Вытащили. IV. Обед.

32. Вытащили

Лезвия золотистого света лезут сквозь жалюзи на окнах спальни. На ум приходит легендарный «Оазис». Как там у них поется?

Не забывай, что погода может

Убить или оживить…

Я копаюсь в дисках Дороти – ищу что-нибудь с шотландским ароматом. Ностальгия, наверное. Увы, даже в помине нет таких вещей, как «Праймал скрим», «Апельсиновый сок», «Ацтекская камера», «Нектарин №9», «Бета бэнд», «Франц Фердинанд», «Проклэймерз», «Бэй сити роллерз». Единственное, что удается найти,– это диск с клетчатым шотландским орнаментом на конверте. Внутри обнаруживается альбом «Отложи на черный день» некоего Джорджа Макдональда, местной звезды кантри, по прозвищу, соответственно, Джордж Кантри. Я выбираю одноименный гвоздь альбома. Припев ничего, заводной.

Если деньги заведутся, не спускай на дребедень –

Пожалеешь!

Отложи на черный день.

Затем идет композиция «Бутылка виски за те же деньги», а следом весьма душевная переработка «Тэксмэна» Джорджа Харрисона. Из ванной выходит Дороти в зеленом халате, с полотенцем на голове. Замечает коробочку от диска у меня в руках.

– Что, нашел Джорджа Кантри? Это я в Техасе купила. Он тоже из Шотландии.

– А кто он такой?

– Недавно из тюрьмы вышел. Посадили за неуплату налогов или что-то в этом духе.– Она ожесточенно орудует пилочкой для ногтей, поясняя: – Ломаются, сволочи. О клавиатуру, наверное.

Сегодня Дороти работает. А я встречаюсь с Грегом. Обедаем в Норд-Бич.

Я не спеша собираюсь и прихожу в кафе. Яркое освещение, стены отделаны сосновыми панелями и хромом. Народу битком: молодые менеджеры и студенты с ноутбуками. Скрючились и строчат как заведенные. Не кафе, а офис какой-то. И эти твари еще будут говорить, гордо надув щеки: работаю дома! Хренушки там, дома! Сидят у всех на виду, обложившись бумагами – в кофейнях, на улице, в поездах,– и гавкают в свои мобильники. Только и слышно: заказы, продажи, поставки, квартальные бюджеты… Скоро вообще сотрется грань между работой и отдыхом. Каждая забегаловка будет оснащена компьютерами, телекамерами, всей этой байдой, чтобы офисный спрут всегда и везде мог тебя достать.

Гардероб Грега гармонирует с золотистым салонным загаром. Он заказывает минералку «Сан-Пелегрино». Я следую его примеру – и признаюсь:

– Голова кругом идет. Слишком много новой информации.

– Хочешь об этом поговорить?– спрашивает он с чисто гомиковским участием.

Я сижу и думаю, что никогда раньше не общался с голубыми (хотя задница Кибби, пожалуй, могла бы меня поправить) и понятия не имею, что у них на уме. И вот теперь может так сложиться, что мой отец – гомик. Почему я их в детстве не замечал? Были же вокруг парни со странной манерой речи, державшиеся особняком, а потом куда-то испарившиеся. Наверное, рванули при первой возможности в более либеральные края. Оно и понятно, Лит – не самое подходящее место для альтернативно ориентированных.

– Странно, что вы голубой…

– Хм… нисколько. Это мне странно, что ты гетеросексуал.

Вишь, какой нахальный педрила! Ну ладно, сейчас речь о другом.

– Да нет, я к тому, что в книге вы пишете в основном про женщин – герой-любовник, все дела. А сами десять лет прожили с каким-то Паулем.

Грег смущенно ерзает, бросает на меня побитые взгляды, убирает со лба фантомную челку – волосы ушли, а привычка осталась.

– Ну, сначала я просто родителей боялся огорчить. Мой отец, простой грубый ирландец из южного Бостона, не понимал, как мужик может возиться с кастрюлями. Не говоря уже про большее. Поэтому я в юности старался вести себя как настоящий мужчина, притворялся удалым бабником. Но это была маска, конечно. В один прекрасный момент я понял, что уродую свою жизнь в угоду упертому тирану, с которым ничего общего не имею, которого даже не люблю толком… В общем, по-настоящему я начал жить только здесь, в Сан-Франциско.

Теперь уже мой черед сидеть как на иголках.

– А как же насчет Шотландии? Вы действительно дружили с де Фретэ?

