Внимание! 9 страница

Они входят в кабинет, где с гостями за чашкой чая мило беседует утомленный молодой человек и обаятельная шатенка неопределенного возраста. Ближе к вошедшим юная блондинка-референт нарочито серьезно выслушивает солидного чиновника.

— Светлана Николаевна, — наклонившись к ней, почти шепчет тот, — умоляю вас, поговорите с ними еще раз!.. Предложите им наши услуги на самых выгодных условиях... Вы же знаете — они не желают иметь дело с официальными структурами. Не доверяют нам… Только на чернобыльской почве пока и можно наладить контакт... Прошу вас, голубушка!..

— Угу!.. Я поговорю, конечно, — роняет референт и обращается к вошедшим: — В чем дело, Валентина Петровна?..

Та подходит к ней и, тоже наклонившись, что-то шепчет, показывая на Ирину. Юная референт досадно вздыхает, пристально глядя на Ирину.

Валентина с чиновником направляются к гостям, а референт подходит к посетительнице.

— Ирина Михайловна?.. К сожалению, вы видите, мы заняты... Зайдите, пожалуйста, в комнату напротив, там наша комиссия «Дети Чернобыля»… Они разберутся... Всего доброго! — распахнула она дверь перед Ириной.

В соседней комнате бесстрастная толстушка объясняет Ирине:

— Вы разве не знаете, что мы посылаем за границу только тяжело больных детей?..

Ирина протянула ей документы. Пробежав их взглядом, та озадаченно покачала головой:

— Но не таких тяжелых, простите… Здесь пишут, что ему нужна срочная операция… У нас нет таких средств... К тому же они отказываются принимать очень тяжелых... Вдруг с ребенком что-то в дороге случится... или еще что… Нет, мы не можем вам помочь!..

— И вы не можете!.. А кто может?!. — голос Ирины дрогнул. — Куда, к кому мне еще обращаться?!. Или просто смотреть на страдания и ждать конца?!. — не выдержав, Ирина расплакалась.

— Господи! — раздраженно вздыхает толстушка. — Настя, этой тоже, видать, «неотложку» вызывать придется...

Настя наливает в стакан воду из графина, привычно капает туда корвалол. Предлагает Ирине. Но Ирина отстраняет стакан, ее трясет.

— Благодарю за консультацию, — еле выдыхает она и неровным шагом покидает кабинет.

— Ах ты, Боже мой!.. Несчастная мать, — закрыв за посетительницей дверь, вздыхает Настя.

Но уже через мгновение лицо ее посветлело, и она предлагает коллеге: — Кофе хочешь?.. Датчане угостили, — достает из своего стола импортную баночку.

— Что ж, давай!.. У меня кое-что к кофе найдется...

А Ирину у парадного подъезда обкома встречает Александр. Отводит ее к скамье, усаживает, заставляет взять под язык валидол.

— Ну, что? — спрашивает он, щупая ее пульс.

— Все!.. Хватит... Больше идти некуда, — нервно смеется сквозь слезы Ирина.

— Прекрати истерику!.. Что значит — хватит?.. Мы же договорились... Сейчас же пойдешь на телевидение… Может, там что-то есть уже... Кстати… Прости, ты не могла бы отдать мне тот вчерашний презент американцев?.. Понимаешь, мне пообещали очень хороший препарат для Дениса…

— Бери, конечно, — достает она из сумочки сто долларов.

— Сэнк ю, май дарлинг! — прячет деньги в карман Александр. — Ну, мне пора!.. Прости!.. А ты должна посидеть здесь еще минут десять… Это я тебе как врач говорю!.. И запомни, коль они показали Дениса в марафоне, значит, обязаны ему помочь… Только смелее!.. Прощай, — целует он ее в щечку и почти бегом устремляется к троллейбусной остановке.

Тоскливо глядя ему вслед, Ирина вновь вспоминает…

* * *

... Она в переднике заглядывает в комнату Дениса, где тот играет на полу в шахматы с Сергеем. Рядом с ними растянулся лохматый Джек и, положив вытянутую мордочку на передние лапы, наблюдает за игрой. На софе дремлет сытый Васька. Денис время от времени покашливает.

