Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Владимир Леви 12 страница



Именно ожидание приступов на 50 процентов, а то и более, их провоцирует. Ожидание подсознатель­ное.

Одуревшее подсознание прямиком не возьмешь. Его можно только перехитрить.

Все, что напоминает вам о возможности приступов, все прямые или косвенные намеки на них, включая и заботы о «перехвате», надо отбросить от себя. Выкинуть, исклю­чить.

Вы возразите: но ведь прогнозировать-то, но ведь созна­тельно предусматривать — надо?

Надо.

Надо — только однажды спокойно и трезво сказать себе: да, приступы возможны. Да, они могут возникать помимо моей воли. Да, с этим приходится временно (все в жизни временно) примириться. Да, с этим жить.

Вот и все.

Реализм прежде всего. Некую вероятность приступа примем как данность. Пока это то, что от нас НЕ ЗАВИ­СИТ, это, так сказать, обеспечено. А стало быть, можно об этом не беспокоиться. Не брать в голову.

Вы еще ни разу не умерли от своего приступа, не так ли? Не умрете и от десятка, и от сотни последующих, если бу­дут. Очень может быть, что как раз ваши приступы и стре­мятся продлить вашу жизнь.

Не шучу: всякое приступообразное состояние есть борь­ба организма за очищение и обновление — доступным ему в данный момент средством. Приступы дают сигнал, что ваш организм требует налаживания. Эта открытая актив­ная «критика снизу» гораздо желательнее, чем трусливое замалчивание и пассивность. Благодарите свое тело за че­стность. И отвечайте на критику делом.

Поддерживайте положительный настрой. Не меньше трех раз в сутки (утро, день, вечер) вживайтесь в Покой. Утром и днем — с выходом в рабочую бодрость, вече­ром — в сонное расслабление.

Так вы будете держать себя в форме.

Как победить страх смерти. Уйдет сам, когда вы себя на­ладите и вернетесь к активной жизни. Если же, вопреки всему, вас не оставят черные мысли и мыслишки, что ни­когда и ни у кого не исключено, то и этого бояться ни в коей мере не следует. Напротив, если уж они приходят, эти мысли, не гнать их — бесполезное занятие, а наобо­рот — встретить с открытым забралом. Додумывать до корней.

Настоящее размышление (порукой тому и опыт вам пи­шущего) приведет вас к самым глубоким основаниям оп­тимизма и к твердому убеждению, что с физической смер­тью жизнь человеческая не кончается.

Коллега!

Вы лучше меня знаете, как выглядит финал земной жиз­ни, и мне ли объяснять вам, что значат для нашей работы открытые глаза.

Уверен, что вы чудесными своими руками спасете еще не одну жизнь. (.)

В. Л.

Ваш труд не пропал даром. Я снова в строю. (.)

Полуостров Омега

Легче выгрузить вагон кирпича, чем общаться.

Каждой зимой, Друг мой, приходит весна,

нет, не оттепель — было б о чем — весна настоящая,

Друг мой,

с ручьями, бурная, разливная, с подснежниками и со многими птицами — каждой зимой она к нам приходит — тайная,

неожиданная, среди лютых морозов — весна!..

В каждом сне, Друг мой, как знаешь ты,

есть и немного яви,

в каждом бреду — что-то от истины, каждый предмет — отчасти галлюцинация, в этом ты убедился давно.

А знаешь ли, что у каждой реки есть третий берег? «А-а-а...» Ты махнул рукой и покрутил пальцем

возле виска. «Ясно. Опять поэзия».

Проверь, Друг мой, потом крути хоть двумя. У любой реки, Друг мой, есть третий берег, есть третий берег, я точно знаю, я сколько раз

там гулял!..

ТАМ, ЗА ДУШОЙ

Может быть, не ведая о том, вы работаете с Омегой в од­ной бригаде или бюро, сидите за одним столом, встречае­тесь в подъезде или в постели; Омегой может быть ваш ре­бенок, отец, или мать, или оба вместе...

