![]()
|
|||||||
Ритц, Самый Первый День Их Жизни⇐ ПредыдущаяСтр 16 из 16 "Ритц", Самый Первый День Их Жизни Обменявшись телами в обратную сторону на скамейке в парке, они идут в «Ритц» и заказывают неприличное количество еды: гравлакс с укропным соусом, икру и филе миньон в сопровождении шампанского и нескольких бутылок самых изысканных вин.
Кроули пробует понемногу от разных блюд, но у него никогда не было присущей Азирафаэлю страсти к еде, и особенно сейчас, когда его новый любовник так томно и сладострастно вздыхает над каждым кусочком, что невозможно не думать о других земных удовольствиях, которые они могли бы исследовать с неменьшим энтузиазмом. Вместе. Кроули беспокойно ерзает на стуле, но ничего не говорит, и его терпение вознаграждается, когда за чашкой кофе с птифурами Азирафаэль робко протягивает руку, чтобы нежно коснуться костяшек пальцев Кроули.
— Закончил? — говорит Кроули. Он слизывает последнюю каплю кофе с нижней губы, и темная дрожь пробегает по его телу, когда взгляд Азирафаэля устремляется на его рот.
— Да, — бормочет Азирафаэль. Он судорожно сглатывает. — Кроули, я хочу...
— Я же сказал тебе, ангел. — Кроули осторожно поворачивает руку Азирафаэля, чтобы провести кончиками пальцев по его ладони и вверх по чувствительной внутренней стороне запястья. — Ты можешь получить все, что угодно.
Под столом, уже не так незаметно, Кроули раздвигает ноги и вытягивает их, просовывая свою икру между ног Азирафаэля и наблюдая, как губы ангела приоткрываются.
— О. Ну, я... мой дорогой, я как раз собирался сказать, что хочу посмотреть свой книжный магазин и разобраться с книгами.
— О. — Кроули напрягается и замирает, проклиная себя за торопливость. Очевидно же, что у ангела не будет сексуального аппетита такой же силы, как у демона.
— С тобой. — Азирафаэль смотрит на их руки. — Только если ты захочешь, конечно. Но мне бы хотелось этого.
Вряд ли Кроули надеялся провести этот день именно так, этот первый день в их новой жизни, и он вздыхает.
— Пожалуйста, — просит Азирафаэль, и Кроули уже готов уступить его умоляющему взгляду, когда лицо ангела становится напряженным. — Я хочу показать тебе несколько гравюр. Особых гравюр.
Нечасто Кроули оказывается настолько ошарашенным, что теряет дар речи и лишь молча смотрит на Азирафаэля. Ангел, благослови его Господь, одаривает Кроули легкой улыбкой, в которой есть искра откровенного сволочизма, и безмятежным жестом требует счет.
Это новая сторона Азирафаэля, и Кроули безропотно следует за ним, когда тот выходит из «Ритца» и садится в такси. Поездка — сплошное мучение; раньше они могли не видеться десятилетиями подряд, как, например, на протяжении всего четырнадцатого века, но теперь даже самое небольшое расстояние между ними оказывается слишком велико, заставляя Кроули изнывать от тоски и неудовлетворенности.
Он — демон: он нехороший и уж точно не хочет прижиматься к своему новому возлюбленному, словно маленькая воркующая голубка. Но когда Азирафаэль чуть сдвигается по сиденью в его сторону, Кроули кладет руку ему на плечи, не глядя, и мучительное напряжение, вибрирующее в его груди, немного ослабевает.
Наблюдать за тем, как Азирафаэль проходит по своему книжному магазину, — неожиданное удовольствие: он трогает особо любимые тома, восхищенно восклицает над серией Ричмэл Кромптон и с отсутствующим видом кладет руку на стопку первых изданий Оскара Уайльда.
