Крона. Восьмиместная могила

Крона

В следующий раз мы смогли встретиться только в начале декабря. Сугробы уже были по пояс, столько снега навалило. На этот раз все это время мы активно общались — переписывались, созванивались и даже встречались по двое, по трое. У Ирбиса с Ли шел пышный помпезный роман. Они даже успели отдохнуть в Дубае.

У Пьеро и Поразного, наоборот, все было спокойно и уютно. Да и зачем им Дубай, когда у них есть сны.

Крыс ушла по уши в учебу и практику.

Лич отрывался в других компаниях.

Рыжий пытался несколько раз пригласить меня на свидание. Не вышло. Дело не в том, что мне совсем не хотелось. Просто не собиралась делать его клином, которым я выбиваю клин. Я смогу пойти на свидание с ним потом, когда немного успокоюсь, когда заживу, когда захочу новых отношений. И захочу не от боли, ради утешения, а потому что готова начать что-то новое и тоже необыкновенное. Я уже немного хочу этого нового, такого же сильного. И я однозначно первым делом попробую это создать с Рыжим. Но иногда еще накрывает апатия, или дело не клеится, потряхивает, или слезы текут не по существу. Бывает, хочется посидеть молча, в одиночестве и не шевелиться.

Так вот, я даже немного специально пока никуда не иду с Рыжим, чтобы он был для меня чем-то вроде вкуснющей конфеты, которую я получу, если выберусь из ямы.

Потерпи, мой родной, наверно, осталось недолго. Как только это пройдет, я дам знак.

Конечно, в лицо Рыжему я это не говорила, да и как такое скажешь.

Я шла как-то домой, точней, очень далеко шла от дома, и нечаянно заметила его — Рыжего. Он тренировался на детской площадке. Скакал по лесенкам турникам, между ними, нырял в них руками вперед, крутился. Что он там только ни делал, чуть ли не мазурку танцевал, стоя на верхней перекладине, что на трехметровой высоте.

Я аж застыла, залюбовалась.

Он был прекрасен, будто ловкое молодое животное. Когда меня нет рядом (а это для него был такой момент), у него совсем другое выражение лица, он совсем по-другому себя ведет. Так интересно — таким он меня даже цепляет.

Я пошла дальше по улице и отправила ему смс: «Ты прекрасен, особенно когда у тебя что-то не получается, и ты негодуешь».

Из любопытства я глянула, какая у него будет реакция на смс. Он стоял и оглядывался. Я махнула ему рукой и пошла дальше. Зайдя за поворот, опять выглянула. Он стоял и бился лбом о столбик. Он такой смешной, когда не знает, что я на него смотрю.

Ах да, собрались мы как раз на следующие выходные, после нашей случайной встречи с Рыжим. Рыжий был организатором встречи, он позвал всех к себе в дачный Ухтомский домик.

Я шла туда с удовольствием. Честно. Я соскучилась по всем нам вместе. И по Рыжему в отдельности. Мне не хватало его трогательных смешных повадок, мощности его движений. Он самый крупный и высокий среди нашей восьмерки, рядом с ним я могу встать на носочки, и быть по-прежнему маленькой.

Мы шумно и весело собрались. Напились чаю с шоколадками. Наулыбались, наобнимались, наболтались и пошли уже по темноте играть в «слона».

Кстати, тема тусовки была «Игра в слона».

Мы пошли на наш пустырь и вернулись оттуда, только когда набили кучу синяков, промокли до трусов, и снег висел комьями на волосах, шарфах, варежках, а ноги онемели.

Мы планировали Новый год — хотели провести его вместе, съездить в Карелию на несколько дней. Это была идея Ли. Она всегда мечтала увидеть северное сияние. В общем, мы все копили деньги, а кто-то из нас тряс родителей и в предвкушении ждал зимних каникул.

У Рыжего был деревянный старый дом. Они не жили тут зимой, используя его как дачу, но печка работала хорошо. И Рыжий заранее ее протопил, так что было очень тепло, и мы чувствовали себя уютно.

Душа не было, и Крыс, бедняга, опять мучилась, но на этот раз не шипела — закалилась она в том походе.

Я как раз рассказывала ребятам про женскую магическую силу, когда Рыжему позвонил брат и попросил забрать его мотоцикл у какого-то Сашки.

