Пятый год обучения 1 страница

16
- Северус, я хочу, чтобы ты задержался.

Я вздрагиваю и остаюсь прикованным к своему месту у мраморной колонны. Тесный круг собравшихся постепенно распадается. Пожиратели предпочитают уходить по одному, в соответствии с не писанной, но жесткой иерархией близости к Мастеру. Менее значимые персоны покидают зал первыми. Малфой идет к выходу последним, успев украдкой оглянуться на меня, перед тем, как закроется тяжелая дубовая дверь. Он, как и я, без маски. Его прозрачные серебристые глаза полны ненависти. Я еле заметно улыбаюсь, и в ответ серебро вспыхивает, как рыбья чешуя на ярком солнце. Люциус тупо приоткрывает рот, не осмеливаясь произнести ни звука, что только усиливает сходство с рыбой… с ледяной, скользкой, серебристо-красивой рыбой, чья пасть полна острых и тонких, как иголки, зубов.

- Убирайся побыстрее, Малфой, - лениво цедит Милорд, и я оборачиваюсь к нему почти с благодарностью.
Наконец-то нашему красавцу указали его место.

Дверь за Малфоем закрывается бесшумно, но с легким спонтанным выбросом магической энергии. Он злится, и мне нравится его реакция. Я ею удовлетворен. Я даже не думаю, что последует теперь, когда мы остались лицом к лицу с моим Господином. Какое-то время он молчит, буравя меня своими выразительными глазенками цвета спелого граната. Я вспоминаю, как в детстве хотел полечить его глазки, и едва удерживаюсь, чтобы не фыркнуть.

- Что, Северус, до сих пор хочешь? – спрашивает он без всякого выражения, и я понимаю, что он опять шарился в моей голове, лениво и скорее просто по привычке, чем по какой-либо надобности. Черт. А я даже не почувствовал этого. Надо быть осторожнее. Если, конечно, я не хочу, чтобы мои собственные глазки стали точно такого же цвета. Что ж хорошего, когда лопаются кровеносные сосуды.

- Я был нахальным и глупым ребенком, Мой Лорд, - развязно (именно так, как он ожидает) произношу я. – Поражен, что вы всё еще не забыли тот случай…

- Я не забываю ни о чем, что касается тебя, мой Северус.

«Мой Северус»…

Я старательно подавляю любое подобие мыслей и пялюсь на землистого цвета физиономию с максимально возможной почтительностью во взоре. Возможно, стоит поцеловать край шелковой мантии Милорда, но я не двигаюсь с места.

Малфой поцеловал бы. Умница Малфой…

Он просто стоит, скрестив на груди неприятно длинные и худые руки, похожие на высохшие щупальца, торчащие из черных раструбов рукавов. Он просто стоит пять, десять, двадцать минут, полчаса, странно покачиваясь с носка на пятку, как зачарованная факиром змея, и смотрит на меня, не говоря ни слова. Наконец, мне делается жутко, и я понимаю, что должен немедленно сесть на стул… или на пол, без разницы. Но я продолжаю неподвижно стоять перед ним, тупо перебирая в голове самые сложные рецепты зелий.

- Северус… перестань, - наконец произносит он. – Перестань думать об этом. Я скоро выучу все рецепты наизусть и наймусь к тебе в подмастерья. Как думаешь, на сей раз он возьмет меня в Хогвартс?

- Сомневаюсь, Мой Лорд. Даже если я сам лично попрошу его об этом.

- Жаль. Я бы очень старался и был бы отличным подмастерьем. Веришь?

- Разумеется, - усмехаюсь я.

Нужно признать, иногда Вольдеморт умеет показаться и забавным.

- Мне скучно, Северус, - делает он неожиданное и, кажется, искреннее признание. – Мне невыносимо, смертельно скучно. Что я буду делать, когда убью Гарри Поттера, не могу себе представить. Я благодарен мальчишке, что он оказался таким живучим. По крайней мере, сейчас мне есть о чем подумать. Как там поживает Гарри? Надеюсь, его не очень беспокоит шрам?