– Ну да.– Томлин холодно ухмыляется.– Если иметь в виду, что Алан называет друзьями врагов, которые ему симпатичны.

Я согласно киваю. Трудно представить, чтобы такого человека, как де Фретэ, кто-нибудь искренне любил. Я даже исключил его из списка кандидатов в отцы, формально мотивировав тем, что с таким чудовищным брюхом это генетически невозможно. Выбор, конечно, небогатый, но по мне, с точки зрения будущих прогнозов, уж лучше иметь в отцах прожженного педрилу, чем жирного борова. Голубым-то я уж точно не стану, можно не бояться… И все же: трахнул ли он мою мамку? Вот вопрос!

– Знаешь, я ведь приехал в Эдинбург ненадолго. Так, на выходные. А потом остался: город понравился, работа в «Архангеле» подвернулась. Странно, конечно… Из всей Западной Европы это, пожалуй, самое неподходящее место для голубых. По крайней мере в те времена так казалось. И тем не менее именно там я впервые открылся. Начал посещать «Кенилворт», «Веселый утенок»…

– А в «Архангеле»-то вы работали? В январе восьмидесятого?

– Безусловно, безусловно… Оттуда поехал в Лион, французы предложили работу, потом в Калифорнию перебрался…

Опять чертов педик юлит, уходит от ответа!.. И вдруг его интонация резко меняется.

– Дэнни, послушай. Я тебе должен кое-что сказать.– Он пристально смотрит на меня. Знакомый гребаный взгляд! Так смотрят начальники и школьные учителя. И ночные бармены, перед тем как выставить тебя на улицу. Взгляд, не сулящий ничего хорошего.– Я никогда не спал с твоей матерью. Вообще ни с одной женщиной в Эдинбурге не спал.

Я чувствую, как линолеум уходит из-под ног – вместе с фундаментом, сваями, землей… Звуки тонут в нарастающем фоновом звоне. Краем глаза я замечаю резиновое лицо голубого официанта, беззвучно шевелящее губами. Томлин тоже что-то говорит с идиотской педерастической ухмылкой… Звон, ничего не разобрать… Надо же так обмишуриться! Махрового педрилу принять за родного отца!

– Что, ни одного раза? Ни с одной женщиной?– Я не слышу собственного голоса.

– Нет, ни разу. Хотя приятельницы у меня были. А с одной я вообще очень крепко дружил. С Беверли, твоей матерью.

Ага, вот как! Милая парочка: знойный педик и панкушка-хулиганочка.

– А у нее парень был, они после смены встречались. Кажется, тоже к кулинарному делу имел отношение. Толи повар, то ли…

– Как его звали?!– В моем голосе скрежещет горечь, по кишкам ходит огонь.

– Не помню… Хороший парень, добрый.

У меня от злобы мышцы сводит, сижу как деревянный. Вздыхаю, чтобы успокоиться.

– Как он выглядел?

– Дэнни, пойми, давно это было…– Томлин опять начинает ерзать.– Я уже все забыл. Помню только: приятный. А больше ничего…

– Так постарайтесь!

– Не могу! В самом деле ничего не помню… Двадцать лет прошло. А выдумывать не хочу. И так уж тебя столько за нос водил… Дэнни, я не тот, кого ты ищешь. Мне очень жаль, поверь… Но что я могу поделать!– Он практически умоляет.– И знаешь, что самое странное?

Я ничего не отвечаю. Самое странное – это он. Сидящий передо мной гребаный монстр.

– У меня была их фотография: твоей матери и ее парня. В ящике лежала. Но когда Пауль ушел… в общем, все мои снимки уехали в Атланту. Он по ошибке взял не тот ящик.– Томлин поднимает наполненные слезами глаза.– Боже, представляю, как это глупо звучит…

– Это точно.– Я с треском поднимаюсь.– Глупее некуда.

Старый плюгавый пидор! Пудрил мне мозги, потому что запал на мою задницу. Ненависть факелом пляшет в груди, на короткий миг достигает критической отметки… Нет. Я слишком хорошо знаю, куда ведет эта дорожка. Слишком хорошо. Задумчиво кивнув, я просто разворачиваюсь – и ухожу прочь, лавируя между столиками, оставив нелепого жеманного повара дожидаться двух заказанных обедов.

