Фаина Соломатова 4 страница

Ангелина Ивановна писала, что Ванечка часто вспоминает Первушиных: маму Натафу, деда Матея, Ою и Вевотьку. Скучает. Перед сном всегда спрашивает: «Где мама Натафа? Ту-ту – вздохнёт, положит свою руку в мою и засыпает».

«Дорогие Наталья Гурьяновна, Матвей Алексеевич и Оленька! Скорей бы закончилась война, тогда мы обязательно к вам наведаемся. Хорошо бы отец Ванюшки вернулся и ваши родные и близкие люди. С низким поклоном к вам Смирнова Ангелина Ивановна».

- Ванечка в родном гнезде. У нас было неплохо, но разве же могли заменить материнскую любовь!

Последнее время, а особенно после находки денег, Наталия, не переставая, думала о своих родителях. Сколько же страданий выпало на их горькую долю. Вспоминалась жизнь в родительском доме до замужества. Как они с матерью плели кружева коклюшками.

- Олюшка, давай порукодельничаем,- предложила Наталия дочери, - зимнее время скоротаем, да и мысли тяжкие не столь донимать будут. Ты ведь умеешь с коклюшками управляться.

- Не знаю, мама. Раньше вроде как и ничего получалось. Хотя бы Соне воротничок связать. Давай отдадим ей мои платья, а то девчонка большая, ей ведь хочется приодеться, - предложила Оля.

- Я и сама об этом думала, только руки не доходят. Ты уж сама распоряжайся своим нарядом. И мои которые, так Тая может поносить или переделает. Теперь она вечерами бегает в Михалкино учиться на трактористку.

- У неё получится. Тая сильная. Не скисает и слёз не льёт, - похвалила Оля подругу.

- А я половики ткать собираюсь. Намастерим красивых дорожек, с собой после войны возьмёте. Будете нас с дедом Матвеем вспоминать, так ведь, Верочка? Внученька по красивым половикам ножками топ – топ, топ – топ побежит!

- Твои бы слова да Богу в уши! Неужели, мамочка, когда-нибудь наступит мир?

- Наступит! Помоги-ка, дочка, мне нитки перемотать для основы, - попросила Наталья Олю.

Вот так за рукоделием потянулись длинные зимние вечера. Потрескивают дрова в маленькой печке, погуживает в трубе. Оля старательно вяжет, выводит ажурный узор. Наталия ткёт, ловко орудует челноком. Матвей вяжет корзины или плетёт лапти. Много заказов на лапти. Обутку справлять не на что. Плести лапти и валять катаники - дел у Матвея хватает.

- Матвей Алексеевич, сплети лапотки ребёнкам. А то прошлую весну ещё и снегу мало потаяло, а они уже босиком забегали. Настудились и хворали шибко. Их ведь на печи не удержать! Зимой катанки одни на всю ораву.

- Ладно, соседушка, сплету, только лыко ваше. Пошли своих гвардейцев ко мне, я им растолкую, где драть и какое.

- Спасибо, Алексеевич, за выручку, - довольная соседка отправилась домой.

Взрослые при делах, а Верочка сама по себе. То подойдёт у деда прутик возьмёт и тащит матери, то на бабушку смотрит, как та стучит кроснами.

- Верочка, бабушка тук-тук.

- У-у, - улыбается внучка, показывая зубки, и, потеряв равновесие, шлёпается на половик. Малышка поочерёдно смотрит на взрослых, но те не обращают на неё никакого внимания. Верочка старается подняться самостоятельно. Но у неё не получается встать на ножки. Малышка не огорчается и пускается вперед на четвереньках.

- Молодец, внучка! Характер имеется. Давай зови бабушку и мать ужинать, а то у деда живот подвело.

- Кто у нас хочет ням-ням? - Оля подхватывает дочку на руки. - Пойдём ручки мыть.

После ужина Верочка заснула. Наталья, чтобы не стучать ткацким станком, села стричь тряпки для дорожек.

- Мама, у меня не так красиво получается, как у тебя, морщит, стягивает, неровно выходит, - огорчается Оля.