- Беспокоит, Мой Лорд. А в остальном мало что изменилось. Он бездельничает на уроках, играет в квиддич…впрочем, в школе сейчас много новых правил, и я не могу сказать, что меня это не радует. Поттеру изрядно достается. Кажется, и играть в квиддич ему запретили… не уверен.

- Да, запретили. Я видел. Я вижу в его голове много всяких вещей. Нет ничего скучнее мыслей пятнадцатилетнего мальчишки. Хотя… в нем много ненависти, а ненависть – это энергия. Энергия мне нравится. А еще в его мыслях явный избыток тебя, Северус.

- Неудивительно, - бросаю я с раздражением. – Наши с ним чувства очень сильны и глубоко взаимны.

- Я ощущаю, как ты напрягаешься, стоит только заговорить о нем. Ненависть, Северус…она может завести очень далеко.

- Не беспокойтесь. Я не убью Поттера раньше, чем получу от вас подобное распоряжение.

- Еще не время, ты же знаешь.

- Знаю, - равнодушно произношу я, и мои ногти вонзаются мне в ладонь, сжатую в кулак. Я чувствую, как ладонь увлажняется от выступившей крови. Но Вольдеморт ничего не замечает. Мое лицо совершенно спокойно, я уверен в этом.

Но я, как всегда, недооценивал своего Господина.

- Кровь, Северус, - произносит он еле слышно, – я чувствую кровь.

Мне нужно быть внимательнее…не расслабляться ни на секунду. За годы мирной и сытой жизни я растерял чуть ли не все навыки шпиона.

- Дай мне руку. Ту, что в крови.

Я повинуюсь, стараясь подавить дрожь. Мне удается это. Он берет мою ладонь ледяными сухими пальцами. Не паниковать. Запах гнилого мяса, почти незаметный всего минуту назад, вдруг резко усиливается. Мне кажется, я попал на поляну, заросшую гигантскими вызревающими цветами аморфофаллюса. Меня мутит, но я улыбаюсь.

- Северус… расслабься, - он наклоняет лицо над моей ладонью, и только неимоверным усилием воли я не отдергиваю руку. Неожиданно ранки перестают кровоточить, и следы от ногтей затягиваются. Моя ладонь совершенно чистая. Запах гнилого мяса становится слабее и снова почти исчезает. Вольдеморт распрямляется, но продолжает держать мою руку в своей.

- Ненавижу кровь, - бормочет он. – А ты думал, сейчас я начну лизать твою руку?

Именно так я и думал. Бесполезно отрицать.

- Какое самомнение, - усмехается он, резким движением тянет мою ладонь к своему рту и вдруг пребольно впивается зубами в пальцы. – Северус, я тебя съем!

Безумец.

«Северус, я тебя съем!» Я отлично помню эту забаву из детства, которая превращала мои ночи в кошмары. Обычно он приходил поздно вечером, наклонялся над моей кроватью и подолгу всматривался мне в лицо. Не знаю, что именно он пытался рассмотреть почти в полной темноте. Я видел только бледную гипсовую маску, в узких прорезях которой тускло мерцали гранатово-красные, завораживающие глаза. Я не мог отвести взгляд от этого гипсового лица, обмирая от ужаса и еще какого-то странного, непонятного чувства. Иногда, постояв так несколько минут, он уходил, а иногда разговаривал со мной, рассказывая захватывающие, леденящие и невероятные сказки, где драконы пожирали эльфов и единорогов, с неба вместо дождя сыпались дохлые лягушки и змеи, а волшебники в черных мантиях летали верхом на химерах, и за ними без устали гналась могучая и непобедимая красавица Смерть. «Северус, я тебя съем!» - шипела Смерть устами Вольдеморта, и он хватал мою руку, принимаясь ее кусать. Я старался не плакать. Но у меня не всегда получалось. Даже после его ухода я долго не мог заснуть, с головой забравшись под одеяло. Я не просто боялся. Я понимал или, скорее, чувствовал: тут что-то не так, этот странный жуткий человек - другой, он не принадлежит этому миру.
То же самое я чувствовал и сейчас. Мне было не страшно, но отчетливое ощущение какой-то совершенно иной природы, к которой принадлежал Вольдеморт, будоражило кровь.