А в ее комнате тихо играет музыка, в открытую дверь видно танцующих Лизу и Виктора, родителей Сергея.

Звонок. Ирина открывает дверь. На пороге цветут улыбками ей навстречу Верочка — «божий одуванчик» и некогда статная Галина. Обе очень изменились, и потому Ирина лишь по улыбкам узнает их.

— Ой, девочки!.. Боже мой!.. Проходите, хорошие мои!..

— Ирка!.. Господи!.. Ведь тебя не узнать совсем, — запричитала маленькая Верочка, вручая Ирине букет роскошных роз.

Они обнялись и так, растроганные, шмыгая носами, стоят втроем несколько мгновений.

— А нас, конечно, не ждали, — вдруг басит из-за их спин Софья, чмокая опешившую подругу.

— Видишь, кого я тебе привела?!. Цени!.. — пропускает Софья вперед Светлану и Александра Васильевича с огромными букетами цветов. Светлана, обнимая Ирину, тараторит:

— Узнала про твой день рождения, и решила улизнуть из больницы... Заодно и доктора прихватила, чтоб не заложил!.. — смеясь, покосилась она на Александра Васильевича, который взял руку Ирины и бережно поднес ее к губам. Ирина смутилась.

Радостный Джек весело обнюхивает новых гостей.

— Да... Это, действительно, уникальный подарочек!.. Проходите в комнату… Там соседи принесли слайды припятские... А ты уже домой, Сережа?..

— Ага… До свидания, — буркнув Ирине и гостям, он пропускает вперед верного дружка, — Джек, домой!.. Пока, Денька!.. — уже в дверях крикнул он Денису.

— Пока! — хрипло откликнулся Денис из своей комнаты и снова закашлял.

— Денька! — вскрикнула Верочка и поспешила к нему. — Ты что, болеешь?!.. Не может быть!.. Ты ведь у нас всегда богатырем был… Денька!.. Узнаешь нас с тетей Галей, а, сорванец?.. — треплет она за щеки улыбающегося Дениса.

— Конечно, узнаю... Вы — наша Золушка... А тетя Галя — певица...

— Ах, ты, мой хороший! — целует его Верочка.

Галя, тоже поцеловав Дениса, достает из сумки пакет яблок и большой грейпфрут, кладет гостинец на стул у кровати:

— Съешь все и сразу поправишься!..

— Девчата, проходите сюда, будем чай пить и судачить... Вы мне все-все обо всех расскажете, да?!. — Ирина ведет подруг в свою комнату.

— О ком знаем, расскажем, — вздыхает Галина. — Только радостных новостей не жди...

— Зато мы слайды привезли показать… Еще из нашей мирной жизни, — лепечет Верочка.

Стемнело. В комнате полумрак. Денис, полулежа, устроился в обнимку с котом на мамином диване. Ирина, Лиза, Вера и Светлана сидят рядом с ним у журнального столика, уставленного вареньем, конфетами, чашками с остатком чая, чайником и прочей посудой, сдвинутой в сторону, а на краю стола лежат раскрытый альбом и толстая папка с различными пригласительными и другими маленькими свидетельствами их безвозвратно ушедшего прошлого. Тихо играет музыка. Александр и Софья танцуют. На стене меняются слайды прекрасной, еще живой Припяти и живописного Полесья, которые показывает Виктор.

— Внимание! Исторический кадр, — восклицает Верочка.

— Со стены весело смотрят — она в дубленке и шапке из рыжей лисицы и Ирина в зимнем пальто, с пышными распущенными волосами. Они в две руки качают коляску с Вериной малюткой на заснеженной площади перед припятским дворцом культуры.

— Ах, какие зимы у нас были, девчата! — причитает Лиза.

— А волосы?!. Глянь, какие волосы у Ирины, не то, что сейчас, — теребит стриженую голову подруги подсевшая к ним Софья.

— Да, Ир, какие волосы были!.. — сокрушается Верочка.

