Таня Хафф 8 страница

Как все ее поколение, Вики не была воспитана в строгих религиозных традициях. Она могла распознавать церковные символы и знала основные события евангельской истории, но этим и ограничивалась. И уже не впервые ей пришла мысль, что, может быть, она пропустила что‑то очень важное в своей жизни. Стянув перчатки, женщина опустилась на скамью.

«Я даже не знаю, верю ли в Бога, – призналась она фреске, как бы извиняясь. – Но если на то пошло, до сегодняшней ночи я не верила и в вампиров».

В соборе было тепло, а спала она в последний раз, как ей казалось, очень давно. Вики медленно осела на полированной деревянной скамье, и лицо мадонны постепенно начало тускнеть...

* * *

Вдалеке что‑то с грохотом разбилось. Опытное ухо уловило, что этот предмет с силой швырнули об пол. Вики вздрогнула, открыла глаза, но подняться у нее не было сил. Она сидела, привалившись спиной к стенке скамьи, охваченная непонятной усталостью, а тем временем звуки разрушения приближались. До нее доносились мужские голоса, скорее самодовольные, чем злобные, но слов она не разбирала.

Окутанная тенью, освещенная теперь только мерцающим пламенем свечей, мадонна продолжала печально улыбаться, протягивая руки миру. Вики нахмурилась. Свечи стали маленькими и толстыми, воск стекал неровными струйками в белые лужицы и застывал на металлических подсвечниках и каменном полу.

Но ведь свечи стояли в красных сосудах... а на полу – на полу лежал ковер...

Грохот, раздавшийся совсем близко, заставил женщину вздрогнуть, но не разрушил апатию, приковавшую ее к скамье.

Сначала она увидела лезвие топора, затем топорище, а потом и человека, который держал его в руках. Он метнулся в боковой неф из центрального прохода со стороны алтаря. Его темную одежду покрывала гипсовая пыль, а в распахнутых полах кожаного жилета Вики заметила, как ей показалось, блеск золота. Свечи высветили цветные осколки разбитого стекла, прилипшие к отворотам его широченных сапог; короткие волосы, остриженные по форме головы, потемнели от пота; в оскале рта виднелись желтые неровные зубы.

Он замер у входа в нишу, набрал в легкие воздух и занес топор.

Лезвие не коснулось улыбки мадонны, топорище столкнулось с поднятой рукой молодого человека, который внезапно появился на пути вандала. Тот выругался и попытался выдернуть свое орудие.

С того места, где сидела Вики, казалось, что молодой человек слегка вывернул руку громилы, а потом отпустил, но, должно быть, он сделал еще что‑то, так как вандал снова выругался, выпустил топор и едва не свалился на пол. Когда нападавший отпрянул, Вики в первый раз получила возможность хорошенько разглядеть юношу, завладевшего теперь топором.

Генри. Ряды мигающих свечей за его спиной высветили золотисто‑красные искорки в волосах, создав вокруг его головы определенное подобие нимба. Он был одет в те же цвета, что и мадонна на фреске: широкое белоснежное кружево на воротнике и манжетах, белая рубашка, проглядывавшая сквозь прорези рукавов бледно‑голубого камзола. Прищурив глаза, юноша поднял руки.

Топорище треснуло. Звук ломающейся древесины отразился эхом от стен ниши, за ним тут же последовал грохот, когда оба куска упали на пол. Вики не заметила, чтобы Генри шевельнулся, но уже в следующее мгновение вандал болтался в воздухе, суча ногами над мраморным полом, когда Генри схватил его за грудки.

– Святая Дева находится под моей защитой, – сказал он, и в этих негромко произнесенных словах было больше угрозы, чем в любом оружии.

Громила открыл было рот, потом закрыл, но не издал ни звука. Он обмяк, вися в воздухе, скованный страхом. А когда Генри разжал кулак, рухнул на колени, не в силах отвести глаза от лица противника.

Для Вики этот вампир стал чем‑то вроде ангела мести, готового в любой момент выхватить огненный меч и поразить врагов Господа. У вандала, видимо, тоже сложилось такое впечатление, потому что он тихо застонал и молитвенно сложил дрожащие руки.

Только тогда Генри отступил и позволил поверженному противнику опустить глаза.

– Прочь! – велел он.