«Северус, я тебя съем!» Безумец…

Он кусает не до крови, но очень чувствительно. Гнильем не пахнет, спасибо и на этом. Его зубы тупые и холодные, как кубики льда. Во рту у него тоже холодно. Я стою как идиот рядом с уродливым мужчиной (он не-мужчина, он не-человек…), кусающим мою ладонь и повторяю про себя рецепты самых сложных зелий. Одна унция толченных ногтей дракона, пять миллилитров двухпроцентного раствора серебра, frangula alnus mill, bistortae rhizomata, rosa mayalis herrm, fragariae folia…

- Крушина ломкая… - бормочет Вольдеморт между очередными укусами, озвучивая мои мысли, - корневища змеевика… шиповник майский… листья земляники… что это будет, Северус… что это будет… зелье прозрачности, не так ли?

- Да, Мой Лорд.

- Тебе больно, Северус?

- Пожалуй, круцио больнее.

Этого не следовало говорить. Но едва меня скручивает судорога, и я снопом падаю к его ногам, как боль проходит. Он тыкает носком ботинка в мой бок и усмехается:

- Ты по-прежнему боишься меня, мой Северус. Мой маленький Северус боится, что я его съем. Правда?

Я не понимаю, чего он хочет. Он совершенно безумен.

- Нет, Северус, ты ошибаешься. Я не безумен. Это так утомительно – все время слышать чужие мысли. Моя голова разрывается от великого множества голосов. Голоса смолкают, только когда я остаюсь один, а я не люблю оставаться один. Рассказать тебе, о чем они думают? У Эйвери болен ребенок… Макнейр озабочен выполнением очередного министерского задания по уничтожению опасных животных… Нотт проиграл в прошлом году во время чемпиона мира по квиддичу почти все свое состояние и до сих пор не может расплатиться с долгами… Малфой… Люциус… Люциус думает, что ты предатель...

- Мой Лорд…

- Молчать!

Чувствительный пинок носком ботинка приходится точно в печень, и я сглатываю горькую слюну.

- Может быть, наш скользкий друг прав? Не дергайся, я все равно не разрешу тебе встать. Твои мысли кружат, как взбесившиеся гиены, Северус. Что ты пытаешься скрыть? Я все равно выясню это, рано или поздно.

- Я ничего не скры…

- Молчать!!

- Я. Ничего. Не…

- Молчать, молчать! Я сказал, молчать!

Носок ботинка разбивает мне губы.

- Я… ничего… не скрываю…

- Какой упрямец! – усмехается Вольдеморт. – А ну вставай, живо!

Я поднимаюсь на ноги и стою, чуть пошатываясь. По подбородку стекают струйки крови из разбитых губ. Он протягивает ладонь к моему лицу, пачкает пальцы в крови и подносит к своему рту.

- Соленая… сладкая… я обожаю кровь, мой Северус.

Только бы он… только бы…

Мне удается не додумывать мысль до конца. Но это не помогает.

- Боишься, что я буду лизать твои губы? Какое самомнение…

Мгновенная волна зловонного запаха – и я чувствую, как подбородок, мокрый от крови, высыхает, а губы перестают саднить.

- В детстве я играл в одну игру… Я сажал бабочку в стеклянную банку… она билась крыльями о стенки, не понимая, что это стекло… потом я открывал крышку, почти позволяя ей вырваться, но в последний момент крышка снова захлопывалась. Чудесная игра, правда? Теперь я уже не получаю такого удовольствия. Ни от чего. Мне скучно, Северус. Я мог бы убить тебя. Но это меня не развлечет. Тем более, иногда ты бываешь… я не скажу, что полезным… но забавным. Ты похож на свою мать. Она тоже верила в какие-то идеалы…

- Разве вы в них не верите, Мой Лорд?

- О нет. Я ни во что не верю. Иногда мне кажется, что я не верю и в самого себя.

- Разве вы не хотите править миром?

- Что? Править – миром? Ты сумасшедший, Северус. Как ты похож на свою мать… Она тоже хотела, чтобы я правил миром. Ну-ка, пойдем… я не люблю, когда мне задают дурацкие вопросы… я не люблю, когда на мой счет заблуждаются, тем более - заблуждаются мальчики, которых я уже столько лет хочу съесть. Пойдем, развлечемся. Держись!

