|
|||
Погружение27. Погружение
Впервые за время своей болезни Брайан испытывал настоящий страх – навязчивое, мучительное чувство. Приступы паники достигали такой силы, что казалось, душа вот-вот выскочит из трясущегося тела. Когда все только начиналось, ему было не до страха: все силы отнимала депрессия, да и мысли о Дэнни Скиннере, о его необъяснимой ненависти, не давали покоя. Теперь, оказавшись в одиночестве, Брайан Кибби впервые с ужасом задумался об ожидающей его участи. От этих мыслей волосы шевелились на затылке. Кибби с тоской оглядывал соседей по палате. Они были не похожи на него – старые, испитые, безнадежные хроники. Их можно было разделить на две категории: либо болезненно тощие, нервные, похожие на гигантских насекомых, либо вялые и разбухшие, как желтушные киты. Как он попал в их компанию? Молодой здоровый парень, ведущий праведную жизнь, подающий надежды,– за что ему такое проклятие? Кибби томился и роптал. Почему, почему? Старая ведьма была права: меня действительно сглазили! Но кто? Кому это надо? Унылые мысли прервал доктор Бойс – энергично ворвавшись в палату, он принялся рассказывать о предстоящей операции. Брайан слушал с возрастающим отчаянием. Наконец чувства хлынули через край, и он бледной рукой вцепился хирургу в запястье. – Почему, доктор?! Почему я?! Рэймонд Бойс слегка коснулся руки Кибби – этого хватило, чтобы тот устыдился и разжал пальцы. – Нужно быть сильным, Брайан. Подумай о матери, о сестре,– сказал он твердо, чувствуя легкое раздражение: больной окрестил его «доктором», тогда как по статусу старшего хирурга полагалось называть «мистер». – Но как?! Как я могу быть сильным, доктор? Я же ни в чем не виноват! Мне всего двадцать один год, а жизнь уже кончилась! Я ведь еще девственник, доктор! И так перед женщинами робел, а теперь и вовсе… Стряхнув брезгливую складку со щеки, хирург назидательно произнес: – Нам не дано знать, что ожидает за поворотом. Не теряй надежды, Брайан, не сдавайся! Как только Рэймонд Бойс ушел, Кибби начал жарко мечтать о Люси, представляя зеленое платье, сползающую с плеча бретельку… К черту гребаного Элдэра Клинтона и Элдэра Эллена с их гребаной брошюрой! Я тут умираю, блин! Умираю! Так и не потрахался ни разу… Надо было той старой ведьме засадить… Но лучше, конечно, не ведьме… а кой-кому другому… Воспаленное воображение с болезненной яркостью рисовало сладкие картины: они с Люси вдвоем на горной тропе. На ней зеленое платье, туфли на высоком каблуке; за спиной тяжелый рюкзак. Надрывается, бедняжка… Затхлую тишину больничной палаты порвал надсадный хриплый кашель – поперхнулся один из хроников. Заткнись, старая сука! Заткнись и подохни! Здесь только я и Люси, на горной тропинке… …устала, бедная. Пот по лицу так и бежит. А сволочь Хетэрхил… Нет. К черту Хетэрхила! – Иди в жопу, Ангус! Прогуляйся за пригорок, заводной походник! Кибби небрежно шевельнул рукой, и Ангус Хетэрхил покорно растаял на горизонте, как побитый пес. Люси тихо стояла рядом, по ее лицу катился пот. – Третий лишний, а?– ухмыльнулся Кибби. – Послушай, Брайан…– начала Люси. – Или что? Ребята говорят, ты одного за другим обслуживаешь, как на конвейере. Так я не против! Вот кину палку – и зови остальных. Хетэрхила, жирного Джеральда… Всех зови! Ты же этого хочешь, да? Чтобы мужики в очереди стояли? Ее глаза расширились, красные губы набухли. Кибби твердой рукой смахнул с ее плеч зеленые бретельки, которые находчивая фантазия надела поверх лямок рюкзака, и рванул платье вниз. Лифчика на ней не оказалось, голые груди хлынули наружу. Он смял их, навалился и ловко дал Люси подножку. Тяжелый рюкзак сослужил добрую службу – Люси упала навзничь на сырую траву. Длинные ноги взметнулись вверх, очень кстати задрав подол. Трусиков на ней тоже не оказалось. – С веселой песней, с рюкзачком…– декламировал Кибби, расстегивая ширинку.– И раз, и два, и три… А-а-а-а-ахх… о-о-охххх… Густая сперма брызнула в пижаму, просочилась на больничную простыню. Ну и хер с ней!
|
|||
|