Может быть, вы с кем-то из Омег дружите или в кого-то из них влюблены, — но, скорее всего, вы сами Омега. Вы можете иметь любую наружность, любой интеллект, лю­бую профессию, считаться или не считаться больным, за­нимать какой угодно пост, быть уважаемым, быть люби­мым, вам могут завидовать — и все это не мешает вам быть Омегой.

Определение. В этой книге Омегой называется человек, которому не нравится быть собой.

Не тип. Не болезнь. Человеческое состояние. Са­мочувствие, которое может перейти в способ существо­вания.

Не нравиться себе могут не только Омеги. Но для Омег это... Чуть было не сказал: профессия. Нет, серь­езнее.

в. л.

Мне всегда было трудно начинать (письма тоже) и всег­да было радостно, когда что-то кончается. Наверное, у ду­ховно здорового человека все наоборот.

Мне 29 лет. Рабочий. Образование — среднее специаль­ное. Живу в сельской местности. Холост.

Суть моей проблемы в том, что я потерял себя. Потерял и то малое, что когда-то нашел. Я разучился улыбаться. Разучился видеть мир, даже природу, хотя она была един­ственным местом, где я мог чувствовать себя свободным.

Меня многое интересовало. Я умел работать, я бы даже сказал, что умел работать с остервенением. Сейчас вижу, что в этом было что-то от отчаяния.

А теперь не могу ничего. Любое занятие сильно утомля­ет, все раздражает. Могу работать только там, где не надо думать. Ведь я могу думать только о себе. Видеть дома ра­ботающую мать всегда было чем-то вроде наказания. Но она всегда работала, и я работал. Ведь когда я что-то делал, я видел ее уже иначе. А теперь я теряю совесть. Теперь ви­деть ее работающей для меня бельмо на глазу.

Что еще о себе?..

Психологических способностей ноль целых. Простоду­шен. Глубокий инфантил, переживатель и раб обстоя­тельств.

А еще — тщеславие, зависть и мазохизм. Не умею лю­бить людей. Интеллект?.. Я человек не умный, но «для сельской местности» начитанный. Нерешительность дохо­дит до смешного. Все так и определяют причину моих сложностей — начитался. Согласен. Но не книги, конечно, виноваты. Все дело, видимо, в том, что во мне самом нет цельности. Душа — из каких-то осколков. В жизни нужна естественность. Но где ее взять, если во мне все искусст­венное?..

С детства рос застенчивым, диким. Всегда отставал от сверстников, всегда только догонял. Всегда только гото­вился жить, но не жил. Редко мне удавалось быть самим собой.

...Скоро год, как от меня ушла Она. Сказала, что слабый. Я сыграл, наверное, не свою роль, и меня полюбили. Когда же стал самим собой, произошло обратное...

С того времени и не могу выйти из шока. Можно пред­ставить, что это значит для меня, не знавшего женщины.

Любил ли я кого-нибудь? Не знаю...

У меня было много занятий, от астрономии до спорта,

от литературы до техники. Мог до самозабвения играть в футбол в нашей местной команде. Пикассо научился пла­вать в 72 года, а я в 27, и хорошо плаваю. Был и моржом. Но, видимо, все это было лишь для утешения собственно­го тщеславия, если сейчас ничего не осталось. Осталось только чтение лежа на диване. Но это все дальше уводит от реальности.

Владимир Львович, как научиться не думать? Постоян­но в голове вертятся мысли... Иногда настолько ухожу в себя, что не узнаю людей. На эмоции окружающих реаги­рую с запозданием, отсюда моя неприветливость.

Куча зажимов: спина, дыхание, лицо. Когда волнуюсь, появляется легкое заикание. При более сильном возбужде­нии начинает трясти. Попадая в компанию незнакомых или малознакомых людей, плохо соображаю.

Я нервничаю трижды: сначала по какому-то поводу, по­том — потому что нервничаю, а потом — когда нахожу в своем раздражении какую-то плохую черту своего харак­тера.

Как научиться быть решительным?

