Everything I am (слэш) 37 страница

Дожили. Кому угодно, но не Снейпу. Да я на первом курсе три дня смеялся бы, скажи мне кто об этом… Сейчас смеяться не хочется.

Да, пожалуй, можно сказать, что легилименцией я практически овладел. Окклюменция вот не давалась гораздо дольше. Может быть, к этому разделу магии у меня врожденная склонность? Или это одно из тех качеств, которыми, к своей немалой досаде, поделился со мной Волдеморт?

Его ладони сжимают мои плечи, и я поднимаю голову:

- Да?

- Послезавтра в семь вечера. Не забывайте тренироваться и очищать сознание. И мажьте шрам. Будет легче.

- Спасибо, - говорю я совсем близко от его губ. Он, наверное, чувствует мое горячее дыхание, потому что снисходительно смотрит в лицо:

- Тебе пора, – и раньше, чем я успеваю возразить, запечатывает мой рот поцелуем. Долгим, неспешным, глубоким – я обхватываю его за шею, вжимаюсь всем телом, отвечая на ласку, и позволяю себе застонать, чувствуя, как он с силой привлекает меня к себе – я почти не могу дышать. Да я и не хочу.

Когда он отстраняет меня, я с трудом сохраняю равновесие – а уж о самообладании и говорить не приходится. Как иначе объяснить, что я прижимаюсь к нему снова, а моя ладонь ложится ему между ног. Я ощущаю неоспоримую реакцию на свое прикосновение – и он вновь меня отодвигает:

- В следующий раз. Сегодня у меня слишком много работы.

- А что мешает заняться ею… потом? – хрипло интересуюсь я, пытаясь высвободить свои запястья, которые он удерживает одной рукой.

- Ты мешаешь, - усмехается Снейп, - после тебя можно только заснуть, но никак не проверять зачетные сочинения, которые второй курс называет «исследованиями свойств сушеной мандрагоры».

Я принимаю его тон и легко пожимаю плечами:

- Ладно, я уйду. Только еще один поцелуй.

- Поттер, это называется…

- Логикой вымогателя. Я помню. Можно?

Вместо ответа Снейп дергает меня к себе за все еще удерживаемые в захвате руки, одновременно выпуская их. Я обнимаю его, чувствуя, как поднимается во мне волна желания, и впиваюсь в тонкие губы с мыслью хоть как-то возместить ущерб… от предстоящего перед сном. Ласкать себя, помня о том, как это делает он – почти пытка. Но я не хочу быть назойливым.

После второго сводящего с ума поцелуя я честно иду к выходу. Запахиваюсь в мантию-невидимку и перед тем, как накинуть капюшон, желаю ему доброй ночи.

- Доброй.

Я ухожу с мыслью дожить до послезавтрашего вечера. Потому что это было обещание, правда же.

Уже задвигая полог своей кровати, я вспоминаю его реплику: «Это повышает наши шансы».

Наши.

Я точно сошел с ума.

Глава 35. То, что предсказано.

Я просыпаюсь, в первое мгновение не в силах понять, что произошло. Голова кажется огромной и горячей, в глаза словно песка насыпали, спину сводит ознобом… Сквозь стук крови в ушах я различаю тишину – все еще спят. Может быть, приснился кошмар и меня разбудил собственный крик? Или я заболел и проснулся от поднявшейся температуры?

Я поворачиваюсь на другой бок, прислушиваясь к себе. Вроде бы негде было простыть. Машинально поднимаю руку, чтобы потрогать лоб и убедиться, что жар мне не мерещится – и шиплю сквозь зубы. Лучше бы я этого не делал – потому что сразу становится ясно, в чем дело. В шраме пульсирует боль, которая, кажется, буквально разрывает его изнутри. Она такая яркая, что я не могу выделить ее из общей головной боли – шрам казался чуть ли не лишенным чувствительности… если не трогать. Зато сейчас глаза мгновенно наполняются слезами. Наверное, я задел его подушкой, потому и проснулся. Ну и что теперь делать?

Мне страшно даже помыслить о том, чтобы мазать лоб снейповской мазью, но вариантов, по-моему, больше нет. Склянка стоит на прикроватной тумбочке, только руку протянуть – но у меня нет сил двинуться с места. Только колотит крупный озноб.