Ага, вот так среди ночи. Дело в том, что у парней часто так. Брат бросил мотоцикл у Сашки и все сам никак не мог его забрать в гараж. Сашка жил тут же в Ухтомке, через четыре квартала отсюда. Сам Сашка мотоцикл отогнать в гараж не мог, ключей от гаража не было. И мотоцикл Сашке в его гараже мешал жутко. Так вот, брат, узнав, что Рыжий едет в Ухтомку, попросил его забрать мотоцикл. А Рыжий, как истинный парень, отложил это дело на чуть-чуть и за игрой про него забыл. В общем, брат кричал в трубку, и Рыжий собрался пойти к Сашке.

Мы решили поддержать Рыжего, а заодно еще раз подурить в снегу. Но сначала — про женскую магическую силу.

Я давно наблюдаю за женской магической силой, и вот что заметила.

Женская магическая сила зависит от нескольких аспектов.

Волосы. От длины волос и правильного их использования. Чем длинней волосы, тем больше сила. Волосы лучше иметь не только на голове. Я не шучу, паховые и подмышечные волосы прибавляют силы. Важно, чтобы волосы не секлись, не были высушены покрасками, лучше их вообще не красить. Дреды, афрокосички — это вообще мрак. И очень-очень важно, чтобы волосы не забивались шумами. Я серьезно, шум — это вся негативная энергия, которая течет в городах. Как правильно пользоваться волосами, чтоб их не забил шум? Выходя из дома, в люди, прикрывать, заплетать — закрывать каналы. Дома и на природе, — распускать, открывать каналы. На природе, конечно же, не на общественном пляже, а когда ты одна или в кругу близких людей, волосы полезней всего заплетать в косу. Одна коса — если у тебя еще нет семьи. Две косы — если у тебя есть дети. Одна коса сосредотачивает энергию на тебе. Две косы подают энергию тебе и твоей семье (детям, мужу).

Муж. Это миф, что ведьмами были девственницы. Только наличие рядом с женщиной мужчины, только правильное с ним взаимодействие закручивает все чакры в нужном направлении, прокачивает их и отрывает поток энергии между мужчиной и женщиной, который, в свою очередь, нехило усиливает женскую магическую силу. Да и вообще, прокаченная женская чакра третьего глаза (ясновидения, интуиции) еще ни одной волшебнице не помешала.

Тут придется еще сделать небольшое отступление и поговорить о браке. Для того чтобы называть мужчину мужем, не обязателен штамп в паспорте, венчание в церкви или еще какой обряд. Так же, как все обряды, штамп может и не дать тебе настоящего мужа. Настоящий муж — это тот мужчина, который сказал тебе, что отныне он берет ответственность за тебя на себя, тот, кто сказал, что позаботится о тебе. Он может даже этого не сказать, но если он принял это решение, то все — он взял тебя в жены.

Дети. Да, да, да. Чем больше у женщины детей, тем сильней ее магическая сила. А дальше — внуки и правнуки. Их наличие и большое количество усиливают женщину.

Возраст. С возрастом женская магическая сила увеличивается.

Теперь вы понимаете, почему раньше шаманки были в каждом племени, а сейчас их почти нет. Шаманки — это не придурковато разряженные и придурковато прыгающие чубрики. Шаманки — это спокойные, седые и длинноволосые старушки. У них еще, как правило, около восьми детей, около двадцати пяти внуков и около сорока правнуков. Сорок правнуков — как тут не открыться третьему глазу!

Ну, а теперь про мотоцикл. Идти за ним надо было на пустырь-рощу, что за моим домом. Все собрались и пошли. А Ирбис решил заскочить на машине в круглосуточный магазин, чтобы купить яблочного сока для необычного глинтвейна. Это рецепт Поразного, он как-то в зимнем походе, чтобы не пить ледяной сок, разогрел его в котелке, и оказалось, что горячий яблочный сок удивительный напиток. Позже он стал добавлять туда корицу и как-то в шутку назвал яблочным глинтвейном.

Договорились, что Ирбис после магазина подъедет к пустырю-роще и нас там всех подберет. Рыжий тоже кого-нибудь посадит к себе на мотоцикл, и так, на транспорте, мы вернемся назад к печке.

