НЕВЕСТА 4 страница

– Я – Эрик, – приветствовал он меня.

– Он – мой советник, моя совесть и мой брат, – сказал Зигфрид.

– Совесть?

– Эрик не убил бы человека за то, что тот солгал, верно, брат?

– Не убил бы, – ответил Эрик.

– Поэтому Эрик – дурак, но дурак, которого я люблю, – засмеялся Зигфрид. – Однако я не считаю его слабаком, господин Утред. Он сражается, как демон из Нифльхейма. – Зигфрид хлопнул брата по спине, потом взял меня за локоть и повел к нелепому кресту. – У меня есть пленники, – объяснил он, когда мы оказались рядом с крестом.

И я увидел пятерых человек, которые стояли на коленях со связанными за спиной руками. С них сорвали плащи, оружие и рубашки, оставив в одних штанах, и пленники дрожали на холодном ветру.

Крест только что сделали из двух деревянных брусьев, грубо сколотив их и воткнув основание в наспех выкопанную дыру. Он слегка покосился, а у его основания валялись тяжелые гвозди и большой молот.

– Ты видишь смерть на кресте на их статуях и резьбе, – объяснил мне Зигфрид, – на амулетах, которые они носят, но я никогда не видел ее воочию. А ты?

– Нет, – признался я.

– И я не могу понять, почему это убивает человека, – в голосе Зигфрида слышалось искреннее недоумение. – Это всего лишь три гвоздя! В битве я получал куда худшие раны.

– Я тоже.

– Поэтому я решил выяснить, в чем тут дело, – жизнерадостно объяснил он и мотнул большой головой в сторону пленника у основания креста. – Двое из этих ублюдков – христианские священники. Мы пригвоздим одного из них и посмотрим, умрет ли он. У меня есть десять слитков серебра, которые говорят, что это его не убьет.

Я едва мог разглядеть двух священников; увидел только, что у одного из них большой живот. Приговоренный низко склонил голову – не в молитве, а потому, что был сильно избит. Его голые спина и грудь были в синяках и крови; кровь виднелась в спутанных коричневых волосах.

– Кто они такие? – спросил я Зигфрида.

– Кто вы? – прорычал он пленникам.

Ни один из них не ответил, и тогда Зигфрид жестоко пнул ближайшего по ребрам.

– Кто вы? – снова спросил он.

Пленник поднял голову. Он был пожилым, лет сорока, не меньше, и его лицо в глубоких морщинах выражало покорность человека, который знает, что ему предстоит умереть.

– Я – ярл Ситрик, – сказал он, – советник короля Этельстана.

– Гутрума! – завопил Зигфрид.

Это был именно вопль. Вопль чистой ярости, прозвучавший, как гром с ясного неба. Только что Зигфрид вел себя любезно и вдруг превратился в демона. Когда он провизжал это имя снова, изо рта у него летела слюна.

– Гутрум! Его зовут Гутрум, ты, ублюдок!

Он пнул Ситрика в грудь, и я решил, что такой пинок может сломать ребра.

– Как его зовут? – вопросил Зигфрид.

– Гутрум, – ответил Ситрик.

– Гутрум! – крикнул Зигфрид и снова пнул старика.

Заключив мир с Альфредом, Гутрум стал христианином и принял христианское имя Этельстан. Я все еще думал о нем, как о Гутруме, как и Зигфрид, который теперь, похоже, пытался до смерти забить Ситрика, пиная его ногами. Старик пытался уклоняться от ударов, но Зигфрид повалил его на землю, и тут уж Ситрик ничего не мог поделать.

Казалось, Эрика не трогал яростный гнев брата, но спустя некоторое время он все же шагнул вперед и взял Зигфрида за руку. Богатырь позволил оттащить себя прочь.

– Ублюдок! – бросил Зигфрид стонущему человеку. – Называть Гутрума христианским именем! – объяснил он мне.

Зигфрид все еще дрожал после своего внезапного приступа ярости. Его глаза были сощурены, лицо искажено, но, похоже, он овладел собой.

