|
|||
Лиза Джейн Смит 5 страница«Настоящие когти, — подумала Кэсси, — хищные когти». Зато теперь она могла внимательно рассмотреть красный камень на шее у Фэй: звезда, вставленная внутрь, напоминала звездчатый рубин; она так блестела и играла на солнце, что оторваться было невозможно. Фэй ни с того ни с сего рассмеялась и выпустила бедняжку. — Пошли, — сказала она подругам, после чего все трое развернулись и отправились наверх, в школу. Кэсси выдохнула с таким облегчением, будто была воздушным шаром, который только что проткнули. Ее трясло. Что это было?.. Что?! Это... это... что-то такое... Возьми себя в руки. «Она просто-напросто заводила в банде подростков, — успокаивала себя настрадавшаяся героиня. — С Клубом, во всяком случае, разобрались — обыкновенная шайка-лейка. Ты же слыхала о бандах. Ну и что с того, что в твоей прежней школе их не было. Не беси их, держись подальше, и все будет ОК.» Самовнушение действовало, но не очень: последние слова Фэй прозвучали как угроза. Вот только чем она угрожала?
Вернувшись домой, Кэсси не обнаружила мамы на первом этаже. Побродив по комнатам и вдоволь накричавшись, она увидела бабушку, которая с нехорошим выражением лица ожидала ее прямо на лестнице. — Что произошло? Где мама? — Она наверху, в своей комнате, неважно себя чувствует. Только не беспокойся... Кэсси промчалась вверх по старым скрипучим ступенькам прямо в зеленую комнату. Мать лежала в огромной кровати с балдахином; ее глаза были прикрыты, а бледное лицо покрывала испарина. — Мама? Большие черные глаза приоткрылись, мама сглотнула слюну и натужно улыбнулась: чувствовалось, что ей больно. — Наверное, легкий грипп, — произнесла она слабым голосом, звучащим как будто издалека, таким же безжизненным, как ее блеклое от недуга лицо. — Милая, день-два, и все пройдет. Как школа? Лучшая сторона Кэсси боролась с желанием худшей поделиться грузом несчастий с ближним. Мать легонечко вздохнула, прикрыла глаза, не в силах смотреть на свет. Лучшая сторона победила: Кэсси впилась ногтями в ладони и спокойно произнесла: — Отлично. — С кем-нибудь интересным познакомилась? — Ну, в общем-то да. Бабушку она тоже не хотела беспокоить, но за обедом, когда та спросила, почему внучка такая пришибленная, слова будто сами выскочили из нее: — В школе есть девушка — ее зовут Фэй — она жуткая. Настоящий Аттила в юбке. В первый же день умудрилась так вляпаться, что теперь она меня ненавидит... — и рассказала все, как было. В конце рассказа бабушка с озабоченным видом заглянула в камин. — Все наладится, Кэсси, — проговорила она. «А что, если не наладится?» — подумала девочка, но вслух сказала: — Конечно, я тоже так думаю. Вслед за этим бабушка повела себя довольно странно: осмотрелась, будто опасаясь, что их могут подслушивать, и наклонилась к внучке: — Нет, все действительно наладится, уж я-то знаю. Понимаешь, у тебя есть одно... объективное преимущество. Совершенно уникальное... — она перешла на шепот. Кэсси в свою очередь склонилась к ней и тоже невольно зашептала: — Какое? Только бабушка открыла рот, как в камине раздался хлопок; она отвлеклась и пошла поправлять дрова. — Какое, бабушка? — Сама все узнаешь. В свое время. Кэсси недоумевала: эти слова она уже сегодня слышала. — Бабушка... — Во-первых, у тебя есть голова на плечах, — произнесла бабушка, и в голосе у нее появились бодрые нотки, — а во-вторых, пара здоровых ног. Отнеси-ка лучше матери бульон. Она за целый день ни крошки не съела. Ночью Кэсси не спалось: то ли со страху ей чудилось, что дряхлый дом скрипит и скрежещет сильнее обычного, то ли звуков и вправду прибавилось. В любом случае, как только она начинала засыпать, ее моментально вышвыривало из сна в бодрствование. Время от времени она залезала рукой под подушку и трогала свое сокровище — халцедон удачи: вот бы заснуть... и во сне увидеть его... Она резко села. Вылезла из кровати, протопала босыми ступнями по паркету, взяла рюкзак, принесла его обратно и расстегнула; один за другим из сумки появлялись предметы, подобранные ею на склоне: карандаш за карандашом, книга за книгой. Девушка разложила имущество на одеяле и окинула хозяйским взором. Так и есть, она не ошиблась. Не спохватилась вовремя, слишком занятая мыслями об угрозах Фэй, а стихотворения, написанного ею утром и в гневе скомканного, и след простыл.
