человека необъятной души и понимающего сердца.

Стр 1 из 5Следующая ⇒

136/2.

ПОВЕСТЬ.

Посвящается памяти Токарчук Е.В. талантливой поэтессы,

человека необъятной души и понимающего сердца.

Захлёбываться от определённости

Размеренной тревоги ожидания

И чувствовать канаты приземлённости,

Но вырвать хоть крупицу понимания.

Запутаться в перинах одиночества,

Увидев неизбежность увядания

В пустыне коммунального пророчества,

Но вырвать хоть пылинку понимания.

Введение.

Конец октября. Рейсовый автобус, поминутно спотыкаясь на чёрных выбоинах мокрого асфальта, катил по опустевшей улице. За стёклами моросил мелкий дождь. Расплывающиеся в сырой дымке громады домов склонялись над туннелями продрогших переулков. Они медленно проплывали мимо под надрывное рычание двигателя, чужие, холодные. Промокшие люди сиротливо ютились под крышами обшарпанных остановок и грустно смотрели на собиравшиеся в трещинах лужи. Полумрак, дождь, сырость, грязь. В такую промозглую погоду каждый из них мечтал оказаться у себя дома, в тёплой комнате у запотевшего окна с горячей кружкой чая в руках. Однако находились и такие, которым никак не хотелось мириться с капризами погоды, нахохлившись, они стояли у кромок тротуаров, обочин, перекрёстков и всё смотрели куда - то вдаль, надеясь увидеть долгожданное маршрутное такси. Их угловатые фигуры одиноко зябли под бледно свинцовым небом. Но, как это обычно бывает, такси всё не было и им приходилось садиться в ненавистный автобус, который, в представлении многих, уже давно стал уделом рабочей бедноты.

Серые лица неохотно входивших людей создавали атмосферу уныния и какой-то осенней хандры. В салоне пахло плесенью и презрением. Всё происходило монотонно и невыразительно: люди заходили, топтались у поручней, кряхтели, вздыхали, выходили на остановках - если бы не один примечательный человек.

Он сидел у самой двери, постоянно поджимал под сиденье ноги, вцепившись в истёртый целлофановый пакет, и, наклонив голову и плечи вперёд, всем корпусом отодвигался на спинку, как - будто хотел вдавить себя в неё, так, чтобы никто не тронул, не задел. Его глубоко посаженные глаза постоянно следили за окружающим. Не поворачивая головы, он смотрел то на руки неприятного молодого человека, так некстати повернувшегося к нему лицом, то на сумку женщины слева, облокотившейся о его сиденье, то на мокрый пол. Так происходит, когда человек не может найти себе место, как будто стыдится себя, своей неопрятности, бедности, ущербности по отношению к другим и лишь одна мысль бьётся в груди, спрятаться, исчезнуть, провалиться на месте и чем больше он старается быть незамеченым, тем резче выделяется среди окружающих его людей.

Это был мужчина лет двадцати семи, в старой мешковатой куртке грязно-зелёного цвета. Клёпки нижнего правого кармана на ней давно отвалились, пуговица на воротнике беспомощно повисла и вот-вот могла совсем упасть под ноги. Да и поношенные серые джинсы почти отслужили своё. Впрочем, лицо его было куда интересней. Волнистые каштановые волосы обрамляли узкое лицо, подчёркивали его нездоровую бледность, создавая впечатление искусственности, как если бы оно было вылеплено из воска. Тонкие губы, острый нос с горбинкой, впалые небритые щёки - всё словно мертво, но вот живые тёмно - серые глаза никак не вязавшиеся с общей картиной, словно чужие, были всё время в движении. Надо сказать, что его внешность контрастировала так ярко, оттого, что напротив сидел чистенький опрятный старичок - гладко уложенная густая борода, фетровая шляпа с полями, старомодный плащ и хитрый прищур на довольном розовом лице, словно в насмешку над старостью, дышащим здоровьем и силой. Было в нем, что-то приятное, притягивающее, от чего хотелось просто находиться с ним рядом. Старичок уже давно с любопытством рассматривал своего случайного попутчика и всё хотел ему что-то сказать, но почему-то сдерживался. Наконец он не выдержал и спросил:

- Вам плохо?

Незнакомец поднял на него изумлённый взгляд и тихо ответил:

- Нет.

