Сьюзен Джонсон 9 страница

В глазах Этьена бушевал зеленый пожар.

– Посмотрим, – сказала она, бросив взгляд на его возбужденную плоть, – что будет, если я решусь в конце концов сказать, что этот эксперимент с девственницей задел вас. Интересно, этот большой предмет поместится во мне? – Дейзи улыбалась. – Ты мне поможешь? – спросила она, прекрасно зная, что он не может сдвинуть ноги. – По крайней мере, скажешь, что нужно делать?

Он закрыл глаза.

– Развяжи меня, – повторил он ровным голосом. – Игры закончены.

– Тебе не нравится быть связанным? – вежливо поинтересовалась Дейзи. – Ты и с другими женщинами развлекался в этой кровати?

Она не должна была этого спрашивать, но слова вылетели сами, внезапно, когда она подумала обо всех этих сосудах с духами и мазями. Какое имело значение, сколько женщин тут побывало? Она все равно ничего не могла изменить.

– Я не хочу ссориться, – сказал герцог, пытаясь взять себя в руки. – Теперь, пожалуйста, развяжи меня.

– Сколько их тут было? – спросила она.

– Тысяча! – ответил он, теряя терпение.

И тогда она дала ему пощечину.

С бешеной силой, вызванной яростью, он рывком освободил правую руку, затем левую, на которой остался шнур и золотое кольцо от кованой золотом дверцы. Дейзи попыталась отпрянуть, но он обрушился на нее всем своим весом.

– А теперь, – произнес подчеркнуто ровным голосом герцог, – мы займемся тысяча первой.

Она пыталась освободиться, но он, освободив от остатков шнура руки и ноги, слегка приподнял Дейзи и привязал ее этими же шнурами к кровати.

– Вот так, – произнес он, отодвигаясь от нее. Он улыбался и разглядывал абсолютно беспомощную Дейзи, такую, каким он сам был только что, а затем вкрадчиво сказал:

– Я не буду слишком грубым, чтобы не причинить тебе боли.

– Развяжи меня, черт тебя подери! – возмущенно воскликнула Дейзи довольно резким голосом, так как шелковый шнур впился в талию и у нее перехватило дыхание.

– Расслабься, любимая, – ответил Этьен, его пальцы чуть ослабили шелковые путы. – Я не хочу, чтобы у тебя были синяки.

– Проснулись остатки совести? – ледяным тоном спросила Дейзи.

– Я всегда очень осторожен, даже с лошадьми, когда играю в поло. Стараюсь не повредить их кожу. Хотя… – он протянул руку и коснулся ее лица, – твоя кожа куда более нежная. – С этими словами он схватил ее запястья, связал их вместе и бархатным голосом продолжил: – Теперь почему бы не ознакомить тебя с игрушками султана поближе? Исключительно в познавательных целях, как ты понимаешь. – Он взял в руки другой, бирюзовый, дилдо. – Или, как ты выразилась, для практики…

– Жаль, что я не развязала тебя, когда ты просил. Он усмехнулся.

– Это что, попытка вести переговоры? Лучше взгляни на цвет дилдо на фоне своей кожи, – он положил гладкое, блестящее стекло на ее кожу, игнорируя ее слабые попытки напомнить, что у абсароки тоже имеются такие игрушки. – Знаешь, этот намного больше, он доставил бы тебе большее наслаждение.

– Мне это не нравится, – она нахмурила темные брови.

– Тебе понравится. Многим гаремным красоткам нравится.

– И твоим любовницам тоже?

– Давай лучше поговорим обо всех мужчинах, которым ты доставила удовольствие. Хотя лично я всегда считал, что девственниц должны обучать их мужья. И еще: ты считаешь, что темперамент может компенсировать отсутствие опыта? – он произнес последние слова достаточно мягко, но это не соответствовало огню, бушевавшему внутри, когда он думал о Дейзи и о других мужчинах, гораздо более молодых мужчинах.

– Темперамент – это замечательно. Он не узнает правды! Она не доставит ему такого удовольствия.