На следующее утро Фэй оказалась первой, кто попался в школе на глаза Кэсси. Страшная девица болтала с друзьями недалеко от бокового входа, о существовании которого героиня и не догадывалась. Компания состояла из байкерши Деборы, грудастой Сюзан, блондинчиков-роллеров, которых Кэсси видела днем раньше, и еще двух парней. Один из них был коротышка со скользким нерешительным взглядом и полуулыбкой на устах, второй — высокий темноволосый холодный красавчик, одетый в футболку с подвернутыми рукавами и черные джинсы, сильно смахивающие на джинсы Деборы. Он курил. «Ник», — вспомнила Кэсси обрывок вчерашнего разговора девушек, — «пресмыкающееся». Героиня вжалась в красную кирпичную стену и постаралась исчезнуть как можно более незаметно. Она вошла в школу и побежала на журналистику. Стыдно сказать, но лежащий в заднем кармане кусок халцедона обнадеживал. Конечно, смешно даже предполагать, что он приносит удачу, но ведь попала же она сегодня в школу без осложнений и даже не схлопотала пока. Кэсси отыскала свободную парту в конце класса — подальше от той, за которой вчера сидела Фэй. По понятным причинам ей вовсе не хотелось, чтобы черногривая бестия оказалась рядом; здесь же ее отделяла от Фэй целая куча народу. Удивительно, но, как только она устроилась, вокруг началась какая-то возня: несколько девушек пересели вперед, парень, сидящий рядом, тоже решил переместиться. Несколько секунд она крепилась. «Не параной! Люди могут пересаживаться по тысяче причин, совершенно с тобою не связанных». Однако не заметить, что вокруг образовался приличный вакуум из пустых парт, мог только слепой. Фэй впорхнула, как птичка, на ходу выпевая соловьиные трели обледеневшему Джеффри Лавджою. Кэсси бросила на нее беглый взгляд и резко отвернулась. Сегодня ей не удавалось сосредоточиться на лекции мистера Хамфриса: да и кому бы удалось, будь вокруг него столько пустого места! Скорее всего, простое совпадение, но девушку все равно потряхивало. В конце урока Кэсси почувствовала на себе чей-то взгляд; обернулась — кому еще быть, кроме Фэй?! Она смотрела на новенькую и хитро улыбалась. Затем медленно прищурила правый глаз и подмигнула. На перемене Кэсси пошла в гардероб взять кое-что из шкафчика; набирая код, она краем глаза подметила, что кто-то стоит рядом и, повернувшись, с омерзением узнала в этом ком-то неприятного коротышку, которого утром видела вместе с Фэй. Парень довольно ухмылялся у открытого шкафчика, полного буклетов, рекламирующих домашние тренажеры — бодибилдер, видать; его ремень украшала яркая серебряная бляшка со стразами и гравировкой «Шон». Не сильно впечатленная данным набором качеств, Кэсси одарила его мило-снисходительным взглядом: так смотрела она на маленьких мальчиков, с которыми оставалась в Резеде в качестве бэбиситтера, и отперла шкафчик. «Ааааааааааааа...» Крик вышел не ярким, а скорее задушенным, поскольку голосовые связки неожиданно отказались выполнять свои функции: в шкафчике повесилась кукла. Она висела на веревке, привязанной к шее; голова игрушки неестественно завалилась набок — ее просто вынули из шейного отверстия; один голубой глаз открыто смотрел на мир, другой был отвратительно полуприкрыт. И, похоже, подмигивал бедняжке. Все это время коротышка наблюдал за героиней с нескрываемым и диковатым интересом: казалось, он упивается ее ужасом, пьянеет от него. — Не хочешь сообщить об этом кому следует? Я бы на твоем месте к директору сходил, — предложил он чрезвычайно возбужденным фальцетом. Кэсси тупо уставилась на него, еле дыша. — Да, схожу, — согласилась она, вырвала веревку, схватила куклу, хлопнула дверцей шкафчика и помчалась вверх по лестнице. Кабинет директора находился на третьем этаже. Кэсси думала, что придется ждать, но, к немалому удивлению, ее пригласили войти, как только она представилась. — Чем могу быть полезен? — Директор оказался высоким мужчиной с правильным, но недобрым лицом. Он стоял перед камином, сложив руки за спиной. — Здравствуйте, — пролепетала девушка. Ее до сих пор потряхивало от пережитого ужаса; идея поведать о случившемся директору теперь не казалась столь блестящей. — Я новенькая, меня зовут Кэсси Блейк... — Мне известно, кто вы, — у него был грубоватый и резкий тембр. — В общем, — Кэсси запиналась, — я хотела вам сообщить... Вчера я случайно стала свидетелем того, как одна ученица дралась с другой, и та, другая, ее толкнула... — «Господи, что я несу! Какую-то галиматью!» — Из-за того, что я это видела, та, что толкнула, стала