Я чувствую что-то сродни панике – и в голову закрадывается мысль о том, не появится ли Снейп, как тогда… давным-давно. Когда у меня тоже болел шрам – и в мое сознание вторгся Волдеморт.

Явление Снейпа ночью в гриффиндорскую гостиную… Это сюжет для спектакля.

Только я не возражал бы.

Нет, он не появится, произносит внутри меня голос, в котором я с удивлением узнаю свой собственный. Не появится – потому что это не сам Волдеморт. Это такая же боль, как была минувшим днем – только немного усиленная. А значит, угрозы жизни нет. Это просто еще одна попытка лишить меня выдержки.

Не пройдет.

Усиленная боль… Я прерывисто дышу полуоткрытым ртом, облизывая запекшиеся губы. У меня нет сил усмехнуться вслух, но мысленно я фыркаю. Усиленная – вроде как модифицированная. Первый вариант на Поттера не подействовал, попробуем иначе. Так, что ли? Что ж – попробуй.

Неожиданная злость поднимает меня с подушки и помогает сесть в постели. Склянка с мазью кажется ледяной и очень тяжелой – ни дать ни взять у меня горячка – но воспоминание о том, как он наносил мазь на мой многострадальный шрам, придает сил.

Нет, шепчу я срывающимся шепотом, нет, меня так просто не возьмешь.

Свинчиваю крышку, зачерпываю густой крем и не втирая наношу на лоб – жирным слоем, охлаждающим воспаленную кожу. Челка липнет к мази, не страшно, потом вымою голову – только пусть сейчас прекратится эта долбежка молотом по всем нервным окончаниям!

Я сижу, оперевшись ладонями о кровать, и пытаюсь дышать носом. Не с первой попытки, но получается.

А потом спазм отпускает. Я дрожащими руками закрываю баночку и обессиленно валюсь на спину, вновь ощущая, как щиплет глаза от подступивших слез. Но они не имеют значения – это лишь реакция организма. Они не мешают думать.

Волдеморт что-то делал нынешней ночью. Произошло что-то важное для него – как тогда, на пятом курсе, так и теперь я могу в этом поручиться. И то, чем он занимался, имело отношение ко мне. Не знаю, что именно, но когда он обо мне так навязчиво думает, ничего мелкопакостного ждать заведомо не приходится. Только масштабного.

У меня не болел шрам, когда были взрывы в Сити. И когда у Луны убили отца, у меня тоже не раскалывалась голова. Он что-то затевает – что-то, к чему надо быть готовым лично мне.

Я усмехаюсь, почти не чувствуя онемевших губ. Как будто я не готов. У меня, в отличие от Дамблдора, нет никакой надежды на то, что Волдеморт предоставит мне возможность закончить обучение. Он ведь не может не понимать, что меня учат, как эффективнее ему противостоять? И наверняка он в курсе всех моих учебных дисциплин. Я не параноик – но даже если меня озолотить, я не поверю, что в Хогвартсе нет ни одного его шпиона. Подлинного шпиона, уточняю я, и усмешка медленно сменяется… наверное, намеком на улыбку, не знаю. Вот о моих занятиях со Снейпом Волдеморт, похоже, все-таки не в курсе – раз не узнал с прошлого года, то и в этом вроде неоткуда было.

Он ведь спрашивал меня тогда, в первый раз в этом учебном году, Дамблдор ли учит меня окклюменции. Значит, Снейп вне подозрений, не так ли.

Я вздыхаю и чувствую, как постепенно начинают расслабляться напряженные мышцы. Кажется, закончилось. Сколько времени, интересно? Я нашариваю палочку и шепчу «Lumos», поднося ее к циферблату наручных часов. Четыре двадцать. Значит, еще спать и спать. Это хорошо – а то я сегодня только думал о том, что не смогу заснуть, а сам рухнул в кровать, как подкошенный. Только шрам смазал – и уснул… и сейчас повторю это.

Я закрываю глаза и вдыхаю мятный запах мази – кажется, от него даже на языке остается привкус. Машинально сглатываю – и перед сомкнутыми веками возникает бледное сосредоточенное лицо, внимательные глаза и задумчиво сжатые губы, которые никогда не спрашивают разрешения. Наверное, если бы не только что перенесенная боль, я не смог бы заснуть, так явственно представляя себе Снейпа. Он сейчас, конечно, тоже спит… Я теперь хорошо представляю, как выглядят его спальня и постель – могу в подробностях вообразить даже его волосы, разметавшиеся по подушке. Он сказал, в следующий раз. В следующий раз… Это почти обещание.