— Но ты тоже осыпаешься, одуванчик наш, — ласково говорит Ирина, бросив извиняющийся взгляд на подошедшего Александра.

— Да уж... — шмыгает носом та.

Александр, поклонившись дамам, приглашает Ирину на танец. Софья ревностно следит за ними. Ирине неуютно под ее пристальным взглядом. Сердясь на саму себя, она нервно пробурчала:

— Что это мы топчемся, как солдаты на плацу?!. Пойдем ко всем… Денис, — обращается она к сыну, — давай-ка быстро в постель!.. Поздно уже, — и, подняв его с дивана, уводит из комнаты, а сама, вернувшись, устраивается на его месте.

Меняется слайд. На экране ДК, увенчанный всеми флагами стран-членов Совета Экономической Взаимопомощи (СЭВ) — участниц международной конференции по атомной энергетике, проходящей в Припяти весной 1985 года.

— А Володя твой почему не пришел? — спрашивает Ирина Софью.

— Он же на вахте…

Меняется слайд, теперь подруги видят сценку из Ирининого спектакля. На сцене А. Блок в исполнении Саши Деханова, в углу за столом Валя Пинчук в образе Марины Цветаевой...

— А что с Сашей Дехановым, знаешь? — спрашивает Галя.

— Знаю, — вздыхает Ирина.

— Ну, а что с Валентиной — твоей Цветаевой?.. Где она теперь?

— Совсем плоха… Не ходит уже. Два раза в год лежит в клинике в Москве, на химии... А живет с родителями в Хмельницком… Впрочем, письма писать ей тяжело очень... Последнее письмо полгода назад пришло… Как теперь она, даже не знаю...

На экране — припятская юморина. Девчата смеются, видя, как полуобнаженные парни — инженеры ЧАЭС — в балетных «пачках» исполняют «танец маленьких лебедей».

— Верочка, как встречу во дворе Станкевича, всегда вспоминаю твой заказ на юморину 85-го, помнишь?.. Когда он в гробу летал... Ты тогда написала в заявке нашим столярам: «Прошу изготовить гроб для Станкевича»...

— Да, черный юмор получился!.. Теперь только и слышишь — то один умер, то другой!.. Мы скоро будем встречаться и обсуждать, кого в чем в гроб положили... — грустно шутит Верочка.

— Смотри, это же юморина 1 апреля 86-го, — восклицает Галя, комментируя новый слайд. — Тогда еще хлопцы протянули «ускорение», раздутое прессой… Помните, как городской гид вроде бы водит по станции столичного корреспондента, говоря что-то типа: «Вот видите, как усиленно работают кувалдами наши инженеры»… В то время как мимо них все чаще пробегают станционники с пустыми тачками. «А это, говорит гид, наши рабочие претворяют в жизнь призыв партии к ускорению».

Все дружно, но не очень весело, смеются.

— Это что!.. Вспомните, что дальше было в этой последней юморине, — подключилась эмоциональная Верочка. — Когда этот самый гид, якобы показывает корреспонденту городские достопримечательности, и, подойдя к долгострою в центре города, говорит: «Обратите внимание на замечательный из добротного дерева забор прямо напротив дворца культуры. Мы взяли коллективное соцобязательство к концу года весь город обнести таким забором!..»

Никто даже не улыбнулся.

— Да... Выполнили!.. Не прошло и месяца, обнесли город колючей проволокой, — вздохнула Ирина.

— Ну и ну, у вас даже юморины были пророческие, — удивляется Александр.

Виктор гасит проектор, включает слабый свет.

Галя достает из папки газету, читает заголовок статьи:

— «Припять — место заповедное»... Чья это статья была — твоя или Софьина? — спрашивает она Ирину. — Здесь псевдоним…

— Моя… Но сказал так о нашем городе один московский поэт...

— Да, уж теперь точно заповедное место, — басит Софья.

Ирина трет рукою глаза, нос.

