Джанет Рэллисон 2 страница

– Что здесь происходит?

Ведьма поднялась с пола и указала

пальцем в моём направлении:

– Я занималась своими делами, когда, эта психованная бабочка начала кричать на меня, и, когда я попыталась уйти от неё, она погналась за мной и сказала другой девочке схватить меня.

Охранник повернулся и уставился на меня. У меня пересохло во рту.

– Это всё произошло по ошибке, – сказала я. – Я думала, что это моя младшая сестра.

Никто ничего не сказал. Никто не сдвинулся.

– Отлично наложен грим, – добавила я.

Ведьма фыркнула и сказала:

– И ты не поняла, что я не твоя сестра, когда я закричала: "Оставь меня в покое" и убежала от тебя?

Я извиняясь пожала плечами:

– Она тоже может так сделать.

Девушка надела парик и шляпу обратно на голову:

– Ну теперь нам не приходится гадать почему она так делает, правда?

– Я правда сожалею, – снова сказала я.

Охранник переводил взгляд с Саманты на меня потом прорычал:

– Вы двое, пойдемте со мной.

Мы послушались. И на этот раз я умудрилась дойти, ни во что не врезавшись. Он провел нас по коридору подальше от туалетов, читая нам лекцию о нашем плохом поведении. Люди как мы, говорил он, портят всё для остальных. Что если администрация запретит студентам проводить благотворительные мероприятия, потому что несколько человек не умеют прилично вести себя в обществе? Подумали ли мы об этом, когда свалили стол с закусками и напрыгнули на невинного человека?

"Ну, очевидно, нет". Но я не сказала этого вслух.

Он продолжал отчитывать нас, и единственная его милость заключалась в том, что он увёл нас из толпы. Я не думаю, что смогла бы вынести, если бы меня отругали перед Риком и Кларком Кентом.

Кларк Кент. От мысли о нём мои плечи упали. Он заплатил за мой билет, и я обещала потанцевать с ним. Теперь я просто забрала у него деньги и исчезла.

Охранник провёл нас к выходу, открыл для нас дверь, и сказал, что лучше бы он нас больше видел поблизости с танцами. В следующую секунду мы были на улице на ночном холодном воздухе.

Быстро двигаясь мы пошли бок‑о‑бок к машине.

– Прости меня, ‑

сказала я Саманте. – Но как я могла догадаться? Это был точно такой же костюм как у Эдриан.

Саманта заговорила низким голосом: – Не говори никому об этом вечере. Ни Рашель. Ни Обри. Это секрет, который мы унесём с собой в могилу. Даже если Рик услышит об этом, мы будем всё отрицать. Это другую принцессу и другого ангела выкинули с танцев, а не нас.

– Точно, – сказала я, – и всерьез понадеялась, что Рик не обратил внимание на то, как я опрокинула стол, пока преследовала беспомощную незнакомку. Я имею в виду, когда история станет известна, Наоми никогда об этом не забудет.

По дороге домой мой телефон зазвонил.

– Знаешь что? – мама Стефи только что позвонила и оказывается, Эдриан всё время была там. Мама Стефи просто не узнала её потому, что она была в костюме ведьмы, – мама с облегчением рассмеялась. – Поэтому извини, что заставила тебя уйти с твоей вечеринки, но признай, что это смешно.

Может быть, когда‑нибудь, но не сегодня.

Перевод выполнен для сайта https://vk‑booksource.net

Глава 3

В понедельник в школе я ждала, что Рик скажет мне что‑нибудь оскорбительное, встретив меня в коридоре, например: "Эй, ты сегодня уже нападала на незнакомых людей?"

Однако, никто ничего необычного не сказал, должно быть, это означало, что никто не знал. Это были первые хорошие новости за долгое время.

После школы у нас была дополнительная тренировка у меня дома. Дополнительная – потому что на следующий день было собрание, и мы хотели быть уверенными, что выполним программу без ошибок. Наш руководитель, миссис Джонс, ездила на конференцию и вернулась с прекрасным номером на песню "Be True to Your School", но он был сложнее, чем то, что мы обычно выполняли.

Сорок пять минут тренировки, и всё равно мы не смогли идеально выполнить движения. Саманта подошла к CD‑плееру и нажала на кнопку.

– Нам нужен перерыв.

Я начала возражать, но Обри и Рашель направились на кухню, двигаясь слишком быстро для людей, которым нужен отдых.

