Фаина Соломатова 2 страница

- От счастья, Матвеюшка, расцветают. Мы с тобой в мире и согласии жизнь прожили, дай-то Бог и доченьке нашей такой судьбы. Давай, Матвей, на стул присядем, удобнее будет, - предложила Наталия.

- Ой, я про подарки забыла совсем! – Оля открыла чемодан и удивилась. Чемодан был полон её вещей. А она брала немного. В чемодане были Олины вещи, а сверху лежали подарки и письмо. Она развернула и стала читать: «Дорогая, любимая, Олюшка! Прости, но я не смог сказать тебе, а то бы разлука была тяжёлой. Тебе какое-то время нужно пожить у родителей. Меня переводят на новое место, где нет гражданского населения. Ты сильная, моя любимая! Когда закончится командировка, получу назначение и ты опять вернёшься ко мне. Будь терпеливой, ты у меня умная. Целую, твой любящий муж Виталий. Остальные вещи я выслал посылкой».

- Олюшка, что-то не ладно? – встревожилась мать.

- Всё ладно, мама. Вот тебе, дорогая, платок пуховый тёплый. А тебе, тятя, рубашку привезла от нас с мужем. Ещё подарки Виталиной маме и сестре Настасье надо передать.

- Погостишь-то сколько, доченька? - поинтересовался отец.

- Не знаю, родители! Муж у меня военный. Сам себе не хозяин. Как позовёт – так и поеду. Пока не суждено быть вместе. Буду у вас жить. Вам помогать да о Витиной маме заботиться, - Оля очень хотела казаться спокойной и уверенной. Но спокойствие и уверенность давались ей с огромным трудом. Ещё не хватало волновать отца и мать. Она не девочка, а взрослая женщина, жена лётчика!

Через несколько дней Оля поняла, что она беременна. Она обрадовалась! Ей так хотелось поделиться новостью с Виталькой. Но от мужа не было вестей. А потом пришло небольшое письмо, написанное на скорую руку, с засохшим цветочком: «Родная моя, любимая Олечка! Выпала свободная минутка. Пиши по этому адресу. Целую. Тысячу раз. Поклон маме и твоим родителям да всей деревне передавай! Твой муж Виталий.» Оля без счёту раз читала и перечитывала дорогую весточку. Прижимала к груди, губам, лицу. Этот листочек держал её любимый! Оля закрывала глаза, и вспоминались его объятия, ласки, поцелуи. «Когда же мы будем вместе?»

Вначале Оля не хотела писать мужу о том, что у них будет ребёнок. Хотелось сказать при встрече. Хотелось увидеть выражение его лица. Виталик, когда удивляется, то поднимает брови, затем заблестят глаза, и широкая радостная улыбка озаряет лицо.

- Как дитя ты, Виталя! Не вышел из детства. Всё с малышнёй возился и будешь вечным грудным, - подтрунивала Оля над мужем.

- У твоей груди с великим удовольствием, но не получится, - серьёзно отвечал муж. И поражалась его умению быстро сосредотачиваться, реакция была мгновенной. Она сказала об этом мужу.

- При моей службе это необходимо. Если бы не было того, о чём ты говоришь, не бывать бы там…- Виталик показал на небо.

Ольга Матвеевна достала из комода шкатулку. В ней она хранила письма Виталия. Подолгу рассматривала и перечитывала заветные строчки. Оля знала их наизусть, но ей было так приятно смотреть, читать и вспоминать… Сколько минуло лет с тех пор, но волнуется душа и бьётся сердце… А вот ответ на письмо, когда Оля написала, что ждёт ребёнка. Она ждала ответа. Может, Виталик позовёт её к себе. Пусть бы дали самую крохотную комнатку. Им бы и хватило. Хотя и малышу теперь надо будет угол, поставить кроватку…

Наконец она получила письмо от мужа. Вот этот комочек пожелтевшей бумаги, завёрнутый в носовой платок. Оля письмо носила с собой. Начался сенокос, и она с матерью ходила на покос. Выпадет свободная минутка, Оля - в заветный листочек. И так ей листочек силы придаёт и разлуку красит. Ещё чуток и они будут вместе ждать появления на свет ребёнка. Сколько ожидалось радостей, счастья, любви от будущей жизни! Начиналась гроза, похожая на сегодняшнюю. Оля с матерью спрятались в лесу под развесистой елью.