Он хватает меня за плечи, и в следующую секунду раскаленный воздух врывается в мои легкие. Мы аппарируем. Куда? Зачем?

Маленькая, вымощенная брусчаткой площадь, пара чахлых акаций, старый маггловский христианский храм – неказистое здание из уныло-серого камня, угловатое и неприятное на вид, с несоразмерно большим крестом, нарисованным на дубовой неплотно прикрытой двери. Полнейшее безлюдье. В окошках храма виден отблеск свечей, из-за двери раздаются глухие звуки органа. Что все это значит? И где Вольдеморт?

- Я здесь, Северус. Рядом с тобой.

- Я не вижу вас.

- Ну, разумеется, не видишь. Сделаться невидимым очень просто. Я всего лишь вписываюсь в пространство, не нарушая его силовых полей. А мантии-невидимки придумали лентяи и посредственности. Я не хочу, чтобы меня видели. Моя внешность слишком заметна, ну а ты вполне сойдешь за какого-нибудь экспансивного монаха в этой своей длиннющей мантии.

- Где мы?

- Какая разница? Мы должны зайти в этот храм.

- Для чего?

- Скоро поймешь, Северус. Вперед. Не мешкай. Сегодня воскресенье, и мы попадем как раз в самый разгар вечерней мессы.

Я стараюсь не удивляться. Пожимаю плечами и неуверенно дергаю дверь за большое медное кольцо. Дверь нехотя поддается.

Я ни разу не был в маггловской церкви. Конечно, мой отчим настаивал на том, чтоб ребенка крестили, но мать была решительно против. Их бесконечные препирательства по этому поводу велись до тех пор, пока мне не исполнилось четырнадцать. То есть, пока отчим не умер.

Странная энергетика – это первое, на что я обращаю внимание. Очень неоднородная по составу. Я напрягаюсь почти так же, как напрягался в кабинете Альбуса, пока не привык.

Внутри храма светло от множества зажженных свечей, пахнет миррой и воском. Скамьи, на которых сидят магглы, деревянные и на вид очень неудобные. Цветные аляповатые витражи. Ярко раскрашенные статуи святых. На возвышении в передней части зала несколько людей в вычурных белых, шитых золотом, одеждах; один из них стоит за кафедрой перед раскрытой книгой. Очевидно, это священники. Где-то высоко еле уловимое звучание органа. Звуки мне нравятся. Я осторожно присаживаюсь на самый край скамьи возле выхода.

- Что мы должны делать, мой Лорд? - шепчу я еле слышно.

- Ты – ничего, Северус. Просто сиди и слушай.

Слава Мерлину – ничего…

Один из священников приподнимает над алтарем большую серебряную чашу и торжественно – как Дамблдор на особо важных собраниях Ордена – произносит:

- In spiritu humilitatis et in animo contrito suscipiamur a te, Domine; et sic fiat sacrificium nostrum in conspectu tuo hodie, ut placeat tibi, Domine Deus.

«Прими нас, Господи, стоящих пред Тобой со смиренным духом и сокрушенным сердцем. Да будет эта жертва наша пред Тобою угодна Тебе, Господи Боже», - мысленно перевожу я с латыни и почему-то снова думаю о собраниях Ордена Феникса. Невидимый Вольдеморт еле слышно усмехается рядом.

- Lava me, Domine, ad iniquitate mea. Et a peccato meo munda me.

«Омой меня, Господи, от беззакония моего и от греха моего очисти меня».

После этих слов магглы дружно поднялись со своих мест и нестройным хором забормотали какую-то молитву, я же продолжал сидеть, но никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Священник солировал, выпевая велеречивую латынь, я уже не вслушивался, потому что ощутил, как энергетика вокруг начала стремительно меняться. Сначала это была магия, потом к ней добавилось еще кое-что. Тысячи мельчайших иголочек впились в мое тело; огоньки свечей мелко-мелко задрожали, как будто от резкого порыва ветра, но не потухли. Я разглядел призрачное черноватое облако, невесть откуда оказавшееся под самым куполом храма.
Конечно, кроме меня, никто не мог видеть его.

