Конец и Богу слава! 18 страница

Однако Ангелы все равно побеждали. Но побеждали дорогой ценой: у кого‑то фоморы выбили из рук меч, а кто‑то уже уходил в вышину, ныряя на одном крыле.

И вдруг страшный вой потряс округу. Это взвыл Кромм Круах, грозный повелитель сида Келпи. Ангел Иоанн свечой взлетел вверх и увидел, как на вершине сида Келпи дрожат и лопаются стекла пирамиды и оттуда вырываются клубы серебристого пара. А еще он увидел, как в этом пару мечутся, корчатся, крутятся орущие от боли и ярости фэйри – боуги, гномы, русалки, лепрехуны, феи и прочая нечисть.

«Конец школе Келпи», – подумал Иоанн, усмехнулся, развернулся на кончике крыла и снова ринулся в битву.

Никто из людей и Ангелов не видел, как распахнулись ворота Келпи, и оттуда выехала вереница автомобилей с нарисованной на каждой передней дверце белой лошадкой. В машинах, набитых чемоданами, сумками, грудами как попало наваленных книг и канцелярских папок, сидели преподавательницы и гости сида. Последним ехал автобус, переполненный ученицами, а за рулем его сидел друид Финегас, бывший библиотекарь и преподаватель. Эвакуация школы Келпи шла полным ходом и в строгом порядке. Леди Бадб, конечно, эвакуировалась в первой машине.

Над нею, кувыркаясь в воздухе и роняя перья, летела гарпия‑профессор Морриган.

– Через мост вам не пройти, там идет битва! Поезжайте круговой дорогой! – прокаркала она сверху.

– Спасибо, профессор, – отозвалась леди Бадб. – А вы, дорогая?

– А я еще тут покручусь! Вы не забыли, леди Бадб, что у меня титул богини войны?

– Ну, мало ли кто из нас кем был в прошлом, – вздохнула леди Бадб. – Хорошо, оставайтесь, профессор. Желаю хорошо позабавиться, когда схватите беглецов, отомстите им хорошенько за наш сид. Не забудьте потом разыскать меня и все рассказать!

– Конечно! К черту, дорогая!

– К черту, богиня войны Морриган!

Беглецы ехали по замусоренным улицам еще не проснувшегося городка. Повсюду на тротуарах валялись маски бесов, чертей, зомби, вампиров и мертвецов, теперь уже не страшные, а просто до невозможности противные. На газонах лежали забытые и брошенные хэллоуинские тыквы, в некоторых еще догорали свечные огарки.

– Подвезете меня до шоссе на Дублин? Я хочу ехать автостопом, – попросила Дара.

– А мы в Дублин как раз и едем, – сказал отец Василий. – И в Дублине отвезем тебя куда скажешь, Дара.

– Вот хорошо! Мне так хочется оказаться поскорей как можно дальше от школы Келпи, чтоб она провалилась!

– Хорошо сказано, Дара О'Тара! – одобрила ее пожелание Юлька.

– Как ты сказала: Дара О'Тара? – переспросил отец Василий и, на мгновенье оглянувшись, коротко, но внимательно оглядел Дару.

– Дара О'Тара – это мое имя. Я, между прочим, королевской крови, – и Дара гордо вскинула торчащие и все еще мокрые рыжие косички.

– Ну‑ну, – сказал отец Василий.

– Ладно тебе, Дара, – сказала Аннушка. – Ты лучше расскажи, что там было в записке, которую перехватила леди Бадб, – попросила Аннушка.

– Я там писала, что убегаю из Келпи.

– Жаль, что ты мне раньше не сказала. Мы ведь еще с Ясмин задумали бежать. А с чего ты‑то бежать задумала?

– А не хочу больше на ведьму учиться! До смерти надоело всех ненавидеть и со всеми ссориться. Сколько можно притворяться? Ну а после истории с Бильбо я твердо решила, что пройду огонь, воду и медные трубы, но из Келпи уйду. Мне повезло – удалось обойтись одной медной трубой.

– Какая ты храбрая, Дара!

– Да и ты не трусиха.

– Ну что ты! Меня вон сколько людей спасало – и бабушка, и Юленька, и отец Василий с Андрюшей. Это они храбрые, а не я.

– Да нет, ты тоже ничего. Ты теперь в свою Россию вернешься?