— Боже мой!.. Так всегда, как только достаю альбом и архивы свои, сразу все лицо чешется…

— И у меня тоже, — подтверждает Галина. — Может, у тебя вообще фон в квартире?!.

— Слушай, Ир, у меня дома дозиметр есть… Давай сбегаю, — предлагает Виктор.

— Беги!.. — безразлично бросает Ирина и, взяв свою любимицу- гитару, настраивает и поет:

Бессонницы недуг неизлечимый

ночами манит в прошлое меня,

и я вхожу без стука, без причины

в дома к давно покинутым друзьям.

Нам есть еще о чем поговорить,

есть чем помочь друг другу, непременно.

Ни время, ни пространство, ни измены

еще нас не сумели разлучить.

И свет в домах утраченных друзей

включается в ночи на небе позднем,

и мне с друзьями радостно и слезно

листать тома уже минувших дней…

Все, затаив дыхание, слушают. Приятный голос Ирины завораживает задушевностью. Тихонько вошедший Виктор тоже замер, прислонившись к двери.

А день несет иные имена,

и новые заботы ждут за дверью,

и новые разлуки и потери

бессонницей не вычерпать до дна...

Все тяжело вздыхают, Ирина, отложив гитару, встает, и обращается к Виктору.

— Ну, где же твой аппарат?..

Тот подносит дозиметр к альбому и папке на столике, слышится легкий треск.

— А что я говорила?!.. — помрачнела Галина.

— Это не так страшно, — успокаивает Виктор, — У тебя, Ирина, есть еще припятские вещи?

— Конечно…

— Тащи все — проверим!..

Ирина приносит. Проверяют. «Звенит» все — книги, одежда, даже полотенце. Ирина заносит черную сумку, с которой они выезжали из Припяти — дозиметр дико трещит.

— Более шести тысяч бета-распадов!.. Зачем же ты такие вещи дома держишь?!. — возмущается Виктор.

— А где же я могла их проверить?!. Это — то старье, что мы в камере хранения на вокзале оставили в мае, чтоб меньше нести с собой… перед банной «дезактивацией»... Да еще то, что я летом взяла из Припяти... А с этой сумкой мы уже второй год всюду разъезжаем... И как-то в голову не пришло, что ты мог давно все это замерить…

— С ума сошла!.. А ну, давай все в мусоропровод!.. — требует Галина.

Ирина заталкивает одежду, полотенце и другие вещи в сумку, протягивает ей.

— Пожалуйста!.. Но книги я не выброшу!.. Почищу еще... и спрячу от Дениса… Каждую из них я с таким трудом доставала... в очередях… И каждую — с какой-нибудь идеологической ахинеей в нагрузку…Так что это самое дорогое, пусть со мною рядом «распадаются»...

Галина несет сумку из квартиры, ворча:

— А сколько же тогда на всем этом было «грязи»?.. Ведь уже больше двух лет прошло!..

— И все-таки, что ни говорите, — неожиданно и невпопад вмешивается в разговор Александр. — Я, конечно, не имею в виду присутствующих, но припятский синдром все-таки существует, — многозначительно произносит он.

Все удивленно смотрят на него.

— Александр Васильевич, в вас опять заговорил медицинский чиновник атомного ведомства, — съязвила Светлана. — Вы еще вспомните тут пресловутую радиофобию!.. Наверное, ваша диссертация по гастроэнтерологии будет называться «припятский синдром», да?!.

— Ну, что ты, Светка!.. У него — «оболонский», — заржала Софья. — Он, например, не прочь бы прокатиться на стажировку куда-нибудь, скажем — в Америку, чтобы серьезно и глубоко изучить там чернобыльский фактор... Не правда ли, дорогой доктор?!. — она подошла вплотную к Александру и, испытывающе глядя ему в глаза, затянулась сигаретой.

Александр выдержал ее взгляд и спокойно парировал:

— Если поездку оплатит какой-нибудь фонд, я не откажусь…

— Вот и я о том же, — выдохнув дымом ему в лицо, Софья повернулась на каблуке и направилась к Ирине.

— Софья!.. Прекрати!.. — гневно говорит та.