- Убежище с отцом наше. Бывает, часто тут непогоду пережидаем. До дому не успеешь, садись, доченька, половчей.

Гроза была сильная. Оля затыкала уши и прижимала голову в материнские коленки. Начался ливень. Потоки воды лились сверху, по земле потекли ручьи.

- Господи, спаси и сохрани нас, грешных. Хотя всё чередом… Как там у нас отец-то, - беспокоилась мать, - Олюшка, а ты что родная плачешь? Испугалась? Не бойся, моя золотая, - и крепко обняла дочку, - холодная, как ледышка. Придём домой - чаем с мёдом напою.

- Погляди, мамушка, что осталось от письма Виталия. Я дура его всюду с собой таскала, - и Оля показала комок бумаги.

- Не горюй, муж другое пришлёт. Ещё нежнее прежнего. Боженька род наш любовью одаряет. Моих родителей и нас с отцом не обидел, и у вас всё будет хорошо. С детских лет любовь пришла.

- Грозная перевала прошлась. Думал из дому и рамы вышибет. Я за вас тревожился, - признался отец.

- Хорошо, с ветром, так разнесло. У нас с Олей сухой нитки нет. Давай, доченька, переодевайся. Сейчас самовар согрею и под одеяло. Дитё нельзя студить.

Война докатилась и до их глухого края. В обед к Первушиным пришла Авдотья, мать Виталия. Она нянчилась с внуками у дочери в Михалкино. В свой дом наведывалась время от времени. Управить на усадьбе да так посмотреть, всё ли в порядке. Соскучится по родному очагу и придёт. Посидит, поглядит, поуправляет, вздохнёт - и опять в Михалкино. Настасье с экой оравой не совладать.

-Здорово живут крещёные, - поприветствовала Авдотья, - хлеб да соль дому вашему.

- Присаживайся, сватья, с нами за компанию. Я супу наложу. Ты из Михалкина сегодня? – поинтересовалась Наталия.

- Да я и домой не заходила, прямиком к вам правлюсь, - Авдотья была сильно взволнованна, - не клади, Наталия, супу, не до еды теперь…

Оля вспыхнула, в груди похолодело. Предчувствие чего-то нехорошего сковало сердце.

- Что случилось, мама? – Оля опустилась перед ней на корточки и схватилась за руки, - Что-то с Виталей?

- Оборони Господь, доченька! Что с сыном, не ведаю. Всем нам тяжко теперь станет. Война началась. Германцы на нас напали, сегодня утром, бают… Вот какую я вам весть недобрую доставила.

Установилась тишина. Только об оконное стекло бился и жужжал шмель. Наконец, вылетел в отворную створку. И в доме стало тихо.

- Эх ма. Опять германец на Рассею попёр! – изменившимся голосом выдал Матвей

-Так по радио сказывают, без всякого заявления попёр и бомбят, почём зря…, - заплакала Авдотья, - как же Виталик? У Настасьи Григория заберут, с ним заодно и Петеньку с Аркашкой, считай, ребёнки ещё, - сильней запричитала Авдотья.

- Не плачьте, - Оля гладила свекрови руки, а сама ещё до конца не осознала случившегося….

А события начали крутить людьми. Начался призыв на фронт. Провожать ездили всей деревней до Михалкина. В первый призыв попал зять Авдотьи Григорий и его два сына близнеца Пётр и Аркадий. У Настасьи оставалось ещё четверо. Старшей Катерине пятнадцать годков. Летами работала в колхозе, а зимой училась в школе. Катя училась хорошо и собиралась стать учителем. Младшие Вася, Саша и Коля – одиннадцати, восьми и пяти лет.

День стоял тёплый и солнечный. Все отъезжающие и провожающие собрались около церкви. Здесь народ собирался, когда происходили значительные и важные события. Здесь крестили, венчали, провожали в последний путь. Вот и теперь вышла вся округа проводить земляков в далёкий путь. Стояли подводы для отправки призывников. На подводах уже сидели возчики. В центре стояли председатель сельсовета Николай Невзоров и военный.