Я пошла с ними, и, пока я разливала напитки, Саманта сказала:

– Думаю, у нас почти получилось. Ещё один повтор – вот всё, что нам нужно.

Рашель осмотрела всё ещё прекрасно уложенные волосы Саманты и великолепно наложенный макияж.

– Ты хочешь уйти пораньше, чтобы провести время со своим парнем.

Саманта удовлетворенно улыбнулась:

– Точно.

Она определенно упустила из виду самое главное. Очевидно, любовь дает иммунитет к сарказму.

– Думаю, мы должны тренироваться до тех пор, пока, – я сделала глоток, – мы не сделаем всё безупречно несколько раз подряд.

После этого Обри Рашель застонали:

– Это просто ассамблея, – сказала Обри. – Не Олимпиада.

– Я не могу упасть лицом в грязь перед Наоми и её приспешниками.

Рашель вздохнула.

– С тех пор, как Майк тебя бросил, ты стала перфекционисткой, – она повернулась к Саманте и Обри, как будто меня не было в комнате. – Знаете, у всех нас было бы куда больше свободного времени, если бы у Челси был парень. Мы должны что‑нибудь придумать.

– Может быть, разобьём копилку и купим ей одного? – сказала Обри.

– Или поставим её у дороги со знаком "Станцую для красавчика" – добавила Саманта.

Рашель вздохнула в свой стакан:

– Я знаю, что я станцевала бы для красавчика.

Точно. Бедняжка. Очевидно, она не встретила правильного парня на своей вечеринке.

Пока я допивала, в кухню вошли Эдриан и Рик. Эдриан начала мазать гелем и поливать лаком свои короткие волосы, так что они торчали в разных направлениях, напоминая бордовые перья. Волосы Рика были почти в таком же беспорядке.

Эдриан подошла к шкафу, взяла пакет Cheetos и села с ним за стол. Она раньше ненавидела Cheetos. Мы смеялись над теми, кто ест еду, посыпанную таким количеством оранжевой пудры, что можно писать ей на столе. Но они нравились Рику и это всё меняло.

Он протиснулся мимо меня и встал перед холодильником:

– Ну, разве это не знаменитый квартет: Блондинка, Ещё Блондинистее, Самая Блондинистая и, – он кивнул в моём направлении. – Опасно Блондинистая? Вы уже закончили прыгать по гостиной, или обычным людям всё ещё опасно туда входить?

Рашель сложила руки на груди и уставилась на его футболку, которую как будто сначала покрасили из баллончика, потом бросили под грузовик:

– С каких это пор ты – нормальный человек?

Он фыркнул:

– Как будто ты понимаешь разницу.

Одно дело, если Рик оскорбляет меня в моем собственном доме, что, поверьте мне, он делал достаточно часто, другое – это если он оскорбляет моих друзей в моём доме. Вместо того, чтобы проигнорировать его и произнести мою обычную молитву, что Эдриан однажды очнётся от своего почти болезненного обожания этого парня, я повернулась к нему и сказала: – Тебе что‑нибудь нужно? Кроме уроков стиля?

Он фыркнул на меня, протянул руку в холодильник, и забрал две последние банки газировки.

– Извини, что забрал всё, – сказал он. – Если ты продолжишь увлекаться вкусняшками, пройдет немного времени и у тебя на заду поместится гораздо больше слов, чем просто Cheer, – он бросил одну из банок Эдриан, и потом осмотрел меня с головы до ног с улыбкой. – Похоже, пока мы разговаривали, там стало можно написать целое предложение.

Во‑первых, надо мной не висит угроза того, что на моих шортах могут поместиться целые предложения. И если я говорю о несправедливости оскорблений Рика, стоит добавить, что только трое из нас – блондинки. У Рашель каштановые волосы, которые она мелирует. Рик просто говорит что угодно, что может нас задеть.

Я отошла от Рика и подошла к Эдриан, забрасывающей Cheetos в рот. Низким голосом я сказала:

– Ты знаешь, что тебе нельзя приводить мальчиков, пока мамы нет дома.

Эдриан закатила глаза:

– Да, я уже благодарила тебя за это правило?

