Таня Хафф 7 страница

– А‑а, рядом с сэром Джайлзом... – Сэр Томас наклонился вперед и прищурил глаза. Дама, о которой шла речь, кротко смотрела в свою тарелку. – Так это же старуха Безика.

– Безика? – Это прелестное создание замужем за Безиком? Барону было по крайней мере столько же лет, сколько сэру Томасу. Ричмонд ушам своим не поверил. – Но ведь он старый!

– Безик уже умер, милорд, – захихикал сэр Томас. – Но, полагаю, он отправился к создателю счастливым человеком. Впрочем, она милашка и, кажется, тяжело восприняла смерть старого козла. Пока он был жив, я не часто ее видел, а теперь и того меньше.

– Как долго они были женаты?

– Месяц... нет, два.

– И она живет в замке Безик?

Сэр Томас хмыкнул.

– Если ту замшелую развалину можно назвать замком, то да, милорд.

– Если эта груда камней считается замком, – Генри обвел рукой огромный зал, не претерпевший почти никаких изменений с двенадцатого, наверное, века, – то все, что угодно, можно назвать замком.

– Это королевская резиденция, – с обидой запротестовал сэр Томас.

«Она улыбнулась. Я видел. Определенно, улыбнулась. Именно мне».

– А там, где она живет, это рай на земле, – мечтательно пробормотал Ричмонд, на секунду забыв, где находится, настолько был упоен ее улыбкой.

Сэр Томас разразился грубым хохотом, подавился пивом, да так, что пришлось колотить его по спине, тем самым привлекая к ним внимание, которого Генри так надеялся избежать.

– Вам не следует столь возбуждаться, мой добрый рыцарь, – пожурил его архиепископ Йоркский, когда те, кто бросился на помощь сэру Томасу, снова расселись по своим местам.

– Не мне, ваша светлость, – отвечал прелату сэр Томас, приняв благочестивый вид, – это нашему герцогу жмут панталоны.

Генри почувствовал, что краснеет, и проклял масть Тюдоров, из‑за которой он краснел, как девица, хотя был мужчиной полных шестнадцати лет от роду.

Позже, когда на старинной галерее менестрелей заиграли музыканты, Ричмонд бродил среди гостей, пытаясь, как ему казалось, скрыть свою истинную цель. Теперь они не сводят с него глаз, а кто‑то из присутствующих, может быть, и не один, обязательно донесет отцу.

Когда Ричмонд наконец пересек зал и оказался рядом с красавицей вдовой, та подобрала черные юбки, отливавшие серебром, и направилась к открытым дверям во двор. Юноша последовал за ней. Как он и предполагал, дама ждала его, остановившись на второй ступени – достаточно далеко от дверей, чтобы оказаться в темноте, и достаточно близко, чтобы он смог ее найти.

– Хм‑м... В зале слишком жарко, не правда ли?

Женщина повернулась к нему, ее лицо и грудь отливали белизной.

– Ведь сейчас август.

– Да, э‑э, именно так. – На самом деле они были не единственной парой, решившей покинуть душную и дымную атмосферу зала, но все остальные почтительно отдалились, как только появился герцог. – Вы, э‑э, не боитесь ночной прохлады?

– Нет. Я люблю ночь.

Ее голос напомнил Генри море, и он подумал, что может легко в нем утонуть. В замке, при свете факелов, ему казалось, что эта женщина ненамного старше его, но здесь, под звездами, она выглядела вообще вне возраста. Он облизнул внезапно пересохшие губы, стараясь найти тему для разговора.

– Вас сегодня не было на охоте.

– Да.

– Значит, вы не охотитесь?

Несмотря на темноту, она поймала его взгляд.

– О нет, напротив.

Генри с трудом сглотнул, переминаясь с ноги на ногу – панталоны теперь и впрямь стали ему тесны. Если за три года при французском дворе он чему и научился, так это улавливать намеки красавиц. Надеясь, что ладонь его не стала влажной, молодой герцог протянул руку.