Подсев к Ирине, Софья примирительно сжимает ей руку.

— Ладно, не злись... Все путем!.. — берет она прислоненную к дивану гитару. — Давай-ка, твои «Звезды…», а?!.

Ирина, помедлив мгновение, горько вздыхает, и, тихо тронув струны, поет:

Нет, звезды абстрактны.

Не то измеренье!

Вернемся обратно.

Пройдемся отдельно

по травам

вдоль тракта —

судьбе параллельно.

Пройдемся отдельно…

Мой верный попутчик,

так жить невозможно!

Но можем ли лучше?!

Как небо тревожно!..

Я вновь задыхаюсь!

Помочь мне не можешь,

но все понимаешь.

…По травам

вдоль тракта

следы наши стынут,

сияя абстрактною

звездною пылью…

Гости собираются по домам, одеваются в прихожей.

— Я провожу вас немного, — набрасывает на плечи демисезонное пальто Ирина.

У лифта Виктор еще раз достает дозиметр.

— И почему ты меня раньше не позвала? — бормочет он, удивленно глядя на дозиметр, подносит его к Ирине, прибор затрещал. Виктор ведет прибором по пальто к воротнику — бешеный треск, стрелка прибора зашкаливает.

— А это еще что?!.. Это тоже припятское пальто?..

— Нет, я его уже осенью за компенсацию купила...

Виктор измеряет все пальто еще раз — легкий треск, подносит к воротнику — снова бешеный треск, «зашкал».

— Ничего не понимаю, — недоумевает он. — Больше десяти тысяч бета...

— А!.. Я, кажется, поняла... Это или от волос моих, на них тогда больше рентгена было, а постриглась я уже поздней осенью… тогда я в этом пальто ходила... Или же от шапки песцовой... Помните, девчата шапку мою припятскую?.. Я ее выбросила уже зимой, когда другую смогла купить... У меня от нее тоже все лицо чесалось... Так я завернула ее в старую газету и — в мусорку, чтобы какая-нибудь бомжиха не позарилась...

— Вот ты даже бомжей пожалела, — басит Виктор. — А знаешь, как торговали тогда «грязными» вещами?!. Ну, ладно, все!.. Прощайте, девчата, наш этаж чуть ниже, спустимся своим ходом… Пойдем, Лизок!..

На автобусной остановке подруги прощаются с Александром Васильевичем и Ириной. Верочка, обнимая ее, сокрушается:

— Ох, когда теперь увидимся?.. Скажи хоть, где тебя искать?

— Куда ты ложишься?.. Снова в Пущу?.. — уже со ступенек автобуса спрашивает Галя.

— Угу... Только сначала Дениса положу в диспансер... Это ведь рядышком — буду навещать его, — отвечает Ирина, маша им на прощанье.

Александр тоже помахав подругам, берет Ирину за руку, и решительно ведет назад через дорогу. Она немного удивлено, но ласково посмотрев на него, не сопротивляется.

Так за ручку, молча, они возвращаются к Ирине домой. Тихонько входят в квартиру.

— Мам?!.. — слышится из спальни голос Дениса.

Ирина, беззвучно подтолкнув гостя в свою комнату, быстренько заходит к сыну.

— А что гости уже ушли?!. Я тоже хотел их провожать!..

— Ну-ка спать быстренько!.. Ты и так сегодня выбился из режима, — присаживается к нему на кровать Ирина.

— Ма, правда, припятчане теперь — как отдельная нация? — спрашивает он.

— Да, сынок, — механически соглашается Ирина, поправляя одеяло. — Спи!..

— А помнишь, как в Припяти елка новогодняя — перед дворцом культуры — три раза подряд по ночам падала?.. Как будто предупреждала, правда?..

— Правда, — гладит его по голове Ирина.

Лицо мальчика сосредоточено, в глазенках отражена напряженная работа мысли.

— А разбитые игрушки, как разбитые судьбы, — вздыхает он, заключая свои размышления.