Не поднимаясь с колен, громила пополз назад и уже через секунду исчез из поля зрения Вики. Генри проследил за ним глазами, после чего повернулся и, перекрестившись, опустился на колени. Над его склоненной головой Вики встретилась взглядом с нарисованной мадонной. Тут веки ее отяжелели и сами собой опустились.

Когда через секунду она снова открыла глаза, фреска по‑прежнему была освещена, свечи вернулись в свои сосуды красного стекла, а золотистая голова оставалась склоненной под изображением святой.

Вновь обретя силы, Вики легко поднялась со скамьи и направилась к нише.

– Генри...

Услышав свое имя, тот перекрестился, поднялся и повернулся к ней, запахивая полы черного кожаного пальто.

– Что...

Он покачал головой, поднес палец к ее губам и, мягко взяв за руку, вывел из святилища.

– Хорошо вздремнули? – спросил он, отпуская руку женщины, когда за ними закрылись тяжелые деревянные двери.

– Вздремнула? – повторила Вики, проводя рукой по волосам. – Кажется, да.

Фицрой озабоченно взглянул ей в лицо.

– Как вы себя чувствуете? Боюсь, удар по голове оказался слишком сильным...

– Со мной все нормально. – Очевидно, это был сон. – У вас нет акцента. – Во сне юноша говорил с каким‑то акцентом.

– Я давно от него избавился. А в Канаду приехал сразу после Первой мировой войны. Вы действительно уверены, что с вами все в порядке?

– Я же сказала, что да, – Она начала спускаться по лестнице.

Генри со вздохом последовал за ней. Ему припомнилось, что где‑то писали, будто сон после сотрясения мозга не очень полезная вещь, но он вошел в церковь сразу за ней, так что у этой дамочки – частного детектива не было возможности долго поспать.

«Это был всего лишь сон, – твердила себе Вики, шагая в сопровождении своего спутника. – С вампирами и демонами я еще как‑то справлюсь, но видения на такие темы – это уж чересчур». Хотя к чему ей приснился этот сон о Генри Фицрое, защищавшем фреску с изображением Девы Марии от вандала, смахивавшего на одного из «круглоголовых» Кромвеля, она понятия не имела. Возможно, это был знак. А может, ей все привиделось из‑за удара по голове. Как бы то ни было, остатки сомнений насчет бывшего королевского бастарда‑высочества, видимо, улетучились, и, хотя она была склонна думать, что это скорее фокусы подсознания, а не вмешательство Господа, Вики решила держать ухо востро. На всякий случай. «Хотя... погодите‑ка минуту...»

– Вы меня выследили!

Генри настороженно улыбнулся.

– Я только что открыл вам тайну, которая могла меня погубить. Должен же был я посмотреть, как вы поступите.

Она почувствовала себя уязвленной, но вынуждена была признать разумность его поступка.

– Ну и?

Вампир пожал плечами.

– Нет, вы скажите первая.

Вики поправила на плече ремень от сумки.

– Я думаю, – медленно произнесла она, – что вы правы. Объединившись, мы смогли бы достичь лучших результатов. Можете считать, что у вас в этом деле появился напарник. – Она споткнулась, угодив в темную расщелину на тротуаре, но тут же выпрямилась, прежде чем Генри успел ей помочь, и сухо добавила: – Однако вам следует знать, что обычно я работаю только днем. – Еще не время объяснять ему причину. Пока, во всяком случае.

Фицрой кивнул.

– Меня это устраивает. Лично я, как вы, наверное, догадываетесь, чрезвычайно восприимчив к солнечному свету, поэтому могу работать только по ночам. Мы с вами разделим сутки пополам, так что у нас не будет перерыва в работе. Кстати о дневных часах. – Он бросил короткий взгляд на восток, откуда приближался рассвет. – Мне пора идти. Не могли бы мы обсудить все завтра вечером?

– Когда?

– Скажем, часа через два после захода солнца? Я как раз успею подкрепиться.

Вампир исчез, прежде чем Вики успела как‑то отреагировать. Или согласиться.

– Что ж, завтра поглядим, за кем останется последнее слово, – фыркнула она и повернула к дому.

Солнце пробилось над горизонтом к тому времени, как она добрела до своей квартиры. Рискуя свернуть себе челюсть зевками, Вики упала на кровать.

Но не прошло и сорока пяти минут, как ее грубо разбудили...

– Где! Ты! Была! – Селуччи акцентировал каждое слово, немилосердно тряся ее за плечи.