Я вздыхаю и укутываюсь в одеяло поплотнее, чувствуя, как с этой мыслью меня отпускает тревога из-за непонятного приступа.

Последнее, что я явственно понимаю перед тем как провалиться в сон, отдает банальностью, но не перестает быть правдой.

У Волдеморта больше опыта, больше власти, больше магической силы. Хотя насчет последнего люди вокруг меня почему-то начинают сомневаться, но мне же виднее в конце концов, превосходит ли меня противник.

Да, он меня превосходит. Он может – в теории точно, на практике… гм… увидим – может меня убить.

Но запугать уже не властен.

***

Утро меня не радует. Глаза красные, как будто всю ночь не спал, голова болит. Конечно, это лишь тень той боли, что была ночью, но и с такой тащиться на занятия – радости мало. А сегодня уже двадцать шестое мая. Заниматься надо, мрачно думаю я, заправляя постель. А как заниматься с мигренью?

Значит, после завтрака передо мной стоят две задачи.

Первая – распространяющаяся и на время завтрака тоже – не попасться на глаза Снейпу. Что-то мне подсказывает, что поглядев на меня, он попытается упечь меня в больничное крыло. А я туда не хочу. Будь это кто угодно кроме Снейпа, я бы отказался – но он же и спрашивать не будет. Решит, что мазь не помогает – и вперед, Поттер, будем принимать меры.

Отсюда следует задача номер два: самому сходить к мадам Помфри и попросить у нее болеутоляющее. Я не собираюсь поддаваться физическим слабостям – они меня только злят, но никак не лишают ни силы, ни ясного ума.

Да – но для того, чтобы заняться осуществлением моих намерений, надо сперва выйти из-за полога. А там наверняка яркое утро. Вчера распогодилось с полудня – и закат обещал солнечный день. А с моими глазами сейчас впору солнцезащитные стекла в очки ставить. Это, кстати, идея – можно попросить Гермиону зачаровать их, чтобы темнели на солнце, а в помещении снова становились прозрачными. Интересно, у магглов по этому поводу что-нибудь придумано? Или они и темные очки с диоптриями делают?

Развлекая себя мыслями обо всем и ни о чем, я отдергиваю край полога и выхожу, тут же прикрывая ладонями и глаза и лоб: бьющее в лицо солнце причиняет резкую боль, отдающуюся не только в шраме, но даже где-то в затылке. Будь ты неладен, в сердцах думаю я, вспоминая того, кто одарил меня шрамом, как же меня достало вечно учитывать твое присутствие в этом мире!

- Гарри! – Невилл.

- Гарри, что такое?

Рон. Я бы удивился, наверное, с чего это Рон вдруг проявляет обо мне заботу, если бы мог сейчас подумать хоть о чем-то кроме того, что боль в шраме, похоже, решила там обосноваться на постоянное место жительства. Не нравится мне это. Вовсе не нравится. Как поживает мое Зеркало?

Я прощупываю магическую защиту и убеждаюсь в ее целости и сохранности. Неплохо. Значит, я имею дело только с мигренью. Утешает.

- Гарри, ты плохо себя чувствуешь?

Я поворачиваюсь спиной к окну и стираю пальцами выступившие на глазах слезы. Потом, подумав, снимаю и начинаю протирать полой мантии очки.

Как разговаривать с Роном? Это ведь то, чего я ждал от него, даже не слишком надеясь – шаг к примирению. Но мне сейчас не до того, чтобы упражняться в искусстве осторожных ответов. У меня все мысли о другом. И вообще дипломатия – мое слабое место.

- Что-то случилось, – говорю я вместо ответа, адресуясь ко всем, но глядя на Невилла. – Этой ночью произошло что-то, что очень радует Волдеморта.

Симус и Дин бледнеют и переглядываются, а Невилл и Рон машинально делают шаг ко мне.

- Ты уверен? – спрашивает Рон. Тем тоном, каким всю жизнь разговаривал со мной мой лучший друг. Друг, который только в последнюю неделю будто с цепи сорвался. В его голосе тревога и участие – вот только та беда, что я им больше не доверяю. Я молча киваю. Невилл хмурит густые брови и смотрит исподлобья:

- Голову даю на отсечение, что нам опять ничего не расскажут. Тебе было… видение?