мне угрожать. Она состоит, ну, в этом... клубе... хотя это не важно, важно то, что она мне угрожала. Понимаете, я и не собиралась ничего предпринимать, никому сообщать, ничего такого, просто сегодня в шкафчике я обнаружила вот что. Она достала куклу, брезгливо придерживая ее двумя пальцами за кончик платья. Директор удостоил демоническую игрушку беглого взгляда, каким одаривают гадость, принесенную со двора любимой собакой; его губы искривились в ухмылке, напомнившей Кэсси о еще одной чудесной подружке дней ее суровых — Порции. — Забавно, — произнес он. — И как уместно среди ваших! Кэсси не очень поняла, что имелось в виду. Если она не ошибалась, «уместно» означало «правильно», или она что-то путала? Разве правильно, когда в чужие шкафчики вешают одноглазых кукол с переломанной шеей? — Это Фэй Чемберлен сделала, — продолжила девушка. — Без сомнения, — размеренно проговорил директор. — Я хорошо осведомлен о сложностях, возникающих у мисс Чемберлен в общении с соучениками. Тем более что мне уже вчера сообщили об этом происшествии — а именно о том, как вы пытались столкнуть с лестницы Салли Уолтмен. Кэсси подумала, что ей это снится. — Я — что сделала?! Кто вам это сказал?! — По-моему, Сюзан Уиттнер. — Это ложь! Я никогда... — Как бы там ни было, — прервал ее пламенную речь директор, — я убежден, что вы должны научиться улаживать подобные вопросы сами, не прибегая к... посторонней помощи. От шока девушка не могла вымолвить и слова, поэтому молча и тупо смотрела на директора. — У меня все, — на этой жизнеутверждающей ноте он швырнул куклу в мусорную корзину, куда она приземлилась со смачным пластиковым клацаньем. Аудиенция была окончена; оставалось только развернуться и уйти. Когда Кэсси с некоторым опозданием вошла в класс, все, как по команде, обернулись и посмотрели па нее. Очередной приступ паранойи, не успев разниться, сразу закончился, когда она, сев за парту, обнаружила, что никто — никто! — не пересаживается. Учительница как раз предлагала на доске решение алгебраического уравнения, когда в рюкзаке, лежащем на полу рядом с переведшей дыхание героиней, что-то шевельнулось. Уголком глаза Кэсси уловила движение куска темно-синей материи, высовывающейся из основного отделения. «Вероятно, показалось», — подумала девушка, поскольку, когда она нагнулась, чтобы повнимательнее рассмотреть непрошеного гостя, его и след простыл. Больное воображение... Не успела она обернуться к доске, как шевеление возобновилось. Разворот от доски, взгляд на рюкзак — нет движения; разворот к доске, взгляд от рюкзака — опять высунулось: создавалось впечатление, что что-то извивалось и издевалось над ней. Может быть, виновата жара, а может, ей надо проверить зрение. Кэсси решилась на обманный маневр: крайне медленно и осторожно поставила обе ноги на рюкзак, приподняла их, посмотрев при этом на доску, а потом резко опустила, якобы на то, что имело наглость «высовываться». Ноги нащупали только обложку учебника по французскому. Кэсси выдохнула, закрыв глаза в беспомощном облегчении. Тут под ногами закишело: то, что она почувствовала сквозь кроссовки, нельзя было охарактеризовать иначе. Бедняжка с пронзительным визгом взметнулась из-за парты. — Что происходит? — воскликнула учительница: теперь только ленивый не смотрел на Кэсси. — У меня что-то... в рюкзаке. Оно... шевелится, — Кэсси с трудом сдержалась, чтобы не вцепиться в руку учительницы, потянувшуюся за рюкзаком. — Нет, пожалуйста, не трогайте!.. Отмахнувшись от назойливой надоеды, преподавательница открыла рюкзак и достала из него длинную каучуковую змею. Каучуковую. — Вам это кажется забавным? — учительница требовала объяснений. — Это не мое, — беспомощно сказала Кэсси. — Это не я туда положила. Как зачарованная, смотрела она на хлюпающую из стороны в сторону резиновую голову и праздно болтающийся в каучуковой пасти черный язык. Змея была похожа на настоящую, но не настоящая. Мертвая. Труп. — Она шевелилась, — шептала девочка. — Она, правда, шевелилась... Я же не сумасшедшая... Или все-таки мне почудилось?! Пока класс безмолвно и безучастно наблюдал за происходящим, в глазах учительницы успело мелькнуть и исчезнуть нечто, смахивающее на жалость. Во всяком случае, так показалось Кэсси. — Ладно, друзья, вернемся к математике, — сказала преподавательница, бросила змею к себе на стол и возвратилась к доске. Остаток урока Кэсси провела в скорбных мыслях о пресмыкающихся, которые, в свою очередь, решили временно оставить ее в покое.