– Как ваше имя, мадам? – спросил он, когда она коснулась его руки холодными пальцами.

– Аннабель.

* * *

– Вампир? – Генри ошеломленно уставился на Аннабель. – Я ведь пошутил.

– Разве? – Она отвернулась от окна, сложив руки на груди. – Норфолк именно так меня называет.

– Норфолк ревнивый дурак.

Ричмонд подозревал, что его отец прислал герцога Норфолка приглядывать за ним и выяснить, почему он не уехал из Шерифхьютона в сентябре, хотя открыто признавался в своей нелюбви к этому замку. Он также подозревал, что единственная причина, по которой его не отозвали обратно ко двору, заключалась в том, что отец втайне одобрял его флирт с красивой вдовой, к тому же старше его летами. Генри был не настолько глуп, чтобы думать, будто отец ни о чем не догадывался.

– Вполне возможно. – Черные как смоль брови нахмурились. – Ты никогда не задавался вопросом, Генри, почему видишь меня только по ночам?

– Мне лишь бы видеть тебя...

– Тебя никогда не удивляло, почему ты не замечал, чтобы я ела или пила?

– Но ты же бываешь на пирах, – смущенно запротестовал Ричмонд. А ведь все началось с невинной шутки!

– Ты никогда не видел, чтобы я ела или пила, – настаивала Аннабель. – И не далее как сегодня ночью ты сам заметил, какая я сильная.

– Зачем ты мне это говоришь? – Вся жизнь его вращалась вокруг тех часов, что они проводили в огромной кровати под балдахином. Аннабель была само совершенство. Больше он ничего о ней сказать не мог.

– Норфолк назвал меня вампиром. – Женщина заставила его взглянуть ей прямо в глаза, хотя Генри и пытался отвести взгляд. – Следующим шагом явится необходимость это доказать. Он скажет тебе, что если я вовсе не та, какой он меня считает, то значит, я смогу прийти к тебе и днем. – Аннабель холодно помолчала. – И ты, просто из любопытства, прикажешь мне так и сделать. А я тогда либо сбегу отсюда, и ты больше меня не увидишь, либо умру.

– Я... я ни за что не стану тебе приказывать...

– Прикажешь, никуда не денешься, если не поверишь в то, что я вампир. Поэтому я сама тебе во всем призналась.

Ричмонд открыл было рот, но снова закрыл в совершенном ошеломлении, а когда наконец он заговорил, то не узнал в карикатурном срывающемся дисканте собственный голос.

– Но я же видел, как ты причащалась!

– Я не менее тебя верна церкви, Генри. Может быть, даже больше, так как тебе есть что терять, пока наш король не в ладах с католицизмом. – Лица красавицы коснулась легкая печаль. – Я вовсе не создание дьявола. Я родилась от двух смертных родителей.

Он действительно никогда не видел ее при дневном свете. Никогда не видел, чтобы Аннабель ела или пила. Она обладала силой, не свойственной ее полу и сложению. Но она причащалась и по ночам доставляла ему неимоверное блаженство.

– Когда ты родилась? – Его голос стал почти прежним.

– В тысяча триста двадцать седьмом, в тот год король Эдуард III взошел на трон. А дедушка твоего дедушки еще даже не был зачат.

Ему просто было думать о ней как о красавице без возраста, не стареющей на протяжении веков. Отсюда и в остальное было несложно поверить.

Вампир.

Женщина поняла по его лицу, что молодой герцог принял ее такой, какая она есть, и широко раскрыла объятия. Свободный халат, наброшенный на ее плечи, упал на пол, и теперь она уже не старалась удержать его взгляд, так как и без того была уверена: он его не отведет.

– Ты избавишься от меня? – тихо спросила Аннабель, чаруя его своей красотой. – Ты отправишь меня на костер? Или у тебя хватит сил любить меня и быть любимым?