Понял необходимость AT, пробовал заниматься, кое-что выходило — успокоение, переживание радости даже, но... Не пошло. Безответственно советовал другим, а сам бро­сил. «Истина должна быть пережита».

Я понимаю, что меня съедает эгоцентризм, но где выход из него?

Как избавиться от мазохизма? Если мне плохо, то я сде­лаю себе еще хуже. Я не хочу, чтобы моя боль уходила. По мне, лучше боль в душе, чем пустота.

Нет чувства меры: или замкнут, или растроганно откро­венен, или молчалив, или бесконтрольно разговорчив, или равнодушен ко всему, или в рабстве у мелочей... Не могу понять той меры искренности и той меры психологиче­ских способностей, которые необходимы в человеческих отношениях. Для меня всегда была загадкой способность смотреть на себя глазами других. Результатами таких по­пыток были или страх «что обо мне подумают» (мне даже кажется, что и совести у меня не было, а был этот страх), или довольно бесцеремонное отношение к людям. Да, я теперь не только застенчив, но и бесцеремонен.

Мне кажется, что мне было бы намного легче жить, если бы я постоянно видел свое лицо. Так, в зале тяжелой атле­тики мне легче было взять «свой вес», если я это делал у зеркала.

Физически устаю от общения, мне легче выгрузить ва­гон кирпича. Постоянно чувствую фальшь в своих поступ­ках и словах. С друзьями, конечно, легче. Я могу быть не­плохим собеседником, если уверен, что ко мне относятся доброжелательно. Но подойти к малознакомому человеку, тем более к женщине... Задача, выполнимая только теоре­тически.

Понимаю, что надо внушить себе уверенность в добро­желательности окружающих. Но, по-моему, этой вере есть предел.

Сейчас я в отпуске и читаю вдоль и поперек ИБС («Ис­кусство быть собой», одна из моих книг. — В. Л.). В меня, кажется, вселилось что-то нужное... Но потом мне придет­ся зарабатывать насущный хлеб, и все потихоньку обесц­ветится.

Может быть, мне стоило бы обратиться к местному не­вропатологу или психиатру? Но боюсь, что они начнут ле­чить меня пустырником. Может быть, сменить обстанов­ку, уехать куда-нибудь, хоть на время вырваться? Но меня страшит неизвестность.

Отсутствие здравого разума мешает мне жить. Но вряд ли и здравый разум поможет сделать мою жизнь лучше, если нет за душой чего-то. (.)

0)

Разговариваю с вашим письмом.

Можно на «ты»?

Различил два адресата — Человека и Специалиста. За­вязка обычная: к Человеку обращаются, а Специалиста зо­вут на помощь, приглашают исполнить роль. На Человека надеются, а на Специалиста рассчитывают. Человеку в ка­кие-то мгновения открывают душу, а Специалисту, науч­но выражаясь, мозги.

Должен ли я в свой черед разделить в тебе Человека и Пациента, разъединить?

Специалист. Знаю, как ему помочь, но... Ч е л о в е к. Не могу. Не хватает времени, не хватает сил. Не хватает жизни.

Ты думаешь, что написал о себе, только о себе? Нет, ты написал и обо мне, и о моем друге. И еще о многих и мно­гих.

Возраст, образование, социальное, семейное положе-

ние — они и у тебя могли быть другими, даже пол мог быть другим, а все было бы ПО СУЩЕСТВУ то же.

Конкретность, подробности?.. Я не всегда отставал от сверстников, но мне всегда казалось, что отстаю, — в чем-то это была и правда... И мой друг, и я справедливо счита­ем себя не умными. Мы тоже застенчивы, хотя кажемся порой и бесцеремонными. И нас тоже трясет, когда мы волнуемся, нам тоже легче выгрузить вагон кирпича, чем общаться. У нас тоже нет чувства меры, а есть тщеславие, зависть и нерешительность. И мазохизма хватает, а уж эгоцентризма...

И тоже только готовимся жить.

А вот и наше типичное противоречие: «РЕДКО МНЕ УДАЕТСЯ БЫТЬ САМИМ СОБОЙ».