- Мой Лорд, что вы делаете?

- Терпение, Северус. Сейчас начнется. Слушай, смотри.

В этот самый момент чинный ход мессы был нарушен. Даже я, совершенно не мыслящий в этих вещах, догадываюсь, что происходит нечто из ряда вон выходящее.

Какая-то женщина, одетая во все черное, вдруг выкрикивает со своего места:

- Это все ложь, святой отец! Это ложь, ложь! Никакого Бога нет, иначе мой сын ни за что бы не умер! Ему было всего лишь три года, чистая душа, без единого греха, а ваш Бог – если он и есть – это злобный беспощадный ублюдок, не жалеющий никого! Почему умирают дети? Почему кругом столько зла? Богу все равно? Тогда зачем нам такой Бог?

Я с интересом смотрю на человека за кафедрой, ожидая, что он ответит.

- А вот Дамблдор бы выкрутился, - шепчет невидимый Вольдеморт.

Священник не отвечает женщине. Точнее, он говорит, но кажется, совершенно невпопад.

- Какая мразь на прошлой неделе залезла в ящик для пожертвований и выгребла оттуда всё до последнего пенса?! Эти деньги принадлежат святой церкви, эти деньги принадлежат мне!!

Я слышу, как Милорд раздраженно усмехается.

- Почему это тебе, скотина? – орет другой священник, и его лицо делается пунцовым. – Так вот кто присваивает все наши приходские деньги! – мастерки брошенная серебряная чаша летит в голову человеку на кафедре и ударяет его точно в висок. Он со стоном валится на пол.

Целую минуту магглы безмолвствуют. Потом до моего уха доносятся характерные звуки, и, вытянув шею, я вижу, что парочка на соседней скамейке решила в спешном порядке предаться радостям секса.
Вольдеморт усмехается.

Через пять минут храм напоминает вавилонское столпотворение. Магглы орут, дерутся, таскают друг друга за волосы, плюют в физиономии, без стеснения трахаются на скамейках и проходах. У меня нестерпимо звенит в ушах, тошнота подкатывает к горлу. Концентрация однородной и примитивной энергии достигает немыслимых пределов. Как в страшном сне, я вижу рядом с собой перекошенное от злобы женское лицо с черными провалами глаз и тянущиеся ко мне дрожащие потные руки. Кислый запах чужого адреналина буквально разъедает мне ноздри.

- Дьявол, вот он, вот, держите его!!

- Уходим, Северус. Больше здесь делать нечего.

Я стою все у той же мраморной холодной колонны в покоях Вольдеморта и с трудом перевожу дух. Тошнота и першение в горле не проходят. Милорд со скучающим видом левитирует из дальнего угла комнаты шахматный столик и небрежным мановением руки расставляет фигурки.

- Хочешь сыграть, Северус?

- Нет. Не сейчас.

- Как скажешь. Ты устал?

- Что это было… там?

- Зачем спрашивать? Неужели ты не понял?

- Подавление ментальных тел?

- Ну, что-то вроде того. Я разрешил этим людям быть такими, какие они на самом деле. Выпустил на волю их инстинкты и истинные желания. Тебе понравились добропорядочные прихожане?

- Разумеется, нет.

- И ты спрашиваешь, хочу ли управлять этим ничтожным жалким сбродом? Этим животным стадом?

- Но…

- Не надо, Северус. Не говори мне, что все люди разные. Это не так. Все люди одинаковые, потому что некогда были созданы по единому подобию. Мерзкие эгоистичные свиньи.

- Магглы…

- Позволь заметить, что маги ничем не лучше. А в чем-то даже хуже. Потому что их гордыня и самомнение уж и вовсе не знают никаких разумных пределов. Меня обвиняют в том, что я хочу уничтожить все живое. Это чепуха. Все живое само себя уничтожит. Без всякого моего участия. Впрочем, я могу только слегка ускорить этот процесс. Подтолкнуть падающего – это единственное, что мне остается.