Огонь в камине отбрасывал ее тень на шпалеры. Кто она, ангел или демон, – Генри было все равно. Он принадлежал ей, и если тем самым проклял свою душу, то и дьявол с ней.

В ответ он открыл объятия.

Когда женщина обняла его, Ричмонд прижался губами к ее душистым черным волосам и прошептал:

– Почему ты никогда не насыщалась моей кровью?

– Но я это делала. И делаю.

Он нахмурился.

– У меня на шее нет ни одной твоей отметины...

– Шея – чересчур видное место. – Ричмонд почувствовал, как она улыбается, прижавшись к его груди. – Мой рот припадал и к другим частям твоего тела.

Генри покраснел, а она в доказательство своих слов сползла вниз, и отчего‑то сознание того факта, что она насыщалась, даря ему ни с чем не сравнимое удовольствие, подняло его на такие высоты, что ему казалось, он уже больше не сможет выдержать этого экстаза. Преисподняя стоила того.

* * *

– Это была ваша идея?

Герцог Норфолк склонил голову. Его глаза потонули в тени, а вокруг рта проступили глубокие морщины, которых месяц назад еще не было видно.

– Да, – с трудом признал он, – но это для вашего же блага, Генри.

– Моего блага? – Ричмонд с горечью расхохотался. – Скорее, для вашего. Таким образом вы гораздо ближе подбираетесь к трону. – Он видел, что герцог поморщился, и был этому рад. На самом деле он не верил, что Норфолк использовал его в своем стремлении приблизиться к трону. Этот человек прежде не раз доказывал свою дружбу, но у Генри только что состоялся крайне неприятный разговор с отцом и ему хотелось на ком‑то отыграться.

– Ты женишься на Мэри, дочери Норфолка, еще до конца месяца, – сказал тот. – Рождество проведешь при дворе, а затем удалишься в свое поместье в Ричмонд и больше никогда не появишься в Шерифхьютоне.

Норфолк вздохнул и положил руку на плечо Генри. Его разговор с отцом молодого герцога тоже был не из приятных.

– То, чего твой отец не знает, он подозревает. Я предложил это как единственный возможный для тебя выход.

Генри сбросил с плеча его руку. Никогда ему больше не бывать в Шерифхьютоне. Никогда больше не слышать смеха Аннабель, не знать ее сладостных прикосновений. Никогда самому ее не коснуться. Он сцепил зубы, чтобы не взвыть от отчаяния.

– Вы не понимаете, – прорычал он и зашагал прочь по коридору, прежде чем успели пролиться постыдные слезы.

* * *

– Аннабель! – Он бросился к ней со всех ног и, упав на колени, зарылся лицом в ее юбку. На какое‑то время мир превратился в прикосновение рук любимой и звук ее голоса. Потом наконец он нашел силы, чтобы отпрянуть, но ровно настолько, чтобы взглянуть ей в лицо. – Что ты здесь делаешь? Отец и Норфолк что‑то заподозрили, а если они тебя найдут...

Красавица провела прохладными пальцами по его лбу.

– Они меня не найдут. В дневные часы у меня есть надежное убежище, а ночей впереди у нас не так много, никто не успеет ничего обнаружить. – Аннабель помолчала, приложив ладонь к его щеке. – Я уезжаю, но я не могла отправиться в дорогу, не попрощавшись с тобой.

– Уезжаешь? – тупо повторил Генри.

Она кивнула, и ее не стянутые лентой волосы рассыпались по плечам.

– В Англии для меня стало чересчур опасно.

– Но куда...

– Думаю, во Францию. На какое‑то время.

Ричмонд поймал ее руки в свои.

– Возьми меня с собой. Мне без тебя не жить.

Губы женщины скривились в улыбке.

– Но и со мной ты жить не можешь, – напомнила она.

– Жить, умереть, воскреснуть и не умирать. – Он вскочил и обнял ее. – Мне все равно, лишь бы быть с тобой.