– Гутрум послал их, – объяснил он, уронив мне на плечи тяжелую руку, – чтобы велеть мне покинуть Лунден. Но это не его дело! Лунден не принадлежит Восточной Англии, он принадлежит Мерсии! Королю Утреду Мерсийскому!

В первый раз кто‑то произнес этот титул столь официально, и мне понравилось, как тот звучит. Король Утред.

Зигфрид снова повернулся к Ситрику, на губах которого теперь была кровь.

– Что велел передать Гутрум?

– Что город принадлежит Мерсии и ты должен уйти, – ухитрился вымолвить Ситрик.

– Тогда Мерсия может вышвырнуть меня отсюда, – издевательски ухмыльнулся Зигфрид.

– Если только король Утред не разрешит нам здесь остаться? – с улыбкой предположил Эрик.

Я ничего не ответил. Титул звучал хорошо, но – странное дело! – словно бросал вызов нитям, выходящим из рук трех прях.

– Альфред не разрешит тебе остаться, – осмелился сказать один из пленников.

– А кого хоть на плевок заботит Альфред? – прорычал Зигфрид. – Пусть ублюдок пошлет свою армию, чтобы она здесь погибла!

– Таков твой ответ, господин? – смиренно спросил пленник.

– Моим ответом будут ваши отрезанные головы, – сказал Зигфрид.

Я посмотрел на Эрика. Он был младшим братом, но явно думал за двоих. Эрик пожал плечами.

– Если мы будем вести переговоры, то дадим своим врагам время собрать силы, – объяснил он. – Лучше бросить им открытый вызов.

– Вы затеете войну сразу с Гутрумом и Альфредом? – спросил я.

Гутрум не будет сражаться, – очень уверенно сказал Эрик. – Он угрожает, но сражаться не будет. Он ста‑реет, господин Утред, и предпочтет наслаждаться остатком жизни. А если мы пошлем ему отрезанные головы?

Думаю, он поймет послание – его собственная голова окажется в опасности, вздумай он нас потревожить.

– А что насчет Альфреда? – спросил я.

– Он осторожный человек, – ответил Эрик. – Так ведь?

– Да.

– Он предложит нам денег, чтобы мы оставили город?

– Наверное.

– И, возможно, мы возьмем эти деньги, – сказал Зигфрид, – но все равно останемся здесь.

– Альфред не нападет на нас до лета, – объяснил Эрик, не обратив внимания на слова брата, – а к тому времени, мы надеемся, господин Утред, что ты приведешь ярла Рагнара на юг, в Восточную Англию. Альфред не сможет сбросить со счетов такую угрозу. Он двинется против наших объединенных армий, а не против гарнизона в Лундене. И наша задача – убить Альфреда и возвести на трон его племянника.

– Этельвольда? – с сомнением спросил я. – Он же пьяница.

– Пьяница или нет, – сказал Эрик, – сакс на троне сделает наше завоевание Уэссекса более приемлемым для саксов.

– И он останется на троне лишь до тех пор, пока будет вам нужен? – усомнился я.

– Лишь до тех пор, пока будет нам нужен, – согласился Эрик.

Священник с большим животом, стоявший на коленях в конце линии пленников, слушал наш разговор. Он уставился на меня, потом на Зигфрида, который заметил его взгляд.

– Куда ты пялишься, дерьмо? – вопросил Зигфрид.

Священник не ответил. Он снова посмотрел на меня, потом уронил голову на грудь.

– Мы начнем с него, – сказал Зигфрид. – Прибьем ублюдка к кресту и посмотрим, умрет ли он.

– Почему бы не позволить ему сразиться? – предложил я.

Зигфрид уставился на меня, гадая, не ослышался ли он.

– Позволить ему сразиться? – переспросил норвежец.

– Остальные пленники тощие, – сказал я, – поэтому их куда легче будет прибить к кресту. А этому толстому надо дать меч и заставить его драться.

Зигфрид издевательски усмехнулся.

– Думаешь, священник может сражаться?