- Военком приехал за мужиками-то, - шептались в толпе, - да, настала жизнь, только держись…

Подходили новобранцы в сопровождении всей семьи. Все уже наревелись дома и продолжали причитать по дороге.

Оля стояла, прижавшись к материнскому плечу. Появились Настасья с Григорием. Трое младших ребятишек тащились за родителями. Пётр и Аркадий, похожие, как две капли воды, вели под руку бабушку Авдотью. Она время от времени закидывала голову, стараясь поглядеть на своих любимых внуков. Авдотья не плакала. У неё уже всё было выплакано. Она лишь изредка всхлипывала…

- Граждане-товарищи. Прошу внимания…- начал осевшим голосом председатель сельсовета. Он закашлялся. - Дадим слово представителю из райвоенкомата…

- Приказ…- чётким, громким голосом военком зачитывал фамилии призывников. Поднялся рёв.

Все понимали, что остались считанные минуты до разлуки. И будет ли встреча, неизвестно. Голосил и стар, и млад. Подводы тронулись, толпа двинулась за ними…

Григорий обнимал Настасью, успокаивал: «Не реви. Люди кругом, помогут. Да и дочка скоро подрастёт - помощницей станет. А всё ладно, так и мы с двойняшками возвратимся…» - но уверенности в его словах не было.

За околицей мужики уселись на подводы. Провожающие долго смотрели им вслед. Ребятишки кинулись за телегами, поднимая босыми ногами пыль. Но и они скоро устали. Понурые и поникшие возвращались в осиротевшие дома.

Но и в горе, и в радости человек продолжает жить. Так и Солдаткино, и Михалкино жило. И ещё не раз провожали они на фронт своих родных и близких людей. Также угрюмо шагали мужики за телегами. Когда семья была уже вдалеке, смахивали натруженными грубыми кулаками скупые слёзы. Стараясь не оглядываться, шагали к телегам. Сейчас, может, в последний раз проедут по родным полям и лугам, где когда-то делали первые шаги, где взрослели, любили, растили детей. И щемило сердце, и лились слёзы…

Вскоре в Солдаткино и Михалкино стали ходить письма с фронта. Но стали получать и похоронки. Не успеют, бывало, обсохнуть слёзы от проводов, как вдруг то в одном доме, то в другом ревут от полученной казённой бумаги с печатью, как приговором…

Оля понимала, что пришла беда и надо бы сходить утешить. И они часто это делали вместе с матерью. Оля думала о муже, понимала, что ему тяжко, как и всем. Молилась. Чтобы она ни делала, куда бы ни шла – всё твердила молитву. Просила Богородицу, чтобы скорее закончилась война, чтобы вновь в дома вернулся смех: «Милая Богородица, я так хочу дитя. Но кругом столько горя. Нет рядом отца, и будет ли он…» Оля обрывала мысли, ругала себя: «Ну, что же я такое думаю…»

Война крутила людьми, как осенними листьями. Ветром срывала с насиженных мест и уносила далеко-далеко от родного порога. А зачастую и порог, и очаг сносило, стирало с лица земли. И люди в страхе и в панике спешили прочь от родного пепелища, бежали куда глаза глядят… Занесло и в Солдаткино беженцев. Приютила их Авдотья в своём доме: женщину с пятнадцатилетней дочерью, да по дороге к ним пристали ещё двое. Девочка лет восьми и мальчик. Парнишка был совсем маленький, на вид двух-трёх лет. Сначала в Михалкино они ночевали ночь. Там уже гонимых войной жило несколько семей. Вот Авдотья и сжалилась: «Пускай живут. Не жалко, и дрова есть, и картошка в яме, только семенную не трогайте. Может, и моих кто напоит – накормит. У меня четверо на чужой стороне, горе мыкают».

- Пойдём, дочка, к новосёлам, я тут кое-что собрала, так на санках свезём. Как, говорится, не оскудеет рука дающего. День будет, и пища будет.

Приезжие сидели за столом и ели картошку в мундире. Женщина очистила картофелину, подула, разрезала на части, положила перед малышом.

- Кушай, только осторожнее, жуй зубками. Покажи, какие у нас зубки?

- Мир дому вашему, - поприветствовала Наталия, - а мы соседи. Напротив, через дорогу живём. Гостинцев вам принесли. Молочко парное, хлебушек, овощей. Кушайте на здоровье.