– Ну, а если сравнить с этим? – прошептал он, Двигая дилдо вниз по ее животу, окрашенной промежности, делая это не торопясь, очень медленно, так что ожидание проникновения было поистине сладко мучительным.

Гладкое, круглое стекло легко проникло в нее. Дейзи откинулась назад, но дилдо уже был внутри. Цилиндр цвета морской волны легко скользил в ее разгоряченной и влажной промежности. Тело, не подчиняясь ей, извивалось в экстазе наслаждения.

– Я посоветовал бы тебе ограничить свои движения, любимая, этот дилдо довольно хрупкий, – спокойно заметил герцог.

Дейзи замерла.

– Вот видишь, как легко можно укротить любого, – самодовольно улыбнулся он, направляя с нажимом дилдо вверх и заставляя горячий цветок раскрываться еще шире.

Она чувствовала трепет его мускулов вместе с мерцанием своего ритма, чувствовала теплую волну потока желания, щедро опускающуюся внутри живота к лону, затопляющую ее неземным наслаждением. Конечно, ей не следовало так бурно реагировать на это бесстыдное вторжение герцога. Она должна была игнорировать восторженное чувство, которое разбудила в ней эта венецианская игрушка султана. Но это было невозможно, и герцог это прекрасно знает, черт бы его побрал. Наверное, все его женщины не могли устоять против таких ласк.

– Будь ты проклят, – выдохнула она. Но не сказала «прекрати», заметил он, слегка ослабляя нажим бирюзовой игрушки, проверяя свою власть над ее телом.

– Нет, – простонала она хрипло, приподнимая бедра, желая и дальше получать наслаждение.

– «Нет» – это ты не хочешь этой игры? Или «нет» означает чтонибудь другое? Скажи мне, – он ждал ее ответа с извращенным, мстительным раздражением, он ненавидел всех мужчин в ее прошлом, кто вызывал у нее такую же бурную реакцию.

– Я хочу, чтобы ты продолжал. – Она могла сожалеть о женщинах в его прошлом, завидовать им или ненавидеть их, но… – Я хочу… тебя.

– Для женщины, которая любит играть в такие игры, ты слишком нетерпелива. – Герцог ввел дилдо глубоко внутрь.

– Прости… Боже, Этьен, я умираю… пожалуйста… почувствовать тебя. – Она молила его, прожигая темными пылающими глазами. – Пожалуйста…

Он налил немного масла в маленькую жаровню. Она широко раскрыла глаза.

– Что ты делаешь?

Герцог поднес зажженную спичку к маслу, которое тут же вспыхнуло.

– Хочу стереть твою раскраску.

Этьен налил несколько капель теплого масла в ладонь, растер его кончиками пальцев и начал втирать масло в ее окрашенные соски. Дейзи извивалась в такт его размеренным движениям. Она была в экстазе, чувствуя, как кровь опускается вниз, к трепещущей плоти, обхватившей игрушку султана.

– Осторожней, – предостерег он, – лежи спокойно. Но она дрожала под его руками и была близка к оргазму. Этьен слегка нажал на дилдо, находящееся глубоко внутри нее, и она почувствовала огонь, пронизавший все ее тело. Его руки начали смазывать теплым маслом ее раскрашенные гениталии. Резкий контраст мягких касаний и прохлады твердого стекла внутри нее заставил Дейзи содрогнуться в сладкой истоме и в то же время вызвал невыразимое и безотлагательное желание. Взяв льняное полотенце, герцог стер алую краску и, нагнув голову, провел языком по разгоряченной плоти, окружавшей гаремную игрушку. Задыхаясь от желания, она тут же кончила. Он поднял голову, и их лица оказались рядом.

– Ты удовлетворена?

Она медленно открыла глаза.

– Нет.

Сердце колотилось в бешеном ритме, а спазмы мышц в промежности сводили с ума.

– Нет? А мне показалось…

– Я хочу тебя, – перебила она.

Казалось, стук сердца наполнял всю комнату.