Я хмыкаю на формулировку:

- Я же не Трелони. Нет, конечно. Просто у меня есть с Волдемортом…

- …связь через шрам, - заканчивает Невилл фразу. Я киваю.

Стоим себе и разговариваем, словно вокруг никого нет. И тема безобидная.

Невилл наверняка прав: нам опять ничего не расскажут. Или скажут, что произошло очередное «совпадение фактов» и массовая гибель магглов в центре, например, Лондона никак не связана с Волдемортом.

- Чертов ублюдок, - Невилл зло смотрит в пространство, а я думаю, что у него тоже есть к нашему общему врагу свой персональный счет. Я погорячился, решив, что кроме Гермионы со мной сейчас никто не станет связываться из-за опасности оказаться на переднем краю. Невилла тоже стоило посчитать.

- Ладно, - нарушает молчание Дин, - идемте на завтрак? Может, там что узнаем.

Когда-то они мне не верили. Считали, что я выдумываю, чтобы снискать популярность. Теперь уже не сомневаются в том, что я не лгу – а мне почему-то ничуть не радостно от этого факта.

- Что узнаем? – отмахивается Невилл. – Про Волдеморта, что ли? Держи карман шире.

- Не называй его по имени! – вскидывается Симус.

Невилл тяжело смотрит на него, и мне не нравится этот взгляд. Он, конечно, очень уравновешенный, но у всех есть свой предел – и сейчас, по-моему, Невилл к нему близок. Я удерживаю его за локоть – и Финниган переводит взгляд на меня. Я встречаюсь с ним глазами и произношу по слогам, четко артикулируя:

- Вол-де-морт. Ну?

Симус несколько секунд пристально глядит на меня, а потом отворачивается, и в глазах его мелькает какое-то не до конца спрятанное чувство. Предвкушение? Злорадство? Просто давняя неприязнь? Не знаю – мне лень разбираться. Я нащупываю в кармане склянку с мазью и размышляю, не сходить ли в больничное крыло еще до завтрака. А то при таком самочувствии кусок в горло не полезет.

Но если пойти к мадам Помфри сейчас, на завтрак я в лучшем случае опоздаю. В худшем – пропущу. А поесть стоило бы.

- Пойдемте, - вздыхает Рон, не дождавшийся от меня никакой реакции на свое обращение. Я медленно наклоняю голову в знак согласия – кивнуть означает на несколько секунд лишиться четкого зрения – и иду к двери, поправив на плече ремень сумки. Дин с Симусом уже выходят – мы направляемся следом. На скулах Невилла все еще играют желваки.

Когда мы входим под своды Большого зала, я понимаю, что мой ночной приступ в самом деле означал восторг Волдеморта. Большинство присутствующих не ест, а сидит, уткнувшись в утренние газеты, которых сегодня на удивление много. Гермиона тоже сосредоточенно читает и поднимает голову, лишь когда моя ладонь ложится ей на плечо. Глаза у нее кажутся очень темными – может быть, из-за расширенных зрачков, может быть, потому что она очень бледная.

- Что на сей раз? – спрашиваю я вместо пожелания доброго утра. Края гермиониного рта вздрагивают, как будто она хочет что-то сказать, но слов нет: она молча протягивает мне газету. Я принимаю ее из холодных рук и смотрю на первую страницу, желая, чтобы все, что сейчас происходит, было лишь продолжением ночного кошмара.

Я научился жить в ожидании. Я уже начал привыкать к тому, что главный враг нашего мира – мой персональный противник. Но он был лишен самых верных и могущественных слуг – мозг его армии томился в Азкабане. Загнанный туда не без моей помощи.

Старший Малфой. Руквуд. Нотт. Еще кто-то. Все они были под стражей – и ничто не указывало на то, что положение может измениться. Хотя Дамблдор предсказывал, что дементоры могут изменить нам и присоединиться к темной стороне.

Я смотрю на заголовок и испытываю явственное ощущение дежа вю: это уже было. Я уже читал о том, как узники покидали Азкабан – и в организации побега винили Сириуса.

Теперь винить некого – разве что руководство Министерства магии. Оно так и не вняло словам нашего директора, несмотря на его руководящую должность. Как это называется у магглов – преступная халатность? Вот она самая.