Сквозь прозрачное стекло забитая веселыми школьниками столовая смотрелась удручающе. Урок французского прошел, как в тумане; паранойя, вызванная стойким ощущением, что все, как один, от нее отворачиваются, крепчала. «Надо бы пройтись, — подумала отверженная и сразу же раскритиковала собственную идею. — Посмотри, куда тебя привела вчерашняя прогулка». Нет, сегодня она сделает то, что нужно было сделать еще вчера: смело войдет в столовую и спросит у кого-нибудь, можно ли присесть рядом. «Иди. Дерзай». Все было бы намного проще, если б не слабость и головокружение: спать надо больше. С полным подносом еды она подошла к квадратному столику на четверых: сейчас за ним сидели две девушки. Они показались ей довольно милыми и, что важнее, мелкими: значит, обрадуются, если к ним подсядет старшеклассница. — Привет, — Кэсси не верилось, что это ее собственный голос, таким чужим и бесцветным он ей показался, — я могу к вам присесть? Некоторое время ушло на бессловесный обмен взглядами и мнениями, после чего одна из девушек ответила: — Садись, конечно... мы как раз собирались уходить. Пожалуйста. Взяв свой поднос, она направилась к мусорному бачку; вторая провела еще несколько секунд в нервном исследовании стола и затем обреченно последовала за подругой. Кэсси будто вросла в пол. «Ладно тебе, подумаешь! Ну, попались те, кто как раз собирался уходить, и что с того? Не повод для расстройства...» «А ничего, что они половину обеда в помойку выкинули! Это тоже нормально?!» Совершив над собой неимоверное усилие, Кэсси подошла к следующему столу — на этот раз круглому, рассчитанному на шестерых. Одно место как раз пустовало. «Не спрашивай, — решила она, — просто садись». Она поставила поднос на стол, скинула на пол рюкзак и села. Она смотрела только на еду, сфокусировавшись на куске пепперони[10] в пицце. «Что хочу, то и ворочу, и не собираюсь просить ни у кого разрешения». Она не видела, что происходит вокруг, но не могла не слышать, как сначала стихли разговоры, а потом задвигались стулья. «Господи, я не верю, не верю своим ушам — скажите, что это неправда, что это не со мною происходит...» Но «это» происходило именно с нею — кошмарный кошмарище, в миллионы раз кошмарнее, чем все резиновые змеи и мертвые куклы на свете... Кэсси заставила себя оторвать глаза от пепперони и обнаружила, что все, кто сидел за столом, встают, берут подносы и уходят. Но, в отличие от двух милых малюток, они не собирались выкидывать ценные продукты в мусор, а просто пересаживались за другие столы, кто в одно место, кто — в другое, кто — в третье, лишь бы не с ней. Лишь бы подальше от нее.
— Мам... Глаза матери, занавешенные густыми ресницами, были прикрыты. Кэсси не поняла, как досидела до конца уроков. Обстановка дома тоже не вселяла оптимизма: по словам бабушки, маме стало хуже. Не то, чтобы намного хуже — никаких причин для беспокойства — но хуже; прежде всего ей требовались покой и отдых, поэтому она приняла снотворное. Кэсси посмотрела на темные круги под глазами матери: она и вправду выглядела больной, к тому же слабой, беззащитной и щемяще юной. — Мам... — умоляла девушка голосом, жаждущим надеяться, но понимающим, что надежды нет. Как только мать зашевелилась, лицо ее исказилось гримасой боли; слава богу, она тут же опять провалилась в беспамятство. Помощи ждать было неоткуда; Кэсси приветствовали холодные пустыни одиночества. Она развернулась и вышла из комнаты.