Вики, никогда со сна не отличавшаяся быстротой реакции, позволила ему закончить предложение, прежде чем подняла руки и вырвалась из его железной хватки.

– Черт возьми, Майк, ты о чем? – Прикрыв глаза рукой от света люстры, другой рукой она схватила с тумбочки очки.

– Один из полицейских заметил, как кто‑то засунул в «БМВ» женщину, по описанию похожую на тебя. Произошло это вскоре после полуночи, всего лишь в нескольких кварталах от того места, где нашли последний труп. Или ты теперь скажешь, что сегодня ночью тебя не было в районе Вудбайн?

Вики откинулась на подушки, вздохнула и поправила очки.

– А разве тебя это касается? – Бессмысленно было пытаться урезонить Селуччи, пока он не успокоится.

– Я скажу тебе, почему это меня касается. – Он вскочил с кровати и начал расхаживать по спальне: три шага и поворот, три шага и поворот. – Ты влезла в полицейское расследование, вот почему это меня касается. Ты была... – Внезапно он остановился и, сощурившись, ткнул обвиняющим перстом в сторону Вики. – Кто это тебя так приложил?

– Никто.

– Если никто, тогда откуда у тебя на скуле синяя шишка размером с грейпфрут? – прорычал Майк. – Это он? Тот парень, что затащил тебя в свою машину? – Селуччи снова присел на кровать и, протянув руку, повернул лицо Вики к свету.

– Да ты спятил! – Она отбросила его руку. – Но, видно, заснуть мне не удастся, пока ты не удовлетворишь свое совершенно неразумное любопытство. Так вот, я была в том районе. И я не очень хорошо вижу в темноте, о чем ты мне все время напоминаешь. – Она одарила его змеиной улыбкой. – Кое‑что ты угадал. Ну как, полегчало?

Майк ответил ей такой же улыбкой и рявкнул:

– Валяй дальше.

– Я была с другом. А когда случайно поцеловалась с фонарным столбом, он отвез меня к себе. Решил удостовериться, что я не сильно пострадала. Теперь доволен? – Вики махнула на дверь и упала на подушки. – Тогда можешь убираться!

– Черта с два доволен. – Он хлопнул ладонью по спинке кровати. – После моего напарника ты самая худшая в мире врунья. Не тебе пытаться навешать мне лапшу на уши. Кто этот друг?

– Не твое дело.

– Куда он тебя отвез?

– Тоже не твое дело. – Она снова села в кровати и придвинулась к его лицу. – Ревнуешь, Селуччи?

– Ревную? Проклятье, Вики! – Он поднял было руки, словно намеревался снова ее встряхнуть, но в последнюю секунду передумал, встретив ее прищуренный взгляд и заметив, что она тоже подняла руки. – У меня в деле шесть трупов. Я не хочу, чтобы ты стала седьмым!

Вики заговорила очень тихо, но в ее голосе чувствовалась издевка.

– А разве ты не находился в тот же момент на передовой?

– При чем тут это? Я полицейский, и со мной на дело вышла половина копов всего города. А ты была одна!

– А‑а. – Она схватила его за грудки и внезапно притянула к себе, так что их носы коснулись друг друга. – Значит, ты беспокоился обо мне? – процедила Вики сквозь стиснутые зубы, отчего скула сильно заныла, но так, по крайней мере, она удержалась, чтобы не перегрызть ему горло.

– Конечно, беспокоился.

– Тогда почему бы так прямо и не сказать вместо того, чтобы то ругать меня, то черт‑те в чем обвинять!

Она с такой силой оттолкнула его от себя, что Селуччи пришлось уцепиться за спинку кровати, чтобы не упасть.

– Ну? – настаивала Вики, когда тот кое‑как восстановил равновесие.

Майк отбросил тяжелую прядь со лба и пожал плечами. Вид у него при этом был немного смущенный.

– Это самое... я... не знаю.

Сложив руки на груди, Вики осторожно улеглась на подушки. В подобных обстоятельствах она поступила бы точно так же, поэтому решила больше не наскакивать на Селуччи. Кроме того, у нее ныла скула, раскалывалась голова и адреналина в крови было столько, что хватит на целую неделю бессонницы.

– Ты уже был дома? – спросила она.

Селуччи устало потер рукой глаза.

– Нет. Не успел.

Вернув очки на тумбочку, она похлопала по кровати рядом с собой.

Немного позже ее осенило.