Быстро иду по тротуару, не чувствуя ног. Еще, не дай бог, увяжется за мной! А этого нельзя допустить: если он пойдет следом, я его урою. Просто убью. Чуть не бегом спускаюсь по улице Грант, промахиваю китайский район – вокруг бурлят китайцы, разгружая свои китайские фургоны, занимаясь китайскими делами. Из них половина в Китае сроду не была, я больше чем уверен. Но каждый отлично знает, где его корни. Солнце жарит макушку, а я иду, иду, иду… бесконечно, мучительно, годами, тысячелетиями – и в какой-то момент пересекаю улицу Маркет и по ошибке сворачиваю в трущобы, сумеречные даже при белом полуденном свете. Вокруг заброшенные бордели с выбитыми стеклами… Хотя нет, не совсем заброшенные. Из подъезда выныривает парнишка.

– Йо! Кошелек быстро отдал, сука!

Офигеть, у парня в руке нечто похожее на… пистолет? Да это и есть пистолет. Самый настоящий, хоть и маленький. А по годам мой ровесник или младше. Или старше. Хрен его разберешь. Одет прилично, а рожа скверная, на губах гнойники. Глаза стеклянные, как у наркомана. Или от возбуждения.

– А у меня нет кошелька!– сообщаю я с доверительной радостью, словно делясь веселым секретом. Вряд ли это настоящий пистолет, слишком уж крошечный.

Мой акцент приводит парня в замешательство, однако он не сдает позиций.

– Дурочку не валяй, понял? Деньги давай! А то пожалеешь, что тебя мать родила!

Я вспоминаю свою мать, вспоминаю педрилу Томлина; всю эту дрянь, что пришлось пережить.

– Э, ты моей мамы не знаешь!– говорю я с нехорошим смехом.– Я уже пожалел! А ты очень кстати подвернулся. Ну, давай стреляй!– Я простираю руки.– Стреляй, тварь! Я готов!

Последняя проверка.

– Ты блядский… ты…

Парнишка глотает воздух. Во взгляде ничего человеческого. Его жизнь сейчас в не меньшей опасности, чем моя. Либо выстрелит, либо я отниму пистолет и вышибу ему мозги – он это прекрасно понимает, я вижу по глазам. Он взводит курок – я думаю о Кибби.

Последняя проверка.

Нет, зачем… И так уже достаточно горя, достаточно потерь!

Нет, нет…

– Стой, погоди! Не надо! На, возьми деньги… вот… Только не стреляй! Не убивай его!– Я падаю на колени, тело сотрясают рыдания – страшные, сухие, без слез; в груди бьется запертый воздух; трясущиеся пальцы выцарапывают из кармана банкноты, протягивают их парню; я склоняю голову – и вижу трещину на асфальте.

Сейчас пуля вопьется в макушку. Я думаю о своей старушке, о Кей, о Дороти… Сейчас лопнет череп, брызнет серое вещество… Справится ли темная ночная алхимия моего заклятия с такими повреждениями? Сумеет ли залепить дыру и перебросить удар через океан, на голову Кибби?.. Джойс войдет в палату – а на подушке кровавые мозги…

Я жду… жду… И чувствую, что у меня из руки вырывают деньги.

– Придурок! Плесень!– визжит парень.

Он сует деньги в карман и быстро уходит, оглянувшись только раз: я по-прежнему стою на коленях. Он не знает, что я молюсь. Молюсь за его душу. И за душу бедного Кибби. И за свою. Берегись плачущего: он плачет по себе… Нет, не только по себе… Молитва любви…

ЛЮБОВЬ

«Безумье смеется, ломаются души. Дадим же любви еще шанс! Дадим же…»

На первый взгляд, ничего не происходит – просто солнце заглядывает в просвет между зданиями, стирая холодные тени, заливая вселенную слепящим светом. Я чувствую возбуждение и странный подъем. Поднимаюсь и бреду назад, повторяя строки из песни «Квин» – сначала на улицу Маркет, потом еще куда-то сворачиваю,– и вот уже передо мной вход в кафе «Мышиная жопка».

Кому: skinnyboy@ hotmail.com

От: shannon4@ btclick.com

Здравствуй, Дэнни!

Прежде всего – мои соболезнования. Я узнала про твоего друга Роба… Мы с ним не были знакомы, только виделись мельком в кафе. Такой большой, добрый парень… Мне очень жаль.

Я говорила с матерью Брайана: операция прошла успешно, ему уже значительно лучше. Он еще в больнице, восстанавливается, но, судя по всему, новая печень прижилась (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить).