Не я придумала это правило. Я часто хотела, чтобы у меня была власть придумывать новые правила в нашем доме, потому что я бы изменила многие вещи, и по большей части они имели отношение к Эдриан. Например, я бы сделала нашу землю зоной, свободной от Рика, я бы ограничила количество унылой одежды, которую носит Эдриан. Я имею в виду, конечно, мне нравятся черные платья, как и любой женщине, и черные брюки очень женственны, но Эдриан носит только черное, каждый день. Как будто дома – похороны. И друзья, которых она приводит домой, обычно так сильно пахнут сигаретным дымом, что приходится проветривать помещение, когда они уходят. Серьезно, однажды она приведёт домой столько народу, что сработает пожарная сигнализация.

Я не придумала правило о том, что в Рику нельзя приходить, когда мамы нет дома. Мама спрашивала меня о нём, и сама придумала правило.

Я поставила свой стакан:

– Пойдёмте, девочки. Ещё раз повторим движения.

Подруги не спорили. Возможно, потому что они хотели оставаться с Риком и Эдриан не больше, чем я. Мы пошли обратно в гостиную, и включили песню достаточно громко для того, чтобы не слышать беседу, доносившуюся из кухни и выполнили номер великолепно. Синхронно. И вовремя.

– Мы готовы, ‑

сказала Саманта, когда музыка закончилась.

Рашель подняла волосы с плеч:

– Это хорошо, потому что меня уже тошнит от этой песни.

Из дверей кухни, откуда они наблюдали за нами, Рик крикнул:

– Наконец‑то у нас появилось что‑то общее. Скажи Челси, что ей нужно привить музыкальный вкус.

– Я собиралась дать тебе такой же совет, ‑

крикнула я в ответ.

Эдриан плюхнулась на диван, задрала ноги на стену, и откинулась назад, так, что её голова почти касалась пола. Она посмотрела на меня снизу вверх.

– Знаешь, ты должна начать получше обращаться с Риком. Однажды он будет знаменит.

– А‑ха, – вот и весь ответ, которого удостоилась её замечание. Если послушать Эдриан, Рик был следующим Элвисом. Ну, или Элвисом‑готом. Ей не было бы плохо от жизни в мире иллюзий, или, по меньшей мере, от этого не было бы плохо мне, но в последнее время она и Рик достигли невыносимого уровня эгоизма благодаря новому шоу "Школьный Идол".

Создатели шоу позиционировали его как Американский Идол для подростков, и к несчастью, прослушивание проходило в нашем городе. Это было самое захватывающее событие, которое видел Пуллман с тех пор... ну, за всё время своего существования. Не имело значения, что прослушивания проводились ещё в Лос‑Анджелесе, Нью‑Йорке, Чикаго, Майами, Далласе или что победитель почти наверняка будет выбран из больших городов. Продюсеры хотели, чтобы участники приезжали со всей Америки, чтобы показать, что суперзвезда может происходить откуда угодно. Поэтому в качестве поднятия рейтинга они предлагали место одному певцу или группе из Пуллмана.

Я думала, что они приезжают сюда по большей части, чтобы посмеяться над нами. Я имею в виду, правда, как может городишко, в котором всего 700 детей ходят в старшую школу соревноваться с Лос‑Анджелесом? Они просто подумали, что мы– кучка чудаков, одетых в лохмотья и фальшиво поющих под песни из фильма Звуки Музыки.

Только никто, кроме меня, не думал об этом в таком ключе. В школе говорили только об этом. Один из нас будет выступать на телевидении перед всей нацией. Что, если один из нас выиграет весь конкурс? Люди, которые не знали семи нот, внезапно начинали разражаться песнями посреди школьного коридора. Создавалось ощущение, что тебя похитила огромная музыкальная группа.

Я умею петь, но я слишком реалистично смотрю на вещи для того, чтобы думать, что у меня внезапно откроют, бросят в лимузин и повезут на звукозаписывающую студию. Я и мои друзья даже не ходили на прослушивание. Зачем?

Но Эдриан и Рик были убеждены, что судьба послала им это шоу только для того, чтобы запустить Рика в небеса. И мне приходилось об этом слышать уже целую неделю с тех пор, как объявили о прослушиваниях. Счастье, что осталось всего три недели до их приезда и три недели до того, как мы сможем забыть об этом злосчастном эпизоде. Вероятно, я не буду слишком сильно издеваться, когда Рик не пройдёт.

Мои подруги взяли свои помпоны и рюкзаки и пошли к дверям. Они, вероятно, остались бы подольше ну, по меньшей мере, Рашель и Обри, если бы Рик не приставал к нам.

Уходя, Обри бросила взгляд на Рика, и потом посмотрела на меня.