Прислонившись к книжному шкафу, Кроули понимает, что ангел вспоминает то ужасное Майское утро, но прежде чем он успевает придумать, чем можно было бы отвлечь ангела, Азирафаэль говорит:
— Я помню, как ты пришел тогда ко мне. Мы не разговаривали тридцать три года, но я обернулся и увидел тебя. Именно тогда, когда я больше всего в тебе нуждался.
Интересно, что Азирафаэль ставит тот эпизод выше спасения из Бастилии или от расстрела нацистами, но Кроули лишь пожимает плечами и отмахивается.
— Знаешь, я так и думал, что с твоим магазином все будет в порядке. — Кроули отталкивается от книжного шкафа и берет первое издание «Милтона». Когда он шел сюда на рассвете, в воздухе что-то мелькнуло, и он почему-то не удивился, когда добрался до Сохо и обнаружил, что магазин Азирафаэля стоит нетронутый в утреннем свете.
— Ты мне этого не говорил, — говорит Азирафаэль.
Кроули проводит пальцем по полке.
— Ну… Я мог и ошибиться. Не хотел зря обнадеживать.
— Кроули... — Азирафаэль улыбается ему так восторженно и так откровенно, что Кроули опускает глаза на книгу, которую держит в руках, и читает несколько строк — о первом непослушании человека, о плоде запретного дерева, чей непостижимый вкус принес в мир смерть и горе... — до тех пор, пока слева его не обдает знакомым теплом и пара ангельски ухоженных рук не забирает у него книгу и не разворачивает его самого обратно спиной к книжному шкафу.
— Ты хоть понимаешь, — шепчет Азирафаэль, глядя на свои руки, задирающие рубашку Кроули, — какие у тебя узкие брюки, мой дорогой мальчик?
Кроули ухмыляется, обнимая Азирафаэля.
— Ты заметил, когда был в моем теле, да?
— Хм. — Азирафаэль сосредоточенно играет с концом галстука Кроули. — Думаю, правильнее будет сказать, что впервые я заметил это еще в 1983-ем.
Трудно сказать, склоняется ли Кроули, чтобы поцеловать Азирафаэля, или это Азирафаэль тянет за концы галстука Кроули, чтобы притянуть его ближе, но в любом случае Кроули благодарен прочности книжного шкафа за его спиной, удерживающего их обоих.
Наконец Азирафаэль отстраняется, раскрасневшийся и немного помятый.
— Я вот думаю... может быть, ты поможешь мне проверить, все ли в порядке и со спальней на втором этаже?
Кроули хмыкает, уткнувшись носом в теплую шею Азирафаэля. Его руки нашли свой путь под одежду ангела, чтобы согреться.
— Ты пытаешься соблазнить меня?
— Да.— Когда Кроули отстраняется, Азирафаэль выглядит совершенно бесхитростным. — Думаешь, у меня получается?
— Неплохо для первой попытки,— соглашается Кроули, и Азирафаэль улыбается, берет его за руку и ведет к лестнице.
В спальне Кроули щелчком пальцев избавляется от собственной одежды и приближается к ангелу, который вцепляется в лацканы своего пиджака, словно защищаясь.
— Не смей его развоплощать! Я ношу это пальто с 1890 года.
И Кроули закатывает глаза, но помогает Азирафаэлю стряхнуть с себя жалкое пальто и остальную одежду, и бросает их на стул, вместо того чтобы развеять на атомы, а затем тянет Азирафаэля вниз в кровать.
Они обвиваются друг вокруг друга, целуются снова и снова; Кроули жадно и исступленно сжимает пальцами бледную кожу ангела и дрожит, когда Азирафаэль проводит ногтями по волосам Кроули и вниз вдоль его позвоночника. Он упивается поцелуями Азирафаэля, пока тот не перекатывается на спину и не обхватывает руками колени Кроули, потянув его сесть верхом на свои бедра.