Я пожал плечами, как будто меня не заботило, может он сражаться или нет.

– Мне просто нравится смотреть, как эти толстопузые проигрывают бой, – объяснил я, – и как им вспарывают брюхо. Забавно смотреть, как вываливаются их внутренности.

Говоря все это, я пристально смотрел на священника, и тот снова поднял глаза, чтобы перехватить мой взгляд.

– Я хочу увидеть фут вывалившейся требухи, – жадно заявил я, – а потом наблюдать, как твои собаки пожирают ее, пока священник все еще жив.

– Или заставить его самого сожрать свою требуху! – задумчиво проговорил Зигфрид. Внезапно он ухмыльнулся. – Ты мне нравишься, господин Утред!

– Его будет слишком легко убить, – сказал Эрик.

– Тогда дайте ему что‑нибудь, чем он сможет биться, – сказал я.

– Да за что может биться эта толстая свинья‑священник? – пренебрежительно спросил Зигфрид.

Я ничего не ответил, но ответ нашелся у Эрика.

– За свою свободу? – предложил он. – Если он победит, всех пленников освободят, а если проиграет, мы распнем всех. Это должно заставить его драться.

Он все равно проиграет, – заметил я.

– Да, но хотя бы попытается, – сказал Эрик.

Зигфрид засмеялся, его развлекла нелепость такого предложения. Полуголый священник, толстопузый, перепуганный, оглядел всех нас по очереди, но не увидел ничего, кроме веселья и свирепости.

– Ты когда‑нибудь держал меч, священник? – властно обратился Зигфрид к толстяку.

Тот не ответил.

Я рассмеялся, издеваясь над его молчанием.

– Он будет просто метаться, как свинья, – сказал я.

– Хочешь с ним сразиться? – спросил Зигфрид.

– Он был послан не ко мне, господин, – уважительно проговорил я. – Кроме того, я слышал, что никто не сравнится с тобой в умении обращаться с клинком. Держу пари, ты полоснешь его прямо по пупку.

Зигфриду понравилось пари. Он повернулся священнику.

– Святой человек! Хочешь сразиться за свою свободу?

Священник дрожал от страха. Он посмотрел на своих товарищей, но это было бесполезно. Он ухитрился кивнуть.

– Да, господин.

– Тогда можешь сразиться со мной, – со счастливым видом сказал Зигфрид. – Если я выйду победителем, вы все умрете. А если победишь ты… Что ж, тогда ты будешь волен уехать отсюда. Ты умеешь сражаться?

– Нет, господин, – ответил священник.

– Ты когда‑нибудь держал меч, священник?

– Нет, господин.

– Итак, ты готов умереть? – спросил Зигфрид.

Священник посмотрел на норвежцев и, хотя был покрыт синяками и порезами, в его глазах мелькнул гнев, противоречивший его покорному голосу.

– Да, господин, – сказал он. – Я готов умереть и встретиться со своим Спасителем.

– Разрежьте его путы, – приказал своим людям Зигфрид. – Освободите это дерьмо и дайте ему меч. – Он вытащил свой меч с длинным обоюдоострым клинком. – Это – Внушающий Страх, – с нежностью представил он оружие. – И ему нужно поупражняться.

– Вот, – сказал я, вытаскивая Вздох Змея, свой прекрасный меч.

Взявшись за клинок, я повернул его рукоятью вперед и бросил священнику, на руках которого только что разрезали путы.

Тот не сумел поймать оружие, и Вздох Змея упал на бледную зимнюю траву. Мгновение пленник смотрел на меч, как будто никогда не видел ничего подобного, потом наклонился, чтобы поднять его. Он не был уверен, в какой руке держать оружие, в правой или в левой. Наконец остановился на левой и сделал неуклюжий пробный замах, который заставил наблюдавших людей засмеяться.

– Зачем ты дал ему свой меч? – спросил Зигфрид.

– Все равно ему не будет от него никакой пользы, – пренебрежительно ответил я.

– А если я его сломаю? – решительно спросил Зигфрид.