– Погоди минуту... поосторожней со скулой... ты ведь несколько месяцев тому назад вернул мне ключ от моей квартиры. – Вообще‑то он чуть ли не швырнул ей в лицо этот ключ.

– А у меня остался дубликат.

– Ты же говорил, что у тебя нет никаких дубликатов!

– Вики, это ты у нас никудышная врунья, а я – совсем другое дело. Ой, больно!

– Так и было задумано.

* * *

– Нет, ма, я не больна. Просто вчера допоздна занималась одним делом. – Вики зажала плечом телефонную трубку и налила себе кружку кофе.

На другом конце провода ее мать тяжело вздохнула.

– Знаешь, Вики, когда ты ушла из полиции, я надеялась, что теперь смогу перестать за тебя волноваться. Ты только посмотри, уже три часа дня, а ты еще не встала с постели.

Какое отношение имела вторая фраза к первой, Вики так и не поняла.

– Ма, я уже встала и пью кофе. – Она сделала шумный глоток. – И разговариваю с тобой. Чего еще ты хочешь?

– Я хочу, чтобы ты наконец нашла себе нормальную работу.

Вики прекрасно знала, как гордилась мать двумя ее наградами, заработанными в полиции, а потому пропустила последнее замечание мимо ушей. Она также знала, что со временем, если этого уже не случилось, ее мать станет пересыпать свою речь фразой «моя дочь, частный детектив», точно так, как раньше говорила «моя дочь, следователь отдела убийств».

– А кроме того, Вики, у тебя сегодня какой‑то странный голос.

– Я поцеловалась с фонарным столбом. Теперь у меня небольшая шишка на скуле. Она слегка болит, когда я говорю.

– Это случилось вчера ночью?

– Да.

– Но ты же знаешь, что ничего не видишь в темноте...

Теперь настала очередь вздыхать ее дочери.

– Ма, ты начинаешь говорить, как Селуччи. – Тот, словно по сигналу, вылез из спальни, заправляя рубашку в брюки. Вики показала на кофейник, но Майк покачал головой и сунул руки в рукава пальто. – Погоди минуту, ма. – Прикрыв трубку одной рукой, Вики критически его оглядела. – Если и дальше так пойдет, то тебе следовало бы снова принести сюда бритву, а то ты сейчас похож на террориста.

Он поскреб подбородок и пожал плечами.

– У меня есть бритва в конторе.

– И найдется во что переодеться?

– Ничего, несколько часов им придется потерпеть вчерашнюю рубашку. – Майк наклонился и нежно ее поцеловал, стараясь не задеть расплывающийся фиолетово‑зеленый синяк. – Нельзя надеяться, что ты прислушаешься к моим словам, если я попрошу тебя быть поосторожнее?

Она вернула ему поцелуй с тем пылом, на который была способна, и сказала:

– Нельзя надеяться, что ты прислушаешься, если я попрошу тебя перестать меня опекать, сукин ты сын?

Селуччи нахмурился.

– Потому что я прошу тебя быть осторожной?

– Потому что ты заранее предполагаешь, что я забуду об осторожности. Потому что ты заранее предполагаешь, что я непременно сделаю какую‑нибудь глупость.

– Ладно. – Он поднял руки, сдаваясь. – А как насчет: «не делай того, чего я сам бы не сделал»?

Вики хотела было ответить: «Сегодня ночью у меня свидание с вампиром. Что ты скажешь об этом?», но передумала и вместо этого произнесла:

– Мне казалось, ты не хотел, чтобы я совершила какую‑нибудь глупость.

Майк улыбнулся.

– Я позвоню, – сказал он и ушел.

– Ты еще там, ма?

– Меня не отпускают домой до пяти, дорогая. Где же мне еще быть? Что у тебя там творится?

– Это Майк Селуччи уходил.

– Значит, ты снова с ним встречаешься?

Хорошо бы поджарить тосты. Однако очень скоро выяснилось, что единственный оставшийся у нее кусок хлеба слегка заплесневел. Вики выбросила его в мусорное ведро и решила довольствоваться пакетиком дешевого печенья с шоколадной крошкой.

– Кажется, да.

– Что ж, как говорят люди, обычное дело для весны.

Голос у нее был неуверенный, поэтому Вики сочла за лучшее сменить тему. Ее мать несколько раз видела Селуччи, и, в общем, он ей понравился, просто она считала, что и дочь, и ее избранник только выиграли бы, если бы нашли себе пару поспокойнее.