«Стены Азкабана разрушены. Находившиеся в заключении темные маги покинули его вместе со своими стражниками. Дементоры присоединились к Тому-кого-нельзя-называть. Волшебный мир на грани паники», - кричит передовица. Я складываю газету, скручиваю, желая ударить кого-нибудь плотным свитком бумаги. Лучше всего Малфоя – его лицо сияет скрытым торжеством. Вот он – итог вашей «проверки доверием», директор.

Я яростно поворачиваюсь к преподавательскому столу – но Дамблдора нет на месте. Зато Снейп здесь – и в упор смотрит на меня. Я не скрываясь отвечаю на его взгляд, испытывая гневное отчаяние. Он, конечно, тоже понимает, что проблемы многократно умножились.

Мне так хочется поговорить с ним. Чтобы он сказал, что паниковать рано, что это не начало конца, что надежда еще есть.

Все это я, конечно, могу сказать себе и сам, но когда говорит он, я верю.

Снейп чуть заметно кивает и отворачивается – а я обретаю способность дышать, хотя в его жесте и не было утешения.

Большой зал охвачен тихой истерикой. Дин уже, кажется, передает кому-то мои слова; он указывает на меня взглядом, и я сажусь, чтобы не торчать у всех на виду. Все - пора взять себя в руки. Как бы то ни было – это могло случиться и это случилось. Примем как факт.

Опускаясь на скамью, я ловлю краем глаза крайне заинтересованный взгляд, брошенный на меня Симусом. Неужели он видел, как мы переглянулись со Снейпом? И если видел – то что?

Мне сейчас не до Симуса. В конечном итоге его инсинуации могут подождать. А вот то, что нас ждет в ближайшем будущем, требует незамедлительного обдумывания – особенно учитывая нынешнюю мою боль в шраме.

- Гарри… Ты скверно выглядишь, - говорит Гермиона негромко, поглядывая на меня.

- Спасибо.

- Извини, но это правда. Ты плохо спал?

- Нет, просто голова болит, - коротко отвечаю я и начинаю намазывать джемом тост.

- Давно?

- С ночи. Не уточняй, пожалуйста, - прошу я как могу вежливо, - я не хочу, чтобы нас услышали. После уроков поговорим. Обо всем.

- Ладно, - произносит она задумчиво, - после так после. Только тебе надо до мадам Помфри прогуляться – а то ты с такими глазами Уход за магическими существами не переживешь.

- А что, они настолько больные? – я морщусь и поворачиваюсь к ней. Гермиона кивает. – Ты не можешь зачаровать очки, чтобы они стали солнцезащитными? Заодно и глаза видно не будет. Только не черными. Такими, знаешь, дымчато-коричневыми.

- А что, это мысль, - она трет ладонью подбородок, - у магглов это называется «хамелеоны».

Я облегченно вздыхаю, когда стекла очков перестают пропускать весь солнечный свет, льющийся с отражающего небо потолка. Глаза почти перестают слезиться.

Если бы еще не уверенность, что Снейп видел все наши манипуляции, вообще была бы красота.

Я не хочу его беспокоить. Не хочу казаться беспомощным ребенком. Лучше говорить с ним о перспективах в войне, чем о том, что у меня голова разламывается от непреходящей боли.

Разговор о предстоящем как-то… уравнивает меня с ним. А разговор о моих неприятностях заставляет ощутить всю разницу в опыте. Не в возрасте – для меня у Снейпа давно нет возраста – а именно в жизненном опыте.

Прикончив овсянку и тосты, мы выходим из Большого зала. Дамблдор не появился, а значит, официально ничего не было сказано – да и что говорить? Теперь уже бесполезно рассуждать о случайностях.

Кивнув Гермионе и Невиллу, я направляюсь к Больничному крылу. Может быть, есть долгодействующее средство от головной боли?

Нет, ублюдок, думаю я, повторяя про себя определение Невилла. Если ты думаешь, что головной болью ты меня напугаешь – сломишь – обессилишь – что еще? – то тебе придется долго ждать. Сдаваться я не намерен. И что бы ни было у тебя в планах, они не включают гриффиндорского упрямства.

***

После нескольких таблеток, выданных мне мадам Помфри, звуки перестают казаться оглушительно-громкими и терзать уши, а глаза наконец открываются до конца. Врач только пощелкала языком, сетуя на мое скверное самочувствие, но ничего не сказала.