Я должна тебе кое-что сообщить. Я начала встречаться с одним парнем. Уже давно. Не хотела рассказывать, потому что он тебе знаком, и я боялась, что ты разозлишься. Это Дэс, Дэсси Кингхорн. Ты сам невольно выступил в роли купидона: помнишь тот вечер в караоке-баре? Ты устроил сцену, и нам пришлось уйти. Мы оказались вдвоем на улице. Разговорились, зашли в кафе… Так и началось.

Я не хочу вникать в ваши с Дэсом разборки, это не мое дело. Но мне кажется, что проблема пустая, и вам обоим пора о ней забыть. Самое смешное, что Дэс согласен: он показывал мне старые фотографии, рассказывал, как вы в детстве играли… Я знаю, он не держит на тебя зла.

Он тоже, разумеется, очень огорчился из-за Роба.

По твоим письмам видно, как ты переживаешь за Брайана. Хочу тебе сказать, Дэнни: ты в душе очень хороший человек, а все эти злые шуточки – только маска, которая, наверное, связана с твоим прошлым, с поисками отца… Надеюсь, ты обретешь мир.

Можешь на меня рассчитывать, я всегда буду твоим другом.

С любовью,

Шеннон.

Офигеть, офигеть… Что тут остается? Только хлопать глазами. И стучать по клавишам. И глядеть на экран. Что мы и делаем всю жизнь. Глядим на экран, будь то телевизор, компьютер или экран для видеоконференций. Читаем документы, бродим по интернету, смотрим новости, скачиваем музыку, пишем е-мэйлы…

Koмy: shannon4@ btclick.com

От: skinnyboy@ hotmail.com

Привет, Шеннон!

Рад слышать, что Брайан поправляется. Мы с ним не особо дружили. Я его все время донимал – наверное, из-за своих проблем… Молюсь за него, надеюсь, что все будет хорошо.

Спасибо за добрые слова про Малютку Роба. Нам будет его не хватать…

Все, что ты написала обо мне,– правда. Спасибо за честность. Знаешь, я очень ценю тебя как друга. Даже переживал, когда отношения стали интимными; боялся, что это повредит нашей дружбе. Извини, я вел себя глупо и бесцеремонно, когда мы оба переживали бурные времена. Хочу, чтоб ты знала: я никогда не хотел тебя обидеть или унизить. Мы просто по-разному реагировали на одну и ту же ситуацию, и твоя реакция была более правильной.

Я, конечно, удивился, когда узнал про вас с Дэсси,– однако не огорчился. Положа руку на сердце, я был не прав насчет тех денег. Вел себя как эгоист. Дэсси, конечно, тоже хорош: хотел невозможного. Но это не извиняет моей собственной жадности – ведь в конце концов мы отвечаем только за себя. Ладно, не стоит ворошить старое дерьмо. Просто передай ему мои извинения за тот вечер. Он отличный парень. Мы с ним были друзьями; надеюсь, не все еще потеряно.

Желаю вам всяческих успехов и счастья.

Целую,

Дэнни.

Дэсси увел у меня девчонку! Офигеть! На сколько это потянет в меркантильной душе страхового агента? На тысячу? На две? Считает ли он, что мы в расчете? Вряд ли. Он, верно, думает что-то типа: «Ну, вы же трахались без любви, так что пять сотен – красная цена. Плюс еще пеня за последующее вынужденное воздержание. Хотя ты в тот же вечер, как я понял, снял жирную барменшу, так что последний пункт аннулируется».

По крайней мере он для Шеннон лучшая пара. Я по отношению к ней вел себя некрасиво. Правда, она тоже не была воплощенной нежностью и пушистой белизной… Ладно, с Дороти все будет по-другому. Здесь я свободен от Кибби, от его черного заклятия, которое предшествовало моему. Здесь нет места иррациональной всеобъемлющей ненависти, исказившей мою жизнь, отравившей все вокруг. Здесь я смогу быть хорошим. Здесь мы оба обретем покой.

Только сначала надо кое-что закончить. Во-первых, я должен разобраться, что происходит между мной и Кибби. А во-вторых, найти отца. Которого здесь точно нет. Томлин вычеркнут из списка, старик Сэнди – тоже. Остается последний шанс: де Фретэ. Надо набраться смелости и встретиться с жирным гадом лицом к лицу. Надо выбить из него правду. Физически, если придется.

Итак, решено: прежде чем начинать новую жизнь в Калифорнии, я должен съездить домой.

IV. Обед.

⇐ Предыдущая 23 24 25 26 272829 30 31 32 Следующая ⇒