А чуть ниже, рассказывая о неудачной любви: «КОГДА ЖЕ СНОВА СТАЛ САМИМ СОБОЙ...»

В первом значении «быть самим собой», очевидно, не то же самое, что во втором?.. В первом с плюсом, во втором с минусом?

Тоже не знаем, кого же считать собой. Того, кем хочется быть, что слишком редко удается, или того, каким не хо­чешь быть, но слишком часто приходится?.. Позитив или Негатив?

И мы не уверены, что умеем любить людей, а нервнича­ем не трижды — пожалуй, восьмижды.

Что на это ответит наш Пациент?.. «Мне от этого не легче»?

И нам тоже не легче.

Специалист готовится отвечать: как избавиться от зажи­мов в спине, от тяжести в голове, от страха перед грядущей импотенцией, от мазохизма, от еще какого-то «изма». Как общаться, как не общаться, как думать, как ни о чем не ду­мать... Как воспитать в себе... Как освободиться от...

Человек. Погодите, ну сколько можно. Расскажите ему сразу, как избавиться от себя.

Специалист. Этой проблемы нет. Он уже от себя из­бавился. Сам сообщает, что потерял себя.

Человек. Но он ведь живет.

Специалист. Вопрос, как избавиться от жизни, не в моей компетенции. Посмотрите: «...нет цельности. Ду­ша — из осколков». Обобщающее самонаблюдение, в этом суть.

Человек.Ау вас цельность есть?

Специалист. Ну как сказать... Речь о масштабе...

Человек. (Пациенту, через голову Специалиста). Не слушай его, он сейчас путается. Ты себя послушай... Разные голоса, да? Какофония. Но вот это она и есть, ЦЕЛЬНОСТЬ твоя в теперешнем ее виде. Так тебе это слышится. Целое — в нем всего много, ты ведь и вокруг слышишь разное... У тебя еще не успел развить­ся гармонический слух. Душа из осколков?.. Ты еще не знаешь, не услышал еще, ЧЕМ они соединяются — там, в тебе...

Специалист. Чем же?

Человек. Тем же, что соединяет и нас с вами, уважае­мый, хоть мы и говорим на разных языках. «Нет цельно­сти» — кто это сказал о себе? Кто осознал?

Специалист. Он.

Человек. По вашему опыту: может ли осознать свою нецельность действительно нецельный человек?

Специалист. Может, если в момент осознания цель­ность присутствует. Если она восстанавливается. Это мож­но назвать реинтеграцией личности, в противоположность распаду — дезинтеграции. Люди нецельные кажутся себе цельными, хотя в каждый момент частичны. К счастью, редко такое состояние бывает необратимым.

Человек.Ау него?

Специалист. Судя по письму, обратимо. Но я бы не торопился с прогнозами. Уровень интеграции и в письме, как видите, сильно колеблется: то «собирается», то «плы­вет».

Человек. Чередования просветлений и затемнений?.. Это и у меня бывает.

Специалист. Вы подвижны, а у него подавленность, вялость и равнодушие.

Человек. Но ведь НАСТОЯЩЕЕ равнодушие никогда не переживается как боль!.. Духовные мертвецы кажутся себе очень живыми.

Специалист. Стабильно дезинтегрированы.

Человек.А вы обратили внимание на его слова? «По мне, лучше боль в душе, чем пустота».

Специалист. Где-то я уже слышал: «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать...» Вот почему некоторые так про­тестуют против наших лекарств. А он пустырника боится. Страдать и мыслить то хочет, то нет.

Ч ел овек.Авы?

Специалист. Признаться, устал.

Человек. Поднатужимся?

Специалист. Все упирается в его внутренние проти­воречия. Сопротивление: ничему не верит, всего боится. Любой совет нужно выполнить, а это требует каких-то усилий.

Человек. Если решился написать...

Специалист. На бумаге легко быть и разумным, и смелым.

Человек. «Разум мне не поможет, если нет за душой чего-то...»