– Ты очень молод...

Ее словам не хватало уверенности, и он прочитал на лице Аннабель сомнение. Она нуждалась в нем! Великий Боже и все святые, она нуждалась в нем.

– Сколько тебе было лет, когда ты умерла? – решительно спросил Генри.

Она прикусила губу.

– Семнадцать.

– Мне исполнится семнадцать через два месяца. – Молодой герцог снова опустился перед ней на колени. – Неужели ты не можешь подождать?

– Два месяца...

– Всего лишь два. – Он не мог сдержать торжества. – А после мы вечно будем принадлежать друг другу.

Тогда Аннабель рассмеялась и притянула его к своей груди.

– А вы о себе высокого мнения, милорд.

– Это так, – согласился он, не поднимая головы.

– Если ваша жена случайно войдет...

– Мэри? У нее собственные покои, и она не очень‑то любит их покидать. – Стоя по‑прежнему на коленях, Ричмонд потянул ее к ложу.

Через два месяца Аннабель начала насыщаться каждую ночь, забирая столько крови, сколько он мог выдержать.

Норфолк поставил охрану у его спальни. Генри приказал его людям убираться, впервые в жизни проявив себя сыном своего отца.

Еще через два месяца, когда светила медицины ошарашенно скребли в затылках, недоумевая по поводу нездоровья молодого герцога, а Норфолк прочесывал окрестности в бесплодных поисках, она снова притянула его к своей груди, и он вобрал в себя кровь вечной жизни.

* * *

– Позвольте уточнить, вы незаконнорожденный сын Генриха VIII?

– Именно так. – Генри Фицрой, бывший герцог Ричмондский, герцог Сомерсет, граф Ноттингем и кавалер ордена Подвязки прислонился лбом к прохладному стеклу окна и взглянул на огни Торонто. Он давно не рассказывал свою историю и успел забыть, насколько опустошительно она на него действовала.

Вики взглянула на книгу эпохи Тюдоров, лежавшую раскрытой на ее коленях, и постучала пальцем по какому‑то абзацу.

– Здесь говорится, что вы умерли в возрасте семнадцати лет.

Стряхнув с себя летаргическое оцепенение, Генри повернулся к ней лицом.

– Так и было, но потом мне стало лучше.

– Вы не выглядите на семнадцать. – Она нахмурилась. – Лет на двадцать пять, никак не меньше.

Вампир пожал плечами.

– Мы стареем. Правда, очень медленно.

– Здесь ничего об этом не говорится, но разве с вашими похоронами не была связана какая‑то тайна? – Заметив его удивление, Вики слегка скривила рот – большего ноющая скула не позволяла. – У меня диплом историка.

– Не совсем обычный диплом для человека вашей профессии, не находите?

Она поняла, что он имеет в виду профессию частного детектива, но это было верно и для полицейского. Если бы Вики получала монетку каждый раз, когда кто‑то, обычно из старших офицеров, произносил затертую фразу: «те, кто не извлекают уроков из истории, обречены на ее повторение», то была бы уже богачкой.

– Диплом мне не помешал, – резковато ответила она. – Так что насчет похорон?

– Да. В общем, все прошло не так, как я ожидал, это точно. – Фицрой сцепил пальцы, чтобы успокоить их дрожь, и на него снова нахлынули воспоминания...

* * *

Пробуждение – растерянность и непонимание. Постепенно до него дошло биение собственного сердца, и он позволил сознанию окончательно вернуться. До сих пор Генри никогда не пребывал в такой абсолютной темноте и, несмотря на всплывшие в памяти инструкции Аннабель, запаниковал. Паника усилилась, когда он попытался сдвинуть крышку саркофага и обнаружил, что не может шевельнуться. Над ним нависла не каменная плита, а сколоченные грубые доски, так тесно сковавшие его со всех сторон, что вздымавшаяся грудь касалась древесины. И повсюду запах земли.