– Куда ты хочешь? Сюда? – его пальцы коснулись раскрывшейся розы между прелестных ног и заскользили по ней, ловя жемчужную жидкость, стекающую по стеклу дилдо. Она кивнула. Дрожь желания, более не поддающаяся контролю, прокатилась по всему телу. Герцог поднес кончик пальца ко рту и медленно слизнул каплю ее сока. Секунду он пристально смотрел на нее. Да, его страсть была слишком велика, но тут уже ничего не поделаешь. Он был так же порабощен ею, как она им. Опытный сибарит, он безошибочно определил, что именно он испытывает. Это было вожделение, обыкновенная похоть, но не только, ибо Дейзи заполнила его мысли и чувства, изменив его обычный жизненный ритм настолько, что он не мог жить прежней жизнью.

Он протянул к ней руки, провел по плечам, как будто она была его частным владением, его собственностью и его… крушением. Ладони заскользили от плеч к груди и здесь остановились. Затем последовали вниз, до талии, прошли по животу и бедрам, пока не оказались между ног. Здесь на мгновение они замерли, затем Этьен резко извлек дилдо, отбросив его в сторону. Потом молча развязал узлы на талии и запястьях. Теперь его руки заскользили по ней с особой нежностью. Пальцы касались лица Дейзи, шеи, плеч, словно не было никакого насилия и никакой мести за дразнящие игры. Как будто это была пасторальная идиллия, как у пастухов и пастушек на стенах и потолке. Его губы следовали за руками, язык касался сосков, живота, плеч, промежности, словно пробуя их на вкус.

– Мне жаль… Я сожалею о бывших у меня женщинах, потому что это огорчает тебя, – невнятно пробормотал он, целуя ее глаза. Это были слова от сердца. Дейзи пристально посмотрела на него, удивляясь его внезапным извинениям. – Я впервые полюбил, – тихо добавил герцог.

Радость вспыхнула в ее темных глазах. Эти слова завораживали ее, оттесняя безрассудную ревность. Она поцеловала его в тонко очерченную линию губ и прошептала:

– Я сама влюблена и постараюсь больше тебя не провоцировать, – и загадочно улыбнулась.

Герцог глубоко вздохнул.

– Надо сбавить обороты. – Он понимал ее ревность, так похожую на его собственную. – Я схожу с ума по тебе Дейзи, – шептал он, нежно поглаживая ее бедра.

Рука у него была большая и теплая. Его нежные прикосновения отдавались во всем ее теле, до кончиков пальцев. Дейзи потянулась к нему. Ее руки обвились вокруг его шеи. Когда он нежно вошел в нее, ее мягкая плоть нежно обхватила его член, и он закрыл глаза. Он больше не сдерживал себя. Странная, изумительная женщина. Ее жизнь отличается от его собственной, как день и ночь, но она держала его жизнь в своих маленьких руках.

Мой мир навсегда изменился, думала Дейзи, глядя на мужчину, который одним взглядом перевернул ее спокойную, привычную жизнь. Теперь имели значение только чувства. Они были вместе, держали друг друга в объятиях, отдаваясь медленному ритму обладания. Они целовались, улыбались, разговаривали. Их губы и тела сливались, как и их сердца. Они нашли свое место в этом сияющем рае любви.

Они плавали в реке, как он и обещал, чтобы охладиться, а потом лежали на огромной золотой кровати, влажные и обновленные, наслаждаясь шампанским, которое оставил Франсуа. Они говорили на разные темы: о ловле рыбы в Полли, о садовнике герцога, деревенской школе, которую он содержал, дружбе Дейзи с Аделаидой, лошадях, подходящих для охоты. И, когда солнечные тени стали удлиняться, он отнес ее в дом, пройдя через ивовую рощу, цветущий сад и поднявшись по изогнутой лестнице в свою спальню, сильно отличающуюся от богато украшенной речной яхты.