У себя в комнате она положила халцедон в коробку с бижутерией и решила больше его не трогать: слишком много удачи для одной юной девушки. Скрипы и скрежеты старого дома опять не дали ей выспаться.
В четверг в шкафчик случайно залетела птичка «пьють-пьють, пьють-пьють», которая на самом деле оказалась чучелом совы: «У-у, у-у». Она зыркала на Кэсси круглыми желтыми глазищами. Дрожащей рукой девушка молча указала на страшилку случайно проходившему мимо смотрителю, и он без лишних разговоров забрал чучело. А в этот день в шкафчике обнаружилась мертвая золотая рыбка. Измученная, но привыкшая, героиня соорудила кулек из листа бумаги и вытащила бедняжку из ее жестокого заточения. В шкафчик в этот день Кэсси больше не заглядывала. К столовой она тоже не приближалась, отдав предпочтение пище духовной: обеденный перерыв героиня провела в самом темном и дальнем углу библиотеки. И именно здесь она снова встретила Ее. Девушку с сияющими волосами, златовласку, принцессу, о встрече с которой запуганная бедняжка уже и не мечтала. Да и шансов, скажем прямо, у нее не было — все последние дни Кэсси слонялась по коридорам словно тень, глядя в пол и не вступая в разговоры без чрезвычайной нужды. Она вообще уже плохо понимала, зачем ходит в эту дикую школу, просто больше идти было некуда. И, положа руку на сердце, встретив златовласку в один из этих дней, она скорее всего обратилась бы в позорное бегство — перспектива быть отвергнутой еще и Ею представлялась смерти подобной. И вот из темноты библиотечного закоулка Кэсси неожиданно увидела свет — яркий, как само солнце. Это были Ее волосы: Кэсси запомнила их именно такими — невероятно длинными и переливающимися. Девушка стояла лицом к абонементному столу, расположенному в противоположном конце зала, и общалась с библиотекарем. Златолунное сияние долетало до Кэсси и оттуда. Ей страшно захотелось вскочить и подбежать к златовласке. И... и... потом... Будущее было туманно, а порыв практически не управляем: горло сжал спазм, глаза наполнились слезами. Неожиданно Кэсси осознала, что полдела сделано — она стоит на ногах. Вот она подбежит к девушке и потом... что потом? В голове вдруг возникла картинка из далекого прошлого: совсем еще юная мама обнимает дочку, промывает ободранную коленку, целует ранку, чтобы никогда, ни-ког-да больше не болело. «Не плачь, маленькая, до свадьбы заживет». Дом. Защищенность. Любовь. — Диана! К абонементному столу с громким смехом и притворным возмущением подскочила подружка. — Диана, ты не видишь, сколько сейчас времени?! Давай скорее! Одной рукой она помахала в знак «до свидания» библиотекарю, другой потянула златовласку к выходу — к Кэссиной погибели. Подруги подошли к дверям. Подруги вышли. Finita. Кэсси так и осталась стоять, где стояла — в дальнем темном углу библиотеки: девушка с сияющими волосами ее даже не заметила.