Наталия и Оля принесли продукты и положили на кухне: «А вы уже и печку истопили?» - удивилась Наталия.

- Я ещё ночью затопила, прохладно показалось. Намерзлись по дороге… А за продукты спасибо. Но денег у меня нет, - смутилась женщина.

- Неужто я за деньги, - сконфузилась Наталия, - не люди мы что ли? Как вас звать? Это Оля – моя дочка, а меня Наталия, а для маленького за бабушку сойду.

- Я – Тая, дочь Соня, а это Валя. Как звать малыша, не знаем. Он ничего не говорит ещё. Может, не умеет, может, чего испугался…

Вдруг малыш вылез из-за стола и подбежал к Наталье. Обхватил ручонками её ноги и уткнулся в колени.

- Что ты, дитятко? – смутилась Наталия. Она взяла мальчика на руки. Он крепко обхватил её за шею. Потом отстранился, поцеловал Наталию в щёку и вновь прильнул к ней.

- Как звать-то тебя? – тихонько спросила Наталия. Малыш молчал. Потом плечики начали вздрагивать. Он слез с коленей, взял Наталию за руку и потянул к дверям.

- Хочешь к нам в гости? Пошли, у нас ещё дед Матвей есть. Ему покажемся, только вначале давай оденемся.

- Вот его пальтишко, шапка. Мальчик не запущенный. Скорее всего, отстал от своих в такой суматохе. Я о нём в сельсовете рассказала, может, и родные откликнутся. А вот мы свою одежду побросали. Было не до неё. Лишь бы ноги унести…

- Так вы приходите через час, другой, я кое – что пособираю. А парнишечка пусть живёт с нами, – Наталия взяла малыша на руки, - сейчас я тебя на санках прокачу.

Дома Наталия накормила мальчика.

- Зараз много ему нельзя. Постепенно, помаленьку надо, - предупредил Матвей.

Мальчик ел, а сам всё смотрел за Наталией, стоило ей выйти из дому, он подходил к порогу и начинал плакать.

- Не бойся! Ты же не один. Вон дедушка Матвей, а я – Оля. Пойдём, я тебе какую красивую игрушку покажу.

В комоде в ящике хранились Олины игрушки. Это были ещё игрушки Наталии. Мальчик взял лодочку, сел на пол и стал двигать её по половику.

Вечером намытый и распаренный после бани малыш крепко уснул. А Оля с Наталией принялись кроить и шить ему одежду. Что-то нашли из Олиных вещей, что-то перешили. Утром одели парнишечку с головы до пят.

- Ну, мальчик-с-пальчик, красавец! Одним словом, мужик, - похвалил Матвей и погладил по головке.

Оля любовалась мальчиком. Представляла своего будущего сына или дочку. Сколько будет радости! А вот Виталий не увидит долго, видимо, своё дитя. И ответа на письмо что-то нет долго…

Тревога о муже сопровождала её всюду. Где он? Что с ним? И садилась за очередное безответное письмо.

- Не пиши, дочка. Жди. Куда пишешь, Виталия там, может, давно и близко нет. Они, как голуби, вспорхнули и улетели от врага подальше. А потом германцу устроят тёмную… Придёт и на нашу улицу праздник. Немцу наши морозы не по зубам. Они зимами жить не приучены, - успокаивал отец дочку, - я ведь, дочь, тоже с немцем и в рукопашной бывал, и штыка ихнего получал… На веку, как на длинном волоку – всего изведаешь. Силён вражина, сколь стран к ногам положил, но русских не положишь…

- Тятя, а как если немцы и до нас доберутся? - Оля как в детстве прижалась к отцу.

- Боже, сохрани нас, грешных, от такой напасти, что им у нас в Михалкино и Солдаткино делать? – потеряв самообладание, пугалась Наталия.

- Типун на язык! Волос долог, ум короток. Ну, разве же немца в Москву запустят?! У тебя, жена, речь вперёд ума бежит, - осердился крепко Матвей.

Оля молилась. Чтобы она ни делала, шептала молитвы. Чаще она просто разговаривала с Богородицей. Оля знала, что Богородица – заступница рода человеческого. Святая, но она и мать тоже. И должна её понять, что Оля тревожится за своё ещё не рождённое дитя. Подолгу она смотрела на святых, стоящих на иконостасе в горнице.