– Я заново переделал дом, – сказал Этьен, когда Дейзи упомянула о разнице в обстановке. – То, что здесь сейчас, – это мое представление комфорта. Первоначальный интерьер был довольно тяжеловесным. – Он улыбнулся ей. Дейзи, сидящая на индейский манер посредине кровати лишь в одной его белой рубашке, с волосами спадающими на плечи, была необыкновенно красивой. – Тебе бы он не понравился. Ты устала? Она покачала головой.

– Счастье – противоядие от усталости.

– Ты должна остаться, – просто сказал он. Она не стала притворяться, что не поняла. Она так же просто ответила:

– Да, я знаю.

Покуда день постепенно сменялся сумерками, они лежали на кровати, обняв друг друга, целовались, разговаривали, смеялись, сходясь во мнении, что этот мир – лучший из миров.

– Будь моей женой, – спокойно сказал Этьен, проводя кончиком пальца по шелковистой брови Дейзи.

– Я могла бы, если бы ты уже не был женат. – Дейзи была счастлива, но она помнила о реальности.

Он хотел ее навсегда, чтобы она была рядом, заставляла его улыбаться, даря ему радость и желание думать о будущем.

– Не шути. Я поговорю со своим адвокатом завтра. За достаточно большие деньги Изабель будет благоразумной. Бог мой, наш брак с ней был основан на практической выгоде.

– Ты уверен? – Дейзи не имела в виду Изабель. Был ли он так уверен в своих чувствах к ней, человек, известный своим непостоянством? Его ответ не имел значения. Хотя в зависимости от его ответа, переполненная любовью, она позволила бы ему что угодно.

Этьен не хотел, чтобы она жертвовала собой. С ним это было впервые в жизни. Он хотел, чтобы она чувствовала, что он полностью предан ей.

– Ты согласна?

– Если это необходимо.

– Нет никакой необходимости, – произнес он низким голосом.

– К твоему сведению, я тоже так думаю.

– Хорошо.

Она ответила ему с улыбкой.

– Я пыталась, я думала, что могла бы быть с тобой даже несколько мимолетных минут в неделю, если это все, что мне предназначено, но в конечном счете оказалось, что я предъявила себе невозможные требования.

– Я это заметил, – сказал он, широко улыбаясь.

Они строили планы на будущее, на их радостное будущее.

Этьен Мартель, герцог де Век, никогда не был в жизни так счастлив. И Дейзи понимала, откуда это счастье.

– Вы, должно быть, шутите, – ледяным голосом сказала Изабель, сидя в собственной гостиной за столом, сервированным серебряным чайным сервизом.

– Поверь мне, я никогда в своей жизни не был так серьезен. Я хочу развода.

Полный планов на будущее, счастливый, герцог пришел, чтобы поговорить с ней после ее возвращения из Дювиля. Он решил рассказать о своих планах прямо и открыто. Он решил также, что щедро заплатит Изабель за свою свободу.

Она могла бы инициировать развод, он согласен взять всю вину на себя, он согласится на любые ее требования и не станет ни против чего возражать. Он не будет сопротивляться. Изабель должна просто назвать цену.

– В нашем семействе никогда не было разводов. Я не хочу даже слышать об этом.

– Мир меняется, Изабель. Даже церковь потеряла власть над разводами во Франции. Закон принят семь лет назад, потому что население потребовало этого.

– Это верно. Что только творится с политикой в этой стране сегодня! Черни позволяют иметь голос. И ты видишь, что из этого выходит. Нет, Этьен, никогда не было разводов в семействе Монтеньи и никогда не будет. Тебе молоко или лимон?

Герцог втянул в себя воздух и пристально посмотрел на паркетный пол под ногами, затем сказал:

– Лимон.

– Шарль в Дювиле спрашивал о тебе. – Жена протянула ему чашку чая. – Я напомнила ему, что ты ненавидишь соленый воздух. – Она сказала это с умыслом, в своей обычной беспардонной манере.

– Дело не в ненависти к соленому воздуху. Я был занят.

– С этой новой твоей любовницей?

– Я намереваюсь получить развод, Изабель, – сказал он, игнорируя ее вопрос. – Если ты не начнешь бракоразводный процесс, его начну я.