– Ты можешь прийти ко мне на ужин, если хочешь.

Обри – сущий ангел. Я даже не сомневалась. Я вышла из двери и крикнула через плечо:

– Я иду к Обри. Скажи маме, когда она вернется домой.

Я знала, что Эдриан, вероятно, так не сделает. Но это меня не волновало. Мама может позвонить мне. Кроме того, она не очень волновалась о том, где я бываю. Это единственное преимущество в том, что у тебя непослушная сестра. В сравнении, ты всегда хороший ребёнок.

Вернувшись домой, я услышала, как мама и Эдриан ругаются на кухне. Мама распространялась о доверии и о том, что Эдриан нужно подчиняться правилам. Потом Эдриан говорила о том, что мамы никогда нет дома, поэтому правила несправедливые. Мама что‑то сказала, я не расслышала, но Эдриан потопала в свою комнату заявляя, что она нас всех ненавидит.

Если я закрою глаза, то увижу, как Эдриан с косичками следует за мной везде со щенячьим обожанием в глазах, но недавно она стряхнула свою любовь ко мне, как человек стряхивает воду с зонта.

После того, как Эдриан захлопнула свою дверь, мама вошла в гостиную, чтобы выпытать у меня информацию. "Сколько здесь был Рик?" Я не знала, потому что ушла сразу после того как он назвал меня Опасно Блондинистой точка. "Зачем он пришел? Вероятно, для того, чтобы мучить меня. Что он и Эдриан делали вместе? Оскорбляли меня, моих друзей, мою музыку и выпили остатки газировки".

Потом мама набросилась на меня, за то, что я оставила их вдвоём. Она распространялось о том, что я должна была быть поблизости чтобы быть их сиделкой, потому что Эдриан почти шестнадцать, и она может серьезно испортить свою жизнь, сделав что‑нибудь глупое с Риком.

– Ты знаешь, что у твоей сестры нет здравого смысла, ‑

сказала мама. Если бы ей позволили, Рик приехал бы сюда и тебе пришлось бы представлять его друзьям как зятя.

Правда, это ужасно, но вероятно, правда. Я не знала, что могу с этим поделать. Эдриан больше ко мне не прислушивалась. После поражения на выборах, я сказала ей, что ей нужно бросить Рика, потом провела всё лето, пытаясь свести её с парнями, которые смогли бы вырвать её из лап Рика.

Большинство младших сестер обрадовались бы этому, учитывая, что парни, с которыми я общаюсь гораздо круче, чем люди, с которыми она проводит время. Но нет, это только заставило её еще больше раствориться в Рике, потому что: "Он не такой, как другие парни".

Именно. Другие парни лучше.

Я пыталась объяснить это всё маме, но чем дальше, тем больше мама настаивала, что я должна приглядывать за Эдриан.

– Плохие мальчики в определённой степени привлекательны, но они вырастают в плохих мужчин, и мы знаем, куда это приводит, – она имела в виду моего отца. Он – это как раз такая судьба, от которой мы должны уберечь Эдриан. Потому что правда, единственное хорошее, что можно сказать о моём отце – это то, что он держится от нас подальше. Мои родители развелись, когда мне было восемь лет и он живёт в дешёвой квартире в Чикаго, которую он делит с несколькими колониями тараканов.

Всё же, я не думала, что, если постоянно буду держать Эдриан в поле зрения, это хорошо закончится. Ей не нужна нянька. Ей нужен браслет на лодыжку и тюремный охранник.

Глава 4

На следующий день я пошла в школу в форме группы поддержки. Мы надеваем её в дни, когда проходят игры, как напоминание о том, что нужно прийти поболеть за свою команду. Я всегда чувствую себя как на витрине, если ношу форму. Каким‑то образом она превращает меня из нормальной Челси в заводную оптимистку. Ты не должна быть в плохом настроении, когда на тебе форма. У тебя не может быть плохой прически и подтеков макияжа. Это как прийти в школу в качестве Барби. В любом случае, я действительно не хотела улыбаться и поднимать дух школьного единения, потому что как только я добралась до школы, сразу увидела, что Майк и Наоми идут по коридору, держась за руки.

Он никогда не держал меня за руку в школе. Они прошли мимо меня, излучая крутизну, а я потопала дальше, чувствуя себя одинокой, и очень хорошо осознавая, что единственным парнем, который сегодня заговорил со мной, был парень Саманты, Логан. И всё, что он сказал, это: – Привет, Челси, где Саманта?