Я честно отсиживаю Историю магии, на которой снова хочется спать, вспоминаю улыбку Хагрида и его обещание обязательно привезти в Хогвартс живого смертофалда – «а лучше парочку, чтоб, значит, это, детишек завести могли». Хорошо, что эти существа предпочитают более теплый климат. В Запретном лесу своих монстров хватает – если к ним еще смертофалды прибавятся, туда и днем сунуться будет страшно.

Биннс вычитывает нам последние лекции этого учебного года. К новейшей истории он больше не обращается, головы не поднимает – наверное, не хочет увидеть хмурого лица Невилла.

Его так и не вызвали к Дамблдору – да собственно, после сегодняшних новостей это не имеет смысла. Он все равно оказался прав. И в кои-то веки внимание приковано к нему, а не ко мне. Хоть раз удалось остаться в стороне.

За обедом Гермиона молчит. Сложенная вчетверо газета выглядывает из ее сумки, и мне ужасно хочется вытащить ее и порвать. Медленно, раздирая каждую страницу на множество мелких кусочков. Я ненавижу руководство магического мира – отставка Фаджа не изменила положения вещей, они все и всегда делают постфактум. И вот итог: Малфой предвкушает встречу с отцом, а Волдеморт приветствует своих верных слуг.

Что такое с самого утра происходит с Роном, хотелось бы мне знать. Я вздыхаю и накалываю на вилку ломтики поджаренной картошки. Он всячески пытается тем или иным способом привлечь мое внимание, оказывается на пути взгляда, как я ни избегаю смотреть в его сторону. Странно. И когда игнорирование перестало на него действовать?

После обеда мне уже не удается избежать разговора, хотя я честно стараюсь это сделать. О чем бы ни должна была зайти речь – мне ничего не хочется слушать.

- Гарри, - окликает он меня, когда я направляюсь в сторону кабинета Чар, - можно тебя на минуту?

Я оборачиваюсь, старательно контролируя выражение лица. Оно сейчас отсутствующе-доброжелательное.

- Да?

- Отойдем, - предлагает он негромко.

Я качаю головой, не отводя взгляда от значка старосты на его мантии. Все, что имело для меня подлинное значение, он уже бросил мне в лицо. Теперь шептаться нет смысла.

- Что ты хочешь сказать? – мой голос спокоен. Я вижу, как нелегко Рону принять эту закрытость. Ничего, справится.

Он пару раз ерошит волосы и говорит, глядя мне в глаза, наверное, рассчитывая на какой-то эффект:

- Симус что-то замышляет против тебя. Я хотел сказать, чтобы ты был осторожен.

Скажи он это вчера, я, наверное, все-таки удивился бы. Сегодня это не новость.

- Я знаю.

- Знаешь? – Я киваю. – И что?

- Ничего. Мне все равно.

- Как это! – от неожиданности Рон повышает голос, и на нас оглядывается стайка проходящих младшекурсников. – Ты же в курсе, что от него можно ждать чего угодно!

- Я в последнее время понял, Рон, что «чего угодно» можно ждать от кого угодно, - отвечаю я, выразительно глядя на него, - так что бояться бессмысленно. Когда не знаешь, откуда могут нанести удар, можно сделаться параноиком от ожидания. А я хочу ходить спокойно, не озираясь через плечо.

Он коротко выдыхает и отводит взгляд. Я хотел бы усмехнуться – но губы не складываются в презрительную гримасу. Этот тихий диалог – финал нашей шестилетней дружбы. По крайней мере, сейчас я в этом уверен. Рон всегда понимал намеки, особенно когда они касались лично его. Понял и теперь, не так ли?

Я пожимаю плечами:

- Спасибо, что предупредил. Впрочем, я догадываюсь. Вчера я видел Финнигана с Малфоем. Когда застаешь гриффиндорца на территории Слизерина – это всегда повод задуматься. Верно?

Фраза получилась с двойным смыслом, но мне не хочется наблюдать за тем, как Рон будет подбирать слова для ответа. Он их не найдет – не скажет того, что мне было важно услышать.

Я слегка киваю, разворачиваюсь и ухожу, заставляя себя держаться прямо.

Хотя меня в последние недели на территории Слизерина мог бы увидеть только директор – с его способностью смотреть сквозь мантию-невидимку. Без нее я давно уже не спускаюсь в подземелья.

А еще Дамблдор давно не осведомлялся о моем самочувствии. И слава Богу. Потому что мне с каждым разом все тяжелее смотреть в его глаза и сдерживаться, чтобы не высказать всего, что я думаю по поводу его «политики невмешательства».