В пятницу утром Кэсси осторожно подошла к шкафчику: открывать его не хотелось, но, странное дело, стоять и гадать, какой демонический подарок ожидал ее на сей раз, тоже было невмоготу. Героиня неторопливо, как в замедленной съемке, набрала код. Дверца отворилась. Кэсси не обладала связками, необходимыми для того, чтобы извлечь крик, достойный этого зрелища, зато обладала глазами, способными расшириться до невероятных пределов и стать в конце концов такими же огромными, как у чучела совы. Рот разверзся в беззвучном оре и приготовился отдать врагам непереваренные остатки завтрака. Эта вонь!.. Внутри лежали горы мясного фарша — сырой массы, больше всего напоминающей освежеванную тушу, отдельные участки которой от тепла уже начали плавно менять цвет с красного на фиолетовый. Они воняли, как... Как мертвечина. Как труп. Кэсси с грохотом захлопнула шкафчик, так прибавив прущий во все стороны фарш, что ему пришлось искать лазейку и струйкой потечь из-под дверцы. Они послали ее в нокаут: перед глазами все поплыло, девушка совсем смешалась и стала отступать. Тут кто-то схватил ее: героиня наивно предположила, что это рука друга, но не тут-то было: через секунду рука предательски стянула рюкзак с ее плеча. Кэсси обернулась и увидела всего лишь прелестное, но, как обычно, хмурое лицо, злющие темные глаза и неизменную мотоциклетную куртку. Рюкзак просвистел прямо перед ее носом, и бедняжка машинально последовала за ним в полупрыжке. Вторым участником «картошки» оказался обладатель светлых кудрей, раскосых сине-зеленых глаз и громкого хохота. Это был один из бешеных роллеров — братьев Хендерсонов. — Welcome to the jungle[11] — радостно прогорланил он, делая пас Деборе. Злюка подхватила рюкзак и вторую строку песни. Кэсси металась между ними, как «собачка» в популярной детской игре. Чем горше рыдала бедная девочка, тем громче пели и хохотали малолетние изверги. Вдруг в поле застланного слезами зрения героини вторглась загорелая рука: она поймала рюкзак и положила конец гоготу. Обернувшись, Кэсси увидела темноволосого холодного красавчика, который два дня назад утром стоял у школы вместе с Фэй... Господи, неужели прошло всего два дня?! Он был все в той же футболке с закатанными рукавами и в тех же выцветших джинсах. — Блин, Ник, — запричитал братец Хендерсон. — Ты нам весь кайф обламываешь. — Пшли вон, — заявил Ник. — Сам пошел, — огрызнулась Дебора из-за спины Кэсси. — Мы с Дагом просто... — Да, мы просто... — Замолкните оба, — Ник посмотрел на шкафчик Кэсси, из которого все так же сочился фарш, и бросил рюкзак девушке. — А ты уматывай отсюда! — приказал он. Кэсси взглянула в его темно-карие глаза: они были того же цвета, что и бабушкина антикварная мебель красного дерева. И так же, как бабушкина антикварная мебель красного дерева, отражали свет ламп. Глаза не были недружелюбными, просто они смотрели совершенно бесстрастно; глядя в них, казалось, что ничто не трогает их обладателя.