– Конечно.

– Я так и думала. А писать мне будешь?

– Буду.

– И в гости пригласишь? Надо же мне поглядеть на Гардарику!

– А как же!

– Ты обязательно должна приехать к нам в Петербург, Дара! – поддержала сестру Юлька.

– Хорошо бы! Странно, что теперь не будет рядом тебя, Юлианна… и моего Бильбо, – тут Дара едва не заплакала. И заплакала бы,если бы Аннушка и Юлька снова не обняли ее с двух сторон, согревая и утешая.

Ангелы были более опытными воинами, чем бесы и демоны, но последние брали числом. На подмогу фоморам и Диамату с ламиями примчались гномы, боуги и лепрехуны. Прилетели даже вредные крошки‑феи; они бросались небесным воинам в лицо и мельтешили перед глазами, мешая наносить точные удары. Дракон испускал пламя почти непрерывно, и скоро весь берег был в клубах черного дыма, а в дыму вились полчища бесов. Над ними носилась ворона‑гарпия Морриган. Впрочем, бывшая богиня войны, а теперь уже и бывшая профессорша, сама в схватке не участвовала, а только других вдохновляла на битву.

Нечисть все упорнее пробивалась к мосту. Вдруг Морриган подлетела к дракону, уселась ему на голову и что‑то прокаркала прямо в огромное остроконечное ухо. Дракон кивнул, свернулся пружиной и прыгнул как можно выше, помогая себе кургузыми остатками крыльев. Он перелетел через Ангельскую дружину и тяжело приземлился на мосту.

– Дракон зашел к нам в тыл! – закричал Ангел Василиус. – Святой Патрик, помоги нам!

То ли дракон отяжелел за годы сытой и малоподвижной жизни в Келпи, то ли великий святой Ирландии откликнулся на призыв Ангелов, а может, просто мост был очень старый, но вдруг раздался грохот, и мост под драконом рухнул. Сам Диамат тоже свалился в реку и застрял там между каменными боками моста. Вода хлынула в драконью глотку и затушила пламя.

– Отступать некуда! – воскликнул Ангел Иоанн, оглянувшись на рухнувший мост, и с пущей яростью кинулся в битву.

Между тем дуры ламии подползли к берегу и одна за другой бултыхнулись в воду – им же было приказано догнать беглецов любой ценой! Никого они, конечно, не догнали, а отправились на дно кормить раков – все до единой! – потому что чистая речная вода оказалась для них смертельно ядовитой.

Но и фоморы, а с ними и прочая нечисть, потеряв дракона, тоже утратили свой воинственный пыл. Они стали понемногу отступать к лесу, теснимые Ангелами, а затем и вовсе позорно повернулись к ним спинами и бросились бежать к сиду Келпи, чтобы укрыться в нем. А сида‑то больше не было! То есть холм, конечно, остался стоять на своем месте, как стоял он тысячи лет, но на вершине его уже не было стеклянной пирамиды, а возле нее не торчал корявое страшилище Кромм Круах, Наклонившийся с Холма. Куда он подевался в суматохе битвы, никто не заметил. Портал был открыт настежь, гараж был пуст, опустели рвы, лабиринт и круглое здание школы, не плескались в озере русалки и не роились над ним злющие феечки. Даже вирмы, школьные ассенизаторы, куда‑то уползли или попрятались.

И только перепуганный попугай летал по саду и панически вопил только что выученное новое слово: «Эвакуация! Эвакуация!».

Завывая от ужаса, бесы сбились в плотное темное облако, оно поднялось в небо и смешалось с другими облаками.

– Кажется, дождь собирается, – сказала Дара, перегнувшись через Аннушку и выглядывая в окно машины. – Вон туча какая плывет!

– Да нет, она, кажется, уходит к северу. А что ты собираешься делать в Дублине, Дара О'Тара? – спросил отец Василий. – У тебя есть где‑нибудь родственники, к которым ты можешь поехать?

– Я попытаюсь разыскать свою младшую тетку, если она еще жива. Это тетушка, с которой все остальное семейство не желает иметь ничего общего. Она не ведьма, а быдличка, да еще и христианка. Другие мои тетки ее стыдятся. Ну, а я после Юлианны христиан уже не боюсь.

– Послушай, Дара, а твою тетушку зовут не Лина О'Тара?

