Сьюзен Джонсон 11 страница

Толпа, покидающая оперу, несла с собой праздничное настроение, серебристозвонкие женские голоса прерывались низкими голосами мужчин. Шелест роскошных платьев и сияние драгоценностей гармонировали с великолепием интерьеров и наполняли воздух ароматом богатства.

По пути в вестибюль герцог разговаривал с несколькими знакомыми. Аделида и Валентин иногда приостанавливались, чтобы обменяться шутками с друзьями. Они говорили на тривиальные темы: об опере, теплом весеннем вечере, о сотоянии команд по игре в поло на следующий день – самые обычные комментарии об обычных аристократических развлечениях. Взгляды провожали герцога и его прекрасную компаньонку, когда они двигались сквозь толпу. Молодая женщина чрезвычайно соблазнительно смотрелась в богатом шелковом платье. Ее темные волшебные глаза, классическая красота, способная вдохновлять на сонеты, низкое декольте притягивали взгляды абсолютно каждого мужчины. Рука герцога полуобняла ее плечи, чтобы оберегать от толпы, хотя многие расценили это как жест собственника.

Изабель со своей свитой шла несколько впереди, и любопытные наблюдатели задавались вопросом: как они поведут себя… если встретятся?

Один из членов духовенства и его знакомые задержались перед центральной лестницей, блокируя проход.

– Извините, монсеньор Данлоп, – вежливо сказал герцог, обходя их. – Поздравляю вас с новым назначением.

Прелат недавно был назначен посланником в Ватикан. В ответ Этьен получил только ледяной взгляд. Никто не ответил на его слова, как будто герцога не существовало.

Дейзи успела заметить, как мгновенно изменилось выражение лица Этьена, но он тут же овладел собой, приняв обычный невозмутимый вид. Как часто ему придется сталкиваться с проявлением такой грубости? Дейзи спрашивала себя, не устанет ли в конце концов герцог от всего этого? Она полагала, что поведение прелата требует извинений, но выражение лица Этьена удержало ее от проявления своих чувств. Ей нравилось его умение владеть эмоциями. Кто лучше ее знал, как это необходимо! В отличие Дейзи, потратившей часть жизни на то, чтобы научиться управляться с такими ситуациями, Этьен никогда не подвергался осуждению общества. Его семейство всегда обладало властью во Франции. Могла ли она, размышляла Дейзи в приступе самоосуждения, поступать с ним так? Ведь все это изза нее. Но он улыбался ей теплой, обожающей улыбкой. И она постаралась не думать об этом.

Что задумала Изабель? Этьен увидел жену и ее сопровождающих в ожидании экипажа у главного входа. Почему она не воспользовалась частным выходом, через который она всегда покидала оперу? Почему она вышла в вестибюль, хотя ненавидела столпотворение? Эти вопросы были риторическими, он знал на них ответ.

– Может, мы подождем на улице? – предложила Аделаида, чувствуя себя не в своей тарелке, как и герцог.

– Нет, – спокойно сказал Этьен.

По интонации этого единственного слова и направлению его взгляда Дейзи все поняла.

– Я не возражаю подождать снаружи, – сказала она. – Сегодня прекрасный вечер.

– Я не собираюсь давать Изабель повод… если вы не против, – сказал он, понимая, что его чувства отличались от чувств его друзей. Он не переваривал злобность Изабель, но его гордость была большей, чем гнев.

– Ее экипаж могут подать раньше, чем мой, – сказала Аделаида.

– У нее дикий блеск в глазах, – усмехнувшись, сказал Валентин, чтобы разрядить обстановку. – Я могу спасти тебя от нападения… Она нашлет на тебя своего Божьего человека, чтобы предать тебя адскому огню.

– Для начала лучше бы монсеньер исповедовал свою собственную совесть. Говорят, что еще две девицы, убирающие в резиденции архиепископа, носят его детей.