— Да? — Кроули мысленно возвращается к гобелену в своей спальне тем утром, к двум фигурам, от которых Азирафаэль с таким трудом оторвал взгляд. — Вот так?
— Если только ты сам хочешь, — кротко отвечает Азирафаэль, но его крупные пальцы все еще сжимают, поглаживают и дразнят бедра Кроули.
Они такие мягкие, как перышки, и так близко к тому месту, где его тело действительно нуждается в руках Азирафаэля, что Кроули словно пьяный и частит, изнемогая от вожделения:
— Да, да, хорошо, все что угодно, ангел...
Сидя на бедрах Азирафаэля, невозможно не заметить, насколько сильно эта идея возбуждает самого ангела, однако он прокладывает себе путь внутрь с бесконечным терпением и осторожностью, пока Кроули не начинает дрожать и ерзать и нетерпеливо наклоняется, чтобы поцеловать Азирафаэля, пытаясь заставить его поторопиться.
— Терпение, мой дорогой. — Руки, сжимающие бедра Кроули, горячи и непреклонны, как скалы. — Терпение. Иди сюда.
На языке Кроули вертится язвительный и едкий ответ, но тут руки Азирафаэля сжимаются, а бедра приподнимаются, и ответ Кроули исчезает в стоне, тепло разливается у него внутри, и его бедра внезапно ослабевают.
Кроули упирается руками в подушки и позволяет Азирафаэлю делать всю работу, его тело качается, когда ангел задыхается и получает удовольствие под ним, пока Азирафаэль не отпускает его бедра, чтобы провести ногтями вниз по спине Кроули и сказать:
— Твои крылья.
— Что именно? — Спина Кроули выгибается дугой от прикосновения Азирафаэля, и когда тот перестает двигаться, Кроули рычит:
— Ангел!..
— Покажи мне свои крылья, Кроули.
Когда Азирафаэль говорит таким тоном и использует этот взгляд в глаза, ему гораздо легче просто сдаться, и Кроули широко расправляет крылья. В следующее мгновение Азирафаэль зарывается руками в мягкие черные перья и снова толкает их вверх, и эффект настолько поразителен, что Кроули стонет, его локти внезапно ослабевают.
— Это... — Он задыхается. — Что...
— Я знаю.
Азирафаэль грубо проводит пальцами по перьям, и Кроули корчится, открыв рот в безмолвном крике.
Азирафаэль подхватывает теплые руки Кроули под локти и тянет его вперед. Под его непритязательной мягкостью скрывается сила, и Кроули позволяет ангелу тащить его за собой. Азирафаэль переходит к поддразниванию и разворачивает крылья Кроули во всю длину, в то время как тот дрожит, извивается и падает на него сверху, пока Азирафаэль, наконец, не наклоняется, чтобы позволить Кроули толкнуться в скользкий кулак, и Кроули успевает сделать несколько дрожащих толчков, прежде чем сорваться в пропасть всесокрушающего оргазма, шипя сквозь стиснутые зубы, а его крылья судорожно расправляются и опрокидывают угловой стол, и лежавшие на нем книги падают следом с оглушительным грохотом.
— О, — стонет под ним Азирафаэль, а Кроули все еще утыкается носом в изгиб его плеча и ждет, когда утихнет последняя дрожь. — О, мой дорогой.
Многие люди смотрят на Азирафаэля и видят только его мягкость, но Кроули знает лучше. У ангела тоже есть мускулы и сила, и он готов продолжать, и хватает Кроули за бедра, наклоняя под идеальным углом, и вскоре уже ангел напрягается и дрожит под ним.
После этого они лежат вместе, Кроули распластан на Азирафаэле, прижимая его к кровати, а подбородок ангела покоится на его голове. Его крылья все еще широко расправлены и безвольно свисают с края кровати, а руки Азирафаэля крепко обнимают Кроули за талию.
— Ох... — Азирафаэль вздыхает и с наслаждением потягивается. — Но как люди умудряются вообще делать что-то еще?