Мы растянулись немного, пока шли. Рыжий убежал вперед и, наверно, уже добыл мотоцикл. Лич и Поразный шли впереди и что-то бурно обсуждали. За ними Ли и Крыс — шушукались, потому специально приотстали. А за ними, вообще в хвосте, уже мы — тоже шушукались.

Крыс

Говорю же, что Ли бедовая!

Ее отец не одобрил Ирбиса, и в ее семье бушевали скандалы. Оказывается, отец запрещал ей ехать в Дубай, и ей даже пришлось бежать ночью из дома. Сейчас она живет у Ирбиса, учебу подзабросила. Отец звонил, звал вернуться домой, но она не хочет. Хватит с нее тирании, как она говорит. От этого всего жить с Ирбисом стало страшно — вдруг поссорятся, куда она тогда денется.

Лич и Поразный ушли в рощу, а мы свернули в проулок, чтобы проходящие Пьеро и Крона не помешали нам перетереть эту тему.

Надо ли говорить, что дура Ли была в юбке (сегодня, зимой), и ее колготки представляли жалкое зрелище, после игры в «слона». И надо ли говорить, что она специально не переодевала все это, так как считала, что выглядит очень готически сногсшибательно. Дура есть дура!

В общем, нашли нас в этом проулке два придурка, пьяные какие-то урки. И, конечно, замесили Ли. Меня тоже пытались, но я, в отличие от них, была трезвой, и это дало мне шанс отбиться. А Ли даже трезвость не помогла с ее кармой, поэтому пришлось ее отбивать. Мы звали наших парней, но они, видимо, далеко ушли.

Хорошо, что урки были очень пьяные, хватило нескольких ударов палкой, а потом я схватила Ли за руку и мы побежали. У нее опять были разбиты губы и нос, опять порвана одежда.

Когда я втащила ее в рощу, то поняла — дело совсем дрянь!

В роще как раз гуляла местная ухтомская мафия. Это вообще-то их излюбленное место, как мы могли забыть, что сегодня суббота. У них тут, похоже, происходило что-то типа нашего яблочного глинтвейна — несколько машин, костер.

«Кощей!» — простонала Ли.

Она мне много рассказывала про него. Это здешний крестный отец. Не знаю, кого и что он крышует, в чем смысл его существования, но периодически по ночам тут свистели тормоза, слышалась брань и выстрелы, находили окровавленные ножи, несколько расчлененных трупов в канавах, несколько пропавших без вести, много побитых машин. Они все были наркоманами или еще чего, но всегда после их гуляний тут были раскиданы шприцы и презервативы.

Кощей был низким, тощим, на половину армянином или азербайджанцем, я в этом не разбираюсь. Папу его звали Гия, и он сам когда-то был тут мафиози, но с возрастом слегка успокоился. В общем, страх. И этот страх сейчас отдыхал в роще. И те двое, что прикопались к нам, похоже отсюда.

Первой моей мыслью было, конечно: «Как нам выбраться отсюда живыми?», и только потом я увидела, что на поляне уже шла разборка.

Пинали Поразного!

Он уже кучкой лежал в снегу. А Лич еще отбивался. И тот самый Кощей пырнул его ножом в живот. Рядом захрипела Ли. А я завизжала.

Дальше все как в тумане. В толпу вбежал Рыжий и повалил Кощея. А с другого края прямо на машине, прямо в толпу въехал Ирбис и передавил половину мафиози.

Я кинулась к Личу, он, лежа на спине, дергал ногами и полз головой вперед. Я упала рядом на колени и зажала ему рану руками, а то так страшно растекалась кровь.

Помню, как видела оторопевших Крону и Пьеро на краю пустыря.

Помню, как Ирбис заволок Поразного на заднее сиденье и кинулся к нам.

Помню, как Крона побежала в толпу и с ней рядом бежал Собакки, мы не брали его к Рыжему, это он сейчас услышал нас и перемахнул через забор. Пес начал кого-то жрать. Крону было не видно.

Помню, непонятно как, но я и Лич уже в багажнике у Ирбиса. Лич по-прежнему на спине — без сознания, я держу его голову у себя на коленях и все еще зажимаю рану.

Видела, как Рыжий сел на мотоцикл и кликнул Пьеро. Видела, что она успела сесть за ним.

Видела, как Ирбис почти за волосы втолкал Ли на переднее сиденье, ее била истерика.

Видела, как кто-то из мафии стал стрелять и пальнул в Собакки.