Не усыпальница для аристократов, а обычная могила.

Сорвав себе горло в крике, Генри начал метаться, насколько позволяло тесное пространство, и хотя дерево раз или два скрипнуло, тяжесть земли оставалась непоколебимой.

Тогда он затих, осознав, что разрушить гроб и остаться лежать засыпанным землей будет неизмеримо хуже. Именно тогда начались муки голода. Он потерял счет времени, парализованный ужасом, прислушиваясь, как бешеный зверь гложет внутренности, уже тонкая нить отделяла его от безумия, когда над ним раздался стук лопаты.

* * *

– А знаете, – сказал Фицрой, проводя рукой по лицу, чтобы стереть отголоски того ужаса, – то, что вампиры в большинстве своем знатного происхождения, имеет под собой вескую причину. Из саркофага выбраться гораздо легче. Меня же похоронили глубоко и основательно, так что Аннабель понадобилось три дня, чтобы найти и разрыть мою могилу. – Иногда, даже спустя четыре столетия, просыпаясь по вечерам, он вновь оказывался там. Один. В темноте. Перед лицом вечности.

– Значит, ваш отец... – Вики запнулась перед тем, как договорить: – Генрих VIII, все‑таки что‑то заподозрил?

Генри рассмеялся, но как‑то не очень весело.

– Он больше чем заподозрил. Позже я узнал, что он приказал пронзить мне сердце колом, набить рот чесноком и зашить губы, после чего отделить от тела голову и похоронить отдельно. Слава Богу, Норфолк до конца остался моим истинным другом.

– Вы виделись потом?

– Пару раз. Он понял меня лучше, чем я ожидал.

– А что случилось с Аннабель?

– Она помогла мне справиться с трудностями, которые неизбежно возникают после перерождения. Ухаживала за мной целый год, пока я спал, а мое тело тем временем адаптировалось к новым условиям. Аннабель научила меня насыщаться, не совершая убийства. А потом ушла.

– Ушла? – Брови Вики взметнулись вверх. – После всего, что она сделала для вас, вот так вот взять и уйти?

Фицрой вновь отвернулся и принялся разглядывать огни города. Она могла быть там, кто знает. Впрочем, вампир с легкой грустью признавал, что теперь ему все равно.

– Когда связь между «родителем» и «отпрыском» изживает себя, мы предпочитаем охотиться в одиночку. Самые тесные отношения зарождаются, когда мы насыщаемся, а для насыщения мы не можем использовать друг друга. – Он оперся рукой о стекло. – Эмоциональная связь, любовь, если вам угодно, которая заставляет нас делиться своей кровью со смертным, никогда не выдерживает перерождения.

– Но вы могли бы оставаться...

– Да, но это не одно и то же. – Генри решительно тряхнул головой и, сбросив с себя меланхолию, вновь повернулся к Вики. – То, что вы имеете в виду, тоже очень тесно связано с насыщением.

– Вот как. Значит, истории о вампирах, что, мол, они обладают... хм...

– Искушенностью в любви? – подсказал он с улыбкой. – Совершенно правдивы. У нас ведь много времени для практики.

Вики почувствовала, что краснеет, и была вынуждена опустить глаза. Четыреста пятьдесят лет практики... Она невольно сцепила зубы, и внезапная острая боль в скуле помогла ей отвлечься. «Только не сегодня, у меня болит голова». Вики закрыла книгу на коленях и осторожно отложила в сторону, заодно взглянув на часы. 4:43. «Мне за свою жизнь не раз приходилось выслушивать интересные признания... но это...» Разумеется, можно было и не поверить всему тому, что она услышала, выбраться из квартиры, удрать подальше от этого законченного шизика и вызвать людей в белых халатах, чтобы они заперли мистера Фицроя, незаконнорожденного сына Генриха VIII и т.д. и т.п., там, где ему самое место. Но дело в том, что она все‑таки ему поверила, и теперь стараться доказать себе, что это не так, значит стараться убедить себя во лжи.

