Федя-партизан. Я свои, дядя!»
Федя-партизан
«Федя-партизан» — так назвал свою картину художник Ф. Модоров. Кто же этот мальчик — Федя-партизан, почему именно его из многих юных героев написал художник, именно его смелый и тревожный взгляд останется в памяти потомков? Перед войной Федя жил с отцом под Киевом, в Пуще-Водице. Отец — летчик, в первый день войны ушел на фронт. А сын? Сын тоже попал на фронт, а потом — к партизанам. Много партизанских заданий выполнил отважный разведчик. Мальчика полюбили в отряде. А особенно командир отряда Петр Васильевич Лукьянчиков и Владимир Борисович Муратов, человек, с которым Федор и попал в партизанский отряд. Вот несколько страниц партизанской биографии юного героя.
«Я свои, дядя!»
— Федя, ты знаешь, что рация не работает? — спросил Петр Васильевич.— И связи с сороковой армией нет… — Знаю. — Донесения нашего ждут. А передать не можем… Известие было неприятным, но Федя улыбнулся. — Я еще знаю, что ни один взрослый не пройдет — вот! — Да, друг. И выбор пал на тебя. Наши разведчики получили важные данные о передвижении врага. Вот пакет. Переходить будешь в районе Выползова. Федя поднялся. — Идти сейчас? — Погоди. Поешь, отдохни — и айда. Пистолет возьми,— и Лукьянчиков положил в карман Федора оружие. Через два часа маленькая фигурка в белом маскхалате растаяла в морозной мгле. Петр Васильевич, привыкший всегда сам провожать юного разведчика на особо важные задания сейчас стоял и смотрел вслед Феде. ‘ — А вы снова волнуетесь? — донеслось из темноты.— Не надо, слышите, не надо… — Ну, ни пуха…— сказал Петр Васильевич, бросив последний взгляд туда, где скрылась белая фигурка, и вернулся в лагерь. Здесь готовились к важной операции по взрыву моста, который гитлеровцы отремонтировали только несколько дней назад. А мальчик шел сквозь тьму и холод. Правда, пока он не очень мерз: валенки на нем были добротные и тулупчик теплый. Федя хорошо знал дорогу в лесу, а когда выбрался в поле, помогали ориентироваться вспышки ракет… Он шел в направлении, указанном разведчиками-партизанами. Туда, где легче всего было перейти линию фронта Но что это? Об этом дзоте не было и речи. Неужели они только что его построили? Нет, наверное, он отклонился от курса. А из дзота так аккуратно, методично и спокойно строчит пулемет. Куда? Чего? Строчит себе — и все… У дзота — часовой. Как же проскользнуть? Федор ложится на снег и ползет по-пластунски. Пулеметная очередь заставляет его невольно съежиться и, вобрав голову в плечи, вжаться в снежный сугроб. При вспышках ракет трудно разглядеть, куда направлено внимание часового. А тот в любую минуту может заметить, как шевелится в снегу что-то живое… Фу!.. Дзот остался позади… И часовой тоже. Теперь еще впереди трудный отрезок, который то и дело прощупывают прожектора. Но там будет немножко легче, все-таки сухие кустики, воронки… Руки уже исцарапаны в кровь, на лице — капли пота: жарко. Сбросить бы тулуп, подняться и побежать быстро, как ветер,— к своим. Так нет, лежи тут, пока не погаснет этот проклятый прожектор. Еще немножко усилий — и вражеские окопы позади. Скоро, скоро должны быть свои. Внезапно у самого Фединого уха — фью-ю! фью-ю! — просвистела пуля. Притаился Федор. Закусил губу и лежит — тихо-тихо. Внезапно стрельба смолкла. Полежав еще на снегу, Федя пополз дальше. «Теперь как бы не подстрелили свои»,— мелькнула мысль. Сердце колотится, чуть не выскочит. Прошел! — А что оно там, не видишь? — слышит Федя неподалеку от себя. Лязгает затвор. «Это обо мне — сейчас выстрелит».— В горле пересохло, а слова никак не идут с языка. И вместо пароля он кричит: — Я свой, дядя! — Вот разбойник! И откуда ты взялся на мою голову… на мою мушку,— и приземистая фигура солдата выросла перед Федей. Мальчик, поднявшись, пошел прямо на него. Из-за тучи чуть-чуть проглянул месяц. «Хорошо, что не раньше,— подумал Федя,— может, тогда и попал бы тот фашист». — Куда это тебя несет? — К вам. — Да вижу, что не к теще на блины. Словно из-под земли, появилось еще двое солдат — из боевого охранения. — Ты откуда? — А оттуда,— махнул рукой Федор в каком-то неопределенном направлении. — Отведите в землянку,— услышал он приказ. Как во сне, двигался Федя. Сначала по траншее, потом — по снегу. Как сквозь сон, видел мерцающий огонек коптилки в тесной землянке, чувствовал, что едет куда-то в машине. И вдруг — освещенная керосиновой лампой комната, настоящий стол, стулья. Он сидит и ждет. Ждет старшего лейтенанта Зубкова. И вот за дверью послышались шаги. Кто-то торопится, нет — просто бежит. Минута — и офицер в погонах старшего лейтенанта появляется перед Федором. — Это ты? Ко мне? Они проходят в соседнюю комнату. Федор сбрасывает тулупчик, рубашку. Просит ножницы и, распоров нитки, вытаскивает донесение. Старший лейтенант читает… А пока он шевелит губами, Федя спит, положив голову на стол. И не слышит, как его раздевают, переносят, кладут на кровать, укрывают одеялом, как старший лейтенант Зубков, на цыпочках выходя из комнаты, приказывает часовому: Чтоб было тихо!
|