Логан так увлечен ей, что у меня могли бы загореться волосы и он бы не заметил.

Можно было бы пойти пофлиртовать с кем‑нибудь из футболистов, чтобы показать Майку, что мне на него плевать. Так поступила бы любая девушка. Но мне это не нравилось. Я не хотела так делать. Многие парни в команде знали, что Майк встречается с Наоми у меня за спиной, и прикрывали его, чтобы я ничего не узнала.

Как я могла кому‑то из них доверять после этого?

Потом, когда я прыгала и кричала: "Вперед, команда!", то мысленно добавляла, куда именно вперед они должны отправиться.

В любом случае, я не чувствовала себя в силах поднимать спортивный дух, когда пришло время ассамблеи, но к счастью, это Саманта должна была приглашать болельщиков со скамеек участвовать в играх, которые мы организовывали. Мне нужно было просто стоять, хлопать и сосредоточиться на том, чтобы не смотреть туда, где сидели Маки и Наоми. Потом шёл наш танцевальный номер "Be True to Your School". Это было последнее, что запланировано на собрание, и предполагалось, что номер вызовет у толпы чувство единения и любви к школе.

Мы стояли на паркете в спортивном зале. Я сказала себе, что не нужно беспокоиться, даже если вся школа сидит передо мной и смотрит. Я не споткнусь. Я не заброшу случайно свой помпон в толпу. Мы репетировали столько раз, что как только зазвучит музыка, движения автоматически начнут выполняться.

Одна из чирлидеров команды соперников стояла рядом с моим музыкальным центром, ожидая знака Саманты, что нужно включить музыку. Саманта подошла к микрофону и улыбнулась аудитории: – Это песня, которая расскажет, что мы чувствуем к нашей школе. Если вы знаете слова, подпевайте, и давайте покажем, что значит гордость Борзой. (Борзая – символ школы Пуллман, как мы знаем из предыдущей книги, прим пер).

Она подошла к нашей группе и кивнула чирлидерше.

Я вцепилась в свои помпоны, уже слыша первые аккорды песни у себя в голове. Но они не прозвучали. То, что орало из динамиков, не было мелодией Beach Boys. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы среагировать, чтобы понять, и к тому времени толпа уже хлопала и улюлюкала. Вместо диска Beach Boys, в моем центре стоял диск Рика.

В промежутках между завыванием электрогитары, голос Рика пропел:

– Школа – это потеря времени! От школы ржавеет мозг! Кому нужны учителя? Покажем им, зачем нужны мусорки!

Всё это произошло до того, как чирлидерша поняла, что это не та песня, которую мы собирались поставить и ей нужно выключить музыку.

Посреди шума толпы, вся группа повернулась ко мне.

– Откуда это взялось? – спросила Саманта.

– Что случилось с нашим диском? – одновременно с ней сказала Рашель.

Обри подбежала к центру, я думаю, для того, чтобы удостовериться, что нашей песни в нём не было. Я почувствовала, как моё лицо вспыхнуло.

– Я не знаю. Я не вынимала диск из центра вчера вечером, поэтому решила не проверять там ли он... Рик, должно быть, подменил его после моего ухода.

Со скамеек группа друзей Рика пела его песню. Несколько учителей поторопились остановить их, но это не спасло от того, что к ним присоединилась остальная аудитория. В конце концов, мы сказали людям подпевать. На другой стороне зала, рядом с центром, Обри держала в руках диск Рика и разговаривала с миссис Джонс, которая злобно трясла головой. Потом она подошла к нам. Ну, похоже, что вам придется танцевать без музыки.

Мы переглянулись. Никто из нас не хотел стоять перед всей школой и танцевать без музыки.

– Мы не сможем выдерживать ритм без музыки. ‑

сказала я. – Мы не сможем выполнять движения синхронно, и это будет выглядеть странно. Давайте просто исполним номер на следующей игре.

Когда миссис Джонс заговорила, её голос был сдавленным.

– Сегодня нашей команде придется импровизировать, если ситуация станет непредсказуемой. Вы хотите показать всей школе что не хотите сделать тоже самое? – она помахала нам, чтобы мы заняли свои позиции. – Если вы не сможете исполнить номер без музыки, я пойду к микрофону и буду для вас петь.

– Но... – сказала я, потом посмотрела на Саманту в поисках помощи, потому что я была слишком удивлена, чтобы придумать что еще сказать.