– Бог им поможет. – Валентин лениво растягивал слова. – Надо надеяться на это, так как архиепископ весьма скуп, когда речь идет о его собственных деньгах, как и остальные Монтеньи. Они ведь очень оберегают свое богатство, так старательно накопленное в течение столетий продуманно устроенными браками.

Экипаж принцев Шанталь был объявлен, и они все вместе пошли к выходу. Устроит ли она сцену, спрашивала себя Аделаида.

Эта мерзавка наверняка спровоцирует Этьена, думал Валентин, неосознанно подвигаясь ближе к Этьену и как бы прикрывая его.

Я не смогу идти под едкими взглядами толпы в ярко освещенном вестибюле, решила Дейзи.

Герцог знал, что прежде чем они достигнут выхода, он услышит полный яда голос жены.

– Она такая… темнокожая, Этьен, Не в вашем обычном вкусе, – сказала Изабель со значением. – Но у вас всегда было влечение ко всему… варварскому.

Одновременный вздох толпы завибрировал под блестящими люстрами, все глаза сосредоточились на сблизившихся двух группах людей. Дейзи почувствовала, что тело Этьена напряглось на мгновение, но его шаг не замедлился, он сделал вид, что не слышит замечания жены, когда они проходили рядом с Монтеньи.

Мягкое давление руки Этьена на плечах Дейзи одновременно защищало и сдерживало. Более высокий, чем другие мужчины, он смотрел на окружающих не только с высоты своего роста, но и, казалось, с высоты своего положения.

– Вы абсолютно правы, герцогиня, мисс Блэк не совсем в моем обычном вкусе. И поэтому я намерен получить благословение. – Он намеренно употребил эту фразу, стараясь задеть религиозность Монтеньи. Повернувшись к Дейзи, отошедшей вместе с его друзьями немного в сторону, он сказал: – Примите извинения за невоспитанность моей жены. Не обращайте внимания на эту варварскую грубость.

Вокруг немедленно прокатился подобный шелесту ропот. Хорошо одетая толпа демонстрировала широко открытые глаза за поднятыми лорнетами и облаченные в перчатки руки, прикрывающие многочисленные тайные улыбки мужчин. «Вы слышали это? Вы слышали его? Я не могу представить себе… рядом с архиепископом… Де Веку было все равно, даже если бы сам Бог стоял рядом с ней. Его предмет обожания прекрасен, не правда ли? Она молода, ее кожа подобна атласу. Она экзотически смугла. Посмотрите на Изабель, ее глаза пылают пожаром. Выведет ли ее Шарль? Архиепископ никогда не был в таком недоумении…»

– Валентин! – Тон герцога был чрезвычайно спокоен, но в нем чувствовалась решительность. Он повернул голову, наклонившись к Дейзи, как будто они были одни. – Я вернусь через минуту, – быстро сказал он. – Иди с Валентином.

Не дожидаясь ответа Валентина, он вернулся к жене и ее окружению. С изысканной, подчеркнутой вежливостью он сказал:

– Не затрагивайте меня больше на людях, Изабель. Я подружески прошу вас и предупреждаю. Закройте рот, Шарль. Вы напоминаете голодную лягушку. – Его почти свинцовый взгляд охватил собравшихся членов магистрата. – Я надеюсь, мы понимаем друг друга. Это спасло бы меня от необходимости вызывать каждого из вас для сатисфакции.

Наступившая тишина показала, что каждый из присутствующих был наслышан об умении герцога владеть дуальными пистолетами. Однажды, еще в молодости, он убил двух человек изза гораздо меньшего оскорбления, будучи к тому же не совсем трезвым. А после этого спокойно возвратился в постель к даме, которую оставил часом ранее. С возрастом он стал менее импульсивным, но каждый знал о темпераменте герцога де Век. Холодным взглядом зеленых глаз он окинул окружающих и после небольшой паузы, склонив голову в учтивом поклоне, добавил:

– Доброй ночи, – и пошел по направлению к карете. Толпа снова взорвалась шушуканьем, после того как герцог вышел из здания оперы. Возбужденные комментаРИИ буквально носились в воздухе. «Вы слышали его? Какой непоколебимый и холодный, как сталь. Дуэль. Он бросил вызов всем. Он мог бы убить каждого из них. Вы знаете де Века, он может попасть из пистолета в глаз голубя с сотни шагов. Посмотрите, архиепископ близок к обмороку. Но Изабель… Если бы она была мужчиной, она стреляла бы в него. Вы не видели американку? Надо бы получше ее рассмотреть. Понятно, почему де Век согласен убивать изза нее…»

Она была очень маленькой… Дейзи стояла на тротуаре, ожидая экипаж и думала о том, что Изабель оказалась очень небольшого роста. Странно, почему она подумала об этом, тогда как должна была бы интересоваться всеми этими перешептываниями, сплетнями и причиной, по которой Этьен вернулся в оперу. Но перед ее глазами, как на гравюре, стояло изображение очень хрупкой, миниатюрной блондинки – Изабель. Как будто их конкуренция сводилась к чисто физическим данным и она была удачливей только потому, что была выше ростом. Вроде бы меньший рост Изабель объяснял ее злобность и недоброжелательность. Неужели судьба подарила герцогине Этьена в порядке компенсации? И какие катастрофические выводы таит в себе эта логика для самой Дейзи? Она не хотела даже думать, насколько законно положение Изабель в качестве жены Этьена. Стоп! Она считала удары пульса, пытаясь успокоить свои чувства.

Финальная сцена «Аиды» – темница и обреченные влюбленные – всплыла в ее памяти. Она задрожала от ужаса, как будто злой дух коснулся ее.

– Тебе холодно, дорогая? – Герцог подошел к ней сзади, обнял и привлек ее к себе, так что она ощутила его тепло. Он говорил спокойно, как если бы не существовало назойливого внимания Изабель, всех судей и архиепископа. – Ты замерзла, – добавил он, грея своими руками ее пальцы.

– Да. Нет… возможно, немного… Последняя сцена взволновала меня.

– Мне искренне жаль, что Изабель…

– Нет, я имею в виду «Аиду».

Он посмотрел ей в глаза и он увидел в них тревогу.

– Может быть, пойдем пешком… Здесь недалеко… Или тебе слишком холодно? – Его голос был нежным, словно извиняющимся за все, что случилось в опере.

Экипаж ожидал их, слуга в ливрее держал открытую дверь, в то время как Валентин с Аделаидой стояли рядом, на небольшом расстоянии.

Дейзи кивнула, ощущая потребность побыть с Этьеном вдвоем, как будто ночная прогулка могла рассеять воспоминания об Изабель и ее могущественной когорте.

– Поезжайте без нас, – сказал герцог Валентину.

Они все поняли.

– Тебе не обязательно разводиться с ней, – сказала Дейзи.

Ее рука была в руке герцога, они шли по освещенному бульвару, теплый вечерний воздух был подобен бархату. Она старалась не думать об Изабель. Брак не был необходимым в ее мире, в отличие от мира белого человека.

– Для меня неважно, что ты не женишься на мне, если развод невозможен. Абсароки иначе относятся к этому. Если ты любишь меня, этого достаточно. Быть с тобой… этого достаточно. – Ее вышитая вечерняя накидка переливалась при движении мягкими волнами. – Я не хочу твоего титула, я не нуждаюсь в твоей власти или твоем состоянии. У меня все это есть.

Дочь вождей, она была богатой и влиятельной у себя на родине, как любой из де Веков здесь, хотя могла бы жить в простом вигваме в прерии. Что касается земли, то ее клан имел обширные земли, с которыми наследство Этьена было не сравнимо.