– Зачем вы рассказали мне все это? – наконец спросила она.

Генри пожал плечами.

– Я рассудил, что у меня только два выхода. Довериться вам или убить вас. Если для начала довериться, – он развел руками, – а потом убедиться, что это была плохая идея, то все еще можно убить вас, пока вы не причинили мне вреда.

– Погодите минуту, – всполошилась Вики, – меня не так‑то просто убить!

Он стоял у окна в десяти, может быть, в двенадцати футах. Не успела она и глазом моргнуть, как он оказался рядом с ней и руки его легко сжали горло женщины. Даже если бы женщина захотела, то не смогла бы его остановить. Она ведь даже не заметила, как он движется.

– Ой, – только и сказала Вики.

Вампир убрал руки и продолжал, словно и не прерывался:

– Но если бы я вначале вас убил, то все на том бы и закончилось. А я думаю, мы можем помочь друг другу.

– Как? – Оказавшись в такой близости от него, Вики почувствовала, что теряется, и подавила желание отодвинуться подальше. Или, наоборот, придвинуться поближе. «За четыреста пятьдесят лет развивается весьма властная натура», – подумала она, переводя взгляд на белую бархатную обивку дивана.

– Демон выходит на охоту по ночам. Как и я. Но тот, кто вызывает этого демона, – обычный смертный и ведет, как все люди, дневной образ жизни.

– Вы предлагаете, чтобы мы действовали вместе?

– Да, до тех пор, пока демон не будет пойман.

Она несколько раз провела рукой по бархатному ворсу, после чего снова взглянула ему в лицо. «А глаза у него светло‑карие. Я правильно угадала».

– Зачем вам это нужно?

– Поймать демона? – Фицрой поднялся и прошел обратно к окну. – Сам толком не знаю, но газеты приписывают убийства вампирам и тем самым создают угрозу для всех нас. – Внизу по Джарвис‑стрит неслась одинокая машина с включенными фарами. – Даже я думал, что это кто‑то из моих соплеменников. Ребенок – брошенный, необученный.

– Что? Разве можно оставить ребенка, как же он сам позаботится о себе?

– Бывает и так, что родитель даже не подозревает о появлении отпрыска.

– Кажется, вы говорили, что должна существовать эмоциональная связь...

– Нет, я сказал, что эмоциональная связь не выдерживает перерождения. Я не говорил, что она должна существовать. Мои соплеменники могут порождать детей так же случайно, как и ваши. Если не вдаваться в подробности, то для этого только и нужно, чтобы вампир превысил дозу насыщения, позволив, в свою очередь, смертному тоже насытиться.

– Как это, в свою очередь? Что за чертовщина?

Генри повернулся к ней лицом.

– Надо полагать, – сухо заметил он, – вы не имеете привычки кусаться.

Вики почувствовала, как запылали ее щеки, и поспешила сменить тему разговора.

– Так вы искали ребенка?

– Сегодня ночью? – Фицрой покачал головой. – Нет, сегодня я уже все знал и потому искал демона. – Он подошел к дивану и склонился над ней, опершись о подлокотник из светлого дерева. – Когда убийства прекратятся, то люди тоже перестанут болтать о вампирах, и эти создания вернутся в область легенд. Мы предпочитаем именно такое положение вещей. Более того, прилагаем все силы, чтобы оно таковым оставалось. Если газетам удастся убедить читателей, что мы существуем в реальной жизни, нас легко можно будет найти – наши привычки слишком хорошо известны. – Он поймал взгляд женщины и мрачно оскалил зубы. – Я, к примеру, не намерен быть заколотым за преступления, которых не совершал.

Когда Генри позволил ей отвести взгляд – она не стала обманываться, что ей удалось бы сделать это по собственной воле, – Вики смела все свое барахло обратно в сумку и поднялась. Она стояла к нему лицом, но смотрела поверх его правого плеча.