— Спасибо, — тихо поблагодарила Кэсси; она старалась остановить поток рыданий, но ничего не получалось. Что-то промелькнуло в антикварных глазах. — Благодарить меня особо не за что, — произнес их хозяин голосом, в котором слышалось завывание холодных ветров. Но Кэсси это уже не беспокоило: вцепившись мертвой хваткой в рюкзак, она быстренько исчезла. Пресловутую записку ей передали на уроке физики. Девушка по имени Тина обронила бумажку на Кэссину парту якобы случайно, сделав при этом совершенно отсутствующее лицо, и невозмутимо проследовала дальше, сев в итоге за парту в противоположном конце класса. Кэсси смотрела на сложенный квадрат бумаги, как на гадюку, которая ужалит сразу же, стоит лишь к ней прикоснуться. В центре квадрата было одновременно дерзким и строгим почерком написано ее имя. Она медленно развернула бумажку: «Кэсси, — обращался к ней аноним, — встретимся на третьем этаже старого научного корпуса после уроков. Думаю, я могу оказаться полезной. Друг». Кэсси изучала записку до тех пор, пока буквы не начали расплываться перед глазами. После урока она подловила Тину. — Кто попросил тебя передать мне это? Во взгляде почтальонши сквозило абсолютное отречение от содеянного. — О чем ты? Я не... — Не нет, а да, я видела, как ты обронила записку. Кто тебе ее дал? Тина окинула коридор взглядом загнанной дичи, ищущей невозможного спасения... и лишь потом зашептала: — Так уж и быть, меня подослала Салли Уолтман, только она просила никому ни слова. Все, я пойду. Кэсси преградила девушке путь. — Где находится старый научный корпус? — Послушай... — Где он? Тина зашептала: — На другой стороне крыла Е. За автостоянкой. Теперь уже точно пора, пусти меня! — Она вырвалась из железной хватки Кэсси и убежала. «Друг, как же!» — размышляла героиня. Если бы Салли была другом, она поговорила бы с ней при всех; если бы она была другом, она осталась бы в тот день на лестнице, не оставив ее на растерзание Фэй; наконец, если бы она была другом, она хотя бы сказала: «Спасибо за то, что ты спасла мне жизнь». А что, если она раскаялась? Старый научный корпус выглядел так, будто им давно не пользовались; на дверях бездельничал сломанный замок. Стоило Кэсси толкнуть дверь, как та тут же открылась. Внутри царил полумрак; глаза отказывались видеть после яркого дневного света. Девушке удалось разглядеть лестницу, и она пошла вверх, опираясь рукой о стену, чтобы не упасть. Только добравшись до последнего этажа, она заметила странность. Касаясь стены, пальцы погружались во что-то... мягкое. Почти пушистое. Что это? Кэсси поднесла руку прямо к лицу. Сажа?! Рядом что-то зашевелилось. — Салли? — героиня сделала робкий шаг навстречу неизвестности. «Почему здесь так мало света?» — поражалась она. Кроме белесых трещин, тут и там рассекающих невидимые стены, не было видно ни зги. Она сделала еще пару острожных шагов. — Салли? Она уже знала, что это не Салли: человек ли, чудище ль лохматое, но не Салли. «Дура, разворачивайся. Беги. Быстрее». Героиня кружилась на месте в полной растерянности, напрасно пытаясь рассмотреть хоть что-то в кромешном мраке лестницы... Неожиданно хлынул свет: он полился мощным потоком прямо в лицо и ослепил девушку. Потом раздался скрип и грохот, за которым последовала новая, не менее сильная струя света: «Доски с окна содрали», — догадалась Кэсси. Судя по силуэту, довольный собою изверг стоял у вскрытого окна с доской в руке, как какой-нибудь Фредди Крюгер или один из его братьев по цеху. Жуть! Героиня рванула к лестнице, но и этот путь оказался закрыт: теперь света вполне хватало, чтобы рассмотреть черты выступившей вперед девушки. — Здравствуй, Кэсси, — проговорила Фэй. — К сожалению, Салли не смогла вырваться. Но я полностью к твоим услугам.