- Приноровишься, и пойдёт дело. Я тоже мастерица так себе. А вот мамка моя была знатная рукодельница. И крючком вязать и на коклюшках плести, во всей округе у неё не было равных. Боженька наградил её этим даром! Рассказывала, что ещё маленькой садилась около замороженного окошка. Узор с него снимала. А руки петелька за петелькой чудеса творят. Невесомое кружево необычной красоты получалось! В сундуке моего приданого есть мамкина работа. Передавайте из поколения в поколение: ты - Верочке, а она своим деткам. Бывает, открою, поперекладываю шали, полотенца, накидки разные и опять захлопну крышку, и закончится свидание с прошлым.

Мои родители в молодости, как и мы с Матвеем, не хороводились. Мама рассказывала, что скорёхонько обвенчались. Молодёжь раньше отмечали Васильев вечер. Новогодние колядки. Отмечался не столько сам Васильев день, сколько его канун – Васильев вечер. Вечер этот считался щедрым: свинку да боровка для Васильева вечерка. Считалось, что гадание в этот вечер сбывается. И чтобы по гаданию ни вышло, уж так и случится: «Загадает девица красная под Василия – всё сбудется, а что сбудется – не минуется». Девушки гадали о судьбе. Самые «верные» гадания считались и самыми опасными. Вместо будущего жениха в зеркале или в бане мог появиться нечистый, и стоило девушке допустить ошибку, как она становилась его добычей.

Днём моя мама протопила баню, сходили родители, а потом и она отправилась. А парни всячески подшучивали над гаданиями девок. Видели, что топится баня, значит, вечером девки пойдут колядовать. Решили подшутить. Собралась парней партия, в баню пошёл один мой отец, остальные пока остались у ворот.

Мама рассказывала, что только она разделась, стала воду в шайку набирать, зачерпнула ковш кипятку, и дверь в баню распахнулась. В бане пар сплошной ничего не видно, мамка ещё как раз на каменку наплескала. Всё же разглядела: на пороге стоит мужик. Она не растерялась: выплеснула ковш со словами: «Сгинь нечистая сила!»

- Ты чего, сдурела? Ошпарить недолго! - крикнул мужской голос и дверь захлопнулась.

Мамка окатилась да и домой. Тут уж не до мытья. В тот же вечер мои родители и познакомились. Отец всё подшучивал: «Я сперва свою ненаглядную увидел в чём мать родила. Углядел – подходявая, а уж потом стал клинья подбивать».

- Отец у меня шутник и балагур. С виду кажется суровым, а в душе – дитё малое. Родители моего отца были против женитьбы на моей матери. У них на примете была другая невеста. И отцу говорили: «Погуляй ещё годок, а через год, Гурьян, женим. И невеста у нас найдена ладная и богатая. Деньги к деньгам. А они нам нужны - фабрику расширять надо».

Отец выбрал маму из бедной семьи. Приданого немного, только была красива, да руки золотые. Гурьяну долго не разрешали жениться, дескать, не получишь родительского благословения: «А если против воли пойдёшь, по миру пущу», - грозил Гурьяну отец.

Но нашла коса на камень, видит, что Гурьян не из пугливых и ему хоть кол на башке теши, - всё одно стоит на своём. Но обиду отец на Гурьяна затаил, после свадьбы сразу оделил. Отправил молодых жить на мельницу. И приказал Гурьяну, окромя мельницы, управлять на фабрике, там производство было небольшое в то время. Выпускали мануфактуру и ладили ткать парусное полотно.

В Михалкино около сельсовета на столбе висело радио. Когда передавали военную сводку, собиралась толпа. Люди со страхом и волнением смотрели на чёрный репродуктор. И в душе каждого жила надежда, вот сейчас объявят, что немцы уходят в свою Германию. Они уже и так сколь стран оттяпали. Устали и хотят жить спокойно. А русских только попугали для порядка и живите вы в своих лесах и болотах, пусть вас летами кусают тучи комаров, а зимой морозят лютые холода.

Но диктор чеканил обратное. Немцы, как тараканы, расползаются повсюду, захватывают новые города и территории. И цифры потерь убитых и раненых растут. И каждый думал, что среди перечисленных, в чёрном списке может быть близкий, родной человек.

- Душегубцы свалились на нашу головы,- ворчали в толпе,- сколь народушку поубивали и искалечили. Не знамо, когда и насытятся живоглоты окаянные!