Утром Ирина, тихо проводив Александра, заглянула в комнату сына. Он спит. Она идет на кухню. Смотрит в окно, видит на остановке Александра, машущего ей. В ответ Ирина прислоняет раскрытую ладонь к стеклу.

За ее спиной появляется Денис и тоже смотрит в окно. Ирина вздрагивает.

— Мама, а дядя Саша будет моим папой?!.

— Не знаю, сынок…

* * *

… Пока Ирина добирается на телевидение, Александр размашистой походкой свободного человека уверенно входит в бюро «Интурист». Игнорируя лифт, он вбегает на третий этаж, входит в одну из комнат.

— Хэлло, Шурик! — приветливо встречает его смазливая девушка-инструктор.

— Привет!.. Вот, — торжественно взмахивает он зелененькой бумажкой, — недостающая валюта!.. Так-то, Ларочка!.. Что там с билетом?..

— Все договорено. Вот с этим, — что-то пишет она, — подойдите к международной кассе… Там сегодня Нинок… Она в курсе...

— Боже мой! — сладко потягивается Александр. — Даже не верится... Уже через неделю по ту сторону границы я навсегда забуду, что был в моей жизни этот совковый кошмар!..

— Я вас поздравляю, — загадочно улыбается инструктор. — Но надеюсь, наши услуги вы там не забудете, — многозначительно добавляет она, протянув ему двумя пальчиками записку для кассира.

Александр, поцеловав ее пальчики, берет записку:

— Что вы, Ларочка, вас я вовек не забуду!..

… А в это время на телевидении известный комментатор объясняет Ирине:

— Я думаю, вам нужно подойти в 9-ю студию… Там сейчас группа чернобыльского марафона снимает какой-то сюжет… А впрочем, — оценил он состояние Ирины, — я проведу вас... Прошу!..

Они тихонько заходят в затемненную студию, где идет съемка. Здесь за круглым столом сидят зарубежные гости, представители марафона и Чернобыльской комиссии Верховного совета, а также начмед ВНЦРМ — тот самый Виктор Иванович, отличающийся жандармскими наклонностями в своем ведомстве и совершенно обаятельный собеседник здесь — на телевидении. Теперь он рассказывает гостям и будущим зрителям о бедственном постчернобыльском состоянии здоровья всех слоев населения, представляет сравнительную статистику заболеваемости киевлян и живущих здесь припятчан, в том числе детей.

— Вот, например, статистический анализ за прошлые два-три года одной из городских поликлиник, где наблюдаются как киевские, так и припятские детишки…

Строгая худощавая немка спешно конспектирует его слова.

— Так вот, этот анализ свидетельствует, что заболеваемость резко возросла в обеих наблюдаемых группах... У припятчан, правда, преобладают… вот… заболевания сердечнососудистой системы, желудочно-кишечного тракта и, к сожалению, заболеваемость крови имеет место… Увеличение щитовидной железы наблюдается приблизительно в равных пропорциях в обеих группах… Зато киевские дети перекрывают все показатели по заболеваемости верхних дыхательных путей и острым респираторным заболеваниям…

— А вам не кажется не совсем точным такой анализ, — вдруг прерывает его из темноты нервный голос Ирины. — Ведь вы не учитываете того, что большинство мужчин припятчан до недавнего времени работали на станции и мамы имели возможность сидеть с детьми дома, а потому, извините, с соплями могли в поликлинику не обращаться...

— Стоп, камера! — кричит режиссер.

В студии замешательство. Начмед вглядывается в темноту, узнает Ирину.

— Вот видите, я же вам говорил о «припятском синдроме», — поясняет он.

— А у вас, Виктор Иванович, конечно же, как говорят, «оболонский», — едко выпалила Ирина.

Иностранцы заинтересованно следят за этой неожиданной сценой.

— Что такое? — пробирается меж осветительной аппаратурой к Ирине режиссер. — Что вам надо?!. Как вы здесь оказались?.. Кто вы?..

— Это м-мать больного м-мальчика, что м-мы показывали на прошлом м-марафоне, — заикаясь, поясняет спешащий за ним ассистент.