– Я разведусь с ней, – ответил герцог, – ради самого себя. Я не хочу бесконечных повторений того, что случилось сегодня вечером. Я хочу, чтобы ты была моей женой в моем мире. – Его глаза светились так же, как его алмазные запонки при свете газовых фонарей. Я хочу иметь ребенка от тебя, подумал он, идя по парижским бульварам рядом с женщиной, которую он встретил лишь две недели тому назад. – Я поговорю с Шарлем. Он, помоему, имеет на нее влияние.

Дейзи поглядела на него, недоверие читалось в ее глазах. Он улыбнулся.

– Ты должен был лучше узнать свою жену за двадцать лет, – сказала она, улыбаясь.

Потом они говорили о более приятных вещах, идя рука об руку вниз по авеню де ля Опера, позволяя красоте весенней ночи восстанавливать их настроение, стараясь не вспоминать о неприятном инциденте. Спустя некоторое время они вдруг обнаружили, что находятся на Куй дю Лувр, где располагалась квартира герцога с видом на реку.

– Мой теперешний дом, – сказал он, указывая на внушительное сооружение в стиле эпохи Ренессанса в нескольких шагах от Сены.

Когдато один из де Веков воспользовался талантом прибывшего из Италии архитектора, который перестраивал Лувр для Людовика XIV. Дворец де Века был относительно мал для работы монументального Бернини, обслуживавшего королей и римских пап. Тяжелое барокко изысканно сочеталось с огромным, во всю стену окном, выходящим на Сену, тонким и прозрачным, как воздух.

– Я собирался вести себя поджентльменски и доставить тебя сегодня вечером к Аделаиде, – сказал герцог, – но… останься сегодня здесь, со мной.

– Да, это побольше моего вигвама в прерии, – не скрывая удивления сказала Дейзи.

Дом Этьена поражал размерами и красотой – еще один символ несоизмеримости их жизненных ценностей. Достояние Блэков не могло иметь таких исторических реликвий. Когда воля вождей племени перестала быть законом, их могущество поддерживалось только личной отвагой и обширными знаниями, тогда как богатейшие семейства Франции просто получали все это в наследство от предшествующих поколений.

– Я использую лишь несколько комнат, – сказал Этьен, читая ее мысли. – Если ты предпочитаешь вернуться к Аделаиде, я могу предложить свой экипаж. – Геоцог показал на карету, которая медленно двигалась за ними.

– Я голодна, – сказала Дейзи, оставив без ответа его вопрос. Рассеянный свет уличных ламп обволакивал ее мягкой пеленой, в глубоком вырезе платья нежно светилась смуглая кожа в темнокрасном с золотом шелковом обрамлении.

– Я уверен, поесть чтонибудь найдется, – ответил ей в тон герцог, улыбаясь. – У меня есть несколько поваров.

– Ты не имеешь представления о чувстве меры, – подчеркнуто серьезным тоном сказала Дейзи.

Он знал о несоответствии их образа жизни, но не мог этого изменить ради нее, хотя, вероятно, должен был.

– Я накормлю тебя, – ответил он с теплой улыбкой, так что она вдруг почувствовала духоту этой весенней ночи. – Договорились?

– Договорились, – сказала она не задумываясь. Они были очень разными и отличались жизненными взглядами, манерой поведения так же, как две половины земного шара, разделяющие их дома. Но в любви все это отходило на второй план, в любви они были удивительно гармоничны.

– Слушай, а у тебя на кухне найдется ромовая баба с винным соусом? – спросила Дейзи, когда они вошли в дом. – Мне она так нравится!

– А мы это сейчас выясним, – сказал Этьен, передавая лакею накидку Дейзи. – Сейчас я пошлю за шефповаром.

Она слегка придержала его за руку.

– Сейчас уже очень поздно. Может, мы просто спустимся вниз и посмотрим?

Хотя Этьен никогда не бывал на кухне, он с готовностью согласился.

– Конечно. Сейчас я соображу…. – Он остановился, вспоминая, где, собственно говоря, находится кухня,

– Ты не знаешь, где у тебя кухня?! – шутливо возмутилась Дейзи, наблюдая за герцогом.