Авдотья тоже почти всегда выходила слушать сводку. Подойдёт, поставит клюшку к столбу, сдвинет платок с уха и ждёт.

- На правое ухо глуховата, а левым добро ещё слышу.

Авдотья выслушает и отправляется снова в церковь. Почти все дни она там коротает.

- Батюшка Дмитрий, дозволь мне быть вам с матушкой помощницей. Ребёнки подросли - в няньке не нуждаются. Малый мне и дров притащит, а я и печку вам истоплю. Времечко-то тяжкое, - народ хоть на минутку заглянет в дом Божий и глядишь посветлеет душа.

- Я только этому рад, Авдотьюшка! Сильно не упорствуй, по мере сил трудись.

- А то вы все дни по требам ходите. Сколько страждующих ноне. Мне это в радость и послушание, - обрадовалась Авдотья.

И так благодатно стало ей: «Допустил меня грешную. Не допусти, Господь к моим детушкам Виталию, Григорию, Петеньке и Аркаше. Обереги их от пули вражеской! Не наказывай их, Господь, за дело неверное. Они ведь лишают жизни других людей. Но рабы Божьи Виталий, Григорий, Пётр и Аркадий не причинили бы зла, если бы вороги не пришли в нашу державу. И выходит око за око, зуб за зуб. За зло – злом и расчёт получают ».

Таю уговорили учиться на курсах трактористов. Она вначале отказывалась.

- Если я научилась коров доить, это не значит, что сумею техникой управлять. Тут не коров за соски дёргать, а рычаги. А ведь трактор и ломаться станет, кто мне станет ремонтировать? Да мне его и не завести, особенно зимой. Издаст звук и тут же глохнет. Если около меня няньку ставить, - отказывалась Тая.

- Ты грамотная, умная и детьми не обременённая. Война затянется. Мужчины, которые были оставлены по брони, уже почти все призваны. Вся надежда на вас, бабоньки,- уговаривал председатель сельсовета, - попробуй, уж не получится, тогда и разговор другой. Попытка не пытка.

Тая сдалась. С утра на ферме управит, а с обеда в Михалкино в школу бежит. Старшеклассников тоже учили на этих же курсах. Вот и учились Тая с Соней на пару, сидели за одной партой.

За время учёбы Тая успокоилась. Не так страшен чёрт, как его малюют! Всё до неё доходило и всё получалось. Не могла Тая привыкнуть к грязи на практических занятиях. Врачебная чистоплотность не уживалась с техническим мазутом и соляркой. Она и на дочь часто ворчала.

- Сонька, опять испачкалась с головы до пят. Марш в баню, трубочистка!

- Надолго ли?! – Соня, наоборот, с удовольствием осваивала механизацию. И дотошно ковырялась в запчастях, ни капельки не боялась испачкаться. Была лучшей ученицей на курсах.

Раз на практических занятиях Сонин одноклассник поранил палец. Из пореза хлынула кровь. Тая быстренько остановила кровотечение, смазала рану и забинтовала.

- Прямо как врач! Сколь ловко у Вас получается, - удивился Невзоров.

Он до сельсовета работал в МТС механиком, а теперь вёл занятия на курсах.

- Мама и так почти врач. Немножечко не доучилась. Замуж вышла, и домостроительный институт стала изучать вместо медицинского, - гордо выпалила Соня.

- Вот с этого места поподробнее. Мы медика днём с огнём сыскать не можем! Всё, Тая, завтра же едем в район, а послезавтра в медпункт: к приёму приступай. Больные медика ждут, как свет солнышка, - Невзоров обрадовался, - мы ищем медика за тридевять земель, а он у нас под носом, и никто ни сном, ни духом не ведает.

Тая обрадовалась. Она всегда работала в медчастях, только на последней заставе все должности были заняты, и Тая оставалась не у дел. Она понимала, что будет хлопотно и сложно. Но кому сейчас легко. Зато любимое дело, которое она знает. Огорчало Таю только то, что надо переезжать в Михалкино. К Солдаткину они с Соней привыкли. Но Соне не надо бегать в школу, она будет рядом.

Тая и Соня подружились с Первушиными. Они стали как родные люди. Сколько им добра сделали Первушины. Считай, одели их с ног до головы, а сколько давали продуктов.