- Доченька! И не ложилась ещё. А уже петухи пропели. Беречь силы надо для него, - кивала мать на округлившийся живот, - давай ложись, - как маленькую, вела Олю на кровать. И уходила на свою половину.

Новосёлы обживались на новом месте. Тая работала на ферме. Девочки Соня и Валя ходили в школу в Михалкино. Соня училась в девятом, а Валя во втором классе. Девочки быстро подружились с деревенскими ребятишками. Валя написала письмо в Москву своим родителям. Восьмилетняя Валя знала о себе всё. Адрес, фамилию, как зовут отца и мать, дедушку и бабушку. Мама привезла Валю в лагерь, а через несколько дней началась война. Девочка помнит, что детей сажали на машины, потом впереди загрохотало, как в грозу гремит. Все стали слезать с машин и побежали к лесу. Потом шли по дороге. Потом опять прятались от самолётов, которые кружили и стреляли в людей… Воспоминания и расспросы выводили девочку из равновесия. Она начинала плакать и замыкалась. Тая и Соня к ней не приставали с расспросами. Валя каждый день забегает после школы на почту, проведывает, не пришло ли ей долгожданное письмо.

Оля навещала новосёлов. Она любила ходить в этот дом. Здесь родился Виталик, здесь он жил, влюбился в неё, Олю. Рамки фотографий висели на стене, где были его родные и близкие люди. Да и сам Виталик тоже улыбался ей, как бы говоря: «Не унывай, всё будет хорошо, ромашка ты моя ненаглядная». Оля насмотрится, успокоится, и на душе станет легче.

- Мы на заставе жили, верней, служили. Мой муж офицер-пограничник. Отчаянный и бесстрашный. Да вся застава: сильные и храбрые парни! Они будут стоять до последнего. Полегли они все, наверное…Только бы не плен. Живыми пограничники немцам не сдадутся. Бьются до последнего. Я бы тоже на фронт пошла, если бы не Сонька…А тебе муж письма шлёт?

- Давно не было, - вздохнула Оля.

- Держись. Ему теперь не до писем. Ты должна любить и молиться…

Тая расстегнула кофточку. Поцеловала свой нательный крестик: «Мой ангел хранитель»

- А это мой, - Оля тоже показала своего защитника.

- За несколько дней до войны снится мне, что я чемодан собираю, - рассказывает Тая, - положила вещей полный чемодан, а сверху икону Богородицы. И говорю Соне: «Пойдём, дочка, пора нам в путь». А Соня мне: «А как папу оставим?» И проснулась. Так муторно стало на душе. Утром муж пришёл с дежурства, а я ему уже и крестик подготовила. Паша его частенько одевал, правда, вначале по моей просьбе. Служба у пограничников трудная, на глазах врагов ходят. А, бывало, сам просил: «Где твой оберег?». Я уже догадывалась, что идёт муж на задание нелёгкое. За шестнадцать лет сменили не одну заставу. Вначале огорчилась и выговаривала Павлу. Дескать, клеила, мазала, красила, в порядок привела, сколько сил потратила, а теперь снова да ладом…

- Завелась, сварливая ты моя! Тая – ты офицерская жена, должна быть сильной, - ответил мне мой благоверный.

- Да я так. С милым рай и в шалаше. А вы, Оля, вместе были недолго?

- Около года…, - вздохнула Оля.

- Ну, у вас еще всё впереди. Срок когда? Животик-то книзу спал. Значит скоро, девонька. Дай-ка я послушаю сердечко твоего сына или дочки. Училась на врача-гинеколога, а как замуж выскочила, и учёбу забросила. Толк в наших бабских делах знаю не понаслышке. Давай, ложись на койку. Ты в больнице хоть была?

- Три раза в Михалкино ездила. Фельдшер сказала, что всё в порядке.

- Хорошо, ровно сердечко стучит. И твоё тоже. Немаленький плод… Скоро, Оленька, на свет появится новый человек, - улыбнулась Тая.

- Спасибо, Тая. Я с тобой, как за каменной стеной, - обрадовалась Оля.