– Ну хорошо, не знаю, – усмехнулся Этьен. – Не смотри на меня так насмешливо. Мой камердинер Луи позаботится обо всем, но если ты лично хочешь попасть на кухню, то мне кажется, – он кивнул в направлении коридора, – что это сюда.

Молодой лакей, сопровождавший их, тоже незаметно кивнул, подтверждая предположение хозяина, и спустя некоторое время, миновав несколько коридоров, Дейзи и герцог вошли в кухню.

Их появление в дверях огромной комнаты, напоминавшей своими размерами танцевальный зал, вызвало не меньший переполох, чем их появление в опере. Но после первой реакции благоговейного страха их приняли с величайшей сердечностью. Все четверо поваров Этьена не спали, на случай если они понадобятся после возвращения хозяина из оперы.

– Ну как, я все правильно угадал?, – проговорил герцог, улыбаясь.

Угадать, собственно говоря, было легко: просто Луи хорошо знал привычки своего хозяина. Необходимая часть прислуги собралась вокруг стола и пила чай, ожидая возвращения герцога. Среди них были Луи и Берне.

Ромовая баба будет приготовлена в рекордно короткое время. Нужно только выбрать соус. Мадемуазель предпочитает соус от Карима, как король Лезинский, или малагу отдельно? Как утверждал шефповар, баба была сделана по всем правилам – с венгерским вином.

Дейзи любезно согласилась попробовать соус от Карима, кондитер остался доволен ее вкусом и чуть не плакал от радости, когда она похвалила его работу, но герцог вежливо напомнил, что мадемуазель голодна. Шефповар уменьшил свои восторги и принялся за работу.

Троим другим поварам позволили предложить некоторые блюда мадемуазель на выбор. Этьен со снисходительным юмором наблюдал, как они соблазняли Дейзи своим искусством. Она остановилась на макаронах понеаполитански, отчасти потому, что молодой итальянский повар так гордился своим родным блюдом, что остальные повара оставили попытки изменить ее выбор. Она согласилась попробовать омара поамерикански, приготовленного в ее честь, и суп из креветок с томатами, предложенный самим шефповаром.

– Пожалуйста, немного персиков, – внес свое дополнение в меню герцог, – а также шато лато и шато де куй.

Стол был сервирован возле балконной двери в спальне Этьена бронзовым и халцедоновым столовыми приборами. Этьен и Дейзи сняли вечерние костюмы, зеленый шелковый халат герцога облегал стройную фигуру Дейзи. Босиком, расслабившись, они потягивали шампанское, ожидая первое блюдо.

– Жизнь прекрасна, – тихо проговорил Этьен, поднимая свой бокал.

– Когда ты пришел к такому заключению? – спросила Дейзи, поднимая свой. Ее улыбающееся лицо красиво освещалось единственной свечой, стоявшей на столе.

– Может, лучше… – Этьен посмотрел на Дейзи сквозь стекло бокала. – Мы должны только запереть дверь.

– И отгородиться от мира. На неделю, по крайней мере, – прошептала Дейзи.

– Я думал – навсегда. Дейзи улыбнулась в ответ.

– Достаточно ли одного желания, чтобы все было хорошо?

– Конечно, – легко сказал он.

– Ты хороший, – Дейзи ощущала себя непринужденно, чувствовала себя счастливой, даже случай в опере стерся из ее памяти. Она осознала наконец глубину своей любви.

– Я собираюсь быть еще лучше… как только уйдут слуги.

Дейзи усмехнулась.

– Я могу есть очень медленно и заставить тебя ждать.

– Ну и хорошо, – сказал он, впрочем, без энтузиазма.

– Хорошо? А вы высокомерны, де Век. – Она протянула свой бокал, чтобы наполнить его.

Всетаки он был невероятно устойчив к соблазну проведя большую часть своей жизни в духовном одиночестве, он блестяще научился держать себя в руках.

Его халат сверкнул алой парчой при свете свечей, когда он поднялся, чтобы взять бутылку. Наливая золотистую жидкость в ее бокал, он улыбнулся.