При расставании у всех наворачивались слёзы.

- Воистину, что у баб глаза на мокром месте! Как будто Тая с Соней уезжают не за четыре километра, а за сто вёрст. Мне тоже жаль соседок, но я же не реву.

- Ещё бы ты, Матвей, заревел! Нам, бабам, простительно, так ведь, Верочка? Помаши тётям ручкой, - Наталья помахала Верочкиной ладошкой.

- Спасибо вам. Век не забудем вашей доброты, - Тая отвернулась, пряча набежавшие слёзы, - к нам гостите в Михалкино.

Новое жильё понравилось Тае и Соне. В одной половине дома находился медпункт, а в другой - жильё для медиков. В ней до войны жила семья врача. Его призвали на фронт, а жена с ребёнком уехала к родителям. Настасья - дочь Авдотьи - работала в больнице санитаркой. В её обязанности входила заготовка дров и корма для лошади, топить печи. Последнее время медпункт не работал, но Настасья исправно выполняла обязанности, заботясь о лошади. Ту брали на колхозные работы и частники для хозяйственных нужд. Сено и дрова требовались и в войну. А в больнице без лошади не обойтись, округа обслуживания была большая.

Тая окунулась в работу. Начала с детей, закончила осмотр в школе, поехала по деревням. Осматривая ребятишек, видела, что многие не доедают. Бледные, худенькие, плохо одетые. При поездках по дороге Тае часто встречались ребятишки, которые ходили в школу. От горшка два вершка. В трескучие морозы, по убродной дороге, закутанные в материнскую шаль пробираются в село. Отучатся в школе, надо топать обратно. Хорошо, у кого есть родственники или знакомые, те ребятишек оставляют у себя. Но время голодное, семьи сами едва концы с концами сводят, и лишний рот никому не нужен. Тая приноравливала свои поездки на субботы. Закончатся занятия в школе, ребятишки кучей к ней в сани и отправляются в путь. Детвора соскучится за неделю по дому, галдят, радуются встрече с родными.

- Вечером мамка маленькую печку затопит, напечём картошки. С грибами от пуза наемся, всю неделю об этом мечтал.

- А я с капустой хочу. У нас нынче бабушка её посолила по-новому. Кочан на четыре дольки разрезала, положила укропу и чесноку. Вкуснота! – мечтает другой мальчик.

- Картошку с капустой и так почти каждый день едим. Вот молоко с солёной краюхой – это вкуснотища! У нас Марта отелилась, так мамка мне молозива всяко оставила, - шумят ребятишки.

- Мне дома всё вкусно кажется. Я просто хочу с мамой посидеть, чтобы она мне волосы по хорошему расчесала и как следует заплела. Сама ещё не могу с ними управлять и отрезать косу жалко. А спать лягу с бабушкой. Она такие интересные сказки знает, - девочка заулыбалась и взглянула на Таю синими васильковыми глазами.

- В каком классе ты учишься? – поинтересовалась Тая у девочки.

- В первом. Мне надо было в прошлом году идти в школу, но далеко, так год дома сидела.

- Машка – отличница ,- вновь загалдела детвора,- а батька у неё был ранен, думали погиб, а он жив оказался. Бабы говорят, что он в рубашке родился.

- Папке Боженька помог. И мамка с бабушкой его вымолили. Днями и ночами всё молились, - сказала Маша.

- Смотрите, вон поп к нам в деревню правится, - зашептал веснушчатый парнишка.

Сани поравнялись с прохожим. Тая остановила лошадь.

- Всем доброго здравьица, - поприветствовал батюшка.

- Отец Дмитрий, я вас обратно прихвачу.

- Благодарствую, Таисия. Мне здесь болящих надо навестить, - и батюшка всем вежливо поклонился.

- Поп, как дед Мороз, закуржевел весь, - захихикал рыженький.

-Сам ты поп – толоконный лоб! Отец Дмитрий добрый! – вступилась за батюшку Маша, - а кто насмехается над отцом Дмитрием, за это получит грех.

- Больно ты Машка умная-умная. Зачем ты зовёшь его отцом? Когда твой отец на фронте с немцами сражается. И от кого я получу грех и за что, не понимаю? – недоумевал парнишка.