– Тогда я буду знать, что выковавший его кузнец плохо знал свое дело, – ответил я.

– Твой клинок, тебе решать, – отмахнулся Зигфрид.

Потом он повернулся к священнику, который держал Вздох Змея так, что кончик клинка упирался в землю.

– Готов, священник? – вопросил Зигфрид.

– Да, господин, – ответил тот.

И это был первый правдивый ответ, который он дал норвежцам. Потому что священник много раз держал меч, очень хорошо знал, как сражаться, и я сильно сомневался, что он готов умереть.

Это был отец Пирлиг.

Если ваши поля тяжелы от влажной глины, вы можете впрячь в плуг двух быков и нещадно погонять их, вспахивая землю. Животных следует привязать друг к другу, чтобы те тащили плуг вместе. В нашей жизни есть бык по имени Судьба и бык по имени Клятвы. Судьба отдает нам приказы. Мы не можем спастись от Судьбы.

В нашей жизни нет выбора, да и откуда ему взяться? Ведь с того момента, как мы рождаемся, три сестры знают, как лягут нити наших судеб, в какой узор сплетутся и как закончатся.

Однако мы выбираем, какие клятвы нам принести. Альфред, вручив мне свой меч и взяв мои руки в свои, не приказывал мне дать клятву верности. Он предложил – и я принял решение поклясться. Но было ли то моим решением? Или за меня решила Судьба? А если решила Судьба, зачем вообще беспокоиться о клятвах?

Я часто думал об этом, и теперь, будучи уже стариком, все еще гадаю. Я ли выбрал Альфреда? Или богини судьбы смеялись, когда я встал на колени, и взял меч, и сжал его руки?

Три норны наверняка смеялись надо мной и тем холодным ясным днем в Лундене, ведь стоило мне увидеть, что толстопузый священник – отец Пирлиг, я понял, как все непросто. В то мгновение я осознал: богини судьбы не спряли для меня золотую нить, ведущую к трону. Они смеялись у корней Иггдрасиля, дерева жизни. Они отпустили шуточку, жертвой которой я стал, и мне придется сделать выбор.

Или я его уже сделал?

Может, богини судьбы и решают за нас, но в тот момент, в тени мрачно застывшего самодельного креста, я понял, что должен выбирать между братьями Тарглисонами и Пирлигом.

Зигфрид не был мне другом, но он был грозным человеком, и, если бы он стал моим союзником, я смог бы сделаться королем Мерсии. Гизела стала бы королевой. Я смог бы помочь Зигфриду, Эрику, Хэстену и Рагнару разграбить Уэссекс, а сам стал бы богачом. Я бы возглавил армии. Я бы расправил свое знамя с волчьей головой, и по пятам за Смокой ехал бы сонм копейщиков в кольчугах. Моим врагам в ночных кошмарах слышался бы гром копыт наших коней. И все это стало бы моим, если бы я решил сделаться союзником Зигфрида.

А выбирая Пирлига, я потерял бы все, что пообещал мне мертвец. И это означало, что Бьорн солгал. Но как мог солгать человек, посланный норнами из могилы?

Помню, я размышлял обо всем этом одно биение сердца, прежде чем сделать выбор…

Но, по правде говоря, я не колебался. Не колебался даже одно биение сердца.

Пирлиг был валлийцем, бриттом, а мы, саксы, ненавидим бриттов. Бритты – предатели и воры. Они прячутся в своих горных твердынях и спускаются вниз, чтобы опустошать наши земли. Они угоняют наш скот, а иногда – наших женщин и детей; когда же мы пускаемся в погоню, они забиваются еще глубже в дикие места туманов, скал, болот и несчастий.

А еще Пирлиг был христианином, а я не люблю христиан.

Выбор казался таким легким! На одной чаше весов – королевство, друзья‑викинги и богатство, на другой – бритт, священник религии, поглощающей все веселье в мире, как сумерки поглощают дневной свет.

Однако я не размышлял. Я сделал выбор – или его сделала судьба. И я выбрал дружбу. Пирлиг был моим другом. Я встретил его во время самой темной зимы в Уэссексе, когда датчане, казалось, завоевали это королевство, а Альфред с немногими сподвижниками был загнан в западные болота.