– Вы что, тоже прозорливец, как наш Финегас? – с некоторой опаской спросила Дара.

– Боже упаси! Просто у нас есть прихожанка, которую так зовут. Она живет на окраине Дублина в собственном маленьком домике. Это одинокая благочестивая старушка, и если это действительно твоя тетушка, то сейчас самое время вам поселиться вместе. Здоровье госпожи О'Тара в последнее время стало сдавать, и она подумывает о том, чтобы продать свой домик и перебраться в приют для престарелых. Но я‑то знаю, что ей этого страшно не хочется. Я услышал твое имя и подумал: если у Лины О'Тара вдруг объявится юная родственница, которая поселится с нею и станет за ней приглядывать, радости старушки не будет конца.

– Ой, как хорошо! – сказала Аннушка.

– Здоровско! – закричала Юлька.

– Класс! – сказала Дара. – Если только тетя Лина не испугается, что я бывшая келпинка. Она ведь знает, что ее старшие сестры учились в Келпи.

– А я за тебя поручусь, – пообещал Андрюша. – Мы с твоей тетей большие друзья.

– Так оно и есть, – подтвердил отец Василий. – У них общие литературные интересы – оба любят сказки.

– А лимерики тетя Лина любит?

– Не знаю. Ты сама ее сегодня спросишь.

– Как хорошо все устраивается, Дара! – воскликнула Аннушка.

– Похоже, что так, – сказала Дара и впервые в этот день улыбнулась.В Дублине матушка встретила их распростертыми объятиями, борщом и пирогом с капустой.

– Мы с девочками молились вчера и сегодня почти без перерыва, так что не браните нас, если обед получился не очень вкусный! – сказала она, подавая на стол.

Обед был даже очень вкусный – после таких‑то приключений! Только вот Даре пришлось пирог есть не вместе со всеми, а забрать его «сухим пайком»: как только отец Василий позвонил госпоже Лине О'Тара и объявил ей, что ее племяннице Даре негде жить после побега из колдовской школы, она тут же приехала за нею на такси. Тетя Лина с порога бросилась к Даре с поцелуями, мгновенно вычислив ее среди всех сидевших за столом детей – по рыжим космам, надо полагать. Сама она была маленькая, сухонькая и почти совсем седая, рыжей была одна прядь на лбу. Зато веснушек было еще больше, чем у Дары.

– Мы не будем задерживаться у вас, батюшка, – сказала она решительно. – Дара устала, ей надо срочно ехать домой!

И Дару с легким сердцем отпустили.

Все легли рано, сразу после общей молитвы. Девочек уложили в комнате Андрюши – для такого случая он перебрался на раскладушку в кабинет о. Василия. Но бабушка, которой постелили в гостиной на диване, еще побыла с девочками, пошепталась с ними перед сном. После всех приключений сестры никак не могли уснуть, и тогда бабушка сказала:

– Я спою вам колыбельную, которую пела ваша мама, когда вы жили вместе и спали в одной кроватке.

И она запела:

Как слетались Ангелы, словно гуленьки, к нашей дочке Аннушке, к дочке Юленьке!

Как играли Ангелы с ними в ладушки, баю‑баю‑баюшки, в переглядушки

– Ты помнишь эту колыбельную, брат? – спросил Хранитель Иоанн.

– Конечно, помню! Но вот уж не думал, что когда‑нибудь снова услышу ее…

Когда бабушка, подоткнув внучкам одеяло и перекрестив их на ночь, вышла из комнаты, Юлька спросила:

– Ань, тебе мама пела эту колыбельную?

– Нет, конечно! Как она могла мне ее петь, ведь я у нее была одна, а это колыбельная для двоих! Спи, Юленька…

И сестры уснули, обнявшись.

Ангелы стояли над ними и тихонько играли в ладушки, потому что на сердце у них было так легко и спокойно, да и делать им пока что было нечего – Ангелы ведь не спят.

Вот так закончился побег сестер Мишиных и Дары О'Тара из сида Келпи.

Так, полной победой Ангелов Света, завершилась Келпинская битва и бесславно закончила свое существование колдовская школа Келпи.

Эпилог

Ну что ж, осталось досказать немногое. В Санкт‑Петербурге девочек и бабушку встречал сам Дмитрий Сергеевич Мишин.