Специалист. Что у него за душой, я не знаю. Изви­ните, у меня народ за дверьми. (Уходит.)

Послушай... Вот ты заметил насчет зеркала —что свой вес берешь, если видишь свое лицо. Специалист называет это обратной связью. Сейчас мне легко. Знаешь почему? Потому что я увидел свое лицо в тебе. И хочу, чтобы ты увидел свое — в моем.

..Этот твой шок, повод для кризиса. По-моему, тебе про­сто подставилось неудачное зеркало. «Слабый» — по-мое­му, это не лицо твое, а затылок.

«Не свою роль» сыграть нельзя в жизни. Понима­ешь? Все роли — наши. Другой вопрос, насколько они нам по душе и как действуют на других. Кто нас любит — любит ВО ВСЕХ ролях, хотя и не все роли любит...

Поэтому довольно жестоко могу тебя успокоить: любви ты не потерял. Любовь еще не нашла тебя. (.)

Он приходил ко мне в виде душевнобольного, именовался психопатом, величался невротиком. Старинный друг ме­ланхолик, как и две тысячи лет назад, шептал, что он не желает жить, потому что это абсурд, и что теперь он шизо-циклоид с психастенией и реактивной депрессией. Я доб­росовестно заполнял истории болезней и громоздил диаг­нозы. А он оборачивался и алкоголиком, и нарушителем общественного порядка, и добропорядочным граждани­ном с невинной бессонницей, и домохозяйкой с головной болью. Он тащил ко мне свои комплексы и профили лич­ности. Он скрывался за ними с мешками своих забот, мечтаний, долгов, тревог по делу и не по делу — мучимый то страхом смерти, то мифическими последствиями де­тских грехов, то экзаменационными хвостами, то разва­лом семьи, то тем, что о нем подумал прохожий...

Я принимал его, слушал, обследовал. Убеждал, гипноти­зировал, развлекал и кормил лекарствами. Ему то нрави­лось, то не нравилось. С переменным успехом учил тому, что казалось общедоступным: самовнушению, играм, об­щению, мышлению, жизни. «О, если бы это было общедо­ступно и для вашего покорного слуги, вот бы мы зажи­ли!» — утешал я его.

Я все еще не догадывался, что краснеющий подросток, заикающийся и не смеющий поднять глаз, и солидный начальник с сердечными недомоганиями — это он в раз­ных лицах; что он же — и неприступная начальникова же­на с вымученной улыбкой, и образцовая неудачница доч­ка, и раздражительный, полный гордых воспоминаний старик тесть, боящийся сквозняков...

Начал писать, и он стал откликаться, наращивая много­голосье, то из дальней глубинки, то из соседней квартиры. И я учился узнавать его в людях, живших в библейские времена, в своих родичах и в себе...

ПРЫЖОК ЧЕРЕЗ СТЕНУ

В нашем доме есть люди, чувствующие себя необитаемы­ми островами. Там где-то — материк, континент. Близко ли, далеко ли — может, и в двух шагах, — не доплыть. И никто не соединяет, не строит мост.

В. Л.

Мне 33 года. Все эти годы я прожила в одиночестве. А в детстве была гадким утенком. Ни одного теплого слова, ни одной улыбки. Ловила на себе только злые, презрительные взгляды. О том, чтобы искать сочувствие и поддержку в семье в трудные минуты, я не мечтала. Тщательно скры­вала свои промахи и неудачи, чтобы лишний раз не слы­шать упреки и едкие замечания.

Я ощущаю себя не человеком среди людей, а какой-то мерзкой букашкой.

Когда первый раз устроилась на работу после школы и почувствовала хорошее отношение окружающих, я испу­галась. Для меня было странным такое отношение и му­чительно неприятным. Я не знала, как себя вести. А чело­века, который не скрывал расположения ко мне, я обходи­ла на пушечный выстрел и в конце концов уволилась. Вы­нести такое я не могла. Заняться любимым делом не име-

ла возможности, так как везде наталкивалась на необходи­мость общения с людьми.