Странно, но я не чувствую в нем ненависти, скорее, какую-то упивающуюся горечь и торжество. Гранатовые отблески в глазах потускнели настолько, что стали почти незаметными. Я вижу естественный цвет радужки: густо-черный, в глубине которого не различить зрачков. И эта чернота лишена малейшего выражения, напоминая бездонные жерла заброшенных колодцев.

- Передай Дамблдору, что он ошибается, и я вовсе не желаю править этими ходячими мертвецами… этим гнильем, этой падалью… ты понял меня, Снейп?

- Да, мой Лорд.

- Дамблдор… думает обо мне?

- По-моему, он думает только о вас. Уже много-много лет.

- Да. Да. Дамблдор… Я тоже думаю о нем. Но я не понимаю, причем здесь мальчишка? Это какая-то ошибка… ловушка… этого просто не может быть. Я должен узнать пророчество до конца, Снейп. Ты слышишь меня?

- Он никому не рассказывает о пророчестве. Даже мне.

- Так заставь его. Заползи змеей в его сердце, ты же знаешь… знаешь, что он любит тебя. Он ведь любит тебя?

- Насколько он вообще способен на это, Мой Лорд. Вам отлично известно, кто такой Дамблдор… Он стоит слишком высоко, и многие земные чувства ему неведомы.

Как ни странно, я говорю именно то, что думаю на самом деле. Вольдеморт задумчиво кивает. И снова что-то безмерно, до дрожи человеческое проскальзывает теплеющей тенью в его черных глазах.

Нет. Я не хочу этого видеть.

- Сейчас ты вернешься к Дамблдору, Северус. И будешь думать, как мне добраться до пророчества. Запись хранится в Министерстве. И она доступна только двоим – мне и Гарри Поттеру. Не думаю, что невыразимцы будут рады моему появлению в Отделе тайн. Значит, пророчество должен взять мальчишка. Ты понимаешь меня? Найди способ затащить Поттера в Министерство. Я сам пытаюсь заинтересовать его Отделом Тайн, но мне нужен помощник. Слишком большое расстояние… мое воздействие на мозг мальчишки слишком хаотично и слабо. Раскрой мальчишку для меня, Северус. Подготовь его.

- Да. Хорошо. Я сделаю все, что в моих силах.

- Ты сделаешь больше, Северус. Иначе будешь убит. От тебя всё равно никакого толку, а наша мамочка уже заждалась на том свете своего славного малютку. Всё, проваливай. И передавай от меня поклон старику.

- Непременно, мой Лорд.

- Не приближайся! Обойдемся без поцелуев мантии. А то тебя того и гляди вывернет наизнанку от отвращения.

- Но…

- Прочь. Пока цел.

Я пячусь к дверям и выйдя, немедленно аппарирую из старого полуразрушенного замка. Никто из Пожирателей понятия не имеет, где именно он находится. Черная метка работает как маггловский прибор наведения, и именно метка позволяет аппарировать к замку, не зная даже его приблизительного месторасположения.

Аппарация дается тяжело. Я вымотан до предела, выпит до самого дна. Едва коснувшись ногами опушки Запретного леса, я падаю, как подкошенный и прижимаюсь пылающей щекой к чистому снегу, пахнущему свежестью и нежно-голубоватой магией. Только что здесь поблизости пробегала парочка молодых единорогов. Я жадно вдыхаю воздух, голова кружится, и вместе с ней кружатся, кружатся в призрачном танце спящие темные деревья. Их тесный хоровод движется все быстрее, завороженный мельканием перед глазами, я скатываюсь на самый край бездны и начинаю бесконечное беззвучное падение вниз, в черноту.

- Северус, ты это… ну-ка, воды выпей… слышь меня, Северус?

Я открываю глаза и вижу склоненную над собой озабоченную физиономию Хагрида. Он сует мне под нос деревянный ковш с водой, я принимаю и жадно пью.

- Вот и ладно, вот и молодец. Полежи еще минуток пяток, и я провожу тебя в замок. Что эта тварь делала с тобой?

- Ничего особенного, Рубеус. Все, как всегда. Просто в этот раз я находился рядом с ним слишком долго. Ты же был в Азкабане, знаешь. А он хуже целого десятка дементоров. Как я попал в твою хижину?

- Я принес тебя сюда. Ты лежал в снегу на опушке леса.