– Должно быть, она особенная, – ее улыбка была холодна. – Сообщите ей, что я не имею никакого намерения разводиться с вами. Кроме того, – голос ее постепенно повышался и становился оскорбительно визгливым, – если ты будешь продолжать это безумие, я буду бороться с тобой в суде… вечно.

– Изабель, мы можем вести себя разумно? Наш брак не был все эти годы, – он подбирал слова, пытаясь оставаться любезным, – союзом близких друзей.

– Два самых старейших семейства во Франции объединились в нашем браке, Этьен. Это было основой нашего брака, и это остается разумной основой нашего союза. Я не припоминаю свадебных клятв, требующих «дружбы».

– Возможно, я требую дружбы.

– И конечно, той, которой недоставало в нашей жизни, – кончики ее бровей насмешливо приподнялись. – Или тебе нужно чтонибудь еще?

– Я определился, Изабель, – он отставил чашку с нетронутым чаем.

– Нет, тебе нужна только молодая женщина, – вспылила она. – Ты знаешь, сколько раз я видела этот блеск в твоих глазах? Ты помнишь, сколько раз это было? – Ее голос стал пронзительным. – Я потеряла счет, ты потерял счет, но они были неизменно молоды, привлека тельны и доступны. – Ее кожа побелела от негодования, бриллиантовое колье семейства Монтеньи подпрыгивало.

– Ты сошел с ума. Ты не нуждаешься в разводе. Это обычная для тебя ситуация, Этьен.

– Дейзи другая. Она не имеет ничего общего с моими прошлыми авантюрами.

– Мой Бог, Этьен, посмотри на себя. Ты стар. Она не хочет тебя. Она хочет твоих денег.

Конечно, это было не так. Этьен был все еще одним из самых красивых мужчин в Париже, во Франции. Изабель не знала другой части мира, но подозревала, что он добьется успеха и там. Ее тон стал более спокойным, так было всегда, когда она чувствовала, что спор может быть улажен. Скандалом Этьена не победить. Он просто позволит всему идти своим путем, а сам будет делать посвоему. Она чувствовала это.

Он, как всегда, пожал плечами.

– Возможно, ты права, – сказал он спокойнее. Все, чего он сейчас хотел, – уйти от ее пронзительного голоса, позолоченных комнат, которые служили де Векам в течение четырех сотен лет, от показного гнева Изабель, который всегда его раздражал. – Я обещал Валентину, что сегодня вечером буду в своей квартире. Кстати, скажи Гектору, что завтра он получит от меня новую игрушку.

Ему хотелось пойти в детскую и взять на руки своего внука, поиграть с ним. Но не стоило тревожить ребенка изза хаоса в собственной жизни. Я не буду возвращаться в замок де Веков, подумал он, что бы ни случилось. Выиграю я дело или нет, возвращаться я не буду.

Еще один день здесь он не смог бы выдержать.

– До свидания; Изабель. – Он не сказал «прощай». Это было бы лицемерием. Его вежливая любезность все еще оставалась при нем. – Если тебе чтонибудь будет нужно, сообщи мне.

Она не ощутила переломности момента. Этьен часто бывал в отъезде, гораздо чаще, чем дома.

– Мы званы к принцу Шабору через две недели, – сказала она, – Альфонс ждет тебя.

– Не забудь сказать Гектору об игрушке, – сказал герцог и вышел из комнаты, чувствуя, как старо все то, что говорила Изабель.

Иначе и быть не могло, размышлял он, отдыхая на мягком диване в карете, по дороге в свою квартиру. Иначе и быть не могло, она даже не виновата. Он для нее только титул – лучший титул, который удалось заполучить ее семейству в обмен на ее гигантское приданое. Изабель не могла помочь ему, поскольку была воспитана пустой и никчемной, предпочитающей платяной шкаф и злобные сплетни в своем кругу детям и мужу. Она была подготовлена только к этой роли, как до того ее мать, поскольку детство ее прошло среди нянь, гувернанток и льстивых прислужников. Ничего другого она не знала.

Он мог простить ее невежество, но не убожество души.