Саманта сказала:

– Мы не против того, чтобы подождать. Будет лучше с настоящей музыкой.

Миссис Джонс уперлась руками в бока.

– Мы не закончим собрание на песни о том, как от школы ржавеет мозг. ‑

она помахала рукой, отметая все протесты. ‑

Всё будет хорошо. Я знаю слова на память.

Что мы могли на это ответить? Мы пошли на свои места в ошеломлённой тишине, ну тишина, если не считать толпы, которая кричала и хлопала, когда увидела, что мы снова занимаем свою позицию. Толпа чувствует, когда люди будут унижены.

Миссис Джонс подошла к микрофону и взяла его в руку:

– Я хочу, чтобы вы мне подпевали Be True To Your School это для нашей команды.

Потом она начала петь.

Никто к ней не присоединился. Я не знала, потому ли, что никто не знал слов, вероятно, или потому что у людей просто было чувство здравого смысла, тоже очень вероятно.

Хотела бы я сказать, что миссис Джонс ‑

прекрасная певица, но это было бы ложью. Она фальшиво спела первые несколько строк, а потом перешла к тому, что можно описать как вариации мартовских котов на тему Beach Boys.

Единственное преимущество, что ты танцуешь, когда твой руководитель фальшиво поёт песню, в том, что все смотрят на неё и не обращают особого внимания на то, что ты делаешь. Рашель постоянно ошибалась позади нас, я думаю, потому, что она была шокирована, но, похоже, никто не заметил этого. Потом на середине первого куплета миссис Джонс остановилась, потом повторила строчку, которую она уже спела, это, конечно привело в замешательство танцоров, и половина из нас повторили движение, которые шли на этой строчке, половина начали делать следующие.

Это доказывает, что даже когда кажется, что хуже быть уже не может, на самом деле может.

Она записалась ещё несколько строчек, потом повторила ещё одну, потом остановилась. Было ясно, что она забыла слова. Не ясно было, что нам делать в таком случае. После ее слов об импровизации в трудной ситуации я не ожидала, что она уйдет, но я немного боялась, что она начнет петь новую песню, и тогда нам придется, ну я не знаю, импровизировать какие‑то махи ногами на заднем фоне, только для того, чтобы делать что‑нибудь, пока она поёт.

Не размышляя слишком долго для того, чтобы у меня был шанс передумать, я подбежала к микрофону и встала рядом с миссис Джонс. Может быть, она и забыла слова, но я нет. Я пела и мой голос был на удивление спокойным. Миссис Джонс сразу перестала петь и позволила мне петь одной. Слава Богу, я пела в хоре три года. Мой голос не сорвался.

Я спела куплет и припев. Все захлопали, хотя может быть, они хлопали от радости, что всё закончилось.

Я отошла обратно к девочкам и до меня дошло, что я только что пела acapella соло перед всей школой, перед друзьями, перед врагами и бывшими парнями. И меня вероятно будут называть Beach Girl всё оставшееся время обучения.

За это я серьёзно собиралась убить Рика и Эдриан.

После собрания секретарь позвала группу поддержки и в свой кабинет. Мы стояли в ряд как Солдаты в мини юбках, а она читала нам лекцию о том, что мы проигрывали антишкольную музыку во время проведения школьного собрания. Она спрашивала значит ли фраза "покажем им, зачем нужны мусорки" угрозу учителям, а потом процитировала слово в слово политику школы в отношении насилия. Она продолжала говорить о том, что школа принимает угрозы очень серьезно. Я пыталась объяснить, что всё вышло по ошибке, но она слушала мои объяснения с плотно сжатыми губами и злобно нахмурившись, как будто не верила мне.

А вы говорите об отсутствии чувства юмора. Остальная школа смеялась над происшествием, но нет, только не секретарь.

Потом она затащила Рика в кабинет, чтобы расспросить его обо всём. Любой другой парень просто сказал бы, что он и Эдриан слушали его музыку на моём центре, а потом забыли поставить обратно мой диск, но только не Рик. Он говорил: – Я не знаю, почему Челси поставила мою музыку на собрании. Я никогда не думал, что она поклонница моей музыки, но, похоже, что её музыкальный вкус становится лучше, – потом он показал мне большие пальцы. – Круто, Челс!