Пирлига послал валлийский король, чтобы убедиться в слабости Альфреда и, возможно, воспользоваться ею. Но вместо этого Пирлиг встал на сторону Альфреда и сражался за него. Мы с Пирлигом вместе стояли в «стене щитов» и сражались бок о бок. Я был саксом, он – валлийцем, я был язычником, он – христианином, и мы должны были быть врагами, но я любил его как брата.

Поэтому я отдал ему свой меч и, вместо того, чтобы смотреть, как его пригвоздят к кресту, подарил ему шанс сражаться и спасти свою жизнь.

И, конечно, то был неравный бой. Все закончилось через мгновение! Вообще‑то бой едва успел начаться, и только меня не удивил его исход.

Зигфрид ожидал, что сойдется с толстым, неумелым священником, однако я знал, что Пирлиг был воином, прежде чем открыл своего бога. Он был великим воином, убийцей саксов, человеком, о котором его народ пел песни. Теперь же он не походил на великого воина. Полуголый, толстый, растрепанный, покрытый синяками, избитый. Он ожидал атаки Зигфрида с ужасом на лице, все еще держа Вздох Змея так, что кончик клинка смотрел в землю.

Когда Зигфрид приблизился, Пирлиг отшатнулся и начал издавать скулящие звуки. Зигфрид засмеялся и почти лениво взмахнул мечом, чтобы отбросить в сторону клинок Пирлига и вспороть большое открытое брюхо Внушающим Страх.

И тут Пирлиг двинулся, как горностай.

Он изящно поднял Вздох Змея и сделал танцующий шаг назад, так что небрежный замах Зигфрида прошел под клинком моего меча. А потом шагнул к врагу и нанес тяжелый удар сверху вниз, вложив в него всю силу запястья. Клинок полоснул Зигфрида по руке, в которой тот держал меч, в тот миг, когда рука норвежца еще продолжала двигаться вверх. Удар был недостаточно сильным, чтобы пробить кольчугу, но из‑за него правая рука Зигфрида откинулась в сторону и открыла его для вражеского выпада. И Пирлиг сделал этот выпад – так быстро, что Вздох Змея превратился в размытое серебристое пятно, тяжело ударившее Зигфрида в грудь.

И снова клинок не пронзил кольчугу Зигфрида. Вместо этого он отбросил здоровяка назад, и я увидел ярость в глазах норвежца, увидел, как он снова направляет на противника Внушающий Страх в могучем замахе, который наверняка в одно кровавое мгновение обезглавил бы Пирлига. В этом замахе было столько силы и неистовства… Но Пирлиг, находившийся словно в одном биении сердца от смерти, просто снова пустил в ход запястье. Он как будто вообще не шевельнулся, но Вздох Змея мелькнул вверх и вбок. Кончик клинка моего меча встретил смертоносный замах Зигфрида, попав по внутренней стороне запястья, и я увидел, как брызнула кровь, похожая на красный туман.

И увидел улыбку Пирлига. Она больше походила на гримасу, но в ней была видна воинская гордость и воинский триумф. Его клинок вспорол предплечье Зигфрида, располосовав кольчугу и обнажив плоть, кожу и мускулы от запястья до локтя, так что могучий выпад Зигфрида Дрогнул и остановился. Правая рука норвежца обмякла, а Пирлиг внезапно шагнул назад и перевернул Вздох Змея так, чтобы им можно было рубануть сверху вниз. Наконец‑то он как будто вложил некоторую силу в клинок. Меч свистнул, когда валлиец рубанул им по окровавленному запястью Зигфрида, и почти перерубил запястье, но клинок отскочил от кости и вместо этого отсек большой палец норвежца. Внушающий Страх упал на арену, а Вздох Змея оказался в бороде Зигфрида, у его глотки.

– Нет! – закричал я.