Может быть, теперь, когда Азкабан лежит в руинах, что-то изменится? Многие школьники обеспокоены тем, что их родители остались во внешнем мире. Никто не застрахован от ночного визита Пожирателей смерти, тем более теперь. И неизвестно, над чьим домом поднимется очередная Черная метка.

Магглорожденным еще хуже: у большинства родственники даже не подозревают о том, что идет война. А если и знают, что могут сделать? Замки заклинаниям не помеха.

Мир ждет, когда я буду готов убить его. Он ждет, когда сможет убить меня. Или-или.

У меня нет права ошибиться, нет права не суметь. У меня нет даже права умереть первым.

Зато есть право на мщение, на защиту тех, кого люблю, и на ненависть.

Сдвоенные Чары проходят мимо моего сознания, я на автомате выполняю рекомендации Флитвика и прислушиваюсь к странному ощущению, мурашками разбегающемуся под кожей. Головная боль отступила, но не исчезла, и мысли ползут медленно, как под водой. Может быть, у принятых мной таблеток такой побочный эффект?

Фиксирующие заклинания – третья ступень в курсе Скрепляющих чар – оказываются едва ли не легче Поддерживающих. С ними справляются практически все – а я чувствую затылком взгляд Рона. Гермиона безучастна – наверное, она думает о родителях, о том, как предупредить их. Ей сейчас не до наших ссор. И то правда: мне можно переживать только за Дурслей, но переживать за них я как-то… неспособен. А те, кто мне на самом деле дорог, находятся под защитой стен Хогвартса.

Интересно, Рон за свою семью не переживает? Судя по его лицу, в котором читается готовность продолжить выяснение отношений, не особенно.

А что, он недолго готовился к разговору, думаю я язвительно. Всего пару дней. Подумаешь, опоздал. Наверное, считает, что все можно легко исправить. Только я не намерен больше прощать по первому слову – как на четвертом курсе. А может быть, дело в том, что я не могу «просто забыть». Тогда его оскорбительные слова в любом случае относились лишь ко мне. Теперь не так.

Наверное, военные действия выйдут на новый уровень. Тлевшая война станет «горячей», как говорят о таких случаях в неволшебном мире. В самом деле – Волдеморту нечего больше ждать для того, чтобы успешное нападение на Хогвартс стало возможным. Не будет же он вечно развлекаться, устраивая беспорядки в Лондоне. Гибель простых людей представляет для него от силы спортивный интерес. Ему не дают покоя маги – и он собрал достаточно сил для удара. Это ясно без всяких выкладок. Теперь он может не выманивать меня из замка, не лезть в голову – а просто начать осаду. Куда я денусь?

И кто-нибудь – хоть кто-нибудь из преподавателей собирается в подробностях рассказать, что произошло, и дать наставления, как себя вести? Старшекурсникам вроде нас, понятное дело, их давать уже бесполезно. А подавленные малыши? Надеюсь, хотя бы теперь мы услышим правду.

С каждым классом будут говорить по отдельности? Или с каждым факультетом? Деканы сегодня чрезвычайно серьезны. Неудивительно.

Я ловлю себя на мысли о том, что снова думаю о нем. Об одном из деканов, об одном из людей, чья роль для меня в происходящем очевидна – и едва ли не заглавна. Об учителе. О любовнике.

О себе я думать не хочу. Освоить бы заклятие невидимости, чтобы не притягивать взгляды, не закрывать постоянно лоб челкой, не слышать в спину «Мальчик-который-выжил».

Я собираюсь пойти после пар в библиотеку и просидеть там до ночи, уткнувшись в книги. Заниматься, как все нормальные люди, готовиться к предстоящим экзаменам и усилием воли отключить бьющуюся в голове мысль о том, что от Волдеморта за страницами фолиантов не спрячешься.

О том, что прятаться для меня – непозволительная роскошь.

О том, что главная магическая тюрьма теперь – только развалины древнего замка, а мой враг дождался присоединения дементоров, чтобы сделаться практически непобедимым.

У вас не будет шанса встречи один на один – он не пойдет на это. Гуща битвы, сотня проклятий, летящих в разных направлениях – в основном вам в голову…это самоубийство.

⇐ Предыдущая 32 33 34 35 363738 39 40 41 Следующая ⇒