Вы спросите, почему я не обратилась за советом раньше. Да я просто не осознавала своего положения. Я ничего не знала о взаимоотношениях между людьми. Я даже не по­дозревала, что таковые существуют. Я жила, в буквальном смысле, низко наклонив голову, боялась посмотреть вок­руг, считая, что ничего, кроме насмешливых взглядов, не увижу. Но с годами осмелела и огляделась...

Оказывается, ничего страшного. Я стала наблюдать за людьми. И вдруг сделала открытие, что люди не одиночки, как я, и хорошо относятся друг к другу. Оказывается, сча­стье в общении. Люди улыбаются друг другу (даже этот факт был для меня новостью), люди ищут и находят друг у друга сочувствие и помощь. Для меня это было потряса­ющим открытием. Мне казалось, что мытарства мои кон­чились, — иди к людям, и они тебя поймут!.. Но не тут-то было. Люди, может быть, и поймут, только вот подойти-то к ним я не могу. Между нами стена, глухая, высокая. И бьюсь я об эту стену уже много лет.

Я угрюма, пассивна и безразлична ко всему и ко всем. Я вяла и безынициативна. Вся внутри себя, в реальной жиз­ни не существую. Только изредка всплываю на поверх­ность и опять погружаюсь в себя, варюсь в собственном соку. Мое настроение ничем не проявляется внешне. И ра­дость, и горе я переживаю в одиночку. Я могу быть в пре­красном расположении духа, но только для себя. Если в это время ко мне кто-нибудь подойдет просто так, погово­рить, мое настроение катастрофически падает. Я боюсь людей. У меня никогда не было близкого человека, друга, и я не знаю, что значит чувствовать себя как дома: дома я тоже чужая.

Если малознакомые мне улыбаются, то хорошо меня знающие стараются меня избежать. Меня вроде бы и ува­жают в коллективе, и в то же время стараются не заметить, обойти. Мое общество всем в тягость, я никому не нужна. Порой удивляюсь, как мне удалось дожить до 33 лет, поче­му у меня до сих пор не разорвалось сердце.

Мечтала о самоубийстве, даже давала себе срок... Изви­ните меня за такое признание и не беспокойтесь: мне это не грозит. Я слишком труслива и в оправдание ищу отго­ворки. То мне жалко отца, то боюсь загробной жизни — а вдруг там не принимают непрошеных гостей. Недавно пришла мысль о монастыре... На сколько-нибудь реши-

тельные действия я не способна. Мне остается только жить, мучиться и мечтать о естественном конце. Я даже свой адрес вам дать боюсь. (.)

Рад, что написали. Этот шаг, не легко, наверное, давший­ся, — уже начало пробивания скорлупы.

У вас открываются глаза. Вы сделали много самостоя­тельных открытий, а главное — убедились, что существу­ют в мире тепло и свет.

Теперь основное — поверить, что они доступны и вам. И более того: могут ВАМИ дариться.

Вы можете зажить полной жизнью, соединенной с людь­ми. Жизнь эта совсем близко, в двух шагах. Но шаги ни­кто, кроме вас, не сделает.

Шагпервый. ПРИНЯТЬ СЕБЯ.

Постарайтесь ответить:

почему я защищаюсь от внимания к себе и доброго от­ношения, почему я боюсь любви?

На каком основании я считаю себя не похожей на дру­гих, если других я не знаю?

Почему, чуждаясь людей, я в то же время так завишу от их оценок (всего более воображаемых)?

Что я потеряю, открывшись, как есть, хотя бы одному человеку?

У вас уже есть понимание своего прежнего неведения и заблуждений. Но ведь вы не думаете, что прозрели оконча­тельно? Вы не знаете ни людей, почитаемых вами за сча­стливцев, «нормальных», кажущихся вам одинаковыми, ни тех, кого среди них множество, — вами не замечаемых, таких же, как вы, одиноко страдающих, жаждущих...

Главное заблуждение — неверие в свою способность да­рить.

Шагвторой. ПРЫЖОК ЧЕРЕЗ СТЕНУ.