Зигфрид был слишком испуган, чтобы злиться. Он не мог поверить в то, что произошло. К этому моменту он уже должен был понять, что его противник – фехтовальщик, но все еще не мог поверить, что проиграл. Викинг поднял окровавленные руки, словно для того, чтобы схватить клинок Пирлига, и я увидел, как меч валлийца дернулся. Почувствовав, что находится на волоске от смерти, Зигфрид замер.

– Нет, – повторил я.

– Почему бы мне не убить его? – спросил Пирлиг.

Теперь его голос был голосом воина, твердым и безжалостным, и глаза его были глазами воина, холодными, как кремень, и неистовыми.

– Нет, – повторил я. Я знал – если Пирлиг убьет Зигфрида, люди норвежца отомстят.

Эрик тоже это знал.

– Ты победил, священник, – мягко проговорил он и подошел к брату. – Ты победил, – снова сказал он Пирлигу, – поэтому опусти меч.

– Он знает, что я его одолел? – спросил Пирлиг, глядя в темные глаза Зигфрида.

– За него говорю я, – ответил Эрик. – Ты выиграл бой, священник, и ты свободен.

– Сперва я должен передать свое послание, – заявил Пирлиг.

Кровь капала с руки Зигфрида, и он все еще не спускал глаз с валлийца.

– Мы привезли от короля Этельстана следующее послание, – проговорил Пирлиг, подразумевая Гутрума. – Ты должен оставить Лунден. Он не входит в ту часть земли, которую Альфред отдал под правление датчан. Ты понимаешь это?

Он снова дернул Вздохом Змея, хотя Зигфрид промолчал.

– А теперь мне нужны лошади, – продолжал Пирлиг. – И нужно, чтобы господин Утред и его люди были нашими сопровождающими, когда мы покинем Лунден. Договорились?

Эрик посмотрел на меня, и я кивнул в знак согласия.

– Договорились, – сказал Эрик Пирлигу.

Я взял у Пирлига Вздох Змея.

Эрик держал раненую руку брата. На мгновение я подумал, что Зигфрид сейчас бросится на оставшегося невредимым валлийца, но Эрик сумел повернуть брата в другую сторону.

Привели лошадей. Люди на арене были молчаливыми, полными негодования. Они видели унижение своего вождя и не понимали, почему Пирлигу дозволяют уехать вместе с другими посланниками, но смирились с решением Эрика.

– Мой брат – упрямый человек, – сказал мне Эрик.

Он отвел меня в сторону, пока седлали лошадей.

– Похоже, священник все‑таки умеет сражаться, – извиняющимся тоном проговорил я.

Эрик нахмурился – не в гневе, а в замешательстве.

– Меня интересует их бог, – признался он. Он наблюдал за братом, которому сейчас перевязывали раны. – Похоже, их бог могуч, – продолжал Эрик.

Я вложил в ножны Вздох Змея, и Эрик увидел на его Рукояти серебряный крест.

– Ты, наверное, тоже так думаешь?

– Этот крест мне подарили, – сказал я. – Подарила женщина. Хорошая женщина. Моя любовница. А потом христианский бог завладел ею, и теперь она больше не любит мужчин.

Эрик протянул руку и нерешительно прикоснулся к кресту.

– Ты не думаешь, что он придает силу клинку? – спросил он.

– Воспоминание о ее любви может придать ему силу, – ответил я, – но настоящая сила идет отсюда. – Я прикоснулся к своему амулету в виде молота Тора.

– Я боюсь их бога, – сказал Эрик.

– Он суровый и недобрый, – заявил я. – Он – бог, который любит создавать законы.

– Законы?

– Тебе не позволяется возжелать жены ближнего своего.

Эрик засмеялся, услышав это, но потом понял, что я говорю серьезно.

– Правда? – недоверчиво переспросил он.

– Священник! – окликнул я Пирлига. – Твой бог позволяет мужчинам желать соседских жен?[5]

– Позволяет, господин, – робко ответил Пирлиг, словно боялся меня. – Позволяет, но не одобряет.

– И он составил насчет этого закон?