- Всё зависит от тебя. Я за тебя не рожу. Но помочь смогу. Слава Богу, медицинский чемоданчик не потеряла. А вещи - дело наживное. Я его всё на руках держала, как сердце чувствовало. Кое-что Соня в своём рюкзаке сохранила из своих вещей и игрушек. Невеста, а всё в куклы играет. Фотографий жаль сильно, хотя бы память была…

Дома Олю ждала радость. Пришло письмо от Виталия. Муж писал, что у него всё в порядке, бьют фашистов и что победа обязательно придёт. Просил Олю: если родится мальчик, назвать Ваней, в честь его отца. «А дочке имя сама дашь, посоветуйся с родителями и моей мамой. Ей передай от меня поклон, что я жив-здоров и ей желаю крепкого здоровья. Пусть верит, что мы все четверо вернёмся домой с победой.»

Для Олюшки сразу мир засветился! И снег на солнце блестит, и с крыш капает, и скоро весна придет. А что рожать, так такая доля женская. Подарок любимому мужу.

- Собирайся, мальчик-с-пальчик. Пойдём на конюшню на лошадок смотреть, - Наталия стала одевать мальчишку. Парнишке Первушины не давали имя. Оно у него есть. Приучать к другому не следует. Ждали, может, отойдёт и сам вспомнит, как его зовут. Поэтому звали «мальчик-с-пальчик», а Матвей – «мужичок», а Оля к «мужичку» добавляла «с ноготок». Мальчишка был толковый и любознательный. Ночами часто плакал и вскакивал с постели. Боялся темноты. Наталья клала его спать с собой. Он целовал её, гладил по щеке и волосам. Брал её руку в ладонь свою и закрывал глаза.

В конюшне Наталья усаживала мальчика в ясли, а сама кормила лошадей. Стойло, где сидел ребёнок, закрывала на запор. В этот раз оплошала. Наталья поила коней у колодца. Она черпала воду и услышала визг в конюшне: «Ма..ма, а-а..ма,» - звал детский голос.

- Ой, мамонька родимая…, - Наталья опустила колодезную бадью и кинулась в конюшню.

Гнедой стоял в проходе, а голова в клетке, где сидел ребёнок. «На место, Гнедой! Пяться, кому говорят!» Мерин послушно попятился, Наталья захлопнула двери, освободила проход. Гнедой прошёл в своё стойло, кося глазом в сторону парнишки, как бы говоря: «Я же не нарочно, не плачь, не трону, не обижаю ни больших, ни маленьких».

- Ну, что ты, дитятко моё родимое, - Наталья взяла мальчика на руки, - не бойся! Лошадка умная. Гнедой тебя прокатит. Сядем на санки и поедем.

Малыш всхлипывал и повторял: «Ма..ма.. ма..мотька» и прижимался к Наталье.

- Заговорил! Какой молодец… а звать-то как тебя, мой милый? Вспоминай! Не забыл?

Мальчик отстранился от Наталии, хлопнул себя в грудь: «Я – Ваня.. Ваня..», - и широко улыбнулся. Потом высунул свой язык, потёр губы, посмотрел на Наталью и четко произнес: «Мама», - и заулыбался широко и счастливо.

- А сколько Ване годиков?

- Тли.., - ответил мальчик и показал три пальчика.

Наталья с Ваней отправились домой.

- Сегодня радость за радостью к нам в гости приходит. Ванятка наш заговорил, - сообщила с порога Наталья, - Гнедого испугался и заговорил!

- Клин клином вышибло! Выходит, Иваном у нас мальца-то зовут?! А мы «мужичок с ноготок» да «мальчик-с-пальчик»! Хоть мал да удал, верно, Ваня? – Матвей ласково потрепал парнишку по голове, - давай, мужик, чуб стричь, а то оброс шибко.

Ночью Оля почувствовала боль внизу живота. Потом боль стихла. Она даже задремала. Затем приступы начали повторяться. Оля пошла на кухню.

- Где мама? – отец ставил в печь чугун картошки.

- Что так рано, доченька, поднялась? Мы хлопочем ни свет, ни заря то, что Верба отелилась. Самостоятельно, уж который раз одна управляет. Придём, а телёнок по двору бегает.

- Тятя, и у меня, вроде, время подоспело, - прервала Оля отца, - сходи за Таей…

- Сейчас… мигом! Одна нога здесь, другая там!..