Кроули издает согласный стон в горло Азирафаэля, а затем снова стонет от чувственного блаженства, когда ангел поднимает руку, чтобы помассировать его затылок.
— Не смотри на меня, — бормочет он. — Самоограничение и умеренность — вот в чем заключается ваша участь.
Возникает пауза, рука Азирафаэля замирает, а потом ангел говорит тихо, но уверенно:
— Я думаю, что моя участь теперь заключается в тебе.
— Ну да, конечно.
Кроули делает над собой усилие и поднимает голову.
Азирафаэль не сосредотачивался на том, чтобы не потеть, и поэтому завитки волос влажно прилипли к вискам. Вокруг глаз и рта застыли морщинки сожаления, и Кроули подыскивает слова, которые превратят их в улыбку, в нечто такое, что понравится Азирафаэлю.
— Ты и я, ангел мой. Contra mundi. Против всего мира.
Это работает, выражение лица Азирафаэля смягчается, и он улыбается Кроули, все еще раскрасневшийся и до боли прекрасный.
— О нет, дорогой мой. Не против всего мира. Для него.
— Да, — только и говорит Кроули, как всегда косноязычный и поглупевший от обожания, не способный выразить и доли того, что он чувствует.
А потом он передергивается всем телом, морщась. У него ноют колени, и он спрашивает:
— Когда ты купил этот матрас?
— В 1910-м, — довольно чопорно отвечает Азирафаэль. — И он до сих пор как новый, потому что ты же знаешь, что я не...
— Я не удивляюсь, что ты этого не делаешь, потому что заснуть на бетонной плите довольно сложно. — Кроули скорчил гримасу. — Тебе нужен новый. По-настоящему новый, ангел! И нормальный.
Азирафаэль делает глубокий вдох; следующие слова его непременно будут о ненужной трате времени и денег и о том, как важны традиции и борьба с расточительностью, и Кроули быстро добавляет:
— Если только ты действительно хочешь, чтобы я здесь ночевал
Азирафаэль выдыхает и покорно гладит Кроули по спине.
— Конечно, я куплю тебе новый матрас, дорогой.
— О нет, я не говорил «покупай», — протестует Кроули. — Просто одно маленькое чудо. Ты же ангел.
— Но я хочу сделать все как следует, — говорит Азирафаэль.
Подбирая достойный аргумент, Кроули делает паузу, чтобы подумать. И представляет, как будет таскаться по какому-то перегретому универмагу вслед за Азирафаэлем, незаметно подталкивая термостат вверх и меняя приятную музыку на самые раздражающие треки, которые он только сможет придумать. И будет наблюдать за тем, как Азирафаэль ложится на матрас за матрасом, пребывая в полном восторге и делая все по-человечески, как он ерзает и извивается, чтобы устроиться поудобнее, в то время как Кроули бесстыдно глазеет на него и позволяет своей собственной зажигательной похоти выплеснуться, чтобы посеять искушение в умах всех людей поблизости.
— Тогда ладно. — Кроули снова кладет голову на грудь Азирафаэля. — Купим. Если ты этого хочешь.
Воцаряется подозрительное молчание, а затем Азирафаэль уточняет:
— На самом деле?
— Да.
— Что, просто так?
— Конечно.
— Ты что-то задумал.
Кроули приподнимается на кровати, ложится нос к носу с Азирафаэлем и целует его.
— Кто? Я? Да никогда.
— Ах ты хитрый старый змей! — ворчит Азирафаэль, откидывая волосы Кроули с лица и слегка улыбаясь.
— Ангел, — говорит Кроули и собственнически обвивает вокруг своего ангела угольно-черное крыло.
Ни один из них не замечает крошечного перышка (не больше ангельского ногтя), глубоко запрятанного среди пуховых перьев, — крошечного перышка чистейшей белизны.
-Конец-
КОНЕЦ
|
|||||||
|