Это заставило меня думать, что случившееся не было совпадением. Пока секретарь завершал свою лекцию строгим предупреждением о том, что как группа поддержки мы были лицом школы и лучше бы ничего подобного больше не повторялось, я у себя в голове проанализировала факты. В гостиной была стереосистема, в которой колонки были лучше, чем в моём центре. Если пара с бордовыми волосами хотела послушать один из дисков Рика, зачем они выбрали мой центр? Также и у Эдриан тоже был центр, почему бы не воспользоваться им? И зачем лгать об этом секретарю?

Единственная причина, которую я видела, заключается в том, что Рик хотел выставить меня на посмешище на собрании и сейчас хотел, чтобы я попала в неприятности.

Когда мы покинули офис секретаря, он повернулся ко мне и сказал:

– Эй мне так жаль, что так получилось. Я знаю, как раздражает, когда ты перед толпой, пытаешься что‑то сделать, и музыка просто пропадает. Типа, скажем, например, когда кто‑то вырубает оборудование твоей группы посреди концерта.

– Я этого не делала, – сказала я. И формально это было правдой. Я этого не делала, это сделала незнакомка, за которой я гналась.

– Точно. Мы оба невиновны. И, между прочим, я не виновен и во всём остальном, что случится.

Он ушел прежде, чем я успела ответить. Возможно, это к лучшему. Я имею в виду, что есть большая разница между тем, что ты случайно выключаешь оборудование, пробегая мимо, и намеренным саботажем, осмеянием, а потом подведением группы поддержки под неприятности. "Рашель и Обри даже не были на танцах. Зачем мстить им?

И что именно он имел в виду, говоря, что он был невиновен во всём остальном, что случится? Была ли это какая‑то угроза?"

За обедом мы с Самантой объяснили Обри и Рашель, что случилось на танцах. Я гоняла свой салат по тарелке, не в силах его съесть.

– Поэтому он не только встречается с Эдриан, но и пытается разрушить мою жизнь, день за днём.

Саманта вытащила яблоко из своего контейнера с обедом.

– Но ты на самом деле хорошо спела.

– Правда?

Обри кивнула:

– Я бы хотела так же хорошо петь.

Моё раздражение сразу же испарилось, пока я обдумывала это. Я пела в хоре несколько лет, но, если говорить откровенно, я пела там только для того, чтобы избежать игры в оркестре. Я видела флейтистов и кларнетистов, вытирающих слюну со своих инструментов и, я сожалею, но всё, что имеет какое‑то отношение к слюне, меня не привлекает. Мистер Метзероль, учитель музыки, так и не простил меня за то, что я не выступаю с хором, но тренировки чирлидеров более важны.

И всё же, было приятно знать, что я не совсем выставила себя дурочкой. Вот тебе, Рик.

Рашель отхлебнула молока, размышляя:

– Думаю, эта песня не имела отношения к тому, чтобы отомстить тебе. Думаю, он просто хотел разрекламировать свою вечеринку.

– Какую вечеринку? – спросила я.

Мои подруги обменялись взглядами. Рашель наклонилась ко мне:

– Ты не слышала? Группа Рика играет в Хиллтопе в пятницу вечером. Он арендовал ресторан для своей вечеринки. Он практически пригласил весь выпускной класс.

– Его друзья раздают флаеры, – сказала Обри. – Эдриан дала мне один.

Теперь, когда она об этом сказала, я вспомнила, что видела людей, несущих кусочки голубой бумаги, но я никого не спросила, что это, и все, кто разговаривал со мной на занятиях были слишком заняты комментированием моего номера на собрании ("Эй, когда выйдет клип?"), чтобы упомянуть что‑нибудь другое.

Обри вынула флаер из тетради и передала мне. На нем была ксерокопия фотографии Рика и двух других парней, стоящих с электрогитарами. Голубой Рик, между прочим, был так же похож на нормального человека, как и Рик настоящий. Надпись гласила: "Приходите сегодня потанцевать под песни самой крутой группы "Рик и Бездельники!"

– На вечер сдвинут столы и превратят ресторан в танцпол, – сказала Рашель. – Все говорят об этом.

– Все пойдут, – сказала Обри.

Я положила вилку на поднос.

– На вечеринку Рика? Как это произошло? С каких это пор он стал крутым?

Рашель ворошила спагетти на тарелке.

– С тех пор, когда он заставил тебя и миссис Джонс петь дуэтом перед всей школой, а остальная группа поддержки танцевала под это, – она негромко простонала. – У меня будут кошмары об этом дне до конца жизни.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