Это Ангел Димитриус нашептал ему, что дома неблагополучно, надо бы прервать деловую поездку и немедленно вернуться в Санкт‑Петербург.

В последнее время Мишин все больше прислушивался к тихим речам своего Ангела Хранителя – послушался и на этот раз. Узнав от девочек и бабушки правду о школе Келпи, Мишин собирался потребовать объяснений от Жанны, но когда подошел к ее комнате, то нашел ее запертой. Запасной ключ нашелся у Акопа Спартаковича. Комнату открыли и на столе нашли записку: «Дорогой Мишин! Я улетаю на Филиппины лечиться от своей головной боли. Жанна». Сестры надеялись, что Жанна с этих самых Филиппин не вернется, а что думал сам Мишин, об этом мы гадать не станем.

– А скучно в доме без Жанны и Жана! – говорил домовой Михрютка бесам‑минотаврам, сидя у них в комнате охранников за картишками.

– Ну‑у, – туповато соглашались с Михрюткой минотарвы.

Уехала и бабушка в Псков – доживать до весны в своем привычном и уютном доме, уже проданном соседу. Она так устала, завершив свою первую в жизни заграничную поездку и свое, как она думала, последнее важное дело на земле, что без уговоров согласилась оставить Аннушку в Петербурге. Как ни уговаривали ее внучки побыть еще немного в Петербурге, пожить с ними, отдохнуть, она не согласилась. Дмитрию Сергеевичу, который тоже начал было ее уговаривать, она объяснила, что ей надо срочно показаться врачам‑онкологам. И он не стал ее задерживать, и дочерям объяснил, что бабушка сейчас лучше отдохнет одна, без них. Девочки расстроились: Аннушка уже успела поведать Юльке бабушкину тайну, и они догадались, что бабушка не зря торопится к врачам… Провожая ее, они сдержали слезы, но зато уж потом, вернувшись домой, убежали в свою комнату, обнялись и наревелись вволю.

А потом жизнь снова стала входить в колею. В один прекрасный день Юлька привела в лицей сестру, усадила ее за один стол с собой и объявила:

– Кто косо взглянет на мою сестру, будет иметь дело со мной!

Косо на Аннушку никто не глядел – на нее глядели во все глаза: не часто можно видеть двух совершенно одинаковых девочек, одинаково одетых и причесанных, с одинаковыми личиками. Надо ли добавлять, что и в лицее сестер немедленно стали звать Юлианнами?

А их друзья и подруги? Кира по‑прежнему усиленно занималась фитнесом, ухаживала за своим лицом и мечтала о карьере фотомодели. Ее даже пригласили однажды демонстрировать костюмы для школьниц на городском фестивале моды, и она потом без конца заставляла друзей любоваться фотографиями, где она вышагивает по подиуму в числе тридцати пяти других хорошеньких школьниц. Рассказам сестер о Келпи она не верила и высокомерно называла их детскими сказками.

Гуля со своей фигурой не боролась и по‑прежнему обожала шоколад и пирожные. Она в рассказы о Келпи поверила сразу и безоговорочно. Поверила она и в то, что любое колдовство – от бесов, и даже хотела немедленно выбросить все книги о Гарри Поттере и Тане Гроттер, но потом передумала и просто кому‑то их подарила. Но главное, она теперь стала ходить в Иоанно‑Предтеченскую церковь на соседнем Каменном острове – поставить свечки и помолиться за упокой своих папы и мамы. Гуля утверждала, что она слышит их отклик на свои молитвы.

Юрик, как и прежде, блестяще учился, иногда сопровождал Гулю и сестер в церковь, а иногда – нет, но по‑прежнему считал себя вполне воцерковленным тинэйджером. А еще он любил хвастать друзьям, что ему приходят письма «от одной арабской королевы». В доказательство он демонстрировал шикарные письма, написанные на какой‑то необыкновенно плотной блестящей бумаге с золотым королевским гербом в верхнем углу. Впрочем, Аннушке тоже часто приходили письма от Ясмин и тоже с королевским гербом, но она ими не хвасталась.