- Дамблдор…

- Не беспокойся. Прилетал феникс, и я сказал ему, что с тобой все в порядке.

- Спасибо, Рубеус.

- Может, ты хочешь медовухи или чего-нибудь эдакого? Боюсь, как бы ты не застудился. Кто знает, сколько ты пролежал там, на снегу. Уже скоро рассвет.

- Мне надо идти. Может быть, удастся вздремнуть хоть на час перед уроками.

- Ну, я не знаю, конечно, Дамблдору видней, но только не нравятся мне эти твои походы туда, Северус. Однажды эта тварь тебя прикончит.

- Я пойду. Спасибо, что не дал мне замерзнуть.

- Альбус велел мне приглядывать за опушкой леса, а я того, заснул маленько. Хорошо, что Клык стал рваться на прогулку. Слышь, Северус, ты не говори Дамблдору, что я проспал… ладно? Он с меня три шкуры спустит.

- Я, конечно, не скажу. Но…

Я поднимаюсь с деревянной скамьи и все еще нетвердой походкой бреду к двери. Хагрид задумчиво произносит:

- Иногда я думаю, что Альбус сразу везде, во всех местах одновременно. Как ему это удается, Мерлин знает. Великий человек Дамблдор.

- Великий, - соглашаюсь я и толкаю тяжеленную дверь. Мне хочется поскорее на воздух, пока не проснулась хагридова собака и не заляпала мне мантию, прижимаясь к коленям своей огромной слюнявой мордой.

Не люблю собак. Вообще никаких собак. Ненавижу.

- Давай-ка я доведу тебя до Подземелий. Ты какой-то смурной.

- Спасибо, я сам.

- Ну, смотри, Северус, как знаешь.

На морозном воздухе голова снова начинает кружиться. Главный вход заперт, но я открываю его заклинанием, вхожу в замок и тут же замечаю Филча, который скачет по лестницам мне навстречу с выпученными глазами, заламывая руки на ходу.

- Профессор Снейп, Мерлина ради, простите. Дамблдор предупредил меня, чтобы я заранее открыл дверь, но …

- Успокойтесь, Филч. Я пока еще в состоянии открыть дверь без посторонней помощи. Запирайте за мной и идите спать.

Пошатываясь и не слушая сбивчивых извинений, летящих мне вслед, я добираюсь до дверей своих комнат и тут же обнаруживаю, что в комнатах кто-то есть. Поскольку защита не взломана, я делаю вывод, что гость воспользовался паролем.

- Альбус?

- Заходи-заходи, мой мальчик. Я только на минуту, разжег камин в спальне и принес тебе кое-что выпить.

Он сидит в кресле и задумчиво смотрит, как я пытаюсь стащить ботинки, наступая себе на пятки и привалившись спиной к стене.

- Ты устал, мой дорогой. Раздевайся и ложись, тебе надо поспать.

- Если хотите, я расскажу сейчас…

- Ни в коем случае… выпей, пожалуйста, - он кивает на стол, где стоит маленький серебряный кубок.

- Что это? Вы приготовили мне зелье?

- Что-то вроде того. Пей прямо сейчас.

Я беру кубок нетвердыми руками и делаю один глоток. Ничем не пахнет. Но вкус…

- Альбус! Там… это же… кровь единорога?

- В незначительной пропорции. Пей.

- Это запрещенный ингредиент, я…

- О чем ты говоришь, Северус? Мне нет ни малейшего дела до этих запретов. Пей. Ты должен восстановить силы. Пей и немедленно ложись в постель. Завтра поговорим.

- Но Альбус…

- Уверяю тебя, единорог не пострадал… я взял у него совсем немного крови. Но, Северус… даже если бы мне пришлось перебить всех единорогов на свете для того, чтобы ты мог сохранить силы и рассудок – я сделал бы это, не задумываясь. Пей!

Я пью, и с каждым крошечным обжигающе ледяным глотком черная пустота внутри меня медленно заполняется энергией и бурлящим ощущением жизни. Альбус не сводит с меня настороженного изучающего взгляда. Постепенно его лицо расслабляется, глаза блекнут, становясь привычно голубыми из густо синих, на щеках появляется румянец. Он улыбается одними уголками губ и с облегчением произносит:

- Ну вот. Теперь все в порядке. Ложись спать, мой мальчик. Я ухожу.