Оля вернулась в горницу, села на кровать. Боль не утихла, а наоборот усилилась…

- Господи, помоги мне родить дитя! – Оля повернулась к образам и перекрестилась, - Богородица, милая, ты сама мать и тоже рожала. Помоги мне… Сжалься и помоги, Заступница! Боязно мне чего-то…

Вбежала запыхавшаяся мать, а за ней следом Тая.

- Воды грейте, - приказала Тая. Она была спокойна, - как дела, будущая мамочка?

Тая убрала с кровати одеяло: «Ложись, Оля, сейчас поглядим, что тут у нас? Слушаться беспрекословно! Мы ведь некапризные, правда?!»

Уверенные действия Таи успокоили Олю. Она не стонала, а закусывала губу…

- Не ты первая, не ты и последняя. Все мы пришли на этот свет в муках. Кричать хочется – кричи. Боль сильная – ори!

- Ой, ма-а-мочка… Не-е.. могу.. больше…

- Тужься! Так ещё разок… сильнее… Стоп! Отдыхаем… теперь снова… давай… Молодец!

- А-а-а, - закричал новый человек.

Тая показала Оле дитя:

- Смотри, мамочка, какая красавица! Бабушка, помоги внучке пуповину обрезать да прихорошить барышню!

- Таюшка, тебя нам сам Господь послал, - Наталия хотела поцеловать Тае руку. Та испуганно одёрнула.

- Вы что? В чём моя заслуга?! И без меня бы ягодка отпала, коли созрела. Я просто, немного помогла. Вот и всё!

Оля заснула. Когда проснулась, ей дали малышку покормить. Около кровати на стуле сидел Ваня. Мальчик внимательно смотрел на новорождённую.

- Ванюшка, - улыбнулась Оля, - ты видел маленькую девочку?

Парнишка кивнул. Когда ребёнка положили в кроватку, Ваня потихоньку качнул колыбельку. «Ба-ба-а-а-а», - запел мальчик.

Ванечка все дни проводил около малышки. Вначале взрослые боялись: как бы чего не сделал ребёнку. Но мальчик с таким трепетом и нежностью любовался девочкой, что все успокоились. Наталия и Матвей от радости на крыльях летали.

- Матвей, а я и о Ване забыла. Ещё осерчает на меня парнишечка, - упрекнула себя Наталия, - Ваню мы все крепко полюбили. Сыщутся родители – ладно, переживём, а если не найдутся? Пойдём, дед, к дочери на совет. Имя девочке надо давать.

- Да я думаю-думаю. Был бы Виталик рядом… Мне хотелось бы Верой назвать, - предложила Оля.

- В самую точку! Вера сейчас всем и во всём нужна, - похвалил отец, - и бабушка Авдотья одобрила бы…

- Надо бы проведать сватью, но всё дела, заботы, носа некогда вытереть, - посетовала Наталья. - Плоха Авдотья. На днях ко мне мужик с Михалкина приезжал за самками, так сказал. А внучку уже по теплу свозим, да и окрестим заодно.

- Ну, это долго. Обидится сватья. Путь недалек.

- С тобой, Матвей, и проведаем на днях да Ваню с собой прихватим.

- Поедешь, Иван, в Михалкино? За кучера посадим! – предложил Матвей.

Мальчик одобрительно замотал головой, а потом громко отчеканил: «Да». Все заулыбались.

- У мужика голос прорезался. Давай, Иван, пять.

Матвей протянул парнишке руку. «Здолово!» - Ваня хлопнул по заскорузлой ладони Матвея.

Война Матвея поставила на ноги. Вначале он через силу, но упорно бродил по двору. Начал со своих граблей и кос. Точил, отбивал, вставлял в грабли зубья. Потом к амбару стали ставить инвентарь со всей деревни.

- Матвей Алексеевич, у граблей зубья закрошились, повтыкал бы малость, - просила соседка, - а на косу хоть задним местом садись, сколь тупа.

- Погляжу, чем могу – помогу, бабоньки!

У амбара вскоре стало полным-полно граблей, кос, вил, топоров. Матвей установил точильный круг. Потом стал лудить. Вставал ранёшенько и ложился позднёхонько. Да ещё в кузницу заглядывал. Обучал подростка. Война затянется, и того на фронт загребут. Война на людей прожорлива…

- Как здоровье, Матвей Алексеевич? – интересовались порой односельчане.