— Мне от вас уже ничего не надо! — сорвавшимся голосом прохрипела Ирина. — А кто я?.. Вон, у начмеда спросите, — охваченная гневом и жестокой болью, почти выскакивает Ирина из студийной комнаты.

Униженная, возмущенная и подавленная спешит она на вокзал, решив-таки сегодня же ехать за сыном.

Но на табло у вокзальных касс светится одна фраза на всех направлениях: «Мест нет». Однако, несмотря на это, ко всем кассам тянутся длинные очереди. Ирина хватается за голову, тяжело дышит.

— Ты што так пэрэжываешь, а? — обращается к ней стоящий рядом старый узбек. — Тэбэ так срочно поехать надо?.. Слушай, попробуй дэ предварительный касса... Когда повезет, на утренний поезд билет возьмешь… Там народу мал-мал мэнше…

— Спасибо, — протискивается к выходу Ирина.

Подходя к предварительным кассам, она, погруженная в свои нерадостные переживания, буквально сталкивается с довольным Александром, рассматривающим на ходу только что приобретенный яркий билет-книжечку.

— Ты?!.. Здесь?!..

— Видишь ли… — растерявшись от неожиданной встречи, Александр пытается спрятать билет.

— Что это?.. Покажи, пожалуйста, — протянула руку Ирина.

— Видишь ли, — нехотя отдает ей билет Александр. — Я решил, что так будет лучше… нам всем!.. Но как только я там устроюсь, тотчас же напишу тебе… Да… Я помогать вам буду… Все Штаты на ноги подниму!.. Поверь, — уже воспрянув духом, увлекается он. — Ведь у тебя опять ничего не вышло?!. Вот видишь?!. Я так и знал… А у меня там все получится — спешит он за отдавшей ему билет и решительно устремившейся в кассовый зал Ириной. — Я привлеку к вам внимание всей западной прессы… Они соберут средства и вызовут вас… или хотя бы Дениса на лечение… Поверь мне!.. — тараторит он.

— Ладно. Не оправдывайся! — резко остановившись, повернулась к нему Ирина, в глазах ее боль и отчаяние. — Не надо!.. — тихо, но жестко говорит она. — Ничего не надо нам от тебя… Устраивайся сам, нас не трогай!.. Боже!.. Ведь еще вчера ты мне ничего не сказал о своем отъезде…

— Я хотел… За тем и пришел… Но это горе с Сергеем… Я не смог!.. Прости меня!..

— Дура!.. Господи, какая же я дура!.. Вот что… Я тебя только об одном попрошу… о последнем одолжении… Купи мне билет на завтра в Евпаторию... А то если мне и здесь откажут… я не выдержу, — задыхается она. — Прошу тебя!..

— Хорошо!.. Конечно... Вот, — сует он ей в руку валидол. — Прими, пожалуйста... Я сейчас...

Ирина прислоняется к прохладной колонне. Все вокруг видится ей, как в тумане. И вспоминается ...

* * *

… Весна в Пуще-Водице прекрасна не менее осени. Прелесть свежей зелени дополняет пьянящий аромат лесных ландышей, щебет и свист пернатых. Ирина, Александр и Денис, одетый в новенькую желтую пижаму, бредут по аллее детского диспансера, домики которого после капитального ремонта преобразились.

— Дядя Саша!.. Смотрите, что я нашел, — показывает Денис плоский кусочек угля с четким отпечатком листьев папоротника.

— Интересно!.. Очень старый отпечаток... Это пополнит твою коллекцию!.. Значит, все-таки хочешь быть геологом?..

— Конечно!.. — удивляется его вопросу Денис.

Мимо них проходит иностранная делегация и, сделав пару идиллических снимков, покидает диспансер.

— Мам, — оглядывается на них Денис, — теперь, как только иностранцы приезжают, нам новые пижамы выдают… А на второй завтрак дают по бутерброду с икрой... На тоненький ломтик хлеба так тоненько кладут икру... Но все равно вкусно! — улыбается он.