- Нет. Пожалуйста, нет.

- Северус?

- Посидите со мной.

Я никогда не злоупотреблял его отношением ко мне. Я видел, что ему необходимо вернуться в свои комнаты, он тоже не спал всю ночь, дожидаясь моего возвращения. Но сейчас мне хочется вести себя как капризный ребенок. Я боюсь, что если он уйдет, черная пустота внутри опять овладеет мной, несмотря на выпитое зелье, и будет давить на мозг и на сердце призрачной, но как будто материальной тяжестью.
Я думаю о том, что так и не научился быть по настоящему сильным, когда Альбус рядом. Его присутствие расслабляло, как теплая ванна. Точнее, он все чаще и чаще позволял мне быть расслабленным рядом с собой, и это настораживало и привлекало одновременно.

- Северус… почему ты так смотришь на меня?

- Вы останетесь?

- Конечно. Я посижу здесь. Тебе лучше принять душ и лечь.

- От вашего питья мне совсем не хочется спать. Оно тонизирует.

Я иду в ванную комнату, где наскоро принимаю душ и надеваю халат. Возвращаюсь в гостиную. Альбус подремывает в кресле. Я крадусь мимо него и усаживаюсь прямо на пол возле камина, на то самое место, где любил сидеть Люпин. Мне тепло от огня и от мирно дышащего человека рядом. Меня ничто не тревожит. Я совершенно спокоен и расслаблен. Я приваливаюсь спиной к теплым камням.

- Лучше лечь в постель, мой мальчик.

- Я не сплю, Альбус. Но мне показалось, что вы…

- Мне достаточно и десяти минут. В моем возрасте все меньше хочется спать.

- Я готов рассказать…

- Нет-нет. Мне нужна абсолютно точная информация. Давай воспользуемся омутом памяти, а лучше позволь мне войти в тебя.

- Я готов, господин директор.

- Обещаю быть очень осторожным, Северус. Посмотри на меня, пожалуйста…вот так… хорошо.

Стальной раскаленный обруч стискивает голову. Мне не хочется, чтобы Альбус увидел покусанную Вольдемортом руку. Совсем не хочется.

- Северус, не надо… спокойно… спокойно… пусти меня. Расслабься. Все хорошо, пусти меня… вот так… хорошо, очень хорошо, мой мальчик. Не закрывайся. Не закрывайся, прошу тебя…

«Северус, я тебя съем!» «Том, оставь его, ради Мерлина, он же тебя боится!» «Не вмешивайся, Эйлин, я хочу, чтобы он не боялся, этот мальчик не должен ничего бояться, и я приучу его преодолевать свой страх!» «Том!!» «Пошла прочь! Ты отдала ребенка мне, он мой! Ты мой, Северус, и я сделаю тебя сильным! Давай еще раз! Серпенсортиа!»

Шевелящийся живой клубок змей падает к моим ногам, и я прижимаюсь к стене так сильно, как будто надеюсь впечататься, раствориться в ней. Живот нестерпимо режет и распирает от переполненного мочевого пузыря. Клубок распадается на множество крупных и мерзких гадин, которые ползают по моим голым ступням, их тела горячи и шершавы. Воздух вибрирует от злобного шипения.

«Не стой, как трусливый маггл, Северус! Это очень ядовитые змеи! Если хоть одна ужалит тебя, ты немедленно умрешь! Делай же что-нибудь, у тебя мало времени!»

Разраженное шипение выскальзывает из прорези его кривящегося рта, и змеи тут же взвиваются на дыбы, распуская узорчатые капюшоны. Но прежде чем хоть одна из них успевает дотронуться до меня своей маленькой тупой головкой, я собираюсь, сосредотачиваюсь, как меня учили, и отчетливо произношу: «Эванеско!» Змеи моментально исчезают, а я сползаю на колени, и, отвернувшись к стене, пытаюсь сдержать рвоту. От сильного перенапряжения меня с головы до ног колотит мелкой горячей дрожью.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