- Когда, Толя, получишь - дойдёт. Отцом попа даже старушки называют, - вступился за батюшку самый старший парнишка, - сейчас даже учительницы в церковь ходят. Всем разрешено. Мать говорит, что беда всех на ум наставляет. Ему все люди равны.

Обратно Тая с отцом Дмитрием выехали уже в сумерках. По обочине дороги с той и другой стороны были натыканы палки – ориентиры, чтобы в снегопад не сбиться с пути.

- Немного ребятишки побудут в родительском доме. До войны школьников из деревень возили в Михалкино. А сейчас лошади тоже на фронте. У нас в приходе тоже лошадка осталась. Мы в колхоз по весне отдали. Хлеб сеять и в войну надо. Жеребёночек подрастёт, если всё ладно, так и его отдадим. У меня, Таисия, мысль, как детворе помочь. Сторожка у храма имеется. Добротный дом, печь в хорошем состоянии, коек маловато. Овощей у нас с матушкой нарощено. Прихожане что-то принесут, что-то ребята из дому, как говорится с миру по нитке, и Господь поможет в добром деле.

- Отец Дмитрий, если получится, как вы говорите, то коек я вам дам из стационара, есть и матрасы, и бельё постельное. Давайте завтра сходим в сельсовет, там всё и обговорим. Думаю, против такого дела никто не будет. Выходит, вот вы какой!

- А Вы думаете, что священник – это человек не от мира сего. Кадилом машет да грехи безучастно выслушивает, - усмехнулся отец Димитрий.

- Да, что-то в этом роде, – смутилась Тая.

- Такие же люди. Видим и слышим одинаково. Я вот смотрю на этих ребятишек, и приходят на ум слова большого русского поэта Некрасова:

- Ну, пошел же, ради бога!

Небо, ельник и песок -

Невеселая дорога...

- Эй, садись ко мне, дружок!

Ноги босы, грязно тело,

И едва прикрыта грудь...

Вы опять удивлены. В семинарии, кроме богословских писателей, и светская литература изучается, а ведь до семинарии была ещё и школа. Так что черты широкой нет. Только живём ближе к Богу.

Тая, встретив на следующий день Невзорова, рассказала ему о планах насчёт ребятишек.

- Не получается, Таисия. Отцу Димитрию огромное спасибо, конечно, предложение дельное, но район не разрешит. У начальства и так наша церковь как бельмо на глазу. Ещё не знаю, каким чудом она уцелела. Спасло, видимо, что колоколов нет. И под склады её планировали, и мастерские МТС, тут бы уж камня на камне не осталось. Но храм наш, видно, сам Господь охраняет.

- А мы с батюшкой так размечтались. Ребятишек жалко. Голодные, полураздетые, бредут за такие вёрсты.

- Я, Тая, другой вариант предлагаю. У тебя, голубушка, сделать в бывшем стационаре. И питание организуем. Уж не до жиру - быть бы живу! Какую-никакую, а похлёбку организуем, всё не в сухомятку, а у некоторых и её нет. Только вот, кто готовить станет, людей в обрез?

- Надеюсь, матушка. Любе дозволите кашу пионерам и комсомольцам варить? – усмехнулась Тая.

- Если матушка согласна, то спасибо за выручку. Ты уж, Таюшка, похлопочи совместно со школой, а то у меня забот полон рот, - попросил Невзоров.

- Чем могу – помогу, Николай Ермолаевич.

- Да ещё, Таисия, ты о муже сильно не тужи. Есть случаи в районе, в начале как бы сгинул человек, а через некоторое время письмо шлёт. Так что в лучшее всегда надо верить.

- Спасибо вам за добрые слова, Николай Ермолаевич.

А сколько было радости у детишек, когда они узнали, что будут жить в интернате! Не надо вставать ни свет ни заря и тащиться в потёмках по убродной дороге. Родителям не надо переживать, как-то дошли их чада. Не сбились бы с пути, не обморозились бы!

Тая и Соня вместе хлопотали, обустраивали жильё для школьников. К ним подключились матушка Люба и Настасья. Коек не хватило. Решили маленьких детей положить спать по двое. Ребятишки быстро нашли себе пару.

- Вы, девочки, валетиком укладывайтесь, и вам будет удобно, - советовала Соня.

- Это как, валетиком? - удивилась Маша.