— Это ты прислала записку, — сказала Кэсси. Фэй улыбнулась своей жуткой томной улыбочкой. — Что-то мне подсказывало, что, если я подпишусь собственным именем, ты не придешь. «А я-то, дура, купилась! — ругала себя Кэсси. — Она надоумила Тину, вдолбила ей все, что нужно сказать, а я и схавала». — Тебе понравились наши подарочки? Кэсси разрыдалась — как еще можно было ответить на этот вопрос?! Она была выпотрошена, выжата и абсолютно беспомощна. Господи, где была ее голова?! — По-моему, ты не высыпаешься, — Фэй продолжала невинное хрипловатое лепетание. — Выглядишь неважно. Все мечтаешь, наверное. Кэсси обернулась, чтобы просчитать варианты отступления, но выход был надежно блокирован более чем сформировавшейся грудью Сюзан. — Прости, нам не хочется отпускать тебя так рано, — мурлыкнула Фэй. — Во всяком случае, мне. Кэсси посмотрела ей прямо в глаза. — Фэй, оставь меня в покое. — Даже не мечтай, — подбодрила ее Дебора и злобненько рассмеялась. Вначале Кэсси не могла сообразить, к чему все это, но вскоре поняла: красные коготочки придерживали листик бумаги, когда-то скомканный, а теперь почти гладенький. «Мое стихотворение!!!!!» — в ужасе осознала она. Гнев оказался настолько мощным, что пересилил усталость. На секунду у Кэсси закружилась голова от переизбытка вредной энергии: она набросилась на Фэй с кулаками и воплем: — Это мое! Фэй оказалась не готова к такому развитию событий: она отпрянула и стала уворачиваться от атак Кэсси, держа бумажку высоко над головой. Учитывая ее неслабый рост, у нашей невысокой героини не было шансов: прыгай — не прыгай, все равно останешься с носом. Неожиданно Кэсси почувствовала, что кто-то схватил и сжал ее руки. — Благодарю, Дебора, — Фэй дышала чуть чаще обычного. Она посмотрела на Кэсси. — Видите, даже у маленькой серой мышки бывают моменты, когда она мнит себя большой зубастой крысой. Что ж, впредь будем умнее. А сейчас, — продолжала она, смакуя каждое слово, — нас ждет небольшой поэтический экспромт. Хочу сразу принести извинения за, скажем так, не вполне подобающую обстановку, но что поделаешь? Было время, когда здесь преподавались естественнонаучные дисциплины, но все изменилось — и изменилось после того, как Крис и Даг Хендерсоны допустили крохотную оплошность при проведении химического эксперимента. Ты, конечно, видела братцев Хендерсонов: их сложно не заметить. Славные ребята, но слегка безответственные: они нечаянно изготовили бомбу.
|
|||
|