- А что тогда? - Не унимался старик, поминутно ёрзая на сиденье. Он решил всенепременно ухватиться за случай почесать языками.

Мужчина, казалось, совсем был выбит из колеи, ещё крепче вцепившись в пакет, он пристально посмотрел на участливого собеседника, как если бы с ним заговорили впервые.

- Проблемы. - Неохотно ответил он, отводя глаза.

- О! - Обрадовался старичок. - Мой друг, теперь у всех одни проблемы. Проблемы, проблемы и ещё раз проблемы. А Вы думаете, при советах лучше жилось? Знаете, проблемы были и будут. Вот помню в шестьдесят третьем.… А! Да что там, сегодня всё тоже проблемы, денег не хватает….

Неожиданно он прервал свою мысль и извиняющимся тоном спросил:

- Простите, с кем имею честь?

- Владислав. - В недоумении ответил мужчина.

- Вся проблема в них Владислав. - Продолжал старик. - Вот крикните, да, да, вот Вы крикните «Кому денег не хватает?» и все, заметьте, все в один голос загорлопанят «Мне!» и даже те, у кого они есть. Так что, скажу я Вам, деньги - это такая же неразрешимая проблема, как есть ли НЛО или снежный человек и кто ещё там, на очереди, потому что они вроде как есть, а вроде и нет. Понимаете о чём я? Эта проблема утопическая, потому как денег на всех не наберёшься и чем их больше, тем больше хочется. Ведь так? - Довольный своим умозаключением старик вынул из кармана очки и сделал ими выпад в сторону Владислава. - У Вас ведь тоже с ними проблемы?

- Нет, - выдавил из себя Владислав и, чуть помедлив, добавил, - с жильём.

Он окончательно смутился так, что лёгкий румянец проступил сквозь бледность небритых щёк и уже жалел об этих словах; хотел поскорее уйти куда-нибудь, но не знал, как это сделать, не оскорбив чувства собеседника. Казалось, он готов провалиться сквозь землю, тут же умереть от стыда.

Старичок надел очки, подслеповато прищурился и ещё раз оглядел Владислава.

- Квартиру снимаете - заключил он.

Женщина, стоявшая рядом, ехидно улыбнулась и что-то зашептала соседке. Владислав покраснел ещё больше и как-то совсем сник.

- Сейчас все снимают, есть единицы богатых на миллионы бедных, что в царской России, что при советах, что теперь. Названия только разные: дворяне, ЦК, олигархи - все одним миром мазаны. Те, которые бедные - снимают, а те, которые богатые - покупают и сдают, лишь те, которые живут - середняки, да и то всё одна дурь в голове. Как бы побольше украсть, уволочь, последний гвоздь с завода в семью тащат, а опять же от чего, а денег не хватает! В условия такие поставлены, только подлецом жить и можно. Ведь подлецу на принцип наступить всё равно, что животному, на горло кому наступить.- Старик поднял вверх узловатый кривой палец и зычно произнёс - О как!

- Что, все подлецы?

- А как же, и Вы и я. - Старик склонил голову набок и лукаво прищурился.

Вдруг он вытащил из-за пазухи полинялый блокнот, ручку и, не обращая внимания на заинтригованных пассажиров, всё это время с интересом следивших за праздной беседой, стал что-то быстро записывать.

- Вот возьмите, - сказал он, протянув выдранный листок, и пошёл к выходу, - моя остановка.

Владислав торопливо сунул листок в карман и стал смотреть в окно. Его всего трясло изнутри. Он никак не мог поверить, что можно заговорить с человеком просто так, случайно, без имени, как будто знаешь его всю жизнь и только потом понимаешь, что это всё ровным счётом ничего не значит, ведь «все подлецы». Заговорить и уйти по своим делам, как сотни тысяч других.

Дождь усилился, он дрожал лёгкой дымкой над тротуарами, отражаясь от асфальта мелкими брызгами, стекал по крышам, падал вниз, бил по ярко - жёлтым, красным, зелёным листьям. Он успокаивал, сглаживал всю нескладность, неровность жизни, смывал всё тяготившее. Впереди были ещё две остановки, пятнадцать минут ходьбы под тяжёлым слезливым небом и возможно долгий и нудный разговор.

12 3 4 5 Следующая ⇒