Перед самым Рождеством сестры получили в один день четыре поздравительные открытки. На одной была изображена синяя южная ночь и пастухи, идущие за звездой: королева Ясмин поздравляла девочек с Рождеством Христовым и приглашала их посетить на святках Нафтанию. «Мы могли бы взять самолет и слетать на Поле пастухов возле Вифлеема», – писала она. Но Аннушка с Юлькой знали, что сейчас папа ни за что не отпустит их даже на Святую Землю.

На второй открытке была рождественская елка с яркими разноцветными рыбками вместо игрушек. Андрюша писал, что неподалеку от их дачи, на другом берегу реки начались археологические раскопки в одном из древних сидов. «Со временем, – писал Андрюша, – там хотят устроить музей кельтской мифологии. Мы с Дарой обязательно сходим туда, когда весной поедем к нам на дачу».

Третья открытка была с коричневым кроликом, на шею которому была приклеена желтая ленточка. Дара писала, что ей очень нравится жить у ее «тетушки‑быдлички», что у нее почти хорошие оценки в гимназии и ее приняли в клуб любителей лимериков. «А еще я покрестилась и хожу в воскресную школу отца Василия», – писала она. В самом конце открытки мелкими буковками был написан лимерик:

В Келпи взорван магический атом, унеслись во главе с Диаматом через окна и двери люди, звери и фэйри – все закончилось шахом и матом.

Четвертая открытка, с видом Псково‑Печерской Лавры, была от бабушки. Бабушка писала, что последнее обследование в больнице привело всех врачей в недоумение: на месте раковой опухоли и метастазов у нее оказались абсолютно здоровые органы и ткани. Объяснить столь внезапное и полное исцеление врачи даже не пытались. «Медицинский феномен!» – говорили одни и пожимали плечами.«Божье чудо!» – утверждали другие и крестились.

– Ура! Наша бабушка не умрет! Наша бабушка здорова! – закричала Юлька и от радости запрыгала.

– Нашу бабушку Господь исцелил за ее великую любовь к нам, – сказала Аннушка и от радости заплакала.

«Выходит, мне наши общие испытания пошли на пользу, – писала дальше бабушка. – Но вы, дорогие девочки, должны обещать мне, что больше никогда не станете играть в столь опасные игры».

– Конечно, не станем! – сказала Аннушка.

– Угу. Мы будем играть в другие игры, – подтвердила Юлька, обнимая сестру.

Ангел Иоанн улыбнулся.

Ангел Юлиус вздохнул.

Конец и Богу слава!

Ириновка, август 2003 – Берлин, февраль 2004.

[1] Причастие или Таинство Евхаристии – Таинство, в котором хлеб и вино прелагаются Духом Святым в истинное Тело и в истинную Кровь Господа Иисуса Христа, а затем верующие приобщаются их для теснейшего соединения со Христом в жизнь вечную. Веществом Таинства являются хлеб и вино. Таинство установлено самим Господом Иисусом Христом на Тайной Вечере, накануне своих Крестных страданий. (См.: Иер. Олег Давыденков. Догматическое Богословие. Курс лекций. Ч. 3. М., 1997. С. 257.)

[2] Духовный отец – наименование «духовный отец», «духовник» монашеского происхождения. Писатели IV и V веков «духовными отцами» называют опытных подвижников. Прпп. Ефрем Сирин, Иоанн Пророк, Нил Синайский, св. Иоанн Лествичник говорят о «духовном отце» в том смысле, в каком мы употребляем теперь понятие «старец». При всем разнообразии в словоупотреблении термин «духовный отец» в христианской письменности с V по начало IX века чаще всего означает монастырского старца. Институт «духовного отца» в то время представлял собою монастырское старчество, так что старчество – ранняя форма «духовного отца». Старец являлся не только «духовником» в тесном смысле слова, т. е. лицом, принимающим исповедь, но руководителем всей жизни монаха. Ясно, что такой руководитель не мог назначаться, а избирался свободно ищущим духовного руководства. Так, авва Исайя говорит: «При выборе (старца) не на того обращаю внимание, кто преклонных лет уже, но кто убелен ведением и опытностью духовною». Таковые духоносные наставники необходимы нам потому, что в силу нашей общей греховности, мы часто не можем различить воли Божией. Духоносный наставник, сознавая, что передает Волю Божию, облекает послушника конкретным послушаниями, которые, в случае искреннего исполнения, способны не подавить, а очистить и закалить его собственную волю и очистить сердце от страстей. Такие послушания даются каждому свои, в соответствии с внутренним миром послушника. Отсюда и пресловутая необычность тех послушаний, примеры которых мы встречаем в патериках и отечниках. Современное же лжестарчество нередко гонится только за этой «экстравагантностью» приказания, и ее неопытные люди принимают признаком святости, чуть ли не самым важным. Вместе с тем, наряду с наставничеством духоносным, есть наставничество, так сказать, человеческое, которым мы не можем пренебрегать. Если первое духовничество воистину Божественно, а следовательно – непререкаемо и, по сути дела, ничем непроверяемо, то второе основано на опыте духовной жизни конкретного пастыря – духовника и его паствы, и не влечет за собой безусловного подчинения.