– Любимая, час или два – какое это имеет значение? – Он снова откинулся на своем стуле. Дейзи приняла кокетливолукавое выражение.

– Меня приводит в отчаяние твоя нечеловеческая сдержанность.

– Я должен страстно вздыхать, стоя на коленях? – насмешливо спросил он.

– Иногда было бы неплохо, – сказала она с интонацией молодой деревенской девушки, впервые попавшей в город.

– Если ты этого очень хочешь, то я постараюсь, – сказал он дурашливым тоном.

– Когда? – заинтересованно спросила она.

– Когданибудь… – сказал он со слабой улыбкой. – Когда ты будешь меньше всего этого ожидать.

В его улыбке появилось нечто, что заставило ее встревожиться.

– Не на людях, – быстро сказала она.

– А разве существуют особые законы недопустимого поведения? – Судя по всему, сама мысль о какихнибудь ограничениях была ему неприятна.

– Вероятно, – ответила она, пытаясь вызвать улыбку на его лице.

– Например, в церкви? – вдруг спросил он. Честно говоря, он там не часто бывал.

– Безусловно.

– Ну, в священных облаках много путаницы. Многие столетия церковь сама в ней не может разобраться.

– Этьен, не кощунствуй! – протестующе воскликнула она.

– Ты предпочитаешь хранить это в тайне? Алый шелк халата подчеркивал черноту его волос и смуглость кожи, глаза были прищурены, в приглушенном искусственном освещении лицо казалось азиатским. Он был похож на восточного властелина. Черный полуночный принц в необычной обстановке.

Тихий, учтивый стук прервал этот странный разговор. – А вот и прибыл твой суп из креветок. Еда подавалась в строгой последовательности: сначала суп из креветок, затем макароны, омары, ромовая баба и персики. Дейзи ела, герцог преимущественно пил, хотя он согласился попробовать макароны, когда Дейзи настояла на этом. Неаполитанское блюдо с сыром, ветчиной и томатным соусом было превосходно.

– Ты удовлетворена? – дразнящим тоном спросил он, выбирая один из золотистых персиков, лежащих перед ним, и восхищаясь аппетитом Дейзи. Женщины, которых он знал, мало интересовались едой.

Дейзи в этот момент решала, как лучше подобраться к сочному омару, украшенному помидорами, и только, улыбнувшись, кивнула в ответ. Она наконец выбрала кусочек, окунула его в соус и положила в рот, на мгновение закрыв глаза, как будто прислушиваясь к вкусу.

Герцог испытывал искреннее удовольствие, наблюдая за ней. Дейзи, думал он, удивительная женщина: она может быть непосредственной, как деревенская девушка, и в то же время так же искушена, как королева, весьма компетентна в собственной профессии и так же красива и соблазнительна, как восход солнца.

Он, как эпикуреец, поглядывал, с каким аппетитом она ела, как она уничтожала омара, выкусывая лакомые кусочки. И она ела омара руками!

– Ты не против? – спросила она, заметив, что Этьен внимательно наблюдает за нею. Она не была сторонницей строгих правил этикета.

– Нисколько. Я просто наслаждаюсь зрелищем, – он сказал это с нежностью. Лениво держа в одной руке надкушенный персик, он пообещал: – Потом я оближу твои пальцы.

– Как хорошо, какой полезный человек! – Ее улыбка была розовой от соуса омара. – Можешь начинать прямо сейчас. – Она наклонилась вперед, протягивая руку через полированный стол.

– Я подожду, когда принесут ромовую бабу, чтобы потом не пришлось прерываться.

– Да? Я почти согласна воздержаться от бабы. – Она улыбнулась и сама начала облизывать свои пальцы. – Почти… – прошептала она многообещающе. – Но я хочу на нее посмотреть.

Он рассмеялся.

– Я никогда не занимал второе место после бабы. Он вообще никогда не занимал второе место в мыслях своих любовниц, что и делало эту мадемуазель из Монтаны столь замечательной.