Когда они были молоды, он хорошо понимал обязательства, налагаемые на него титулом, а Изабель хорошо понимала необходимость удачно выйти замуж. Их брак был семейным решением, семейным бизнесом, и он, будучи сознательным наследником, подчинялся строгим условиям этих браков по расчету, в то же время допуская некоторую свободу. Он принял правила, выработанные многочисленными поколениями. Все, кроме отношения к детям. Их он игнорировать не мог, как делали многие его приятели. Как делала Изабель. Он всегда обожал их. Всегда – с первого взгляда на их розовые младенческие лица. Наибольшим ударом для него было бы непонимание детьми его поступков. Он должен был поговорить с ними как можно скорее.

В тот же вечер перед обедом у Аделаиды, приехав чуть раньше гостей, он сообщил Дейзи, что обсудил свой развод с Изабель, хотя она не согласна сделать это немедленно, полагает что можно достичь соглашения. Затем он попросил позвать Аделаиду и Валентина, чтобы рассказать им о своих планах. Дейзи хотела было чтото возразить, но, увидев его глаза, промолчала, а герцог невозмутимо закончил свою речь словами:

– Я люблю тебя, хочу жениться на тебе и намерен объявить об этом публично.

Аделаида и Валентин были потрясены. Разумеется, не потому что Дейзи и герцог были влюблены, а по той причине, что герцог собирался объявить о своей любви публично! Они были очень удивлены.

– Ты сказал о разводе Изабель? – переспросила Аделаида, желая убедиться, что правильно его поняла.

– Сегодня днем.

– Не думаю, что она легко это приняла, – прямо сказал Валентин таким тоном, в котором слышалось его чисто мужское мнение об Изабель.

– Ничего, мы чтонибудь придумаем.

Глаза Аделаиды были устремлены на Дейзи, которая не сводила взгляда с Этьена. Дейзи и герцог сидели рядом, он держал ее за руку, и, когда смотрел на нее, в его улыбке было чтото интимнозагадочное.

Валентин, увидев это, понял, что борьба в суде будет серьезная и непримиримая. Изабель будет готова на все, чтобы сохранить положение герцогини де Век, она продаст душу дьяволу, лишь бы стереть улыбку влюбленности с лица своего мужа.

– Мы можем чемнибудь помочь? – спросил Валентин.

– Поговорите с Бурже.

Бурже был адвокатом для богатых людей. Сейчас Этьену нужна была его помощь.

– Но это нужно сделать незамедлительно. Изабель может обратиться к нему раньше.

– Она не станет иметь с ним дело, поскольку считает его пустословом.

Валентин улыбнулся, его настроение улучшилось. Изабель могут остановить высокие гонорары Бурже. Если Этьен заполучит Бурже, у него будет шанс.

– Может быть, он и пустослов, но блестящий пустослов. Если вы не обратитесь к нему сейчас же, то это сделаю я. Нельзя терять ни минуты.

– О чем вы говорите? – мягко вмешалась Дейзи. – Почему ты нуждаешься в Бурже? Никто не будет рисковать своей репутацией, если дело примет серьезный оборот.

– Он лучший, – ответил Валентин.

– Она отказалась, не так ли? – Темные глаза Дейзи помрачнели.

– Нет, – солгал Этьен. – Просто Бурже известен своими процессами. Он может быть полезным.

– Валентин, безусловно, прав. Бурже очень искусно оформил развод Ганье. Изабель монархистка, и очень консервативна, – сказала Аделаида. – Она обязательно пойдет на скандальный процесс.

– Именно поэтому тебе нужен Бурже? – уже более спокойно спросила Дейзи.

– Да, – он не упомянул, что, помимо всего, Бурже имел обширные связи в судебной системе и что Бурже, возможно, был единственным человеком в стране, который сумел бы бороться с безоговорочным отказом Изабель. Как и не сказал того, что в любом случае собирается получить развод, с Бурже или без него.

– Я думаю, что самое время открыть бутылку шампанского, – предложил Валентин, искренне радуясь за своего друга, который был одинок, несмотря на репутацию отчаянного волокиты.