- У тебя с этой стороны подушка, а у подружки с другой, - объяснила Соня.

- Соня, а мы по-разному уляжемся. Когда и обе рядышком, на одной подушке. Так можно?

- Конечно, Машенька! Как нравится, так и спите.

- А ты, Соня, к нам будешь приходить?

- Конечно. Куда я без вас!

- Соня, а ты летом будешь на тракторе пахать? – интересуется детвора. – А нас прокатишь?

- До лета ещё далеко. Поживём – увидим.

- Может, до лета война закончится, вернутся мужики, так бабам и не надо на тракторах работать, - галдят мальчишки.

- А Соня не баба, а девочка, - кричат обиженные девчонки.

- А вы тоже бабы, только маленькие. Ха-ха!

Говорят, свято место не бывает пусто. Так и дом Травиных в Солдаткино. После Таи и Сони вскоре в нём опять появились жильцы. Неожиданно вернулись Водопьяновы Гурьян и Мария. Для них самих неожиданно объявили, что срок их высылки истёк. Хотите - возвращайтесь на родину, а можете тут оставаться.

- В «гостях», Марья, хорошо, а дома, хотя и нет его теперь у нас, но всё равно лучше! Поедем на родину, там же дочка у нас.

- Конечно, Гурьянушка, какой-никакой угол найдём. Недолго же нам и остаётся. Но хоть на родной земле приткнём головушку, - радовалась Мария неожиданному освобождению.

- Допустил, Господи, грешную в родную сторонушку, - прошептала Мария и опустилась на колени. Гурьян в начале долго стоял у порога. Затем прошёл к распятью Спасителя.

Авдотья сразу узнала посетителей. Она смахивала слёзы и хлопотала у подсвечников и лампадок. В церковь зашёл отец Димитрий. Увидев Гурьяна и Марию, обрадовался. Вначале подошёл к Марии, благословил её. Мария поцеловала батюшке руки, заплакала навзрыд. Затем облобызались с Гурьяном.

- Милости прошу к нам в дом. Мы с матушкой гостям будем рады.

- Благодарствуем, батюшка! Только вначале к дочери надо попасть. А к вам обязательно наведаемся, - Гурьян поклонился отцу Димитрию. – Благословите грешного.

- Я найду, на чём вас отправить в Солдаткино. Побудьте здесь.

- С возвращением вас, - Авдотья поклонилась Водопьяновым. – Присаживайтесь, отдохните с дальней дороженьки. Батюшка к Тае пошёл. Она вас быстренько до своих доставит. А я у Настасьи уже сколь годов живу, ещё до войны перебралась. Что там одной куковать?! Да и польза от меня какая-никакая была. Ребят пестовала, да и по дому кое-что перепахну. У Насти на фронте трое, воюют: муж и два сына. И мой сын Виталий на лётчика выучился. Тоже воюет. Он женат на вашей внучке Оле. Она живёт у Матвея с Натальей. У Оли и Виталия родилась дочка Верочка, вам правнучкой доводится.

- Надо же, как время-то бежит, - Мария всё ещё утирала слёзы, смотрела на иконы и крестилась, - благодатно-то как, Господи…

- А жить можете у меня в доме. Дом хороший, тёплый, всё чисто, и у родных под боком. У них радости сколько будет!

Для Первушиных, а особенно для Натальи, это была радость великая! Водопьяновы приехали в Солдаткино уже в сумерках. Когда мать с отцом вошли в дом, Наталья не разглядела и не узнала их. Верочка, увидев незнакомых, расплакалась. Побежала к матери, запнулась о половик, упала и заревела во весь голос.

- Не плачь, Верушка, бо-бо? Покажи, где у нас бо-бо, - уговаривала Оля дочку, - мама, выйди, у нас гости, - Оля не узнала дедушку и бабушку.

- Наташенька, дочка, - у Марии подкосились ноги, и она опустилась на пол. Долго все ревели, но слёзы были радостными, лёгкими.

- Родные мои. Вот счастье-то какое. Вы пока посидите. Я пойду на стол собирать, - Наталья медленно выпустила материнские руки из своих, словно боялась оставлять мать. Вот отойдёт от неё, и всё в миг исчезнет, как и появилось. Гурьян разговаривал с Матвеем. Верочка успокоилась и с интересом поглядывала на гостей. Взяла лыко и подала Матвею.