В это время к главному корпусу подкатил длинный рефрижератор, к которому ринулись медицинские работники, образовав очередь за каким-то дефицитным товаром.

— Не хочешь присоединиться к коллегам?!. — язвит Ирина, пытливо глядя на Александра.

— Не понимаю твоей иронии... В чем ты тут видишь криминал?.. Каждый устраивается, как может!..

* * *

… — Вот билет, — возвращает ее в реальность голос Александра. — Я очень хотел бы проводить тебя завтра, но не смогу. Прости!.. Мне столько еще нужно увязать, обежать перед отъездом… Понимаешь?!..

— Конечно... Конечно, понимаю, — нервно усмехается Ирина. — Начинать новую жизнь — дело серьезное!.. Тем более, что я не хочу тебя больше видеть... Не могу!.. Так что прощай!.. Да... Вот деньги за билет, — сует она ассигнации в нагрудный карман его рубашки. — Будь здоров, — бросает напоследок и, болезненно сгорбившись, идет к выходу.

Она входит в свой подъезд, задыхаясь от горечи и слез. Вынимает из почтового ящика очередные два письма от Дениса. Входит в квартиру, опускается на диван, читает:

…Дорогая мамочка! Я себя очень плохо чувствую. Весь день лежу в постели. Ужасно болит голова. Тут такая страшная жара. Мне еду приносят в постель. Я совсем не хожу на море. Мне запретил врач... Мама! Все время, когда все уходят, я беру твою фотографию, смотрю на тебя и плачу!.. Никак не могу с собой справиться!..

Слезы застилают ей глаза, туманят текст. Прямо перед ней на полке книжного шкафа — большое фото голубоглазого красавца Александра. Ирина смотрит на него сквозь пелену слез и... вновь вспоминает свое недавнее пребывание в больнице ...

* * *

... Ей совсем плохо. Но она уже различает больничную палату. Видит, как молоденькая медсестра снимает капельницу.

— Спасибо, лапушка, — шепчет на ухо медсестре Александр, чуть приобняв ее за талию.

— Не за что, доктор, — кокетливо улыбнувшись ему, медсестра уходит, унося штатив с системой.

Александр наклоняется к Ирине, целует в щечку.

— Ну?.. Ты уже молодцом?!. Чудесно!..

— Саша!.. — с трудом выговаривает Ирина. — Не пойму!.. Зачем ты возишься с нами? Зачем мы тебе?.. Ты ведь свободен!.. Можешь прекрасно устроить свою жизнь, — тяжело вздыхает она.

— Могу-могу!.. Конечно, могу... Но не хочу!.. Понимаешь, мне понравилось бороться с трудностями… К тому же я, быть может, люблю тебя!..

* * *

… Ирина встает с дивана. Берет фотографию и медленно рвет на мелкие кусочки. По щекам ее катятся слезы …

Просыпается Ирина рано утром опять в тяжелом кризе. Но все-таки ей удается собраться. И вот уже с дорожной сумкой через плечо она медленно подходит к остановке, где стоит, будто поджидая ее, автобус. Устроившись на свободном месте, она распечатывает второе письмо сына:

…Мама! Я каждый день отмечаю в календарике. У меня на голове все время лежит мокрое полотенце, но все равно через каждые две минуты я обливаюсь потом...

Толпа выносит Ирину из автобуса в метро.

…Мамочка! У меня больше нет бумаги, потому что мне нельзя выходить. А кого я прошу мне купить, все отказываются!..

Переполненный эскалатор выбросил Ирину к выходу станции метро «Вокзальная», когда до отправления поезда осталось несколько минут. Ирина понимает, что с ее теперешними возможностями она может не успеть, и усердно продвигается к вокзалу. На перроне гам отъезжающих перекрывает громко звучащая из вокзальных усилителей музыка. Ирина с трудом находит свой двенадцатый вагон. Отдышавшись, она оглядывается по сторонам. Вокзальное радио передает песню Игоря Талькова «Летний дождь», а Ирина еще надеется увидеть в толпе Александра.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8 91011 12 13 Следующая ⇒