[3] Св. Юлия Карфагенская – мученица дева Иулия пострадала в 440 или в 613 г. Она происходила из знатного рода в Карфагене. При взятии города была захвачена в плен и продана в рабство одному богатому сирийскому купцу. Своим кротким характером, смирением, добросовестным отношением к делу и целомудрием она заслужила не только расположение, но и уважение своего господина. Однажды, будучи на острове Корсика по торговым делам, купец принял участие в языческом празднике; св. Иулия, оставаясь на корабле, обличала заблуждения язычников. Язычники вздумали отомстить ей за это. Они, напоив купца вином до опьянения, били ее, рвали ей волосы, резали тело и затем распяли. Тело бросили на острове. Иноки похоронили его. На месте, где нашли тело, вскоре забили два чудотворных источника, которые действуют и поныне, являясь местом паломничества на о. Корсика. В 763 г. чудотворные мощи ее были перенесены в г. Брешию (совр. Италия), в основанный лангобардским королем Дезидерием женский монастырь. До XX в. св Иулия считалась покровительницей города, ныне ее мощи вынесены из кафедрального собора, а в посвященной ей церкви св. Джулии устроен музей религиозной живописи. На данное время мощи святой нашли приют к северу от Брешии, в местечке Вилладжиа Преальпино. День памяти 16/29 июля.

[4] День Ангела – день, в который Церковь поминает того святого, чье имя носит христианин.

[5] Св. Анна Кашинская. – Св. благоверная великая княгиня Анна родилась в конце XIII века, когда Русь стонала от страшного татарского нашествия. Ее мужа и сына убили в Орде, а самой ей пришлось скрываться с детьми и внуками от татарского гнева. Блгв. кн. Анна всей своей многострадальной жизнью несла подвиг праведной женственности – целомудрия, безусловного послушания воле Божией, беззаветно‑кроткой покорности и верности мужу, а затем – подвиг безутешного вдовства, украшенный монашеским чином. 2/15 октября 1368 г. она преставилась всеми почитаемой схимонахиней. После кончины святая Анна почиталась местно. Чудеса при гробе святой Анны начались в 1611 г., во время осады Кашина литовскими войсками. 21 июля /3 августа 1649 г. были обретены ее нетленные мощи, а 12/25 июня 1650 г. княгиня Анна была причислена к лику святых, и мощи ее были перенесены в Воскресенский собор для поклонения. Но в 1677 году патриарх Иоаким поставил вопрос на Московском Соборе об упразднении ее почитания в связи с обострением старообрядческого раскола, использующего ее имя в своих целях. В 1909 г. 12/25 июня, произошло вторичное ее прославление и установлено повсеместное празднование. Ныне мощи св. Анны покоятся в Вознесенском кафедральном соборе г. Кашина.

[6] Джордж Макдональд (1824–1905). – Писатель, поэт и теолог, один из родоначальников фэнтази. Книги Макдональда оказали большое влияние на Клайва С. Льюиса. Родился в местечке Хантли под Абердином. Священник‑протестант, впоследствии проповедник и лектор. В 1855 году опубликовал трагедию в стихах «Внутри и извне», после выхода которой стал профессиональным писателем. Наиболее известные детские повести «За северным ветром» (1871), «Принцесса и гоблин» (1872), «Принцесса и Карди» (1873).

[7] Елена Чудинова – современная писательница, пишущая на религиозно‑христианские темы. Автор историко‑приключенческих романов, фэнтези, фантастики. Наиболее известные: «Ларец» – роман‑фэнтези, «Держатель знака», «Мечеть Парижской Богоматери».