– Несомненно, ваш характер нужно улучшить, – в темноте в глазах Дейзи сияли дразнящие огоньки. – Если не улучшить, то принудить, по крайней мере, вести себя приличнее, – заметила она бодро. – Возможно, позже я смогу научить вас. Правда? – вкрадчиво спросила она.

– Правда, – прошептал он.

Баба, огромная и великолепная, работа истинного поварского искусства, была доставлена на серебряном подносе, украшенная сладким виноградом, тонко нарезанными цукатами. Струйки пара поднимались над ее золотистой поверхностью, в центре находилась горка взбитого крема. Соус торжественно внес шефповар на отдельном подносе.

Дейзи была поражена кондитерским искусством шефповара и сделала ему комплимент.

Этьен, наблюдающий за этой восхитительной женщиной, был близок к пониманию того, что такое рай на земле. Этот поздний ужин в спальне будил в его душе давно забытые чувства.

– Ты должен попробовать этот соус, Этьен, – сказала Дэйзи после того, как слуги удалились и она добралась до каждого из чудес, присутствующих на подносе. Она облизывала свой палец, после того как третий раз макнула его в соус.

– Я жду, когда ты закончишь. – Он все время, пока Дейзи беседовала с поварами, поглядывал на высокие часы в углу спальни. Затем оставил свой персик, отодвинул бокал. Даже его терпению наступил предел.

– Сейчас, – она вздохнула. – Теперь попробуй это. – И, приподнявшись со стула, она наклонилась через маленький стол, предложив герцогу свой палец, вымазанный в соусе.

Он задержал ее руку и взял палец в рот. Дейзи на короткое мгновение почувствовала то, что впервые ощутила, когда встретила герцога де Века, – она испытывала безотчетное желание прикоснуться к нему.

– Ты гипнотизируешь меня. – Ее голос стал тихим. Затаив дыхание, она чувствовала, как его язык медленно заскользил по пальцу.

– Это доставляет мне наслаждение, – сказал он, целуя кончики ее пальцев. – Я никогда не испытывал такого нетерпения, – добавил он, выпуская ее руку.

– Я заставила тебя ждать? – произнесла она, довольная тем, что он хотел ее с таким нетерпением.

– О да! – Он медленно поднялся, и она увидела свидетельство его возбуждения: алый парчовый халат, стянутый в поясе, оттопыривался впереди,

– Если ты закончила, – сказал он хриплым голосом, – то теперь я приступлю к десерту.

Ленивая удовлетворенность, вызванная изысканной едой, напитками, близостью Этьена, великолепные интерьеры гениального Бернини, гудки барж на Сене – все это усиливало ее возбуждение.

Она знала, что он мог дать ей. Она знала, что сейчас она забудет о принятых нормах поведения, забудет без сожаления. Сейчас она позволит себе жить только чувствами.

Он обошел заставленный едой стол и, подав ей руку, сказал:

– Принеси мне соус, я хочу съесть его в постели.

Она ощущала дрожь в кончиках пальцев, когда потянулась за серебряной соусницей. Он удержал ее руку, какбудто почувствовал степень ее возбуждения.

– Я сам понесу его, чтобы не разлить.

Он поставил соусницу на столик, где в живописном беспорядке валялось множество всякой всячины, принадлежащей не одному поколению семейства де Век: там был миниатюрный портрет молодой женщины в золотой рамке, старинная табакерка, инкрустированная бриллиантами, фарфоровые фигурки времен компании Наполеона в Египте, портрет мальчика с улыбкой и глазами Этьена.

Кровать была тяжелая, массивная, позолоченная, с балдахином из темного вельвета, выцветшего за века. Она удивительно гармонировала с убранством комнаты – комбинацией оригинальной старинной позолоченной мебели с экзотическими русскими предметами, инкрустированными бронзой и камнями, а также более современными комфортабельными стульями и креслами с плотной обивкой. И никаких следов женщины – чисто мужская комната.