– Да, господин, составил. И еще один, который гласит, что ты не должен желать вола соседа своего.

– Вот видишь, – сказал я Эрику. – Ты не можешь даже пожелать вола, если ты христианин.

– Странно, – задумчиво проговорил тот, глядя на посланников Гутрума, которые едва не лишились голов. – Ты не возражаешь против того, чтобы стать их сопровождающим?

– Нет.

– Может, и неплохо, что они будут жить, – тихо сказал Эрик. – Зачем давать Гутруму повод на нас напасть?

– Он не нападет, – уверенно отозвался я, – убьешь ты их или нет.

– Вероятно, – согласился Эрик, – но мы договорились, что, если священник победит, они все останутся жить, поэтому пусть живут. Ты уверен, что не против их проводить?

– Конечно, не против, – ответил я.

– Тогда возвращайся, – тепло сказал Эрик. – Ты нам нужен.

– Тебе нужен Рагнар, – поправил я.

– Верно, – признался он и улыбнулся. – Присмотри за тем, чтобы эти люди целыми и невредимыми выехали из города, а потом возвращайся.

– Сперва мне нужно съездить за женой и детьми, – сказал я.

– Да, – ответил он и снова улыбнулся. – Тут тебе повезло. Но ты вернешься?

– Так велел мне Бьорн‑мертвец, – сказал я, тщательно избегая прямого ответа.

– Да, велел. – Эрик обнял меня. – Ты нам нужен, – повторил он. – Вместе мы завоюем весь этот остров.

И мы уехали, проследовали по улицам города, выехали через западные ворота, известные как Ворота Лудда, а потом двинулись к броду через реку Флеот.

Ситрик ехал, склонившись над лукой седла, все еще страдая от ударов, полученных от Зигфрида.

Когда брод остался позади, я оглянулся, ожидая, что Зигфрид отменит приказ брата и пошлет за нами погоню. Но никто не появился. Мы проскакали по болотистой земле и въехали по небольшому склону в город саксов.

Я не остался на дороге, ведущей на запад, а вместо этого свернул к пристани, у которой была пришвартована дюжина судов. То были речные суда, торговавшие с Уэссексом и Мерсией. Немногие капитаны имели желание преодолеть опасную брешь в разрушенном мосту, который римляне перебросили через Темез, поэтому стоявшие тут суда были небольшие, гребные, и все они платили мне пошлину у Коккхэма. Все капитаны знали меня, потому что имели со мной дело каждый раз, когда пускались в плавание.

Мы проложили себе путь мимо костров через груды товаров, через толпы рабов, разгружавших суда.

Только одно судно готовилось двинуться в путь. Оно называлось «Лебедь» и было хорошо мне знакомо. Команда его состояла из саксов. Судя по тому, что гребцы его стояли на пристани, а капитан по имени Осрик заканчивал свои дела с торговцем, чьи товары перевозил, судно готово было к отплытию.

– Возьмешь на борт и нас, – сказал я ему.

Мы оставили большинство лошадей, но я настоял на том, чтобы на судне нашли место для Смоки, и Финан тоже захотел ввести на борт своего жеребца. И вот животных уговорили войти в открытый трюм «Лебедя», и те встали там, дрожа.

А потом мы отплыли. Начинался прилив, весла врезались в воду, и мы скользили вверх по реке.

– Куда тебя доставить, господин? – спросил меня капитан Осрик.

– К Коккхэму, – ответил я.

И обратно к Альфреду.

Река была широкой, серой и угрюмой. Сильное течение питали зимние дожди, и прилив сопротивлялся ему все меньше и меньше. «Лебедь» двигался медленно – десять гребцов с трудом боролись с течением.

Я перехватил взгляд Финана, и мы обменялись улыбками. Он, как и я, вспоминал долгие месяцы, проведенные на веслах торгового корабля в те годы, когда мы были рабами. Мы страдали, истекали кровью и дрожали, и думали что только смерть освободит нас от такой судьбы, но теперь другие люди гребут за нас. «Лебедь» прокладывал себе путь вокруг огромных изгибов Темеза, чьи берега были сглажены широкими половодьями, протянувшими пальцы в заливные луга.