[8] Николай Блохин – современный писатель, пишущий на религиозно‑христианские темы. Автор романов‑фэнтези на православную тематику, сказочных повестей и др. Наиболее известные: «Глубь‑трясина», «Бабушкины стекла», «Избранница», «Диковинки красного угла», а также рассказы «Татьяна», «Талант», «Бумажненькая» и др.

[9] Таинство Крещения – первое и наравне с Таинством Евхаристии или Причастием важнейшее из Таинств, установленное Самим Господом нашим Иисусом Христом. Крещение есть Таинство, в котором человек, родившийся с наследственным первородным грехом, но уверовавший во Христа, при троекратном погружении его тела в воду, с призыванием Бога Отца и Сына, и Святого Духа, умирает для жизни плотской и греховной и возрождается Духом Святым в жизнь духовную. Он становится сыном Божиим и наследником Царствия Небесного. В этом Таинстве действие благодати Божией на крещаемого состоит прежде всего в оправдании или очищении его от грехов, как от первородного, так и от всех личных, содеянных до крещения. (См.: Прот. Н. Малиновский. Очерк Православного Догматического Богословия. М., 2003. С. 143‑145.)

[10] Куманика – разновидность ежевики, кустарник семейства розовоцветных; плоды его пригодны в пищу.

[11] Сид – или сидх. Означает курган или холм. В мифологии ирландских кельтов особые места, в которых обитают различные волшебные существа.

[12] Фэйри – различные волшебные существа, персонажи мифологии Британских островов. Согласно одной из теорий, фэйри – это разновидность падших духов, т.е. бесов.

[13] Пати – от англ. party, – развлекательная вечеринка, на которой гости и хозяева, потребляя легкие закуски и коктейли, слушают музыку и танцуют.

[14] Друид – в верованиях кельтов так назывался служитель языческих богов или жрец. Друиды также были прорицателями, сказителями, судьями и философами. По сравнению с народными массами были высоко образованы и составляли закрытое общество или касту, вступить в которое было крайне трудно, а обучение продолжалось более двадцати лет. Являлись яростными противниками христианства.

[15] Перечисляются персонажи кельтской, ирландской и британской мифологии, различные разновидности фэйри.

[16] Хэллоуин – то же, что самхейн. Один из четырех главных кельтских праздников, отмечавшийся в ночь с 31 октября на 1 ноября. В этот день друидами разжигались ритуальные костры, от которых затем люди и брали огонь для своих очагов, приносились жертвы в виде плодов, животных, возможно, и людей. Также считалось, что в ночь Самхэйна завеса, разделяющая мир людей и мир сидов (волшебных существ или демонов, настроенных по отношению к людям нейтрально или враждебно), становится настолько тонкой, что люди и сиды могут проникать в миры друг друга. Поэтому, с точки зрения кельтов, риск встретить сида в ночь Самхэйна был очень велик. Другими словами, это был день, когда потревоженные духи, демоны, гоблины и прочие мистические существа могли с наибольшей легкостью прийти в материальный мир. Именно поэтому люди одевались так же, как эти существа, и ходили по домам, прося еду для умиротворения нечистой силы. Поскольку Самхэйн олицетворял конец года, то он являлся наиболее удобным временем для общения с духами и умершими. Наконец, в Самхейн устраивались разнообразные гадания. Этот языческий праздник был принесен в Америку в XIX в. В дальнейшем, этот день был выбран сатанистами для своих ритуалов.

[17] Литания – молитва у католиков, которая поется или читается во время торжественных религиозных процессий. В переносном значении – длинный и скучный перечень чего‑либо, причитания, нескончаемые жалобы.

[18] Лосось познания – в мифологии ирландских и валлийских кельтов лосось считался символом мудрости и познания.

[19] Брат Иосиф – Иосиф Муньоз Кортес, испанец православного вероисповедания, монах в миру, хранитель чудотворной Монреальской Иверской иконы Божией Матери, списанной на Афоне в 1981 г. греческим монахом с образа Богоматери Иверской Вратарницы. В ночь с 30 на 31 октября, накануне языческого праздника Хэллоуин или Самхэйн, хранитель иконы Иосиф Муньоз был убит, а чудотоворная икона бесследно пропала при загадочных обстоятельствах.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 15 16 17 181920 Следующая ⇒