Аделаида позвонила в колокольчик, вызывая слугу. Герцог сжал руку Дейзи и нежно поцеловал ее в щеку. Господи, как я люблю его, подумала она, улыбнувшись в ответ.

И во время обеда герцог не стал говорить о своих планах, решив сделать это после разговора с детьми и Бурже. Тем не менее, гости четы Шанталь понимающе переглядывались друг с другом. Герцог де Век был, повидимому, влюблен в симпатичную и богатую мадемуазель Блэк из Америки. Они были веселы и беззаботны, явно проявляли повышенный интерес друг к другу, герцог несколько паз в течение вечера отвечал невпопад, а прекрасные глаза мадемуазель Блэк так и пылали, затмевая ее бриллианты. После обеда, когда они танцевали, мужчины за портвейном и сигарами обсуждали юношеский огонь в глазах Этьена, и все разделяли мнение, что герцог действительно влюблен.

Разослав уведомления, герцог решил увидеть своих детей, прежде чем они услышат разные сплетни. Ему не хотелось, чтобы Изабель переговорила с ними раньше. Ее отношения с детьми были формальными, ограничивались беседами за чаем. Даже Гектора к ней приносили, когда она хотела дать указания относительно его воспитания. Она редко посещала Жюли или квартиру Жюстена и никогда детскую.

На восходе солнца Этьен и его сын ехали рядом верхом – двое мужчин, так похожие ростом и смуглой кожей, они хорошо смотрелись вдвоем. Жюстен в свои двадцать лет еще не имел такого мощного телосложения, как отец, и было видно, что он совсем молод. Сначала они говорили о предстоящей поездке Жюстена, волнующей его отца. Этьен рекомендовал ему поохотиться в районе Каира, и после обычных отеческих наставлений, спросил:

– Лежер дал тебе кредитные письма?

– Да, папа, и рекомендательные тоже.

– Не забудь, Жюстен, что французский консул любит гаванские сигары. Я пошлю ему из своих запасов, прежде чем ты уедешь. Ты должен, по крайней мере, засвидетельствовать ему свое почтение.

– Не волнуйся, папа, я постараюсь. Его жена, кстати, очень привлекательна.

Бросив взгляд на сына, Этьен увидел ослепительную юношескую улыбку. Герцог не стал давать лицемерных советов, и невозмутимо продолжал:

– Возможно, Робер хотел бы получить с оказией хороший французский коньяк и сигары, я позабочусь об этом.

Поскольку герцог по утрам часто выезжал с сыном на прогулки, Жюстен не видел ничего особенного в том, что и этим утром они скакали по тщательно охраняемому поместью Бонз. Жюстен продолжал рассказывать о приготовлениях к поездке в Египет, и герцог был вынужден прервать его.

– Я должен сказать тебе коечто очень важное.

– Знаю, папа, я всегда буду осторожен. Герцог улыбнулся живости сына, испытывая огромное удовольствие от того, что Жюстен счастлив. По крайней мере, дети не страдали изза его неудавшегося брака.

– Это касается твоей матери и меня, – сказал герцог таким тоном, что Жюстен придержал коня и вопросительно взглянул на отца. – Я попросил ее о разводе.

– Ну, наконецто, – кивнул Жюстен. Герцог явно не ожидал такого ответа.

– Тебя это не волнует? – Как отец он чувствовал ответственность за своих детей.

– А почему ты так долго ждал? – спокойно спросил сын.

Герцог довольно подробно рассказал о Дейзи, добавив:

– Я хотел бы, чтобы ты увидел ее, прежде чем уедешь.

– С удовольствием, – ответил Жюстен, понимая, какие глубокие изменения происходят в жизни отца, – Жюли тоже поддержит тебя, папа. – Слова Жюстена обещали поддержку отцу. – Но, – добавил он с усмешкой, – я доволен, что буду на пути в Египет, когда начнется фейерверк. Ты ведь знаешь, что маман обратится к судьям?