Видела, как Рыжий газанул и пробуксовал по льду, а этот же урок стал стрелять ему по колесам.

Пьеро

По колесам они не попали. Но попали мне в бедро. Я пискнула, но решила не отвлекать Рыжего от руля. И так было очень сложно на мотоцикле по льду, с пассажиром удирать от пуль и машин. Ирбис проехал рядом и крикнул: «Пятнадцатая больница!»

Нас преследовали до края Ухтомки, там отпустили. Видимо, они тоже решили заняться ранеными, и, может быть, мертвыми, мне даже страшно представить, что Ирбис там натворил! Но еще страшней думать о Поразном и Личе.

Собакки остался в роще. А вдруг он ранен, а не убит? Вдруг ему еще можно помочь! Что эти урки с ним сделают!

Мне было так плохо, страшно и больно, что я не поняла, когда стала терять сознание.

Рыжий

Ирбис угнал вперед. Я никак не поспевал за ним по льду. Славно, что ночь, и машин почти нет. Хотя, наверно, уже утро — вон какие-то первые пассажиры на остановке.

Я не понял почему, но Пьеро стала слабей держаться.

Я крикнул ей: «Держись!»

Но она стала держаться еще слабей. Я обернулся, но все, что увидел, — это ее ногу — джинсы были багровые от крови.

Ее подстрелили! Сволочи ее задели! А я, дурак, думал она пискнула от страха!

Пьеро разжала руки и стала падать навзничь — сознание ушло.

Скорость была большой. Я затормозил и, как мог, попытался поймать ее одной рукой. Люди на остановке зажали рты руками. Пьеро все-таки слетела, а я врезался со всего размаха в столб.

Крона

Когда я села на сиденье машины, то вначале решила помочь Личу. Я опустила руку в багажник, нащупала его волосы и забрала часть его боли себе. Сработало хорошо, в животе заболело так, что я с трудом решилась помочь Поразному. Я дотронулась до его лба и взяла все, что могу, до отказа. Помните, у меня есть определенный барьер. Стало совсем плохо. Теряя сознание, я испытала нечто совершенно странное для меня.

Я знала, что мой Рыжий вышел самым целым из всего этого месива.

Но почему-то я отчетливо почувствовала, что именно он захлебывается кровью.

Нет! Ну почему именно Рыжий! Почему именно сейчас, когда у меня больше нет возможности помочь?

Только не это! Только не он!

Но это было это! И это был он! Он умирал.

Видимо, от того, что мое собственное сознание почти отключилось, а может, и по другой какой причине, но я потянулась, даже не прикасаясь к нему, и забрала столько крови в свои легкие, сколько смогла. А потом, видимо, потеряла сознание, потому что машина и люди в ней замылились.

Меня отнесло в ту ночь, когда Рыжий провожал меня домой. Я, как и тогда, вышла на пару шагов вперед к калитке, а он запел… захрипел, давясь кровью.

«Сказка о любви…»

Но на этот раз я не ушла за калитку, удивленно прикрывая рот. Я повернулась и кинулась к нему. Обняла, прижалась всем телом. Прильнула к его губам и потекли в меня его кровь и хрип:

«Древняя как...»

И пока они текли я увидела все то, что с нами уже успело бы произойти, если бы тогда я не ушла за калитку.

Крыс

Я стояла посреди коридора пятнадцатой больницы и рыдала. С семи сторон на меня сыпались вопросы: «Кем вы приходитесь этому пострадавшему?» И ответ был один: «Лучшим другом».

Вначале рядом стоял Ирбис. Я зажимала себе рот, чтоб не реветь в голос, потом вытирала глаза.

Ирбис сказал: «Убери руки от лица. Пойди, умойся».

Я не понимала. Он подтащил меня к зеркалу возле раковины в одном из кабинетов, и я увидела свое лицо — все в крови. В крови Лича. Я посмотрела на руки — в крови.

Ирбис умыл меня, как маленькую, хотя сам был хорош — левая половина его головы была липкой и багровой.

Потом он встряхнул меня и сказал: «Сосредоточься. Отвечай четко. Соберись. От твоих слов многое зависит. Ты все видела. Ты все знаешь. Говори правду, меня не прикрывай, а то запутаешься. Я не пропаду. Ты поняла меня? Ты поняла?»