- Ня, - улыбнулась девочка.

- Молодчина, внученька, спасибо, детонька.

За столом мужчины выпили самогона, а женщины пригубили настойки. И разговор пошёл дружнее, и шок от неожиданного визита попрошел.

- Мы ведь, тятя с мамой, вашим добром распорядились, - призналась Наталья, - наткнулись случайно, Матвею рубанок потребовался. Распотрошили ваш схрон, а на следующий день отвезли и сдали на военную нужду государству, сейчас много средств ему надобно. Пять денежек отдала батюшке, чтобы о вас поминали. Отец Димитрий знает, что к чему. Может, неправильно поступили? Но дело сделано, назад не поправишь.

- Всё правильно. Властям сейчас деньги нужны. А нам они куда?! Мы вам оставляли, вы вправе и распоряжаться ими, - успокоил Гурьян Наталию и Матвея.

- Когда деньги мы привезли в сельсовет, - продолжала Наталия, - Невзоров из району ещё какого-то вызвал мужчину, тот пересчитал, в мешочек склал, завязал и печатью из сургуча мешок опечатал. А я, знай, твержу, мол, денежки эти моих родителей – Водопьянова Гурьяна и Марии. Узнали бы о них хоть что-нибудь. Не живы, так где схоронены, живы, так хоть бы известить дозволили, как живут. Да и к чему пожилых людей на чужбине держать?

- А помнишь, отец, к нам по лету заходило начальство? Выспрашивало всё и про Наталью, выведывали, дочерью ли она нам приходится, и Матвея упоминали.

- Выходит, мать, неспроста. Так что возращением, пожалуй, схрону и обязаны. Сейчас не до нас, старых ссыльных. Молодых-то освобождают и в штрафные роты записывают, на фронт отправляют, - поведал Гурьян.

- Мы в церковь заходили ненадолго. Батюшку видели. Приглашал нас с отцом в гости, мы посулились, что вдругорядь наведаемся. Авдотью Травину видели. Она нас в дом свой пригласила жить.

- Да что вы, тятя, мама! Не успели за порог ступить, а уж уходить торопятся. Матвей, ты глава семейства, так скажи чего-нибудь, - у Натальи вновь нахлынули слёзы.

- В тесноте да не в обиде. А у нас и тесноты нет. Вот протопим перёд, а там хоть в прятки играй. Живите с нами, милости просим, - Матвей встал и поклонился Гурьяну и Марии.

- Спасибо, дорогие детушки! За уважение и почитание. Зиму у вас поживём, а весна покажет, как на дальнейшее жизнь плановать. Нам теперь уже надо немного, да и жить недолго осталось. А теперь спасибо за хлеб соль, пора и на покой, - улыбнулся Гурьян.

- Я вам в горнице постелила. Ступайте, почивайте с Богом, - Наталия вся светилась радостью.

Оля больше двух месяцев не получала писем от Виталика. Наконец, пришло. Муж писал, что был в госпитале, на днях возвращается на службу. «Боялся комиссии, возьмут да признают не годным для полётов. Всё обошлось. Без неба я жить не смогу». Утешал Олю, что ранение было небольшое, так, царапнуло малость. Да ему и повезло, почти сразу попал в санитарно-медицинский поезд. В нём ему и сделали операцию. В госпитале, по словам Виталия, прохлаждался и отдыхал, как в санатории. Наказывал он матери не говорить про госпиталь. «И тебе бы, любимая, не написал, так не знаю, чем объяснить столь долгое молчание. Подумаешь, что ленюсь писать вам с дочкой письма. Хочется быстрей в полёты, на своём штурмовике. Уничтожать немцев.

Сейчас в армии паника перед врагами спала. И нет большого отступления наших. Стали давать отпор. Нам ведь, лётчикам, с высока виднее, что происходит на земле. Когда меня везли в госпиталь на поезде, немецкий самолёт принялся бомбить пути перед нами и наводить страх. Хотя прекрасно видел лётчик санитарные кресты на вагонах и понимал, с кем имеет дело. Но фашисты и лежачих бьют. Им законы не писаны: раненые или здоровые. Капитан-интендант взял снайперскую винтовку, забрался на крышу вагона. Когда самолёт вернулся, чтобы вновь покуражиться, капитан сбил самолёт. Нас русских запугать и уничтожить нельзя. Летаю я в основном по ночам, когда вы с Верочкой спите. В кабине твоя фотография – мой талисман и Ангел хранитель. Очень часто вспоминаю своё обещание «махнуть крылом». Верю и надеюсь на это!