Я сел на маленькой площадке на тупом носу корабля, и там ко мне присоединился отец Пирлиг. Я отдал ему свой плащ, в который тот плотно укутался. Он нашел хлеб и сыр, и неудивительно: я не встречал другого человека, который бы столько ел.

– Откуда ты знал, что я одолею Зигфрида? – спросил он.

– Я не знал, – ответил я. – Вообще‑то я надеялся, что он тебя одолеет, и тогда в мире станет одним христианином меньше.

Он улыбнулся и посмотрел на птиц, плавающих по разлившейся реке.

– Я знал, что смогу нанести только два или три удара, – сказал Пирлиг, – потому что потом он поймет, что я разбираюсь в этом деле. И тогда срежет мясо с моих костей.

– Так бы он и поступил, – согласился я, – но я решил, что три удара у тебя будет и их окажется достаточно.

– Спасибо тебе, Утред. – Пирлиг оторвал кусок сыра и протянул мне. – Как ты поживаешь в последнее время?

– Скучаю.

– Я слышал, ты женился?

– С ней мне не бывает скучно, – поспешил сказать я.

– Рад за тебя. А вот я не выношу свою жену. Всеблагой Господь, ну и язык у этой гадюки! Она может расколоть Словами плиту сланца! Ты незнаком с моей женой, а?

Незнаком.

– Иногда я проклинаю Бога за то, что тот вынул у Адама ребро и сделал Еву, но, когда вижу юную девушку, сердце мое подпрыгивает, и я понимаю, что Бог все‑таки знает, что делает.

Я улыбнулся.

– А я думал, что христианским священникам положено подавать другим пример…

– А что плохого в том, чтобы восхищаться творениями Господа? – негодующе спросил Пирлиг. – Особенно молоденькими, с пухлыми круглыми грудями и прекрасным толстым задиком? С моей стороны было бы грешно не обращать внимания на такие проявления Его благосклонности. – Пирлиг ухмыльнулся, но потом лицо его стало встревоженным. – Я слышал, тебя захватили в плен?

– Было дело.

– Я за тебя молился.

– Спасибо, – искренне ответил я.

Я не поклонялся христианскому богу, но, как и Эрик, боялся некоторых появлений его силы, поэтому молитвы богу христиан не были пустой тратой времени.

– Но я слышал, что тебя освободил Альфред? – продолжал Пирлиг.

Я помолчал. Мне ненавистно было сознавать, что я перед Альфредом в долгу, но я нехотя признавал, что король и вправду мне помог.

– Он послал людей, которые меня освободили, – наконец ответил я. – Да.

– И ты отблагодарил его, господин Утред, тем, что назвался королем Мерсии?

– Ты об этом слышал? – осторожно спросил я.

– Конечно, слышал! Тот громадный увалень‑норвежец орал об этом всего в пяти шагах от меня. Значит, ты король Мерсии?

– Нет, – ответил я. Меня так и подмывало ответить: «Пока нет».

– Я так и думал, – мягко проговорил Пирлиг. – Иначе я бы о таком услышал, верно? И я не думаю, что ты станешь королем, если только этого не захочет Альфред.

– Альфред может помочиться себе в глотку, мне плевать, – сказал я.

– И, конечно, я должен рассказать ему об услышанном? – продолжал Пирлиг.

– Да, – горько проговорил я. – Должен.

Я прислонился к резному дереву носа корабля и уставился назад, на гребцов. Еще я высматривал, не преследует ли нас какое‑нибудь судно, не скользит ли вдоль берега военный корабль с длинными веслами, но ни одной мачты не было видно над изгибами реки. Значит, Эрику удалось отговорить брата от того, чтобы немедленно отомстить Пирлигу за унижение.

– Так кто же это придумал, что ты должен быть королем Мерсии? – спросил Пирлиг. Он ждал ответа, но я промолчал. – Зигфрид, так? Это сумасшедшая затея Зигфрида.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