– А разве уже весна? – Сильные порывы ветра, ударяясь в оконное стекло, размазывали то, что должно было быть дождем, но скорее напоминало дождь со снегом.

– Сейчас апрель, дорогая.

– Да, но какая у нас погода?

Ее мать рассмеялась.

– Идет снег.

Вики стряхнула с себя крошки и подлила в чашку кофе.

– Послушай, ма, этот разговор будет стоить твоему факультету целое состояние. – Ее мать последние восемнадцать лет работала секретарем у декана биологического факультета Королевского университета в Кингстоне и никогда не упускала возможности использовать свои привилегии на полную катушку. – Ты знаешь, мне всегда нравится болтать с тобой, но ведь у тебя, наверное, какое‑то дело?

– Вообще‑то я хотела узнать, не приедешь ли ты ко мне на Пасху?

– На Пасху?

– В этот уик‑энд. Завтра я не работаю, в понедельник тоже, мы могли бы провести вместе целых четыре дня.

Темнота, демоны, вампиры и шесть человек, изуверски лишенных жизни.

– Не думаю, ма. Дело, над которым я сейчас работаю, не позволит мне отлучиться...

Выслушав еще несколько привычных фраз и пообещав не пропадать, Вики повесила трубку и перешла к тренажеру, чтобы справиться в равных долях с печеньем и чувством вины.

* * *

– Генри, это Кэролайн. У меня два билета на «Призрак оперы» на четвертое мая. Ты говорил, что хотел бы посмотреть, теперь у тебя появилась такая возможность. Позвони мне в ближайшие два дня, если будешь свободен.

Это было единственное сообщение на автоответчике. Генри покачал головой, сетуя на испытываемое им смутное разочарование. У Вики Нельсон не было причины позвонить. Той причины, о которой ему хотелось бы думать.

– Ладно, – сердито сказал он собственному отражению в старинном зеркале (его всегда смешило поверье, что его соплеменники лишены способности видеть себя в зеркале) над телефонным столиком, – скажи, почему я ей поверил. Обстоятельства вынудили? – Он покачал головой. – Нет. Обстоятельства складывались так, что мне следовало избавиться от этой дамочки. Гораздо более лаконичное решение с гораздо меньшим риском. Подумай еще. Она кого‑то тебе напомнила? Если прожить достаточно долго, а в твоем случае так и есть, в конце концов каждый начнет напоминать тебе кого‑то.

Отвернувшись от зеркала, Фицрой вздохнул и запустил пальцы в шевелюру. Он мог отрицать все, что угодно, но она действительно напоминала ему кого‑то, не столько внешне, быть может, сколько манерой поведения.

Джиневра Вентреска была первой смертной, которой он доверился после перерождения. Были и другие, с которыми он играл в доверие, но в ее объятиях он становился самим собой, не нуждаясь в том, чтобы притворяться лучше, чем есть. Или хуже.

Когда Генри понял, что не может больше жить в елизаветинской Англии – она была слишком похожа и в то же время совершенно непохожа на ту Англию, которую он знал раньше, – он перебрался на юг, в Италию, и в конце концов осел в Венеции. Этот древний город мог многое предложить таким, как он, оживая по ночам и даря ему тень, в которой он мог насыщаться, как ему вздумается.

Это был карнавал, насколько он помнил, и Джиневра стояла на краю площади Сан‑Марко, наблюдая толпу, которая кружилась перед ней, подобно живому калейдоскопу. Она показалась ему такой живой среди всей этой вызывающей помпезности, что он решил подойти ближе. Генри проследил за ней до самого дома (где, как потом оказалось, жил ее отец), а остаток ночи провел, выясняя ее имя и положение.

Джиневра Вентреска – даже спустя три столетия и множество жизней других смертных он до сих пор произносил это имя как благословение.

На следующую ночь, когда слуги заснули и дом был погружен в тишину и покой, Фицрой проскользнул в ее комнату. Биение сердца женщины притянуло его к кровати, и он осторожно откинул одеяло. Тридцатитрехлетняя вдова не была красавицей, но даже во сне она излучала жизнь, и Генри не мог оторвать от нее глаз. Однако через несколько секунд оказалось, что она тоже разглядывает его.

– Не хотелось бы вас торопить, – сухо произнесла Джиневра, – но я начинаю замерзать, и мне хотелось бы знать, не пора ли поднимать шум.