Я поняла. Потом Ирбиса тоже забрали. У него было серьезное сотрясение мозга, кожа разодрана, но череп цел. Они сказали — пустяки, чуть-чуть подлатать. Намного хуже, то что у него открылась рвота. Его кто-то огрел по голове, когда он грузил нас.

Меня терзали вопросами, вначале врачи, потом милиция.

Через сорок минут после нашего прибытия, в приемное отделение ворвался отец Ирбиса и два его верных друга. Один шишка из МВД, другой — известный хирург-травматолог.

МВД взяло на себя милицию. Хирург ринулся в операционную. Сам отец взял на себя всю администрацию больницы, участвовавшую в нашем деле.

Больше всего я волновалась за Лича, его рана была самой страшной.

Но когда все данные стеклись в одну мою наконец-то кристально чистую голову, я поняла как сильно ошибалась.

Лич словно в рубашке родился. Врачи даже шутили, что у них такое ощущение, что все его внутренние органы в тот момент, когда нож вошел в брюшную полость, — хоп — и расступились, а когда нож вышел — хоп — и встали на свои места.

Они только не могли понять, откуда там столько крови, цветом похожей на печеночную кровь. В общем-то им было некогда думать, да и все мы были перемазаны кровью друг друга. Ли бы это понравилось, она бы выдала, что-то типа: «Наша кровь смешалась — теперь мы братья».

Поразному пришлось хуже. У него были сломаны два ребра, ключица, три пальца, кости запястья, два зуба, рассечена скула, губы, а также куча ушибов и порезов тела. Но! Внутренние органы и мозг не пострадали. Как это, обошлось без лопнувшей селезенки и отбитых почек — никто не понимал.

Ли тоже досталось. У нее очень серьезно был сломан нос. Даже делали пластическую операцию. Губы, как всегда, разбиты, и истерика. В остальном — она цела.

Я не сказала, но через двадцать минут после нас, в те же приемные кабинеты, на те же УЗИ и рентгены привезли еще двух. Пьеро и Рыжего.

Когда я сказала врачам, что я и их лучший друг, они показали на туберкулезного бомжа, который затесался на прием среди нас, и спросили: «И его друг тоже?» Сволочи! Врачебный юмор?

Пьеро еле-еле выжила. У нее была огромная кровопотеря. Пуля кость не задела, но на ноге на всю жизнь остался уродливый шрам. В остальном она тоже словно в рубашке родилась. Если бы она упала с мотоцикла на дорогу, а не в сугроб, если бы на остановке не было людей, не было бы и ее в живых. А при падении она еще чуть-чуть сломала себе шею. У эпистрофея сломался носик. Но спинной мозг цел. Она долго ходила потом в шейном корсете, но ходила! И руки слушались! Она везунчик.

Даже Собакки выжил. У него было огнестрельное ранение в лопатку. Ага, Ирбис его выгрузил с переднего сиденья вместе с Ли, неожиданно для меня. Ирбис его тогда подобрал со всеми нами. Псу полностью ампутировали переднюю лапу вместе с лопаткой. Страх! Но не для него, он научился держать равновесие на одной передней и бодро скачет на трех ногах.

Ну и теперь, дальше уже нельзя откладывать.

Рыжий. Он умер еще на подходе скорой. У него был компрессионный перелом грудной клетки. Он захлебнулся своей кровью. Что там у него с остальными частями тела, я даже не стала слушать.

И наконец, Крона. Это была загадка. Она садилась в машину с нами, живая, здоровая, но к тому моменту, как мы заехали в бокс для выгрузки больных, перестала дышать. Точней, хрипеть. Да, по дороге в больницу в какой-то момент ее скрутило, и она начала хрипеть и плеваться кровью. Мне сказали, что с ее организмом все в порядке, кроме большого объема крови в легких, чужой крови.

Я ничего не понимала в их словах, спрашивала:

— Она в порядке?

Мне ответили:

— Она мертва.

Когда Ирбиса начало рвать и его на каталке повезли делать МРТ, я поняла, что я-то жива. И как-то неловко стало за то, что я совсем цела.

Хотя мне пытались сделать инъекцию успокоительного, я отказалась, мне нужны были трезвые мозги.

Восьмиместная могила

⇐ Предыдущая 22 23 24 25 26 27 282930 31 Следующая ⇒