Знаю, вам трудно, любимая, но потерпите. Вы всё же в тылу и от врагов далеко. А есть такое пекло, где кругом война. Она со всех сторон давит своей жестокостью. Война убивает всё живое на земле».

Дошла очередь отправляться на фронт и до Федора, с него сняли бронь. Войне безразлично, кто будет хлеб сеять и убирать. Ей всё равно, твёрдая это мужская рука или слабая, неокрепшего подростка. Не попрощаться с Таей Федор не мог. Он после разрыва с ней сильно страдал. Федору порой свет белый был не мил. И он строчил одно заявление за другим, чтобы его отправили на фронт. Там не будет Таи, хотя он её и видел редко, но знал, что она где-то рядом. Живёт своей жизнью и в эту жизнь не хочет впускать его. А когда-то всё было иначе! Чувства, вспыхнувшие разом, у Таи сгорели моментально. У Федора это было впервые, так сильно захлестнуло парня. Девушкам он нравился, и Федору нравились, бывало. Были свидания и разлуки, ссоры и примирения, поцелуи и пощечины. Всё, как у всех парней и девушек. А вот, чтобы за свою любимую в огонь и в воду, не случалось. И вот с Таей случилось! Ему просто хотелось жить с ней рядом всю отведенную жизнь, чтобы сердце замирало и трепетало, будто видит свою ненаглядную в последний раз. На крыльце медпункта Федор долго сметал снег с валенок, хотя на них не было ни снежинки. Вошёл и остановился на пороге. Тая сидела за столом и что-то писала.

- Федя? Проходи. Заболел? – смутилась Тая.

- Захворал давно! Грудь тисками спирает, жжёт. Только, думаю, лекарство есть одно, одно-единственное, - Федор опустил крючок на двери, - попрощаться пришёл, на фронт ухожу, любимая.

Долго Павел с пограничниками пробивался к своим. Наконец он вновь встал в строй. Только Павла из пограничных войск перевели в танковые, с ним оказался и Юра Новосёлов, молоденький сержант с их заставы. Кадровый офицер Павел понимал, что враг сильный, мощный, сконцентрированный. Борьба идёт не на равных. Но Павел знал ещё и другое. Немцы пришли к нам захватить, заставить жить в неволе. Поэтому люди огромной страны будут сражаться за свою землю, свой кров, своих близких до последнего дыхания. Растерянность первых дней выросла в огромную ненависть. Зацепиться, не отступать, вгрызаться в землю и давать отпор. Да и у немцев спеси поубавилось, они хотели ходко расправиться с Россией, но не вышло.

Ничего, мы, русские, долго запрягаем и в сбруе, бывает, путаемся, но уж коли запряжём, то погоним - не остановить!

Павел беспокоился о Тае с Соней. Как они добрались до его родителей? Наверное, сильно переживают, что нет вестей от него. Наконец, пришло письмо. Мать Павла писала, что Таи и Сони у них нет. И у Таиных родителей тоже, и где они - неизвестно. Павел не находил себе места. Говорил же Тае, чтобы сразу ехала в Сибирь, так нет, к подруге приверну. Упрямая! Бранил себя, что не рассказал правды, что происходило на границе. Так бы и сказать. Не сегодня-завтра начнётся война. Таил правду, тайну скрывал. Да вся застава знала об этом! Только срок, когда начнётся, был неизвестен. Павлу рисовались картины одна ужасней другой. Вскакивал среди ночи и хватался за папиросы. Хотя спать-то теперь не приходилось почти. «Ох, Тайка, Тайка, вот вернусь домой, выпорю за непослушание!» Когда он представлял Таю, ему совсем не хотелось её пороть, а нравилось совсем другое. Когда Павел приходил с ночного дежурства, а Соня уезжала в школу, Тая быстренько забиралась к нему в постель.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 Следующая ⇒