии у самого Вольдеморта. Надеюсь, многие ловушки и секреты окажутся тебе знакомы. Я еще покопаюсь в твоей великолепной библиотеке, если не возражаешь. Отдельные книги я ни разу не держал в руках, а о существовании по меньшей мере двух инкунабул даже и не подозревал. Кстати, в них говорится и о хоркруксах тоже.

-Я знаю. Мне приходилось читать. Милорд интересовался проблемой бессмертия давно, еще когда я был совсем маленьким. Когда я уже присоединился к нему, он говорил со мной об этом. Но только один единственный раз.

- Что именно он сказал?

- Ничего конкретного. Просто констатировал, что ему удалось победить смерть.

- Меня всегда поражало это редкостное сочетание великого аналитического ума и откровенной близорукости. Таким способом смерть победить нельзя. Это всего лишь иллюзия. Иллюзия победы.

- Но смерть в принципе можно победить?

- Смерти – нет. Я хочу, чтобы ты твердо запомнил это, Северус, мой мальчик. Пусть мое утверждение звучит, как напыщенная тирада маггловского священника, как ничего не значащая банальность, за которой не скрыто ни капли истины, как пустые слова сумасшедшего, – но просто запомни это. Хорошо?

- Да. Вы разговариваете со мной, как с пятилетним ребенком.

- Не обижайся. Я старше тебя больше, чем на сто лет. Ты понимаешь? Даже в рамках магического времени это не такая уж маленькая цифра, а за маггловское столетие полностью сменяется целое поколение…Конечно, ты – мой ребенок, Северус, ты мое самое любимое и самое тревожащее дитя.

- А Поттер? – почему-то спрашиваю я.

- Нет. Только ты.

Его голос теплеет. И я думаю, что война – это очень важно, но…

Больше, чем любовь. Меньше, чем любовь. Какая разница. Может быть, не только мне нужны вот эти прикосновения, и взгляды, и шепот… Может быть, несмотря на всё его величие, и опыт, и силу, он…

Я хочу заснуть в его руках. Хочу вжаться в него спиной, и чтобы его дыхание согревало затылок. Я снова обнимаю его, и он беспомощно улыбается. Покой. Какой беспредельный головокружительный покой… эйфория покоя.

Я даже не сразу замечаю болезненную пульсацию на запястье. Лишь через какое-то время, когда боль распространяется уже на всю руку, и предплечье сводит судорога, я позволяю себе чуть слышно застонать, но так и не могу оторваться от него.

- Кажется, тебе нужно идти, мой мальчик.

- Да, - киваю я.

- А я не хочу тебя отпускать, - бормочет он, и, взяв мою руку, резко задирает рукав мантии. Метка налита багровой кровью. Он едва касается ее губами, и боль моментально успокаивается. Но метка не бледнеет. – Я не хочу, чтобы ты уходил…

- Альбус… там не любят ждать.

Он осторожным, но сильным движением проводит рукой по моим волосам, и я чувствую очень сильную магию. Левитация пропадает, и я твердо стою на земле.

- Я закрыл тебя, мой дорогой. Он ничего не узнает… про нас. Будь спокоен, все обойдется. Я с тобой, ты слышишь?

- Да.

Он легонько целует меня в висок и неохотно разжимает объятия. Мгновенное чувство потери иголкой втыкается в сердце – но боль тут же проходит.

- Иди, Северус, иди. Я буду ждать тебя.

Какое-то время я стою и смотрю в его лучистые глаза, а потом аппарирую, даже не двигаясь с места – всего в нескольких дюймах от теплых и таких бережных рук.

Больше, чем любовь. Меньше, чем любовь.

Какая разница…

------ 24-------

- Добрый вечер, сэр.

По…поттер…

Поттер?!

Он стоит посреди знакомого зала, сложив руки на груди и опираясь спиной на одну из мраморных колон.

Ради Мерлина… нет…

Я не решаюсь подойти ближе, нервно оглядываясь в поисках Вольдеморта. Но его нигде не видно.

Что всё это значит?

Я вытаскиваю палочку, готовый защитить мальчишку, если тот захвачен в плен.

- Как вы здесь оказались, Поттер? – я стараюсь говорить совершенно спокойно, и по- прежнему не решаюсь подойти.

- Жду вас, профессор.

- Ждете меня – здесь? – недоумеваю я, и вдруг всё понимаю.

Господи. Какой идиот.

Я прячу палочку в складках мантии и приближаюсь к фигуре возле колонны.

- Гм, а я решил, что приглашен на обычный совет, а не на бал-маскарад.

Может быть, это слишком резкие слова, но мне плевать.

- Вы не рады меня видеть, профессор?

Эта усмешка на бледных искусанных губах просто отвратительна. С близкого расстояния отчетливо видны красноватые отблески за стеклами очков. Я досадливо морщусь и вдруг произношу:

- Минус десять очков Слизерину, Мой Лорд. Если меня что-то и привлекает в мистере Поттере, так это цвет его глаз. Раз уж вы решили сделать мне приятное, вам следовало бы учесть подобную мелочь.

Мой тон развязен, слова срываются с губ надменно и лениво. Я невольно вспоминаю Люциуса – почему-то именно в общении с Вольдемортом мне постоянно хочется надеть на себя малфоевскую блистательно-мерзкую личину. Но мне еще ни разу не удавалось сделать это с такой поразительной легкостью.