Он хотел было убедить ее, что это всего лишь сон, но не сумел.

Они встречались по ночам почти год.

* * *

– В монастырь? – Генри приподнялся на локте, выпутываясь из длинных прядей иссиня‑черных волос. – Прости, что так говорю, bella, но мне кажется, тебе вряд ли понравится жизнь в монастыре.

– Я не шучу, Энрико. Завтра после утренней мессы я отправляюсь к сестрам ордена Святого Бенедикта.

В первое мгновение Генри лишился дара речи. Мысль о том, что Джиневра будет заперта от мира, как громом его поразила.

– Зачем? – наконец с трудом выдавил он.

Женщина села, обхватив руками колени.

– У меня был выбор – монахини или Джузеппе Леммо. – Она скривила губы, словно ощутила во рту что‑то кислое. – Монастырь показался мне более привлекательным.

– Но зачем вообще выбирать?

Джиневра улыбнулась, качая головой.

– За все годы, проведенные тобой вдали от мира, ты успел кое‑что забыть, любовь моя. Отец желает отдать меня синьору Леммо, но милостиво позволит мне служить Богу, лишь бы только выдворить из своего дома чересчур образованную дочь. – Голос ее стал серьезным, когда она провела пальцем по голой груди Генри. – Он боится инквизиции, Энрико. Боится, что я навлеку на семью папских ищеек. – Губы женщины снова скривились. – Или что он будет вынужден донести на меня.

Генри недоуменно уставился на нее.

– Инквизиция? Но ты ведь ничего не...

Ее брови взметнулись вверх.

– Я связалась с тобой, а для некоторых, даже если они не знают, кто ты такой, этого достаточно. Если бы они пронюхали, что я добровольно отдаюсь Ангелу Тьмы... – Джиневра повернула запястье так, что стал виден крошечный прокол, – то даже костер был бы для меня слишком милосердным наказанием. – Она приложила палец к губам Генри, не давая ему возможности заговорить. – Да, никто не знает, но я к тому же женщина, которая осмеливается использовать свою голову, а в наше время этого достаточно. Если бы мой муж после смерти оставил меня в богатстве, или если бы я родила сына, продолжателя его рода... – Она пожала плечами. – К сожалению...

Вампир сжал ее руку.

– У тебя есть другой выбор.

– Нет, – прерывисто вздохнула Джиневра. – Я много думала об этом, Энрико, и поняла, что не могу пойти по твоим стопам. Потребность жить такой, какая я есть, уже сейчас навлекает на меня опасность. Я просто не смогла бы существовать, прячась за маски, которые нужно надевать, чтобы выжить.

Она говорила правду, но от этого ему не становилось легче.

– Когда я переродился...

– В то время, – перебила женщина, – судя по тому, что ты рассказывал, твоя страсть была так велика, что не оставляла места для рациональных мыслей, не оставляла места для размышлений, что с тобой будет потом. Я не хочу сказать, что свободна от страстей, – ее рука скользнула к низу его живота, – но я не могу утонуть в ней.

Генри толкнул ее на подушку, придавив к постели своим телом.

– Но нам совсем не обязательно расставаться.

Она рассмеялась.

– Я знаю тебя, Энрико. – Прикрыв глаза, Джиневра прижалась к нему бедрами. – Ты смог бы сделать это с монахиней?

После секундного шока Фицрой тоже рассмеялся и припал к ее губам.

– Если ты уверена... – пробормотал он у самых ее губ.

– Совершенно уверена. Если я должна пожертвовать свободой, то лучше отдать ее Богу, чем мужчине.

Ему оставалось только смириться с ее решением.

Потеря возлюбленной причиняла боль, но в последовавшие месяцы она притупилась, и ему было достаточно знать, что Джиневра в безопасности у сестер‑бенедиктинок. Генри уже подумывал о том, чтобы уехать из Венеции, но все медлил, не желая разрывать последнюю связывающую их ниточку.

Совершенно случайно он узнал, что монастырь все‑таки не сумел спасти его подругу от беды. В какой‑то темной таверне Фицрой подслушал приглушенный разговор: папские ищейки пришли за той, что звалась в миру Джиневрой Вентреска, забрали ее прямо из монастыря, заявив, что она связалась с дьяволом и теперь с ней поступят так, чтобы другим неповадно было. Она провела в застенках инквизиции три недели.

Три недели... огонь, железо и боль.