Не биться, а перепрыгнуть! Перелететь.

Вы этого еще не пробовали. Ни разу. А стена, между про­чим, не такая уж высокая и не такая глухая, как вам пред­ставляется. Она может упасть даже от случайного сотрясе­ния. Потому что это и не стена вовсе, а что-то вроде флаж­ков на веревочке, через которые боится перепрыгнуть за­гнанный волк. Флажки вы развесили сами, может быть, и не без помощи родителей.

«Иди к людям — они тебя поймут»?.. Ошибка. Опасно, вредно идти к людям за «пониманием». Опасно и мечтать

об этом. Нет, не потому, что его нельзя получить, понима­ние. Можно. Не у всех, не всегда, но можно, порой и с из­бытком, которого мы не заслуживаем. А потому, что при такой установке мы утрачиваем теплородность.

Вас станут отогревать, а вы, израсходовав полученное, будете снова замерзать и снова искать тепла. Понимания, поддержки, участия... Путь, в конце которого яма безвы­лазная: душевный паразитизм. Похоже на наркома­нию — никаких «поддерживающих» доз в конце концов не хватает...

«Мне нечего дарить. Во мне лишь холод и пустота. Не могу никого согреть. Во мне нет света. Мне нужен внеш­ний источник».

Да, когда гаснем, без него не воскреснуть. Но после реа­нимации сердце поддерживает себя собственным ритмом.

Идите к людям, ЧТОБЫ ПОНЯТЬ ИХ.

И не надо беспокоиться заранее, какая там у вас в ду­ше температура и освещенность. Свет вспыхнет при встрече. (.)

Из шахматных наблюдений: фигура, долго бездействовав­шая, внезапно может обрести страшную силу. Для этого нужно, чтобы партия продолжалась.

«ОДИНОЧЕСТВО БЕГУНА НА ДЛИННЫЕ ДИСТАНЦИИ»

В. Л.

Мне хочется рассказать вам свою историю. Может быть, она представит определенный интерес...

Отец мой сразу после войны стал жертвой ложного об­винения и пропал навсегда. Кроме меня, у матери было еще трое, я был старший. Была еще престарелая бабушка. Всю семью выставили на улицу. Мама пошла в колхоз, там в гумне нас приютили. Сейчас, когда рассказываешь кому-нибудь из молодежи, слушают с недоверием... Не ве­рят также, например, что в колхозе после восьмого класса я за два летних месяца заработал себе на кепку. Они сейчас за один день зарабатывают больше.

Мама пошла в доярки. За работу в то время почти ниче­го не платили, но она не умела работать плохо.

Закончил обязательные 7 классов, дальше учиться не со­бирался, хотел работать. Но мама все-таки заставила меня

пойти в среднюю школу. Для этого надо бьию ехать в го­род и жить в интернате. Все зимы ходил в одном пиджач­ке, пальто не было. По выходным дням голодал. Дома не бьшо даже черного хлеба, питались картошкой.

Из школьной жизни основное воспоминание — издева­тельства и насмешки. На перерывах, а иногда и на уроках в меня кидались огрызками колбасы или свинины, а я от­ворачивался и глотал слюну. (Гораздо позднее, изучая психологию, я узнал, что есть люди, которых дей­ствительно не задевают насмешки и издевательства. Для меня это бьшо невероятно.) С содроганием вспоми­наю сейчас, будто это бьшо вчера, с какой изобретательно­стью надо мной, школьником, издевались взрослые дяди... Сколько помню свое детство и юность — всегда я, хилый, долговязый, рыжий, конопатый, был чем-то вроде шута при средневековом дворе. Так и свыкся с мыслью, что ес­ли кому-нибудь захочется поиздеваться над кем-то, то этим последним буду всегда я...

Где-то в девятом классе во мне произошел перелом. Ес­ли я раньше учиться не хотел, то теперь решил, что буду учиться во что бы то ни стало.