– Мне нужно подумать. – Вики старалась не выдать голосом волнения. – Все, что вы рассказали... в общем, я должна подумать. – Неубедительно, но ничего лучшего в голову не пришло.

Фицрой кивнул.

– Я понимаю.

– Ну так я пошла?

– Идите.

Она тоже кивнула и, потянувшись в карман за перчатками, направилась к двери.

– Виктория.

Вики никогда не верила, что имена обладают какой‑то силой, которая передается человеку, когда его зовут, но не смогла воспротивиться и медленно повернулась, чтобы снова посмотреть ему в лицо.

– Спасибо, что не предложили мне рассказать все это полиции.

Она фыркнула.

– Полиции? Я что, похожа на идиотку?

Генри улыбнулся.

– Ничуть.

«У него было время довести до совершенства свою улыбку», – напомнила себе Вики, стараясь успокоить внезапно забившееся сердце. Она нащупала за спиной дверь, открыла ее и выскочила наружу. За дверью ей пришлось замешкаться, чтобы перевести дух. Вампиры. Демоны. В полицейской академии такой ерунде не учат...

Улицы в центре сияли огнями, а так как Вики прекрасно справилась недавно на гораздо хуже освещенной Вудбайн, она решила идти домой пешком. Подняв воротник, чтобы хоть как‑то защититься от ветра, и сунув руки в перчатках поглубже в карманы, больше по привычке, чем для тепла, она направилась вдоль Блуар‑стрит. Идти было не так уж далеко, а ей требовалось подумать.

Прохладный ветер приятно обдувал лицо и даже как будто облегчал головную боль. Хотя ей приходилось ступать очень осторожно, ходьба все‑таки была гораздо предпочтительнее тряски на заднем сиденье такси.

И ей действительно нужно было подумать.

Вампиры и демоны... ладно, пусть даже один вампир и один демон. За восемь лет службы в полиции Вики всякого навидалась и даже поверила в существование таких вещей, о которых большинство здравомыслящих людей – включая полицейских и социальных работников – предпочитают не задумываться. По сравнению с той жестокостью, с какой сильные обходились со слабыми, признать вампиров и демонов было не так уж трудно. Тем более что этого вампира, видимо, можно считать хорошим парнем.

Она вновь представила его улыбку, но тут же строго приказала себе не отвлекаться.

На Йонг‑стрит Вики повернула налево, остановившись перед красным сигналом светофора, скорее в силу привычки, чем по необходимости. Нельзя было сказать, что огни заливали перекресток, но он был неплохо освещен, а машины все еще проезжали редко. Она не была единственным пешеходом – Йонг‑стрит никогда не пустела, – но остальные полуночники держались скромно в стороне, не попадаясь на ее пути.

– Это потому, что ты ходишь, как коп, – как‑то раз объяснил ей Тони. – Со временем все вы, полицейские, выглядите одинаково. В форме или в штатском – не важно.

У Вики не было причин не верить ему, она не раз убеждалась, что этот паршивец всегда прав. Точно так же у нее не было причин не верить Генри Фицрою, поскольку она собственными глазами видела демона, о котором тот говорил.

«В темноте шевельнулась темнота и исчезла». Она увидела только призрачную тень, скользнувшую под землю, и благодарила Бога за это. Смутные очертания, которые она могла припомнить, приводили ее в такой ужас, что разум отказывался вспоминать. Запах разложения, однако, Вики помнила прекрасно.

Но не вид и не запах убедили ее, что Генри Фицрой говорил правду. И то и другое он мог подделать, хотя она не представляла, как или зачем. Ее убедила собственная реакция. Собственный страх. Отказ разума ясно припомнить увиденное. Ощущение всепоглощающего зла, пресыщенного и холодного, исходившего из темноты.

Вики поплотнее запахнула куртку, но мурашки по коже побежали у нее вовсе не от ночной прохлады.