Дейзи застыла на мгновение, удивленная обстановкой. За исключением детского портрета, все здесь говорило скорее о прошлых поколениях де Веков, чем о самом Этьене.

Он скинул свой халат, бросив его на пол.

– Ты задумывался когданибудь, сколько людей спало на этой кровати?

Его пальцы на ее талии на секунду замерли.

– Простыни здесь новые.

– Этьен, я серьезно.

– Ты почти всегда серьезна, любимая, – сказал он с улыбкой, снимая одежду с ее плеч, – но я все равно обожаю тебя.

– Ты сейчас чувствуешь это?

Он приблизил ее лицо к своему и, усмехнувшись, посмотрел ей прямо в глаза.

– Рискуя сделать еще одно несерьезное замечание, должен сказать, что я чувствую это с той самой минуты, как ты стала столь аппетитно поедать омара.

– Ты слишком много выпил.

– А может, слишком мало, раз тебе чудится во мне чтото непонятное.

– Ты никогда не бываешь серьезным?

– Стараюсь не бывать. Одна из истин, которую я унаследовал от своего вечно отсутствующего отца, представляет собой его суждение о серьезных людях. Он говорил, что серьезные люди опасны. Если карабкаешься на скалу, они всегда дергают за веревку тогда, когда меньше всего этого ожидаешь.

Дейзи обиженно поджала губы.

– Это его убило в буквальном смысле слова. Бани Кларидж, которому, как известно, лучше было бы сидеть неотлучно возле своего пруда в Кенте, вздумал, однако, влезть на скалу. Он поднимался в связке четвертым и погубил всех.

– А сейчас, – сказал он с улыбкой, толкая Дейзи в кровать и следуя за ней, – все принципы в сторону, кроме собственных эгоистических желаний. Займемся более земными вещами. Например, где ты хочешь, чтобы я попробовал соус?

Его лицо было рядом, улыбка магическая, глаза полуприкрыты.

– В смысле? – спросила она.

– В смысле: если ты предпочитаешь какието особые части своего тела, то я начну с них.

– А если не предпочитаю?

– Предпочитаешь. Я заметил это. – Память на детали у него была превосходной. Он начал поливать сладким винным соусом ее полные губы, облизывая их намеренно медленно. – Вкусно, – произнес он.

– Здесь достаточно, – сказала Дейзи. Ее пульс участился, касание его языка было подобно преддверию рая, шелк простыней холодил кожу, за выцветшими старинными занавесями они чувствовали себя в полном уединении, отрезанными от всего мира.

Он слегка наклонил голову, его темные волосы касались ее щеки.

– Я мало ел, сохранил свой аппетит для тебя и сейчас очень голоден.

Она почувствовала нежность его слов всем телом, как будто его мысли приняли материальную форму, и прилив возбуждения прошел по всему ее телу.

Все еще теплый соус капал на ее соски и сбегал ручейками по полной груди. Он губами перехватывал сладкие ручейки, прежде чем они успевали достичь основания груди. Его язык нежно облизывал каждый сосок.

Ее глаза закрылись перед надвигающимся ураганом чувств, заполнивших все тело.

– Не останавливайся, – шептала она. И он продолжал сосать, покусывать бесконечно долго, пока она не истекла в напряженном, содрогающемся оргазме.

Он не стал ждать, хотя она попыталась оттолкнуть его, когда почувствовала теплую жидкую струйку на своей все еще открытой расселине. Он только отвел ее руки в сторону, прошептав: «Доверься мне», и наклонился, чтобы попробовать ароматный соус. Вздох удовлетворения, родившись глубоко внутри, вырвался сквозь ее сжатые губы.

Он вошел в нее, поскольку его возбуждение снова начало пульсировать в своей наивысшей точке. Он вошел в нее так глубоко, что у нее перехватило дыхание. Она чувствовала, как последний оргазм заставил дрожать все тело.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