Я всегда быстро схватывал новое и с особым удовлетво­рением решал задачи на сообразительность. Читать нау­чился сам, когда мне было всего три года, и очень удив­лялся, что 5—6-летние дети у соседей читать не умеют. Еще до школы прочитал много книг, и не только детских.

Поступил учиться в технический вуз. Жил на стипен­дию. Начал заниматься спортом, бегать на средние и длинные дистанции. Обнаружилось, что голодный долго­вязый хиляк обладает большой выносливостью. Трениро­вался фанатически, через 3 года стал чемпионом вузов го­рода, совсем немного осталось до мастера спорта. Думаю, если бы лучше питался, то и мастерский рубеж покорил­ся бы.

Я всегда был одет и обут хуже всех и не мог позволять себе развлечений, доступных другим. Это я компенсиро­вал успехами, превосходством, победами. Не раз были мысли о самоубийстве, но удерживали злоба и беспре­дельная жажда мести. Злоба, дикая злоба заставляла меня сдавать экзаменационные сессии без единой четверки, двигаться вперед по гаревой дорожке, когда ноги отказы­вали, в глазах бьшо темно и мозг отключался. Я плакал по ночам, а утром, стиснув зубы, шел опять самоутверж­даться.

В студенческие годы я меньше подвергался издеватель­ствам, чем в школе, не было уже таких пыток. У меня был какой-то авторитет, ко мне часто обращались за консуль­тациями. Но сынки родителей «с положением» не упуска­ли случая продемонстрировать свое превосходство.

Особенно драматичными стали мои дела, когда насту­пило время поближе знакомиться с девушками. Здесь у меня вообще не было никаких шансов...

Институт закончил с отличием. В 24 года был назначен заместителем директора предприятия, проработал там пять лет, неплохо. Ушел: общение с людьми на этой долж­ности оказалось для меня непосильным. По сей день рабо­таю рядовым инженером и от всех продвижений по слу­жебной лестнице категорически отказываюсь.

Я должен был стать выше своего окружения по уровню развития, по кругозору, по эрудиции. Я должен был стать выше всех, причем так, чтобы никто в этом не усомнился.

Более двадцати лет упорно занимался самообразовани­ем — капитально изучал литературу, историю, филосо­фию, изобразительное искусство, театр. Всегда занимался одновременно не менее чем на двух курсах, кружках и т. п. Овладел фотографией — есть снимки, отмеченные на кон­курсах. Все, за что я берусь, я делаю фундаментально. Вла­дею свободно несколькими языками. Только работой над собой я мог отгонять разные невеселые мысли.

Положение мое тем не менее незавидное. У меня никог­да не было друзей, ни одного. Мне 45 лет, а я до сих пор не женат и вряд ли женюсь. Никаких навыков общения с женщинами, никакого умения... Да и откуда ему взяться, этому умению, когда с детства вырабатывалось враждеб­но-настороженное отношение ко всем окружающим. На­смешки девушек и женщин воспринимал особенно болез­ненно. При разговорах на сексуальные темы даже в муж­ской компании становился вишнево-красным.

Менял места работы, чтобы там, где меня не знают, на­чинать по-другому. Но ничего не помогало. Последние 10 лет вообще не делал никаких попыток сближения.

Получается, что в чем-то я ушел далеко вперед, в чем-то безнадежно отстал.

Иногда узнававшие меня поближе задавали вопросы та­кого типа: «Вот ты умный, да, эрудит. Но кому какая ра­дость от этого?!»

Это ставило меня в тупик. Жажду мести, можно сказать, я удовлетворил. Стал на пять голов выше. А дальше что?..

Еще «штрих к портрету»: для меня большой ин­терес быть заседателем народного суда. В каждом де­ле ищу глубинные причины межличностных конф­ликтов.

Особое место в программе моего самообразования заня­ла психология. Я самостоятельно изучил полный ее уни­верситетский курс и множество работ зарубежных авторов по первоисточникам. Многое в формировании моей лич­ности стало ясным, почти все... Не согласен с утверждени­ем психологов, что первые три года жизни играют решаю­щую роль. В моем случае, мне кажется, главное началось лет с шести.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.