- Хворать нынче не досуг. Когда германца домой восвояси спровадим, тогда належусь досыта. А теперь еще поскриплю…

- Ты уж держись, Матвеюшка! Мы же без твоих золотых рук пропадём. У нас, у баб, руки не из того места растут.

- Руки не хайте. Вы теперь и за себя, и за мужика пластаетесь…

Осенью у Матвея работы стало ещё больше. Пригодилась отцова наука. Батька был колёсных и санных дел мастер. «Готовь сани летом, а телегу зимой», - приговаривал отец.

Матвей понимал, что большого мастерства ему уже не достичь. Да изящество теперь и не к чему, а вот крепость и надёжность требовалась. Пришлось и сбруей лошадиной заняться, а зимой валенки валять. Вначале неуверенно, боялся, а вдруг не получатся катаньки. Решил попробовать. Первые свалял Ванятке. Сколько у того было радости! Он обнову и руками гладил, и Матвея целовал. Потом обулся и начал плясать.

- Топни ногой, топни правенькой,

Всё равно люблю Ванюшку,

Хоть и маленькой! - пропела Наталия, раззадоривая мальчика.

- Добро больно, Матвеюшка. Рукастый ты у нас!

- Не хвали, Наташа. Хоть тяп-ляп да кое-как, а всё в люди не кланяться. Да и на поклон идти не к кому. Ладные мастера с немчурой воюют…

С рождением дочери ход времени у Оли пошёл быстрее. За окном капало с крыш, слепило солнышко, дни заметно прибавлялись. Оля целыми днями и ночами хлопотала около дочери. В их компанию и Ваня прибавился. Парнишка уже не гонялся за Наталией.

- Ванятка хоть занятие нашёл. А то я всё время опасалась: или коней испугается, или ушибётся, - радовалась Наталия.

Когда Верочку Оля укладывала спать, мальчик одевался и шёл на улицу к Матвею.

- Теперь дело ходко пойдёт! С таким помощником скоро управим, - смеялся Матвей.

Под навесом у Вани был свой уголок. Там хранились разные палочки, досочки, молоток, деревянное ружьё, сабля. На улице стоял снеговик. На голове старая корзина, глаза – угли, нос – морковина. Деревенская малышня тоже забегала поиграть с Ваней. Ваня часто двигал брусочек и лепетал: «Ту-ту, ту-ту-ту».

Оля ждала лета. Подрастёт Верочка, и она свозит окрестить дочку. Об этом она написала и Виталию. От мужа письма-записочки ходили, правда, нечасто. Но были весточки, и то Слава Богу! А то у деревенских и Михалкинских ушли мужики и как в воду канули. Нет известий… Неизвестность – хуже всего. Изводит человека.

- Мама, а Ванятку, может, тоже окрестим вместе с Верочкой? А если он крещёный?

Наталья задумалась: «С Ванюшкой посоветуемся. Как тот скажет – так и поступим. Ты Ване крёстной будешь. Верочке созовём Витину племянницу Катю. Хотя бы Авдотья внучку-то успела поглядеть!»

К крещению Верочки и Вани Оля приготовила всё заранее. Отправились в храм ранним утром. Ваню как будто в бок толкнули. Вскочил и к рукомойнику. Умылся, и начал надевать праздничную одежду. Парнишка ещё с вечера на неё поглядывал. Оля выгладила и повесила на стул.

- Вот, Ванечка, завтра оденешься, и поедем на лошадке. В церкви только не балуйся и громко не разговаривай. Хорошо?

Мальчик кивнул головой и старательно наряжался.

- Давай помогу, - предложила Оля.

- Сам… - Ванечка отвёл Олины руки, - сам могу…

- Молодец! Сам с усами. Какой кавалер у нас знатный, - похвалила Наталия парнишку, - дед, взгляни - ка на молодца-удальца!

На днях Наталия и Матвей разговаривали с председателем сельсовета насчёт Ванечки. Председатель приезжал к Тае. У Вали нашлась мать и скоро приедет её забирать. Из Москвы Валина мама эвакуировалась и сейчас живёт у родственников в Сибири.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 Следующая ⇒