– Да, это будет чертова кутерьма, – вздохнул Этьен. – Она поднимет на ноги всю судейскую братию, а заодно и министра. Консерваторы будут стоять насмерть. Мне даже думать не хочется о разговоре с ее кузеном архиепископом.

– Не забывай, что красавица Монтеньи, – сказал Жюстен, изогнув бровь, – спустит на тебя своего стареющего советника Жезу. – Он широко улыбнулся. – Возможно, Египет недостаточно далек? Есть еще Индокитай. Ты не желаешь посетить Восток?

– Еще как, – ответил герцог с ухмылкой, – но, к сожалению, мое отсутствие не решит проблемы. Я серьезно хочу жениться на Дейзи, это единственное, что меня обнадеживает после стольких лет пустоты. Слава тебе, Господи, это последний династический брак в нашем семействе. Жюли счастлива. А ты…

– Я счастлив, папа, и не собираюсь жениться в течение ближайших десяти лет. Герцог улыбнулся.

– Если молодая жена Робера не закрутит тебе голову.

– Папа! – его ответ был отговоркой и протестом одновременно. – Она флиртует с каждым.

Они пересекли Руйе Риволи, движение все еще было редким – встречались только торговки и торговцы, идущие на рынок, да изредка попадался случайный фургон.

– Я просил Жюли повидать меня, после того как Гектор позавтракает. Ты не хочешь присоединиться к нам?

Жюстен колебался, его день был занят предотьездной суетой, но, помня, как отец с детства утешал его в трудных ситуациях, всегда помогал советом, деньгами или влиянием, он сказал:

– Разумеется, папа.

Когда спустя полчаса Жюли вошла в двери столовой, Жюстен сказал:

– Он наконец сделал это. Замечательная новость – затем, обращаясь к племяннику, спросил: – Эй, Гектор, скажи дяде Жюстену, что ты хочешь, чтобы я привез тебе из Египта?

– Верблюда, – ответил Гектор. Жюстен с удивлением посмотрел на сестру.

– Ты говорил о Египте в течение нескольких месяцев. Поэтому даже двухлетние дети знают, что такое верблюд, если ежедневно слышат об этом. – Жюли улыбнулась.

– В его возрасте я не знал, что такое верблюд.

– Папа не ездил тогда в Египет. Правда, папа? – спросила она, поворачиваясь к отцу, который держал Гектора на коленях и показывал ему движение астрологических знаков на своих карманных часах.

– А что касается новости, скажу одно – наконецто.

– Почему все говорят мне «наконецто»?

– Все знают, что ты и мама никогда не ладили.

– В этом нет ничего необычного.

– Возможно, – вставил Жюстен. – Для вашего поколения.

– Ты собираешься воспользоваться услугами Бурже?

– Почему все думают, что я нуждаюсь в Бурже?

– Папа, иногда ты так наивен, – сказала Жюли отцу, который считался наименее наивным человеком в Париже. – Мама скорее предпочла бы увидеть тебя мертвым, чем разведенным.

– Каким разведенным? – спросил Гектор, на минуту приостанавливая свои попытки разобрать часы Этьена и пристально глядя на мать.

– Иногда люди не ладят, и тогда они получают развод. – И в ответ на поднятые брови отца она пояснила: – Он, безусловно, достаточно услышит об этом в ближайшие месяцы. Я хочу быть честной. Как ты, папа.

Последнюю фразу она сказала так горячо, что Этьен невольно улыбнулся.

– Возможно, хотя, я считаю, мы могли бы продолжить обсуждение этого вопроса чуть позже. Я просто хотел сообщить эту новость сам, прежде чем это сделает ктонибудь другой. – И добавил с улыбкой: – Я стал пропускать свои визиты к Гектору.

– Мы всегда ждем тебя, папа. И ты знаешь это. Что бы ни случилось. Ты можешь приезжать к Гектору, когда тебе удобно. Если меня не будет дома, я могу отдавать распоряжение няне, чтобы она приводила его к тебе. Ой, пора спасать твои часы! Теперь его можно отвлечь только клубникой.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