- Цвет глаз? Ах, ну да. Как я мог забыть? Ты же был помешан на той глупой грязнокровке, рыжей зеленоглазой ведьмочке, матери нашего героя. Будут тебе зеленые глаза, Северус.

- Да не стоит беспокоиться.

- Ну почему же? Я действительно хочу сделать тебе… приятное. Ты ведь так мечтал об этом, только что на стены не лез. Меня озаботило состояние твоего здоровья. И я решил помочь. В конце концов, я обещал твоей матери приглядывать за тобой. А обещания надо выполнять.

- Я не собираюсь соблазнять вас даже в обличии Поттера. Вы меня совершенно не привлекаете в этом качестве. Так что напрасно тратили энергию на перевоплощение.

Прежде чем я успеваю сообразить, что сказал, Милорд хрипло хохочет и принимает свой привычный облик.

- Ты сегодня какой-то воинственный, мой Северус. Слишком смелый. Люблю таких. У тебя даже выражение лица изменилось. Знаешь, пропала эта вечная томная меланхолия во взгляде, которая в сочетании с сальными неухоженными волосами смотрелась просто убийственно. Ты удивлен, что я способен замечать такие вещи? Я пока еще человек… в какой-то степени, чтобы ты там себе не думал. Что-то произошло, Северус? Ты решил на время отвлечься от своей великой и вечной скорби по мисс Эванс? И что же тебя отвлекло? Перспектива трахнуть ее сыночка? Перспектива довольно смутная. Тем более, ты упустил такой подходящий момент.

- Я ненавижу Поттера и ненавидел его мать. Вам это прекрасно известно, - произношу я спокойно, почти не интонируя.

- Ну, допустим. Допустим, ты возненавидел Эванс после того, как та тебе отказала. Но что-то ты слишком переживал, когда я убил ее. И ты изменился после ее смерти. Стал еще более замкнутым, более небрежным и неряшливым. Временами у меня создавалось впечатление, что тебе всё безразлично. Что ты такой же мертвый, как твоя сгоревшая, обугленная до костей подружка. И только когда в школе появился этот её щенок, ты слегка оживился… а потом даже и не слегка.

- Странный разговор, мой Лорд. Прошло слишком много лет, а вы решили высказать свои соображения только сегодня, к чему? И откуда вы можете знать, каким я стал после смерти Эванс? Вы тоже были почти мертвы. И что вы можете знать обо мне? Мы с вами расставались слишком надолго, не правда ли? Та, прежняя связь – утеряна. А я изменился.

- О нет. Я был лишен тела – но далеко не мертв. И все эти 14 лет я видел тебя... я наблюдал за тобой глазами случайных людей, пусть не так часто, как мне того хотелось, но при первой же возможности… Войти в чужое сознание на час-другой – это не проблема, знаешь ли. И я делал это для того, чтобы только посмотреть на моего маленького Северуса. Хочешь, скажу, чьими глазами я на тебя смотрел?

- Обойдемся без таких подробностей. Не испытываю ни малейшего желания узнать.

- О, да ты действительно какой-то другой. Такое ощущение, что ты наконец-то пробудился от спячки. Неужели сексуальное желание так благотворно влияет?

- Я хотел унизить и подчинить мальчишку. Только и всего.

- Тебя это возбуждает? Моего неженку Северуса, который не переносит вида крови, возбуждает насилие? Расскажи эту сказку кому-нибудь другому. Я знаю тебя наизусть. Ты избалован излишним вниманием сильных мира сего, ты изнеженный, нервный мечтатель. Ты – рохля. Вся эта история с Эванс выбила почву у тебя из-под ног. Неужели ты думаешь, что я не понимаю… что я ничего не понимаю, Северус…
Он нависает надо мной, костлявый, странный, закутанный в черную мантию до самого подбородка. Его глаза темны и совершенно спокойны, а голос звучит непривычно резко. Он рассержен, но рассержен по-человечески. Это человеческое в нем сегодня слишком ощутимо. И запах грозового моря щекочет ноздри. Он никогда… никогда еще не говорил со мной так. То есть, в последний раз он говорил со мной так – с пониманием и пугающей откровенностью – когда мне было лет семь или восемь, и он учил меня азам черной магии.

- Сильных мира сего… это вы о ком, Мой Лорд? Уж не о себе ли? Признаюсь, что не страдаю от дефицита вашего внимания.

- Да о себе, о себе и об этом твоем безумном старике, который на тебе совершенно зациклен! Ну, что ты усмехаешься, Снейп? Смотрю на тебя и вижу – твои глаза стали совсем голубыми.

- Я не предатель.

- Да заткнись ты! «Я не предатель!» «Я хочу унизить Поттера!» «Я ненавижу Эванс!» Послушай, я сам начинал учить тебя окклюменции, потом к этому приложил руку Дамблдор… Ты – мастер. Кто ж спорит? Но ты хоть раз обманул его или меня? Я хочу понять, Снейп, кого ты обманываешь? Нас обоих ты обмануть не можешь, значит – ты обманываешь самого себя. Снейп, ты слышишь? Я не люблю, когда меня считают дураком.

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