Он хотел взять штурмом их цитадель, как Христос врата ада, но заставил себя смирить ярость. Он все равно бы не спас ее, отдавшись в руки инквизиторов.

Если от нее осталось хоть что‑то, что можно было спасти.

Инквизиторы заняли целое крыло во дворце дожа – хозяин дворца весьма рьяно старался услужить Риму. Во всех залах тяжелым туманом навис запах смерти, а запах крови был таким густым, что по его следу мог пройти любой смертный.

Генри нашел возлюбленную подвешенной над полом, так, как они ее оставили. Ее руки были крепко связаны за спиной, а грубая веревка, на которой она висела, впивалась в рубцы, оставшиеся после предыдущих истязаний. К обожженным лодыжкам были привязаны тяжелые железные гири. Палачи явно начали с порки, а потом перешли к более действенным и болезненным мерам. Она умерла всего несколько часов назад.

* * *

– ...Призналась, что имела сношения с дьяволом, получила прощение и отдала душу Богу. – Мужчина в рясе поскреб бороду. – Все складывается весьма неплохо. Кому вернем тело – сестрам или семье?

Инквизитор постарше пожал плечами.

– Не вижу никакой разницы, она... Вы, собственно, кто такой?

Вампир улыбнулся.

– Я – месть, – ответил он, закрыл за собой дверь и запер ее на засов.

* * *

– Месть. – Генри вздохнул и вытер влажные ладони о джинсы. В тот день служители инквизиции приняли жуткую смерть, до последнего моля о пощаде, но подругу он этим не вернул. Ничто не могло ее вернуть, и вот теперь Вики всколыхнула воспоминания о ней. Эта женщина была такой же живой в своем собственном мире, как когда‑то Джиневра, и если он сейчас не поостережется, то она вполне может войти и в его мир.

Но ведь он этого хотел, разве не так? Чтобы был кто‑то, кому можно довериться. Кто‑то, кто способен видеть сквозь маску, которую он вынужден на себя надевать.

Он снова повернулся, чтобы взглянуть на свое отражение в зеркале. Все прочие, мужчины и женщины, в чьи жизни он вторгался после смерти Джиневры, оставляли его равнодушным.

– Держись от нее на расстоянии, – сам себя предостерег он. – По крайней мере, пока демон не будет повергнут. – В зеркале он выглядел не очень уверенным. Фицрой вздохнул. – Остается только надеяться, что я с этим справлюсь.

* * *

Девушка метнулась за массивный стол, сверкая сапфировыми глазами.

– Я думала, вы джентльмен, сэр!

– Ты почти угадала, Смит. – Капитан с кошачьей грацией отвесил поклон, не сводя насмешливого взгляда со своей жертвы. – Или мне следует говорить мисс Смит? Не важно. Я был джентльменом. Как ты вскоре убедишься, я давно отказался от этого звания. – Он рванулся к ней, но девушка ловко увернулась.

– Сделаете еще хоть один шаг, и я закричу.

– Кричи сколько душе угодно. – Роксборо уселся на край стола. – Я не стану затыкать тебе рот. Хотя мне будет досадно делиться таким прелестным призом со своей командой.

– Фицрой, что это за дерьмо?

– Генри, если вам не сложно, не Фицрой. – Он сохранил файл и выключил компьютер. – А это дерьмо, – сказал он, выпрямляя плечи, – моя новая книга.

– Ваша что? – переспросила Вики, поправляя сползшие очки. Когда минуту назад он попросил ее подождать в гостиной, она не послушалась и проследовала за ним в крошечный кабинет, решив, что если Фицрой идет туда, чтобы захлопнуть крышку своего гроба, то она должна это видеть. – Вы в самом деле читаете эту ерунду?

Генри вздохнул, стянул с полки над столом книжку в мягкой обложке и вручил Вики.

– Нет. Я в самом деле пишу эту ерунду.

– Ого. – На обложке полураздетая молодая женщина пребывала в страстных и в то же время нежных объятиях совершенно обнаженного молодого человека Объявленная на обложке дата событий гласила: «конец XIX века», но прически и макияж особ на ней явно не соответствовали заявленному периоду. Заглавие и имя автора были выведены бледно‑лиловым рукописным шрифтом: «Хозяин судьбы», Элизабет Фицрой.

– Элизабет Фицрой? – удивилась Вики, возвращая книгу.

Вампир вернул томик на полку, откатил стул от стола и поднялся, насмешливо улыбаясь.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