Демон. По крайней мере, теперь они знают, что ищут. Знают ли? Нет, это она знает. Вики улыбнулась, представив будущий разговор с Селуччи. Его там не было, поэтому Майк наверняка подумает, что она спятила. «Черт, если бы меня там не было, я бы сама подумала, что рехнулась». Кроме того, она не могла ничего рассказать Селуччи, не выдав при этом Генри...

Генри. Вампир. Если он был вовсе не тем, за кого себя выдавал, то зачем бы стал выдумывать такую сложную историю?

«Не важно, – осадила себя Вики. – Глупый вопрос». За свою жизнь она знала патологических врунов, пару раз даже их арестовывала, работала с одним и успела убедиться, что они никогда не задавались вопросом «зачем?».

Рассказ Фицроя был настолько сложен, что не мог оказаться ничем иным, как правдой. Или все‑таки она ошибается?

Дойдя до Колледж‑стрит, она остановилась на углу. Всего в одном квартале виднелись огни полицейского управления. Она могла бы туда зайти, выпить чашку кофе, поговорить с кем‑то понимающим. «О демонах и вампирах, как же, как же, представляю себе их реакцию», – подумала Вики. Внезапно здание управления показалось ей очень далеким.

Она могла бы пройти мимо и продолжить путь дальше доГурон‑стрит, где стоял ее дом, но, несмотря на все, она не чувствовала усталости и ей не хотелось сейчас запираться в четырех стенах до тех пор, пока она не отделит тьму от теней. Вики взглянула на трамвай, прогрохотавший мимо, этакий корабль тепла и света, в котором не было никого, кроме вагоновожатого, и продолжила путь на юг до Дандес‑стрит.

Дойдя до бетонно‑стеклянной громады Итоновского центра, она услышала колокола собора Св. Майкла. Днем городской шум заглушал колокольный перезвон, но в спокойные тихие часы перед рассветом эхо колоколов разносилось по всему центру. Свои нотки добавляли и колокола поменьше, но главными среди них были те, что звучали из собора Св. Майкла.

Вики, сама не зная почему, пошла на звук. Несколько лет назад, когда она еще носила форму полицейского, ей пришлось преследовать по ступеням собора одного сбытчика наркотиков. Он тогда колотил во все двери, требуя убежища. Двери оказались запертыми. Видимо, даже Бог не доверял ночи в сердце большого города. Толкач попытался прорваться обратно к машине, и ему было совсем не смешно, когда Вики и ее напарник окрестили его «Квазимодо».

Она ожидала, что тяжелые деревянные двери будут заперты, но, к ее удивлению, те бесшумно раскрылись. Тогда она так же бесшумно скользнула внутрь и прикрыла за собой створки.

«Просьба соблюдать тишину, – гласила картонная табличка, водруженная на блестящую медную стойку, – идет ночная служба Страстной недели».

В святилище горела только половина огней, создавая в церкви нереальный, какой‑то мистический полумрак. Вики кое‑что видела, но только потому, что не пыталась вглядеться в детали. Возле алтаря стоял коленопреклоненный священник, а на скамьях в первых рядах сидели тучные женщины в черном, словно отштампованные по одному образцу. Тихое бормотание голосов, произносящих молитву, и позвякивание четок не нарушало тяжелой тишины, повисшей в помещении. Ожидание, в воздухе чувствовалось ожидание. Но Вики не представляла, чего они все ждут.

Тут ее привлекло мигающее открытое пламя, и она скользнула в боковой неф, дойдя до ниши у южной стены. Там горели свечи в красных стеклянных сосудах, выстроенных в три или четыре ряда под фреской, освещенной каким‑то иным источником света. Мадонна, одетая в бело‑голубые одежды, широко раскинула руки, словно желая обнять этот мир, юдоль скорби. Ее улыбка дарила утешение, художнику удалось передать печаль, затаившуюся вокруг глаз.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